Pride

Закончив с делами в городе, перед возвращением домой Санхёк зашел пропустить стаканчик к господину Волку, как в округе его называли, настоящее имя создателя Волчьего пойла ему было неизвестно, когда внезапно земля заходила под ногами. Санхёк внутренне приготовился к известию о прорыве стены, но господин Волк остался спокоен, даже слишком спокоен, будто растерялся, как реагировать. – Летняя башня… – пробормотал тот себе под нос, но Санхёк услышал. – Что за летняя башня? Тот показал наверх, и, обернувшись, Санхёк увидел, что высокое здание, на которое раньше он едва обращал внимание, испускает золотистое и серебристое свечение, его глаза расширились. – Что это такое?! – Когда я был еще щенком, я видел, как башня закрылась, с тех пор она стояла глухая. – Санхёк нахмурился. – Мой отец был убит горем, но когда я спросил, что случилось, тот не знал, что ответить… Его накрыло необъяснимой тоской. – Господин Волк, я пойду. – Тот кивнул, сказал, что все равно собирается закрыться на день, подумать. Санхёк поспешил вернуться к Хонбину, но нашел его стоящим посреди улицы вместе с остальными жителями района. Они не сводили глаз с башни, которая еще мгновение назад, казалось, была всего лишь каменным столпом на горизонте. – Хонбин! Тот обернулся на окрик с абсолютно ошеломленным видом. – Санхёка… – Ты как? – Хонбин молча кивнул, его руки заметно подрагивали, когда взгляд падал на башню. – Я чувствую… слабость, – выдохнул тот и покачнулся. Хорошо, что Санхёк оказался рядом, чтобы подхватить его, иначе Хонбин бы осел на землю. – Мы идем к Воншику, – твердо произнес Санхёк. Если бы не дрожь, внезапно охватившая все тело, Хонбин бы постарался возразить ему. Но, может, Санхёк был прав. Он не знал. Так и не успев ответить, он потерял сознание. ~×~ В его голове разворачивалось очередное воспоминание. В этот раз Тэгун разглядывал свои длинные, острые ногти, сидя на берегу небольшого ручья, не кристально чистого, но сносного. – Твои волосы опять отросли, – донесся голос Хагёна. Тэгун обернулся через плечо, и тот улыбнулся ему знакомой Хонбину улыбкой, или, возможно, чуть более пылкой, чтобы ее можно было счесть дружеской. – Тебе стоит присоединиться к остальным и поспать. Хагён покачал головой. – Они говорят, нам нужно разделиться. – Тот опустился рядом с Тэгуном, он отвел глаза. – В этот раз они серьезно настроены, я читал мысли Джонхёна. – Я с ними согласен. – Прекрасно, и куда мы отправимся? – В голосе Хагёна ни капли сомнения. – Мы? – удивился Тэгун. Это чувство охватило его в первую секунду, наполнило надеждой и исчезло без следа в следующую. Хагён должен уйти с ними, уйти с ней. – Не должен, – отозвался тот, Тэгун поймал его взгляд. – Я ничего не говорил, чтобы ты отвечал. – Разве это обязательно? Повисла пауза. Ладонь Хагёна коснулась его руки, скользнула к шее, к щеке, легла на макушку. Тэгун вздохнул, напряжение спало. – Ты можешь остаться с ней… Быть с ней. Не считай себя обязанным остаться. – Убеждай себя сколько угодно, но твой разум хочет, чтобы я остался с тобой, – выговорил Хагён и склонился чуть ближе, чем было уместно. – Мой разум эгоистичен. Ты любишь ее, только ее одну, я знаю это, и мы оба знаем, что это не изменится. – Тэгун видел, как Хагён внутренне содрогнулся, и почувствовал укол вины, но не смягчил своих слов. Они должны были проговорить это хотя бы раз. – Ты прав, но она не любит меня и никогда не полюбит. – Своим тоном Хагён будто поставил точку в этом обсуждении. Закончив с этой темой, он приготовился перейти к следующей. – Я дал тебе обещание, и ты обещал мне кое-что. – Я не смогу жить в ее тени, Хагён, – через силу выговорил Тэгун, словно каждое слово далось ему с болью. – И я не попрошу тебя об этом. – Знакомым движением Хагён оседлал его колени и легко коснулся губ, поцелуй вышел соленым, тот плакал. – Давай покончим с этим, – выдавил Хагён, но голос прозвучал решительно, в Хагёне всегда было столько решительности. Только благодаря ей они держались вместе, как одно целое. – Лишь в последний раз, чтобы я запомнил, каково