Pride

Хонбин, наконец, привел мысли в порядок, думал Санхёк, наблюдая за тем, как тот орудует на кухне без признаков какой бы то ни было паники. Естественно, что смятение, которое тот испытывал первое время, в итоге, сошло на нет. Обычное дело даже для такого нервного создания, как Хонбин, не терпящего перемен. Волки в принципе не терпели перемен. И Санхёк знал об этом по себе. Поэтому же он и не высмеивал Хонбина, решившегося на такой большой шаг в своей жизни. С другой стороны, он знал, каким агрессивным тот может быть, когда ему приспичит что-то получить. Он надеялся, что у Тэгуна хватит силы воли, чтобы сладить с ним: стыдливым и поразительно настырным. Хонбин готовил, когда Тэгун с Хагёном постучали в дверь. Санхёк пошел открывать, бросив, что закончит крошить овощи, когда вернется. Он постарался включить в ужин блюдо по вкусам Хагёна. Зная теперь, что тот вегетарианец, Хонбин не мог это проигнорировать. Тэгун предложил помощь, едва переступил порог, Хагён сел за стол и спросил, есть ли у них вино. Увы, вина не было, не самый распространенный среди волков напиток. Хонбин работал ножом быстро и умело, словно тот был продолжением его руки. Тэгун наблюдал за ним с большим интересом. Они пришли намного раньше. – Ты отлично управляешься с ножами, – выговорил тот, отчасти, как комплимент, отчасти, как результат своих наблюдений. Хонбин посмотрел в ответ с таким видом, будто никогда не предавал значения своим навыкам. – Разве это не ожидаемо? – улыбнулся он нервно, как обычно настороженно относясь к похвале. – Я работаю в дубильне, в конце концов. Мне приходится использовать самые разные ножи, когда я выделываю шкуры. – Даже с учетом этого, все равно впечатляет. – Впечатляет? Нет, нет, я скорее… смотрю на это, как на необходимое условие или следствие моей работы. – Он спустил овощи в сковородку и перемешал. – Тебе стоит больше гордиться собой, – хмыкнул Тэгун. Неподалеку от них Хагён расспрашивал Санхёка насчет мастерской. – Да, но ты уверен, что хочешь посмотреть? Ты же вегетарианец и все такое. Хагён покачал головой. – О нет, я вегетарианец не потому, что возражаю против убийства Изгоев, наоборот, мысль о том, что они тоже чья-то добыча, приносит мне успокоение. Санхёк хотел было спросить, почему тогда Хагён отказался от мяса, и почему он так относится к Изгоям, те, конечно, жестокие и кровожадные существа, но как иначе, если они родом из пустошей, но это его не касалось. – Тогда следуй за мной. – Хагён с улыбкой поднялся с дивана. – Хонбина, я покажу Хагёну мастерскую, хорошо? Хонбин кивнул через плечо. Тэгун проследил за ними задумчивым взглядом. – Он пытается оставить нас наедине, – сказал тот, Хонбин обернулся. – Ему нужно перестать вмешиваться. – Можешь, пойти за ними, если тебя так напрягает мое общество, – отстраненно выговорил он, без издевки в голосе, лишь констатируя факт. – Все равно мне пока нечего тебе сказать. – Ты так молод, Хонбин, – вздохнул Тэгун. – Это естественно для тебя желать разных вещей, но это лишь видимость. – Конечно, ты-то этим не страдаешь. Ага, выискался образчик разума и опыта, оно и видно, – отозвался Хонбин, тихо, но с горчинкой, которая получилась случайно. – Ты меня совсем не знаешь, но пытаешься объяснять мне мои же мысли. После всех поцелуев, если бы ты знал меня, а без обиняков, ты не только не знаешь, но даже и не пытаешься узнать, – Хонбин сделал глубокий вдох, – ты бы представлял, что они значат для меня. Может, для тебя и ничего, но для меня: очень многое. – Сколько, по-твоему, мне лет, Хонбин? – спросил Тэгун весьма