Pride

Соджин пригласила его в дом. Санхёк оставил обувь у порога и последовал за ней. Он увидел, как она коротко поклонилась фотографии мужа в гостиной, затем они оказались в кладовке, где стояло несколько открытых коробок и разложенных вокруг вещей. По ним Санхёк догадался, что они тоже когда-то принадлежали ее паре, и выкинуть их у нее так и не нашлось решимости. – Видишь ли, когда я наткнулась на него у вас дома тогда, я кое-что вспомнила, – начала она, поймав взгляд Санхёка, – поэтому я разобрала вещи Сонхо, в частности, его книги. Но среди разложенных вещей была и его одежда, очевидно, этот поступок тяжело ей дался. Санхёк не стал втирать соль в ее раны. Никакого удовольствия ему это не приносило. – И как вещи Энди связаны с Тэгуном, нуна? – Он осмелился присесть на один из стульев в комнате. Уже знакомый с местными порядками, он знал, как не получить рык от Соджин за то, что сел на место, где позволено было сидеть только ее мужу. Она улыбнулась, услышав прозвище, но продлилось это пару секунд. – Его дед был художником. Сонхо сохранил его рисунки, когда тот умер. Рисовал дед мастерски, его жена не была оборотнем, и они жили далеко отсюда, не могу сказать, где точно. – Она взяла книгу и достала сложенный внутрь лист бумаги, который вручила Санхёку. – Взгляни сам. Бумага была старой, пахла странно. Санхёк не был самым аккуратным человеком на свете, но умудрился развернуть рисунок, не порвав его. Соджин стояла, скрестив руки на груди, и ждала его реакцию. И она ее получила. Санхёк поднял брови и оглянулся на нее, желая получить объяснения. – Что это значит, нуна? Она пожала плечами и прикусила ноготь. – Я не уверена, но сдается мне, что-то важное, раз оно хранилось столько лет в семье. На бумаге был изображен Тэгун, Санхёк не сомневался. Лицо один в один его. Голова опущена, длинные волосы убраны в хвост, лишь несколько прядей выбилось из прически, глаза смотрят вниз, рот приоткрыт. И общий вид – усталый. В уголке рисунка витиеватым росчерком значилось "Львиная гордость". – Сонхо объяснял мне как-то раз, когда мы перебирали его вещи, что в его семье часто вспоминали об этом, и его дедушка, представь только, получил этот рисунок от своего дедушки, когда был еще совсем щенком. – Я… слышал какие-то слухи про Тэгуна с Хагёном, – нахмурился Санхёк, – что они не меняются со временем. Что они, вероятно, одни из основателей Купола? Соджин нахмурилась тоже и опустила взгляд. – Моя мать была… – Она снова повернулась к нему. – Она тоже была телепатом, постоянно расспрашивала, получает ли Хонбин должное обучение. Но замедлять старение? Я думала, она шутила со мной, но что если это правда? – Если он действительно обладает такой силой, если они настолько старые, как мы думаем, значит, он из чистокровных. Теперь она села. – Господи… Хонбин не должен связываться с чистокровным. Санхёк не совсем понял, о чем она говорит. – Помнишь, как Сонхо рассказывал вам о давних-предавних временах, еще до нас, когда жили люди? – Он кивнул. – Они же не испарились сами, последняя война, которая прошлась по земле, оставила мир снаружи таким, какой он сейчас есть. И выжившие в ней чистокровные были теми, кто обыскал каждый уголок планеты и разрушил все оставшиеся человеческие города до основания. Те, кто поддерживал их, присоединились к ним, остальных попросту истребили. Ту войну назвали Чисткой. – Санхёк расширил глаза. – Потом их взгляды на то, как человеческий род должен развиваться, стали меняться, так что некоторые отделились и построили новые Столицы, и наша одна из них. Города постепенно разрастались, чистокровные смешивались с людьми, и так появились мы. Мы все полукровки по сути. – Подожди, нуна. Ты хочешь сказать, что Тэгун из тех самых чистокровных? – Она промолчала, Санхёк откинулся на спинку стула. – Все это место, весь Купол защищает какая-то сила, благодаря ей никто снаружи не может войти сюда, большинство верит в богов, но чистокровные – куда более логичное объяснение, – поделилась она, Санхёк наморщил лоб. – Чистокровные, может, и ненавидели друг друга, но они позволили своим потомкам перемещаться между Столицами и жить свободно. – Но как мы это докажем? – спросил он, Соджин замолчала. – Знаешь, я не могу вывалить эти