это… – Нервозные нотки? О нет. – Подари мне эти ощущения напоследок. Им был необходим предлог, и хороший, чтобы совершить свои ошибки еще один раз. И как естественно это происходило, как легко было Тэгуну перекатить их обоих, поменять местами и поцеловать так, словно они могли умереть в любой момент, словно у них заканчивалось время. Но время замерло. Хагён посмотрел на ручей, и его течение остановилось, мушки зависли в воздухе, все вокруг… Все вокруг, кроме них, замерло, как на картинке. – Ты остановил время для нас? Хагён улыбался, пряча свою печаль, только слезы хлынули новым потоком. Тэгун тихо сцеловывал их с его щек. – Как отчаянно романтично с твоей стороны… Мы были приговорены с самого начала. Я всегда знал об этом, когда видел, как ты смотришь на нее. Они не стали раздеваться. Это был лишь момент, которому суждено было пройти. И затягивать не имело смысла, но Тэгуну, видимо, нравилось себя терзать. Поэтому они привычно ласкали друг друга, они не были пламенем, скорее кипящей водой, наслаждались близостью на том уровне, когда легко забыть, что они с самого начала не были предназначены друг для друга. – Если бы я мог себя пересилить, если бы я мог выбирать… Не нужно, четко подумал он. Тэгун знал, что Хагён пытался сказать. Если бы Хагён мог выбирать, он выбрал бы Тэгуна, а не ее. Он знал это. Они поцеловались взамен. Если бы Хагён мог выбирать, если бы Тэгун мог управлять своим зверем, если бы они встретились, как обычные смертные, а не как измученные, потерянные души. Но такова была их жизнь. Таков был их мир. И он был пыткой. Им нужно было закончить здесь и сейчас. Больше не быть настолько близкими, слишком близкими. Слишком. Хагён ахнул, когда рука Тэгуна скользнула между его ног, и ладонь коснулась его плоти, обхватив так плотно, что тот толкнулся навстречу движению, а пальцы вырвали несколько травинок из земли. Хагён дышал с наслаждением, хотя Тэгун не делал ничего нового, ласкал его, как всегда, но тот целовал его в ответ и всхлипывал в его рот, потому что знал, что ощущает это в последний раз. Это удовольствие, которое только Тэгун, изучивший его лучше кого бы то ни было, мог ему дать. – Я знаю, что не заслуживаю этого... – У Хагёна перехватило дыхание, он отчаянно пытался задержаться в этом миге на дольше. – Но позволь мне остаться с тобой… – договорил почти бездыханным голосом. – Хагён… – Я знаю. Я знаю, о чем ты думаешь, и я согласен. – Тот прикрыл глаза, позволив словам выскользнуть одновременно с подступившей неумолимой, как сама смерть, разрядкой. – Т-ты единственный, кто… Хагён, будто умирая, издал тихий, полузадушенный и очень несчастный стон. И все было кончено. Совсем все. Тэгун вытер руку о траву. Понимание произошедшего накрыло их обоих. Хагён, еще переживая пик наслаждения, свернулся в тугой комок и всхлипнул в последний раз. Тэгун с тихим сочувствием коснулся его волос и поднял глаза в небо, отказываясь лить слезы по любви, у которой несмотря на все ее искренность, никогда не было шанса выжить. – Если ты хочешь путешествовать со мной, пожалуйста. Я солгу, если скажу, что ты мне не нужен. – Он наклонился и поцеловал катящуюся по щеке Хагёна слезинку, тот отвернулся. Точно… Больше они так не делают. – Время лечит, Хагён… – сказал он поразительно смиренным голосом. – Помни, я навсегда твой меч, тебе не нужно будет больше убивать. Хагён вытер слезы и сел ровно, поправил на себе одежду. Он был сильным, несмотря на то, что был и очень эмоциональным. – И я навсегда твой щит. Никто никогда больше не причинит тебе боль. Они посмотрели в глаза друг другу, и Тэгун был рад, что тот не дотронулся до него, иначе от его решимости не осталось бы и следа. Но Хагён знал все на свете. Конечно, знал и это тоже. Им нужно было уходить. Хонбин очнулся со слезами на глазах. Его эмпатия была настолько сильной, что заставила переживать чувства Тэгуна, как свои собственные. Они оставили его дрожащим и задыхающимся. Такого раньше не случалось. Его никогда не затягивало в чужие воспоминания. Но, видимо, Тэгун был настолько