терпеливо. – Что? Не знаю… на пару лет старше? Три года максимум, – он нахмурился, когда тот покачал головой. – Я намного, намного старше. – Его взгляд словно затуманился. – Я не могу перестать думать… Постоянно пытаюсь понять, почему ты вообще заинтересовался в ком-то вроде меня. Я опозорил свой род. – Пауза. – Я слабый. И я показываю это слишком часто. Я причинял боль Хагёну бесчисленное количество раз из-за этого. Ты заслуживаешь лучшего, Хонбин, пару, которая сможет позаботиться о тебе. – Я более чем способен позаботиться о себе сам, меня не нужно защищать. Я могу выжить в одиночку и защитить себя. Мне нужна пара, а не телохранитель, – объяснил Хонбин тоном, словно говорил очевидные вещи. Тэгун выглядел растерянно. – И я не понимаю, в каком месте ты слабый. В твоем запахе нет и намека на слабость. – Есть… разные виды слабости. Хонбин подошел к нему, Тэгун молча смотрел за его приближением. – Так, может, я буду защищать тебя? – пошутил он с улыбкой, Тэгун смутился. – Если ты пытаешься оттолкнуть меня, старайся лучше, я не могу сосредоточиться ни на чем в последнее время, потому что только и делаю, что думаю о тебе. Ты хочешь меня, Тэгун? Хоть немного? – Уверяю тебя, немного – это слабо сказано, – выговорил тот, опустив глаза в пол. И ему не следовало так делать, но Хонбин не возражал. Он был слишком под впечатлением от его слов. – Я нахожу твою робость вкупе с прямолинейностью крайне милым сочетанием, – добавил Тэгун, пожевав губу, и отвел взгляд в сторону. – Не считая всех прочих качеств– – Нет, Хонбин выделывает, я только помогаю. Он не любит, когда я трогаю шкуры… – Санхёк зашел на кухню, и Тэгун осекся, Хонбин понадеялся, что по его лицу не видно, насколько неуместным было их возвращение именно сейчас. – Мы чему-то помешали? – Нет, – съязвил Хонбин, метнув в него свой самый скверный взгляд. Тэгун с Хагёном посмотрели друг на друга, когда последний появился на пороге. И тут же Тэгун обратился к дальнему углу кухни. – По-моему, пахнет горелым, – произнес Хагён и взмахом руки выключил плиту. Очнувшись от ступора, Хонбин пробормотал извинения. Санхёк переводил озадаченный взгляд между ними всеми, пока Тэгун не соскочил со стула. Извинившись, тот подхватил Хагёна под локоть и вывел за дверь. Теперь озадачился и Хонбин. Оказавшись в лавке, Тэгун выпустил Хагёна из захвата, тот ухмылялся. – Прекрати. Я не могу сосредоточиться, когда ты постоянно болтаешь в моей голове. – Ты бы предпочел, чтобы я озвучивал свои мысли вслух? – Я бы предпочел, чтобы ты держал свои шуточки при себе. Хагён усмехнулся с тем самым выражением, которое появлялось на лице, когда тот был чрезвычайно доволен своими проказами. Тэгун видел его слишком часто, чтобы не узнать. Колокольчик на входной двери тренькнул, и перед ними предстала женщина с виду намного старше их обоих, с огромным шрамом, пересекающим щеку. Она была заметно удивлена их присутствию. – А где Бинни и Хёкки? – На кухне, – дружелюбно улыбнулся Хагён. – Я скажу им, что вы пришли, госпожа? – Соджин, – представилась она осторожно, разглядывая Хагёна, но стоило ей обратить внимание на Тэгуна, как Хагён потерял для нее всякий интерес. Они встретились глазами. Тэгун выдержал ее взгляд, и Соджин прищурилась. – Что ты делаешь в лавке Хонбина? Тот не ответил, лишь продолжил смотреть на нее в упор. Она начала повторять вопрос более угрожающим голосом, но появился Хонбин с деревянной ложкой в руке и следом за ним Хагён, который скорчил физиономию, увидев, с какой враждебностью она смотрит на Тэгуна. – Я пригласил их на ужин, – сказал Хонбин, пытаясь