новости на Хонбина без существенных доказательств. Он спятит нахуй, а я не хочу сломать ему жизнь из-за каких-то слухов. – Хёкки… – Нуна, он заслужил свое счастье. Он, наконец, обрел какой-то душевный покой, потому что встретил Тэгуна, и мы не можем пустить это коту под хвост. – Он вскочил и положил рисунок на стол. Она вздохнула. – Санхёка, я понимаю, что ты хочешь лучшего для него, но я не могу– – Нуна, он пара Хонбина. – Она замолчала в ошеломлении. – Ты хочешь лишить его счастья, превратив Тэгуна в какую-то угрозу, которой он, может, даже и не является. Он и так пережил слишком много разочарований, чтобы получить еще одно. Повисла пауза. Наконец, она вздохнула, Санхёк почувствовал приближающуюся головную боль. – Даже если он чистокровный, как ты говоришь, это не означает автоматически, что он опасен. Будь рациональной. – Она, похоже, глубоко задумалась, Санхёк смирился, что на свидание сегодня вряд ли успеет. – Помочь тебе сложить вещи обратно в коробки? Она подняла глаза и слабо улыбнулась. – Конечно. ~+~ Только на следующий день Санхёк покинул дом Соджин. Она пошла вместе с ним, собираясь извиниться (или хотя бы попытаться), перед Хонбином за свою резкость по отношению к его паре. Переступив порог кухни, они обнаружили стол, заставленный вкусностями, и Хонбина, сидящего на ступеньках и грызущего в задумчивости ногти. Шея его вся была покрыта синяками и укусами, из одежды присутствовали лишь футболка и трусы, похоже, выходить на улицу тот не намеревался. На ногах тоже были синяки, Санхёк логично предположил, как и в других, скрытых от глаз местах. – Боги, Хонбин, с тобой все в порядке? Он пытался тебя убить? – Хонбин обернулся на его вскрик с видом, будто только заметил чужое присутствие. В общем-то, так и было. – Я в порядке, – чуть заторможено отозвался он. – Вы рано… Завтракали уже? – Блять, серьезно… Ты, правда, вырубил его? Вы подрались или что? Он наверху? – Санхёк вознамерился подняться по ступенькам, но Хонбин поймал его за руку и стащил вниз. – Не ходи туда, мне нужно еще вымыть там все. – Прости, вымыть? – До Санхёка донесся смешок Соджин, который она запоздало решила замаскировать чихом. – Ничего выдающегося, просто слегка переборщили… Сломали кое-что, – смущенно отозвался Хонбин, Санхёк округлил глаза. – Посиди пока тут, поешь. Тэгун приготовил завтрак перед уходом. Глаза Соджин задержались на его укушенном запястье, хорошо, что Санхёк еще не заметил ничего. Она промолчала. – Разговор об этом не закончен, Хонбин. И я позову Воншика! – выкрикнул Санхёк в его спину, он пробурчал "Как хочешь, мам" и звонко зевнул. Они устроились на кухне, Соджин налила себе чай. – Это обычное дело, Хёкки, – сказала она. – Я бы первая закричала, если что-нибудь было не так. – Санхёк выгнул бровь, она сделала глоток. – Еще минуту назад ты собиралась испортить их отношения, что изменилось? Хвалить Тэгуна Санхёку не хотелось, но блинчики на вкус были потрясающими. – Называй это женской интуицией, – ответила Соджин, он фыркнул и получил пинок под столом. – Прояви уважение, щенок. С гримасой боли и надув обиженно губы, он потер щиколотку. – То есть он выглядит, словно катился кубарем с горы, но это нормально? – Вполне, – согласилась она, пробуя тост. – Тебе это кажется дикостью, но ты просто не видел нас с Сонхо. – Нуна, фу, не хочу даже слышать! – Она улыбнулась и оглянулась на лестницу, по ступенькам которой вдруг проскакали деревяшки. – Хёка… Вынеси во двор, пожалуйста, м? – Через секунду. – Ты не помнишь, где я оставил ведро? Санхёк подавился кофе. – Надеюсь, там нет никаких отвратительных пятен на стенах! Или я поднимусь сейчас и побью тебя. – Только немного крови, расслабься. О, нашел ведро. То, с каким лицом Санхёк посмотрел на Соджин, заставило ее в открытую рассмеяться. Он скривился. – Сколько ему осталось жить? – Все будет отлично, – ответила она, Санхёк присмирел. – Он будет еще какое-то время не в себе, позволь ему. Или он тебя покусает. – Можешь не продолжать, – мрачно пробормотал он, поднося кружку к губам. ~+~ Хагён вошел в гостиную, когда Тэгун сидел на диване и рассматривал след от укуса на запястье. – О, ты вернулся… – Приблизившись, тот встал за ним и облокотился на его спину. – Завтракал? Тэгун