ему близок. – О, ты пришел в себя. – Низкий голос Воншика вернул его из мыслей в настоящее. Легкий привкус горечи остался во рту после личного наблюдения за тем, насколько сильны были чувства Тэгуна к Хагёну. Не трудно было догадаться, что имя этой горечи – ревность. Хонбин вдруг задумался, появился бы Тэгун сейчас, если бы не он, а Хагён потерял сознание. Или дело было не в этом… Ведь Тэгун дал ему время осмыслить все. – Хонбин? – На этот раз он сфокусировался быстрее и посмотрел в добродушное лицо Воншика. – Я… Я в порядке, – сказал он, не зная, должен ли он кому-то рассказать о своих видениях, с другой стороны, он был не из тех, кто делится своей жизнью. – Пожалуйста, задержись ненадолго, я хочу убедиться, что ты здоров, – попросил Воншик, делая, как обычно, пометки в своем блокноте. – Я заметил, ты покрыт ссадинами и царапинами. Болит где-нибудь? Подрался? – Столько личных вопросов. – Судя по укусу на запястье, это должно быть часть брачного ритуала? – Хонбин напрягся, Воншик с пониманием улыбнулся. – Расслабься. Воздействие. Хонбин сразу почувствовал его… Воншика окружала приятная комфортная аура, свойственная его виду, но кроме того он еще мог манипулировать эмоциями других. Часто это помогало успокаивать родственников, вводить в сон пациентов и направлять их на путь исцеления. Хонбин не отрицал, что немного покоя ему сейчас бы пригодилось. – Извини… И спасибо за эмоции. Воншик мягко взлохматил челку Хонбина ручкой и отошел с улыбкой и видом, что не нужно его благодарить. Его ноги никогда толком не касались земли. – Джун, предупредишь Санхёка насчет Хонбина? Он просил сообщить ему, когда он очнется. – Да, господин, – ответила она с кивком. Хонбин всегда находил странным, что люди тут общались очень формально друг с другом, кроме, наверное, одного Воншика, который по-простому относился ко всем. С первой минуты знакомства тот ощущался, как близкий друг. – И так. – Воншик сел рядом с Хонбином, который не произнес ни слова и не пошевелился с той самой секунды, как Воншик отошел. – Что тебя беспокоит? – Я надумал себе опять всякого, как обычно, – пожал плечами Хонбин. Он не собирался обсуждать свои чувства даже с Воншиком, несмотря на его лишенный осуждения взгляд. – Может, мне стоит попросить богов ниспослать мне ответы, как делает твой народ. – Наверное, это прозвучало едко, но Воншик не обиделся. – Боги дали тебе жизнь, разве ты не должен быть благодарен им за это, о каких благах еще ты просишь? Хонбин поднял глаза на него и увидел, что тот смотрит в ответ, закрыв блокнот, с всезнающей улыбкой на губах. – Ты сам управляешь своей жизнью. Никто не отнимал у тебя этого права, и я уверен, ты выбьешь все зубы тому, кто попытается. Иногда Хонбину казалось, что из-за низкого голоса все, что говорил Воншик, звучало в разы серьезней, чем тот планировал. Так, он подозревал, что окончание фразы должно было быть шуткой, но… не был уверен наверняка. Санхёк ворвался в палату весь запыхавшийся и выглядящий так, будто бежал не из дома, а из тюрьмы. – Я видел красный дым, все в порядке? – Все хорошо, – отозвался Воншик и повернулся к Хонбину на кровати, немного хмурясь от того, какой переполох внесло появление Санхёка. – Но я бы предпочел, чтобы Хонбин задержался на часик, чтобы я… – Нет, я в порядке. Я пойду домой, – сказал Хонбин, уже опустив ноги на пол. – Я вспомнил об одном неотложном деле в лавке, кроме того, я чувствую себя лучше. Воншик не стал его останавливать, он никогда не пытался. – Не перенапрягай себя и поешь немного перед сном. – Как скажете, доктор, – улыбнулся Хонбин, и Воншик лишь вздохнул, признавая бесполезность настаивать. – Идем. Хонбин сгреб Санхёка в охапку и утащил за собой. Значит, он сам управляет своей жизнью? Хорошо. Пришло время увидеться с Тэгуном. ~×~ Только Тэгуна на месте не оказалось. И не только его самого, но даже их дома на месте не оказалось. Санхёк, который не переставал жаловаться всю дорогу, стоял рядом притихший и смотрел на пустое пространство, где раньше находился тату-салон. – Простите, – торопливо