развеять атмосферу, но она едва повела бровью. – Я задала ему вопрос, Бинни, я жду ответа. Тэгун промолчал и никак не выказал, что услышал ее. Она, похоже, была взбешена его молчанием. Хагён вышел вперед, и Тэгун повернулся к нему, словно мигом забыв про Соджин. – Тэгун не обязан перед тобой отчитываться, – выговорил жестко Хагён и, взяв того за руку, потянул за собой на кухню, но она еще не закончила. – Что ты за альфа такой, если позволяешь другим говорить за себя? – Это прозвучало чересчур вызывающе, и Хонбин оскорбился за Тэгуна, хотя тот никак не отреагировал. – Нуна! Соджин посмотрела на него, Хагён хотел вмешаться, но Тэгун не пустил его, покачав головой. – Они мои гости. Если они тебе неприятны, то лучше уходи. – Это он тот друг, которого ты упоминал? – Хонбин помедлил, но все-таки кивнул. – Хм. Ладно, как скажешь. Она развернулась на пятках и вышла из дома. Желтые глаза Хагёна отливали ярким золотом. – Не нужно было меня останавливать, – прорычал тот сквозь зубы. Хонбин угадывал в его лице неприкрытый гнев, с которым тот смотрел в ничего не выражающее лицо Тэгуна. – Она не имела права– – Тихо, со мной все нормально, – выдохнул Тэгун, затем успокаивающе сжал руку Хагёна и повторил: – Все хорошо. Успокойся. Поразительно, как мгновенно гнев Хагёна улетучился после этого, будто он маленький ребенок, притихший после короткой вспышки истерики. – Ненавижу, когда люди заедаются на тебя… Ненавижу. Тэгун понимающе кивнул и, поймав взгляд Хонбина, без слов попросил его проигнорировать эту ситуацию и вернуться на кухню. Тот так и сделал. Спустя минуту Тэгун с Хагёном отправились следом. На кухне Санхёк уже терся около плиты и полушепотом расспрашивал Хонбина, что случилось. – Это было грубо, – нахмурился Санхёк, Хонбин кивнул. – Она не имела права. Прийти в мой дом и оскорблять моих гостей… – он понизил голос: – Оскорблять мою пару. – Санхёк переспросил, что он сказал, Хонбин ответил: "Ничего". К ним подошел Тэгун, Хагён остался сидеть на диване и смотреть в стену, гневно постукивая ногой о пол, скрестив руки на груди. – Извините, что из-за меня заварилась эта каша, – склонив голову, с искренним сожалением выговорил тот. Внутри Хонбина все встрепенулось в настойчивом желании утешить. – Нет, все в порядке! Она была не права, прошу, не извиняйся, от этого мое сердце разрывается на куски, – протараторил он в спешке. Санхёк дернулся, вынул ложку из его руки и посоветовал пойти на склад, и там по-человечески поговорить, пообещав присмотреть за всем. Хонбин обменялся с ним взглядами, тот еще раз заверил, что справится, и кивнул с улыбкой на дверь. Тогда он обернулся на Тэгуна и попросил следовать за ним. Тот немного помялся, но пошел. Они вышли через дверь на задний двор, миновали вереницу покосившихся сушилок с растянутыми на них шкурами, за которые Хонбин рассыпался в бурных извинениях. Нескончаемый поток "прости" за запах, за бардак, за неудобства не угасал, пока Тэгун не поймал его за запястье и не произнес убедительным тоном, что ему все равно. Они оказались в комнате, не такой и пыльной, как могло бы быть, но Хонбин тут же поспешил распахнуть окно. – Прост– – Хонбин, все нормально, – повторил снова Тэгун со смешком. Хонбин вытер ладони о штаны, по сути, чтобы стряхнуть пыль, но на самом деле еще и стереть пот. – Точно, – он помялся. – Я, в общем, подумал, что не совсем справедливо с моей стороны было расспрашивать тебя о прошлом и требовать доверять мне больше, когда я ничего толком не рассказал о себе. В этой комнате хранятся все мои воспоминания. – Глаза Тэгуна