вздохнул, не ответив, откинулся на него тоже и взглянул наверх, встретился глазами, прежде чем поднять руку и коснуться чужой щеки. – Прости, что так долго. – Ничего, – улыбнулся Хагён, черты лица еще хранили мягкость после сна. – Получил удовольствие? – Сполна, – в ответ улыбнулся Тэгун. – И хорошо. – Хагён направился в кухню. Оказавшись у плиты, тот потянулся, задрав руки кверху, и Тэгуну на секунду стал виден его живот. – Поможешь мне с завтраком? Поднявшись с дивана, он подошел и стал вынимать из шкафа ингредиенты. – Твой разум непривычно тих, видимо, все прошло гладко. – Гладко – не самое подходящее слово для того, что там происходило. – Он выложил яйца и масло на стол, думая приготовить вафли, которые Хагён так любил. Сам он их есть не собирался. Хагён уже на другом конце кухни накрывал стол, двигая предметы, не прикасаясь к ним. Обычно Хагён предпочитал это делать руками, но сегодня как будто казался слишком уставшим, чтобы напрягаться, поэтому пользовался силой мысли. Усевшись на кухонный стол и прикрыв глаза в полной тишине, тот заставлял вилки и ложки вылетать из ящиков и укладываться рядом с тарелками. – Устал? – Кошмары, – честно ответил Хагён. – Ты знаешь, как оно бывает. – Мы можем пойти еще поспать, если хочешь. – Хагён улыбнулся и покачал головой, у него было слишком много дел запланировано, чтобы позволить себе нежиться в постели. – Имей в виду, если решишь присоединиться ко мне. – Спасибо, солнце. – Тэгун протянул ему чай, Хагён с удовольствием втянул любимый запах. – Расскажи уже, как все прошло у вас. Видимо, ты настроен всерьез, раз позволил ему укусить себя. – Видимо, да, – смутился Тэгун, Хагён улыбнулся из-за кружки. – Он очаровал меня, вынужден признать. И пусть я едва ли считаю себя подходящей партией для него, вместе с тем, не могу не потакать ему во всем. – Говоришь, что потакаешь, а сам наверняка жалеешь, что не сможешь носить эти синяки на спине подольше, – хихикнул Хагён, Тэгун бросил на него укоризненный взгляд. Снова стало тихо. – Я видел новое письмо на столе, – наконец, выговорил он. Хагён хмыкнул. – Не играй так легко с их чувствами, Хагён. – Я и не играю. Люди сами неверно воспринимают мои намерения. – На лице Тэгуна появилось скептическое выражение. – Честно! – Я знаю тебя, Хагён. И ты знаешь, как влияешь на людей, и ты слышишь их мысли. – Тот, защищаясь, скрестил руки на груди. – То, что они там себе выдумывают, на их совести, я ни при чем. Тэгун пальцем поднял его подбородок к себе и заглянул в глаза. Хагён опешил. – Не закрывайся от меня. – Тот вздохнул и уткнулся в его ладонь. – Ты понимаешь, о чем я, не мучай их своим молчанием, это несправедливо. Но в голосе Тэгуна не было обвинений, Хагён на миг прикрыл глаза. – Я знаю… Я знаю. Я не выспался, извини. – Тэгун промолчал и отошел расставить тарелки на столе, затем вернулся и с тихим вздохом положил руку Хагёну на шею. – Я разберусь с ними, обещаю, я… всего лишь не хочу разбитых сердец. Я слышу их и… – Время все излечит. Как и всегда, – перебил Тэгун, Хагён обнял его крепко, и он погладил его по спине, утешая. – Время вылечило нас, вылечит и их. – Я устал… Здесь так шумно… Шумно и еще как. Новые души всегда были громкими. – Я знаю, мы вернемся в летнюю башню, и ты, наконец, сможешь выспаться в тишине. – Как же твой мальчик? Тэгун задумчиво хмыкнул. Он уже пытался найти решение. – Ему придется понять, как все устроено, как мы живем… Кто мы такие, – помолчал немного, задержав глаза на свежей ране от укуса на запястье. – Если он будет против, мы просто исчезнем. Как много раз делали в прошлом. Взгляд Хагёна сменился сочувствующим. – Я буду рядом, если он подведет нас. – Тэгун поднял глаза и встретился с ним взглядами. – Ты не вспомнишь его, а он не вспомнит тебя. Тэгун опустил голову, и Хагён тихо поцеловал его макушку. Как бы он хотел уберечь Тэгуна от боли, от страданий. Если бы он мог вымолить у богов защиту, получить направление. Но он не мог. Они никогда не могли. Боги не слушали его в прошлом, вероятно, не станут слушать и сейчас. ~+~ Санхёк наблюдал за тем, как Хонбин старательно оттирал стену в коридоре от крови. Соджин оставила их, сказав, что вернется позже, когда тот придет в себя. – Нужна помощь? – Не, я