обратился Хонбин к двум девушкам, проходящим мимо. В одной из них он узнал ученицу Хагёна, ту, с которой флиртовал Санхёк на одном из уроков, где они были. – Ты не знаешь, что стало с тату-салоном, который тут находился? Тэгун с Хагёном переехали куда-то? – Тэгун и… Хагён? Сонхи, ты знаешь, о ком они? – спросила девушка у своей подруги, та покачала головой. – Я даже не уверена, что тут был тату-салон. Я давно тут живу и не помню, чтобы видела. Санхёк заметил, что руки Хонбина задрожали, и сразу подошел поддержать за локоть, чтобы тот снова не потерял сознание. – Спасибо, – поблагодарил он девушек. – Она… Она не знает, я заглянул в ее голову, она никогда не слышала о них. – Хонбин явно был немного не в себе, обычно тот не позволял себе читать чужие мысли. – Но мы же… и они… были тут. Санхёк нахмурился. – Они исчезли? – Голос Хонбина опустился почти до шепота. – Он что… бросил меня? Хонбин сделал глубокий вдох, и глаза наполнились слезами. Санхёк настоял, чтобы тот присел, и сказал, что сходит за чаем. Хонбину нужно было успокоиться, еще один приступ его паники Санхёк бы не пережил. Хонбин смотрел на свой укус на запястье, чай остывал, а Санхёк не знал, что делать. Но по крайней мере, сейчас тот выглядел спокойнее. – Мне нужно его увидеть, Санхёка… Думаешь, он исчез навсегда? Может, мне все это приснилось? – Хонбин, успокойся. – Что, если это его способ сказать, что я ему больше не нужен? – Хонбин… – Что, если я разбил ему сердце в последнюю нашу встречу, и он решил держаться от меня подальше? – Хонбин, перестань. – Тот замолчал, только тихо вздыхал и выглядел беспомощным. Чего Санхёк пытался избежать. – Прости… Санхёк вздохнул. Им стоило вернуться домой. Хонбину нужно было выспаться и поесть, после они решат, что им делать. – Вернемся домой, утром будем разбираться, что к чему. Сон никак не желал приходить. Но когда, наконец, пришел, то привел с собой еще кое-что. Хонбин, цепляясь за остатки своего сознания, мог только спросить, за что сны так над ним издеваются. Или за что наказывают. – Лео? – Он не знал, кому принадлежал голос, но Лео знал. Джихён. – Здравствуй. – Веселишься с детьми? – Ее голос звучал немного ирреально, ее облик был почти прозрачным. Она через многое прошла, чтобы стать такой. Крик, полный ужаса, когда она увидела себя мертвой на столе, то, что Тэгун никогда не забудет, он вспоминает его каждый раз, как встречается с ней. Ее дети, как она их назвала, окружили ее, словно светлячки. Тэгун всегда любил детей. – В их компании на душе становится спокойней, – отозвался он, с улыбкой наблюдая за кружащей вокруг них стайкой бесплотных призраков, подобных Джихён. – Почему ты не с Хагёном? Потому что Хагён попросил у него позволения остаться одному. И он согласился. – Нам нужно время подумать и решить, что мы будем делать, когда разойдемся. Он хотел попрощаться со всеми. Она понимающе улыбнулась. Ее присутствие всегда было ему в радость, это было как оказаться на островке тишины посреди бушующего моря, которым был его мозг. За годы путешествий с ними он привязался к ней, не без постоянного сводничества со стороны Хагёна, конечно. – Не принимай слова Джонхёна близко к сердцу, ты знаешь, ты не при чем. – Я не принимаю. Я и сам собирался уйти. Ее рука зависла над его плечом, но не коснулась, она не могла сделать это. – И какие твои планы, в таком случае? – Такие же, как твои. Просто хочу жить в мире, – он улыбнулся своим ладоням, не в силах выдержать ее взгляд. – Этого же хочет и Хагён. Ее улыбка светилась, как вся ее фигура. Тэгун не заметил, что заулыбался в ответ. Он не хотел делать расставание еще более неуклюжим, чем и так выходило. – Я думаю, у тебя все получится, Лео. – Пауза. – Давайте все постараемся сделать будущее лучше для наших потомков. – Она смотрела на своих детей какое-то время, пока вновь не обернулась к нему. – Можешь оказать мне услугу? Вам пригодится это на пути обратно. Тэгун промолчал. Она издала свист продолжительный и высокий, и все ее дети замерли на мгновение, уставившись на нее. – Равия, подойди. – Ребенок, не