на мгновение расширились, и он открыл рот, чтобы сказать что-то, но Хонбин поднял руку и тихо попросил дать ему закончить. Тэгун позволил. Он совсем не ожидал, что они будут говорить об этом. Он думал, Хонбин захочет обсудить ситуацию с Соджин, никак не это… – Я родился на воле, как и Санхёк… – Тэгун чувствовал себя неловко все время, пока тот говорил немного смущенно, он абсолютно растерялся. – Я сбежал оттуда, когда был совсем юным, сразу после Инициации, потому что не захотел склонить голову перед альфой, как все от меня ждали. Альфы на воле жестокие существа, я никогда не мог понять, почему мои гены должны определять мою ценность. – Хонбин скованно почесал шею, непривыкший никому рассказывать о себе. – Я перебрался сюда после того, как понял, что не выживу там своими силами. Я хотел быть охотником, но на воле омеги не охотятся. Здесь я быстро заработал репутацию самой неприятной омеги района, потому что отвергал всех альф, которые встречались на пути, – он сделал паузу, потому что Тэгун зарылся рукой в волосы с видом, как будто хотел сказать что-то. – Так было, пока я не встретил тебя, как ты понимаешь… – торопливо добавил он, взгляд Тэгуна встретился с его, и в лице того Хонбин увидел какую-то легкую панику, причин которой не знал. – Теперь мне тяжело быть вдалеке от тебя. Я думаю о тебе, ты снишься мне постоянно, это так унизительно, что я не могу даже толком поговорить с тобой, и в довершение всего ты мне не веришь– – Хонбин. – Он замолчал, Тэгун смотрел на него с болью в глазах, затем вздохнул, опустился на пыльный диван и обмяк. – Я живу уже очень давно, ты не представляешь, насколько. Я родился в деревне далеко отсюда, – начал тот, глядя в пол. – Жил там с двумя сестрами и матерью, отец погиб во время войны. Войны? Но войн не было с тех пор, как… Проект Совершенствование набрал силу и привел людей к их нынешнему состоянию. Так, по крайней мере, ему рассказывали родители. – Меня обвинили в воровстве и бросили в тюрьму в другой стране, там я убил человека и был приговорен к смерти. Тот, кого я убил, был важной шишкой, судя по всему. Но взамен того, чтобы казнить, меня определили под проект Инициатива Совершенствование, где я получил своего зверя. Он не убил меня, но и не был от меня в большом восторге. Он так и не стал частью меня. Он ранит людей, и из-за того, что я слабый, может взять контроль надо мной. Я уверен, ты видел шрамы Хагёна. – Тэгун выглядел сгорающим от стыда, Хонбин стоял, широко раскрыв глаза. Слишком много новой информации сыпалось на него. – Я не такой, как ты. Годы эволюции принесли мир между тобой и волком, я же… – он замолчал, тщательно взвешивая слова, – я другой. – Тэг– – Мне пора идти. – Тэгун встал и направился к двери, и, может, из рефлекса, может, из-за ощущения, что тот собирается оставить его вот так навсегда, но Хонбин поймал его за руку, и яркая вспышка чужого очень-очень громкого воспоминания пронзила его мозг, как нож. Он кричал. С этим ничего не выйдет, он не протянет долго. Похоже, зверь отвергает носителя, уничтожить субъект? Нет. Оставь его, может, что-нибудь получится. Кто это? Лев. Тэгун отдернул руку и нахмурился, Хонбин вернулся в настоящее, знакомое чувство тошноты накрыло его, как волной. Давненько его не затягивало так сильно в чью-то голову. Разум Тэгуна был намного громче, чем когда-либо звучал его голос. – Ты… – Я не хотел этого, извини. Хонбин немедленно замотал головой в потребности убедить того в обратном, но двинуться с места не посмел, пока мир не перестанет кружиться. – Пожалуйста, не уходи, прошу тебя. – Он