справлюсь, – тихо ответил Хонбин. Что-то в нем изменилось, но что, Санхёк никак не мог дать этому название. – Как твое свидание? – Я не пошел. Хонбин замер и обернулся к нему. – Что-то случилось? – Нуна разбирала вещи Энди, и я вызвался помочь. – Тот понимающе хмыкнул и кивнул. – Она не хотела об этом разговаривать, но часть его одежды была вынута из коробки, и ты понимаешь, что это значит. – Он не пытался утаить правду. Это было. Соджин скорее всего смотрела на одежду и сопротивлялась подступающим слезам, как обычно. Лучше было не расспрашивать. Сонхо погиб несколько лет назад, когда Изгои прорвались за ворота. Их район расположен ближе всего к ним, поэтому на них первых пришелся удар. Пока подоспели стражи, того уже сильно потрепали. Соджин отчаянно пыталась спасти его, несмотря на то, что сама была ранена. Все усилия были напрасны, даже когда появились лекари, шансов не было. Воншик тогда только начал работать в лазарете и тоже был там, Соджин цеплялась за него в тихой истерике, пока слезы вины катились по ее щекам. Она подвела его. Она знала, что подвела его. И никого другого никогда она не обвиняла в том, что случилось, альфы не винят других в своих ошибках. Нет. В тот год она подстриглась коротко, начала курить свои сигареты и перестала улыбаться. Они сделали все, чтобы поддержать ее, но не обидеть своим вмешательством, а она продолжила жить, потому что привыкла выживать любой ценой и биться за свою жизнь до последней капли крови. Но она всегда помнила о нем, как помнили и они. Она держала спальню закрытой и спала в комнате для гостей, и мысли об этом разбивали сердце Санхёка, когда он думал, как она отказывалась открывать ту дверь, чтобы не видеть простыни и покрывало, его книги и очки для чтения. Она говорила, что часть ее умерла в тот день, и что никогда больше она не войдет туда. Порой Санхёк спрашивал себя, такой ли жизни Энди хотел для нее. Но она была сильной, и ее зверь был сильным, выносливым. И она отлично справлялась. – Я все равно волнуюсь за нее. – Ей приходилось и хуже, – сказал Хонбин, сев на пол и привалившись к стене. – Она ест и спит, и выходит из дома. Она работает и общается с людьми, и иногда даже улыбается. – Короткий вздох. – Она самая сильная женщина из тех, кого я знаю. На ее месте я не знаю, что бы делал. А Санхёк знал. Он бы бился за них и продолжал жить ради них двоих, таких похожих упрямцев, не желающих сидеть тихо. – Но хватит о грустном, – хитро улыбнулся он, желая сменить тему. – Стоило ли ожидание того? В смысле, вы сломали стул и несколько ваз, я надеюсь, что стоило. – Я не смогу объяснить, – отозвался Хонбин все еще серьезным тоном, чего Санхёк абсолютно не ожидал. – Можешь шутить над нами сколько влезет, но… он дарит мне умиротворение. Он принес столько покоя в мою жизнь, я не в силах… – он запнулся, пытаясь подобрать слова. Санхёк молча смотрел на него, он не видел Хонбина настроенным настолько серьезно с тех пор, как они убежали из дома. – Я все еще пытаюсь понять свои чувства… Но как бы я хотел, чтобы все могли испытать эти ощущения… И секс тоже… – Хонбин шумно выдохнул, будто избавляясь от переполняющих впечатлений. – Ого, да ты ошарашен. Это правда. Он именно что ошарашен, как и сказал Санхёк. Когда Хонбин вернулся в комнату с намерением сменить постельное белье, то присел на край кровати и сразу зарылся в простынь носом. Пахло приятно. Наволочки поменять рука тоже не поднялась, так он мог лежать на подушке и чувствовать присутствие Тэгуна. Взгляд взметнулся к царапинам, оставшимся на изголовье кровати. Он закрыл дверь. Зеркало тоже выжило, в нем отражались все фиолетовые пятна и царапины, и следы от укусов, со вздохом Хонбин провел пальцем по покрытой синяками коже. Хотел бы он, чтобы Тэгун задержался у него подольше. Неизвестно, сколько он так простоял, мысленно подсчитывая повреждения и обдумывая их, касаясь себя руками и пытаясь собраться с мыслями, вернуться в прежнее русло. Так трудно было соображать, когда внутренности без конца терзало и скручивало, он чувствовал удовлетворение, но знал, что это лишь временное облегчение. Он прилег на постель, и если бы ему было дело до другого, то понял бы по отяжелевшим конечностям, что провалится в сон поразительно быстро.