выглядящий старше шести, запинаясь, подбежал к ней. – Хочешь отправиться в путешествие с Лео? Рави был ее сыном, когда у нее еще было тело, в котором она жила. И он выжил, потому что она не позволила ему умереть. Взамен он стал вот таким. Ребенком, которому требовалась масса концентрации, чтобы оставаться плотным. Ни для кого не было тайной, что он был ее любимцем. Ее единственное дитя, рожденное в любви с мужчиной. – Если ты так хочешь, мама. Тэгун протянул руку с намерением вмешаться. – Ты защитишь мое дитя, Лео? – улыбнулась она, и Тэгун не смог возразить. Появился Хагён, его глаза выглядели опухшими, скорее всего он плакал недавно. – Все в порядке? – спросил тот слабо. – Твой разум громче, чем обычно. Если Хагён интересовался его разумом, значит, период одиночества закончился. – Возьмите Рави с собой, – сказала она с грустью в глазах. – Ему лучше будет с теми, кто сможет его защитить, от меня тут немного проку. – Она посмотрела на Хагёна, и тот замер на месте. – Я не знаю никого, кому бы доверяла больше, чем вам двоим. Вы позаботитесь о моем малыше. Тэгун наклонился к ребенку, теребящему края своей рубахи в пальцах. Один его глаз был белым, как у Джихён. – Ты хочешь пойти с нами? Мальчик встретился с ним взглядом, и Тэгун не знал, что добавить. – У вас красивые глаза, господин Лео… – Зови меня Тэгун, – попросил он, Рави сел рядом с ним. – У вас два имени, господин Тэгун? Мама сказала, что меня должны были звать Воншик, – выговорил тот, Тэгун улыбнулся. Глаза Рави были такими же добрыми, как у его матери. – Но вы можете звать меня Рави, если хотите. – Сохрани оба имени, – вмешался Хагён, опустившись на корточки и погладив платиновую макушку. – Можно? – возбужденно отозвался ребенок. – Конечно, – согласился Тэгун, и тот подскочил на ноги. – Я должен рассказать Боре-нуне об этом. Два имени – это очень много! – Улыбка Рави так напоминала ее. Тот побежал прочь, и они оба остались с ужасом смотреть ему вслед. – Он вырастет и станет целителем, как я, – сказала Джихён, в глазах Хагёна промелькнула печаль. И ничего удивительного. Хагён влюблен в нее. Хонбин открыл глаза, вокруг стояла темень. Само исчезновение Тэгуна доставляло ему переживаний, так еще эти вспышки воспоминаний, отзвук его страданий… Он не мог понять, почему картинки продолжали появляться перед ним. Тэгун вынуждал его заглядывать к себе в голову? Зачем? Зачем его продолжали мучить этими воспоминаниями, если Тэгуна даже не было рядом, а он находился один в своей кровати посреди ночи с заплаканными глазами из-за прошлого, которое даже не принадлежало ему. Прошлое осталось в прошлом… Сгинуло. И не должно было преследовать его. Он повертелся на постели и подумал горько, что если Тэгун изначально собирался оставить его так, тогда бы забрал свои воспоминания с собой, чтобы не лишать Хонбина сна. Рассвета пришлось долго ждать. В какой-то момент Хонбин оказался на кухне возле раковины с кружкой черного чая в руке. В тишине мысли, не переставая, преследовали его, Тэгун не должен был всего этого ему показывать, учитывая, как много, очевидно, это значило для того. Ему стоило вернуться в кровать. Серьезно, вернуться в кровать и попытаться еще поспать. Послышался стук в дверь. Хонбин тихо чертыхнулся, кто посмел явиться и стучать, когда солнце еще толком не взошло над горизонтом? Тэгун. Это оказался Тэгун. Хонбин не успел даже ничего сказать, тот переступил порог и сразу вжал его в дверь. – Доброе утро, любимый. Слышал, ты потерял сознание. – От Воншика? Или, лучше сказать, от Рави? Оказывается, у него два имени, и это очень много! – Тэгун улыбнулся его вспышке утренней язвительности, склонился ближе и укусил за нижнюю губу с тихим утробным рыком. Лев. Его лев. Тепло от собственного приступа собственничества разлилось внутри него, кровь требовательно запела в венах. – Не очень дружишь с моими воспоминаниями, как я погляжу. – Я не очень дружу с твоим исчезновением, – возразил Хонбин. – Не дружу с твоим отсутствием, с тем, какую пустоту ощущаю внутри без тебя рядом. – Он