сделал неуверенный шаг навстречу Тэгуну и с облегчением увидел, что тот не отступил назад. Тэгун часто был таким неуловимым, но сейчас смотрел за его приближением, тихо, но внимательно, не сводил глаз, пока они не оказались лицом к лицу. Хонбин только шептал, не зная, правильные ли выбирает слова, лишь отчаянно надеясь не заступориться: – Прошу тебя, не отталкивай меня. – В его глазах на миг зажегся дерзкий огонек. – Я охотник, я не перестану преследовать тебя. Они стояли так близко друг к другу, что он слышал каждый вдох Тэгуна, и запах сандалового дерева и пепла заполнял его нос, как и аромат свежей одежды и чистых волос, и тепло, которое исходило от того волнами. У альф от природы температура тела была выше, чтобы держать мышцы всегда разогретыми и готовыми к нападению, но Тэгун не был охотником, он нежный, и его кожа везде гладкая, чистая и неиспорченная, тогда как сам Хонбин покрыт шрамами и веснушками. Ладонь Тэгуна легла на его щеку, большим пальцем он провел под глазом и скользнул по скуле. – Ты очень красивый, – тихо, несмотря на окружающую их тишину, выговорил тот. – Я обычный, – немного смущенно отозвался Хонбин. – Весь в шрамах и отметинах, как… ходячая катастрофа какая-то. – Мне нравятся твои веснушки, благодаря им ты выглядишь здоровым. – Тэгун на секунду задумался, дыхание Хонбина перехватило, а руки обвисли, не зная, куда им приткнуться. – Ты напоминаешь мне о доме, как и твой запах. Как будто все в тебе старается разрушить мою решимость. – И получается? – спросил он, голос получился воздушный и надломился, Тэгун не обратил внимания, взамен кивнул. – Ты перестанешь избегать меня? – Кивок. – И будешь сразу отвечать на любой вопрос, который я задам? – Еще один кивок. – Отлично. Э… Я слишком раскомандовался? Я не хотел– Тот рассмеялся, Хонбин замолчал. – Сама искренность, – улыбнулся тот, широко и открыто, глаза превратились в щелочки, Хонбин лупоглазо моргнул: Тэгун превращался в другого человека, когда улыбался. Они встретились глазами, и Тэгун выдержал его взгляд, смотрел мягко, не подавляюще, просто твердо и прочно. Хонбин хотел встретить конец своих дней под этим взглядом. – Ты знаешь, я напуган, – признался Тэгун, рука Хонбина взметнулась к его шее и погладила под челюстью, из чувства привязанности и будто приглашая продолжить предложение. Тот потерся о его запястье. – Не хочу разрушить твое сложившееся обо мне впечатление, – прошептал едва слышно, поверх звука собственного дыхания. Мир был восстановлен. Они вернулись за стол, поужинали, и Тэгун с Хагёном ушли. Хонбин словно парил над землей и чувствовал, что достиг чего-то важного, словно у того, что между ними было, наконец-то появилось название. Наконец-то у них получилось вывести отношения из непонятного тумана, который Хонбин ненавидел. Он, может, и был неуверенным, но недоговоренность воспринимал хуже прямых отказов. Теперь душа его была спокойна, кончики пальцев горели свежими воспоминаниями о прикосновениях к коже Тэгуна, внутри разливалось тепло, как после каждого раза, когда они целовались, в независимости, который по счету был этот поцелуй. Он задумался о сказанном Тэгуном и о фрагменте памяти, который случайно увидел. Он не знал, как отнестись к этому. Не знал, что думал о лабиринте шрамов, которые видел под тонкой, свободной футболкой Хагёна сегодня. Тот не стеснялся их, не старался скрыть. Он как будто и не замечал их, и тем более не зацикливался. Тэгун волновался о них куда сильней. Иногда глаза того задерживались на теле Хагёна куда дольше, чем было приемлимым. И если раньше Хонбин