прищурил глаза, Тэгун ответил нежной улыбкой. От этой нежности яростный взгляд его быстро сменился надутыми губами. – Но сейчас я достаточно рядом? – спросил тот, водя носом за его ухом. – Нет… – выдохнул Хонбин, наклоняя голову, позволяя Тэгуну вжать его сильнее в деревянную дверь, а резным украшениям на ней впиться ему в спину. – Лучше? – На этот раз он только слабо кивнул, Тэгун оставлял поцелуи на его шее. – Прости, что оставил тебя одного, были причины. – Тэгун царапнул зубами его ключицу, и он вздрогнул, тот улыбнулся. – Ты все еще рад мне, несмотря на то, что видел? Несмотря на то, что я делал? После прошлой встречи я засомневался в тебе. – Я среагировал слишком бурно. Я это могу. Я беспокойный, недружелюбный и легко впадаю в отчаяние, но даже мысль… – Тэгун приподнял его и усадил на кухонный стол. – Даже мысль оставить тебя мне не приходила в голову. Бросить тебя из-за этого, значит, согласиться с тем, что я не заслуживал тебя с самого начала. Тэгун коснулся его щеки, и ох, он так скучал по этому ощущению. Пальцы того обрисовали его лицо и скользнули ниже на грудь, на живот, зацепившись за резинку трусов, оставшись там, как напоминание. – Если ты хочешь, я могу попросить Хагёна, и он сотрет твои воспоминания обо мне. Ты освободишься от меня и от моих грехов. Нет. Вместо того, что повторить это вслух, Хонбин выбрал поцеловать его, руки и ноги обвились вокруг тела Тэгуна, чтобы удержать его как можно ближе, чтобы дышать им. Вновь впустить его запах внутрь себя, в свои легкие, в свою кровь, под кожу, всюду. Голодный взгляд Тэгуна, которым тот смотрел на него, обладал властью, лишал Хонбина костей и оставлял дрожать. Когда чужие пальцы, что лишь касались кромки белья, скользнули внутрь, он задохнулся воздухом и неохотно разорвал поцелуй, чтобы застонать в открытую. И тогда он вспомнил про Санхёка наверху. – Тэгун, – зашептал он на выдохе. – Подожди, Санхёк… – Его тут нет, – уверенно ответил Тэгун, но Хонбин не был столь же уверен, хотя сомневаться не хотелось, он чувствовал огонь по всему телу, который вспыхнул еще жарче, когда Тэгун, наконец, обхватил рукой его член, слава всему живому. – В смысле, – всхлипнул он, обвивая руками чужую шею, притягивая Тэгуна ближе к своей груди, туда, где слышалось биение его сердца. – Его нет? Тот целовал его грудь и ключицы, затем горячее дыхание не опалило ухо. – Пожалуйста, кончи для меня. – Его шепот сводил с ума, а учитывая, как он сам хотел быть хорошим для Тэгуна, он мог только подчиниться. – Что ты делаешь со мной… – ломко отозвался Хонбин, голос еще слишком бездыханный после оргазма. Похоже, где бы и как Тэгун его не касался, одних его прикосновений хватало, чтобы свести с ума. Это немного настораживало. – Что значит, Санхёка нет? – Это сон, – мягко произнес Тэгун. – Твой сон. – Образно выражаясь или в самом деле, – нахмурился Хонбин. – Всамделишнее не бывает, – издал смешок Тэгун и положил палец между сдвинутых бровей Хонбина, чтобы стереть хмурое выражение. – Ты спишь. – То есть ты… Плод моего воображения? Я что, настолько зачах без секса? – В этот раз Тэгун открыто рассмеялся, Хонбин снова нахмурился. – Нет, это из-за укуса на твоем запястье, – продолжая улыбаться, сказал тот. – Ты дал мне разрешение приходить в твои сны. Ты вызвал меня. – Я вызвал тебя? – Хмурое выражение сменилось насмешливым, Тэгун кивнул. – Да. – Тот отстранился от него. – И то, что ты укусил меня, усилило твои силы, все силы… Моя кровь позволяет это. Хонбин смотрел недоумевающе, пока Тэгун осматривался по сторонам. – Если бы ты больше доверял своему зверю, ты мог бы призвать меня в любой момент, но ты сопротивляешься… Поэтому и страдаешь. – Я не сопротивляюсь! – фыркнул он, спрыгнул со стола и последовал за Тэгуном к раковине, куда тот пошел, чтобы вымыть руку. – И откуда ты все знаешь? – Хагён, – просто ответил тот. Хонбин наморщился. – Что? Что с лицом? Он протянул Тэгуну полотенце, тот взял. – Ничего. – Воспоминания о том, что мы делали, не отпускают тебя, не так ли? – Тот положил полотенце на стул. – Ты ревнуешь? Думаешь о том, что мы испытывали друг к другу… – Перестань. – Хонбин, возможно, прикрикнул на него, Тэгун не обратил внимания. – Зачем ты мне это говоришь? – Говорил же, ты сопротивляешься зверю, – с пониманием улыбнулся тот. – Зверь собственник и эгоист, а ты пытаешься урезонить его… Поэтому ты всегда на взводе. – И что ты мне предлагаешь? А? Хочешь, чтобы я психовал из-за того, чего не могу и не имею права? Из-за того, что ты бросил меня и исчез? – Его голос звенел на повышенных нотах, но Тэгун смотрел спокойно, отчего-то это лишь распаляло сильней. – Хочешь, чтобы я загонялся из-за вашего с Хагёном прошлого, о котором я едва что-то знаю? Чтобы я заводился каждый раз, когда ты смотришь на него, как должен смотреть на меня? Наверное, он звучал жалко, наверное, это была полностью его вина, раз Тэгун не произнес ни слова. Его молчание было худшим наказанием. – Так и знай, что я психую! Я загоняюсь! И завожусь! Да! Я ревную! Доволен? – договорил он практически на последнем дыхании, даже не заметил, что подошел вплотную к Тэгуну, тот стоял молча и выглядел умиротворенно, не требовал отойти. – Дело не в том, что я хочу от тебя. Я хочу тебя. Но я не могу получить тебя, потому что ты продолжаешь отрицать свои слабости, – выговорил Тэгун. Хонбин хотел возразить, все же он был в настроении поскандалить сейчас, но тот продолжил: – Никто не может быть сильным в одиночку. Я не смог, ты не сможешь… Если ты хочешь нуждаться во мне, нуждайся. – Тэгун оставил поцелуй между его нахмуренных бровей. – Если хочешь быть требовательным, будь им… Хочешь мое время, мое внимание, мою силу – что угодно. – Его взгляд, как успокаивающая мазь, действовал на взбудораженные нервы Хонбина. – Все, что тебе нужно, лишь попросить. Я не могу читать твои мысли, – улыбнулся тот, и плечи Хонбина поникли. Он почувствовал себя самым глупым. – Тэгун, мне жал… – Тот склонился и поцеловал его нежно, ободряюще, его руки дернулись к рукам Тэгуна. Накатила слабость. – Мне не нужны твои извинения. Мне нужно твое доверие… – сказал тот и добавил чуть более низким и теплым голосом: – Мне нужно знать, что ты мой, тогда я смогу стать твоим. И сказанное им слово "мой" не вызвало в Хонбине никакого сопротивления, тот не пытался принизить его этим, не умалял его достоинства, а давал убежище… Место, где он мог спрятаться, если все вокруг начнет рушиться и потеряет всякий смысл. Тишина. Оно обещало ему тишину. Тэгун прижался лбом к его лбу, и Хонбин вздохнул, прикрывая глаза. – Что ты делаешь со мной… – повторил он, обмякая в его объятиях, Тэгуну пришлось подхватить его, иначе он бы сполз на пол. Тот улыбнулся и угукнул, и вибрация в чужой груди эхом отозвалась в его собственной. Стоять так было приятно. Тэгун целовал его волосы и гладил затылок. – Когда ты вернешься? – Скоро… Ты должен дождаться меня, – выговорил тот, прозвучало, как прощание. – Ты постараешься? Он не ответил вслух, но кивнул. Тэгуну этого оказалось достаточно. – Сколько у нас еще есть времени? – Немного. – Взгляд Тэгуна опустился на Хонбина, его лицо под маской спокойствия тщательно скрывало разочарование. – Пока ты не проснешься. – Хагён… Ты любил его? – Любил. Очень долгое время, – произнес тот без сожаления. Тэгун не стыдился признаваться в этой любви, и это было правильно, но это не значило, что Хонбин не ощутил вновь легкий укол вспыхнувшей в груди ревности. – И я уверен, он тоже меня любил, но недостаточно сильно. – Знакомое ощущение. – Несправедливо с его стороны было так говорить, но в чувствах вообще мало справедливости, иначе Тэгун сейчас был бы с Хагёном, а не с ним. Взгляд Тэгуна вернулся к нему, и Хонбин захотел опустить глаза вниз, но удержался. – Я не люблю Хагёна больше, а он не любит меня. – Откуда ты можешь знать? – То, что в этот момент в улыбку Тэгуна вкралась грустинка, вызвало в Хонбине желание забрать сказанное обратно. – Потому что он забыл меня, но никогда не забывал ее. Сердце Хонбина, казалось, тоже чуть треснуло от этого признания. Тэгун звучал так, словно был заменимым, и смирился со