думал, что за этим стояло скрытое желание, то теперь он решил, что… скорее всего, это была вина. Волки – жестокие существа, их общество живет насилием. И шрамы – явление неприятное, но отнюдь не редкое, Хонбина сложно ими шокировать, даже если очень постараться. Он даже не может заставить себя осудить Тэгуна за это. Так бывает, что голос зверя, порой, оказывается громче голоса человека. Это случается, это естественный процесс. Но Тэгун об этом не знает. Он никогда не жил среди себе подобных. И потом то воспоминание… Тэгун живет довольно долго на свете, получается, но это тоже нельзя было назвать поводом призадуматься. Ни для кого из его знакомых волков возраст не был проблемой. Они следовали за инстинктом и запахом, за силой и надежностью, не за возрастом или даже внешностью. Когда приходила пора искать пару, даже альф заботило больше то, что внутри, а не все прочее. Они сближались сломанные и покрытые шрамами, потому что зверь решал, кто достоен. Остальные части картинки складывались самостоятельно с течением времени. Так что ничто сказанное Тэгуном не могло ничего изменить, Хонбин все равно мечтательно вздыхал о нем, как щенок. Щенячья любовь. Буквально. За окном садилось солнце, и по знакомому жару, охватившему его, он знал, что течка приближается снова. Раньше времени и без предупреждения в попытке синхронизироваться с гоном Тэгуна. Явление природы, Хонбин ожидал этого. Санхёк наблюдал за ним со стула в другом конце комнаты, видел, как тот ворочается в простынях. Он не спросил ничего и не сказал ничего. Им не нужно было обсуждать сегодняшний день, чтобы сойтись на том, что все прошло удачно. Да и насмотревшись на то, как улыбка дергает вверх уголки губ Хонбина, Санхёку было без надобности нарушать тишину расспросами. Иногда ему казалось, что нужно было воздержаться от приема лекарств, чтобы он мог узнать, как им лучше поступить, и так обоим избежать ненужных страданий. Хонбин сплачивал их вместе, делал то, что Санхёк, как альфа, не смог. Не после того, как был изгнан, как видел взгляд матери, направленный на него, как на полнейшее разочарование, хотя он был в то время таким маленьким, что едва мог понять, что происходит. Он помнил, как целыми днями торчал в доме Хонбина, в его комнате, прячась от своих родителей и всей деревни. Пока однажды Хонбин не пришел, растрепанный и заплаканный, и не сказал, что не может больше тут оставаться. Что ему все опротивело. Что он хочет уйти. Давай уйдем. Сбежим отсюда. Санхёк припомнил свой вопрос, а куда они пойдут, ведь в мире нет места для таких, как они. А даже если и есть, то… пустоши вокруг смертоносны и безжалостны. Они были еще совсем детьми. Тогда Хонбин сказал, и даже сейчас Санхёк считал, что для него, тринадцатилетнего подростка, очень по-взрослому было подметить это, что они уже мертвы здесь. Тот обернулся волком. И Санхёк, который был вполовину меньше себя нынешнего, залез к нему на спину. И, конечно, они попали в лапы Изгоев. И Хонбина едва не разорвали. И они чудесным образом встретили Соджин, совершавшую свою первую вылазку. И их доставили сюда. И Санхёк не мог не думать о том, скольким был обязан Хонбину: за силу, благодаря которой тот вытащил их оттуда и сражался за место под солнцем, за жизнь, которой они жили все эти годы. Он не помнил, чтобы хоть раз в прошлом видел Хонбина таким преисполненным надежд и счастливым, как сейчас. Даже когда они попали сюда. В тот миг они испытывали только страх. Они жили с Соджин и ее парой, учились, как освежевать тушу, и как выделать шкуру в дубильне напротив. И сколько Хонбин работал, нацеленный только на отличный результат. Всегда стыдящийся своей природы, но слишком гордый, чтобы скрывать ее. Тот столько, столько сделал. Может, Хонбин не был его семьей, но был семьей, не родным братом, но братом. Плотью и кровью Санхёка, родившимися у другой матери и другого отца. И он боялся видеть Хонбина таким: открытым и доверчивым, ведь тот не знал Тэгуна ни капельки, но тем не менее должен, был обязан подталкивать его и поддерживать, потому что отчаянно хотел, чтобы Хонбин был счастлив. Он семья, единственная семья, которая у Санхёка есть. И он смотрел, как тот сидит и улыбается чему-то себе под нос, и жалел, что принимает лекарства, и поэтому не может заглянуть в будущее. Не может узнать, что их ждет. Не может. Он взмолился всем известным богам, чтобы они даровали Хонбину то, чего не дали ему: покой в душе. ~×~ Хагён сидел у кассы, а Тэгун постукивал кончиком карандаша о блокнот, пытаясь сфокусироваться, без какого бы то ни было успеха. – Тебе необязательно делать это сейчас, Тэгуни. – Думаешь, я правильно поступаю, подпуская его так близко? – наконец, сдался он и начал покрывать почеркушками уголок страницы. – Когда в последний раз кто-то настолько сближался со мной. – Его мысли, кроме того, что страстные и излишне графичные, исключительно чисты. Он хороший малый, – сказал тот, нежно касаясь пальцами его волос. Он вздохнул, плечи расслабились. – Он хочет тебя. Отчаянно. – Дети постоянно что-то хотят. Я слишком старомоден и попросту… стар. Точка. Хагён хихикнул. – А я намного тебя старше. И, когда мы встретились, ты был приблизительно его возраста, и это не помешало нам трахаться год или два. Тэгун скривился от его слов. – И я о чем твержу. К тому же времена были абсолютно другими, – он бросил карандаш и обернулся к Хагёну. – Твое сердце было разбито, а я был бесконечно озлоблен. Хагён призадумался на мгновение. – Мое сердце еще не было разбито, я просто грустил и имел слишком много свободного времени. Кроме того, ты мне нравился: широкие плечи и печать скорби. Тэгун скорчил еще одну физиономию, Хагён рассмеялся. – Сколько тебе тогда было? Двадцать два? Двадцать три? – Двадцать четыре, – выдохнул Тэгун. – А, да. Точно, – в тон ему выдохнул Хагён. – Ошибок мы насовершали массу, не спорю, но… подумай, где бы мы сейчас были, если б не они? Уж не тут, это факт. – Мысль проскочила в голове Тэгуна, и Хагён поспешил поцокать языком. – Тэгун. Он посмотрел на начало одного из шрамов, виднеющееся в вырезе футболки. – Моя футболка, – сказал он просто, слишком просто для человека, чей разум никогда не молчит. – И? Хочешь ее вернуть? – Хагёну не нужно ничего озвучивать, чтобы дать понять, что он хочет сказать. Они проходили через это множество, множество раз в прошлом. – Тэгун, кто мы с тобой? – Я думаю, в языке не хватит слов, чтобы нас описать, Хагён, – мягко ответил Тэгун, опускаясь щекой на стол. – Но ты мне доверяешь? – продолжил Хагён. – Да. – И сильно? – Всецело. – Почему? – Потому что мы страницы одной книги. – Именно, – согласился Хагён и продолжил нежно: – А теперь отдыхай. Ты постоянно на взводе из-за Хонбина, словно он охотится на тебя, а не встречаться пытается. – Это одно и то же, – со смехом сказал Тэгун. Хагён тоже улыбнулся и шутливо толкнул его в бок. – Ты ужасный. – Я знаю. – Но я люблю тебя. – Я знаю. – Ну-ка, не зазнавайся! Тэгун рассмеялся, а Хагён состроил недовольную физиономию, которую он видел столько раз за все эти годы. Хоть она и была недовольной, но скрывала улыбку, он знал. В конце концов, лучше всего Хагён умел скрывать.