своей участью. – Я все еще считаю, что ему следовало уйти с ней. Меня не покидает ощущение, что я удерживаю его от того, чтобы сиять во всю силу. С другой стороны, моя собственническая натура нуждается в нем. У меня никогда не было никого кроме него. Благодаря ему я не сошел с ума. Он был моей скалой, когда я бушевал штормом. Я не могу объяснить, скольким обязан ему. Он говорит, что не хочет покидать меня, но на самом деле, не то чтобы он мог быть с ней. Хотя бы со мной он может жить, зная, что никогда не будет со мной, но с ней… Он бы не вынес этого. От того, как Тэгун выкладывал на обозрение все свои чувства, у Хонбина переворачивались внутренности. Ему не стоило брякать, что попало, не стоило смешивать абсолютно разные вещи. – История наших отношений чуть не разрушила нас… Долгое время он был тем, о ком я грезил, но сейчас я рад, что все закончилось. – На губах Тэгуна появилась крошечная ухмылка. – И, в конце концов, у меня появился ты. Ему было сказано не извиняться, поэтому он не стал. Взамен он обнял Тэгуна за шею и прижал к себе. Да, у Тэгуна был он. И он принадлежал ему целиком и полностью. Осознание этого подействовало, как ушат холодной воды. – Прости, что заставил чувствовать себя так. Хагён – единственный, кто был со мной все эти годы. Я люблю его, но не так, как тебе могло показаться. Хонбин представил себе жизнь без Санхёка, без кудахчущего над ним Санхёка, к которому всегда возвращался мыслями, как в порт. Было несправедливо заставлять Тэгуна выбирать, как он только что сделал, сам-то он никогда бы не оставил Санхёка. – Я знаю, знаю… Я не подумал. Забудь, что я сказал. Я просто испугался, что могу потерять тебя. – Не бойся. Время стерло все, что было между мной и Хагёном. Нет ничего, что я бы ни сделал для него, это правда, но не меньше я бы сделал для тебя. Хонбин почувствовал волну дрожи во всем теле, взгляд затуманился. – Черт тебя дери, обязательно нужно говорить это так? – смутился Хонбин, всхлипнул и заморгал, прогоняя непрошеные слезы. Тэгун улыбнулся. Все было в порядке, раз тот улыбался. С ним все будет хорошо. С ними обоими. – Умело льешь мед в уши. Из всех вариантов, как Тэгун мог бы продолжить разговор, тот выбрал нежный поцелуй, которым коснулся его подрагивающих губ, и шепот: "Я рад, что ты простил меня", из-за них Хонбин потянулся к нему снова за новым поцелуем. Что Тэгун с ним творил. Тот приподнял его и отнес на диван. Хонбин знал, что он не легкий, не хрупкий и не невесомый, он весь состоял из сплошных мускулов, высокий и угловатый, но Тэгуну поднять его не составило никакого труда. Словно он маленькая вещица, которую можно таскать с собой повсюду. Удивительно, как его перестали беспокоить эти сравнения. С другой стороны, удивительно, как вообще были возможны такие похожие на реальность сны. Удивительно, что его руки не дрожали, когда он задирал футболку на Тэгуне. Удивительно, как он чувствовал себя любимым и опекаемым, хотя тот говорил ему об этом лишь раз. Рука Тэгуна слепо – они не переставали целоваться – скользнула вниз по его животу в штаны, где было влажно, заставив Хонбина слабо ахнуть в его губы. Тот разулыбался. Мерзавец. – Уже? – спросил тот тихо, извлекая пальцы, чтобы посмотреть на мерцающую в слабом свете комнаты влагу. – Всегда… Для тебя всегда. – Подобная отчаянная искренность не была свойственна Хонбину, но он все же признался, зная, что Тэгуну будет приятно услышать. И в самом деле тот выглядел довольным, в противном случае Хонбин бы умер со стыда. – Мой прекрасный мальчик. – Его щеки мгновенно вспыхнули, взгляд заметался, избегая взгляда Тэгуна, пока не уткнулся в сторону. – Мальчик? Но он не нашел в себе сил сопротивляться, возражать, только не когда Тэгун смотрел на него, как на сокровище, гордился тем, что он остался рядом и не бунтовал, после всего услышанного и увиденного. – Тебе не нравится? Тэгун провел пальцем вдоль линии челюсти, осторожно, будто испрашивая прощения, совсем не так, как в прошлый раз. Какая разница между зверем и человеком. Человек Тэгун обезоруживал и ошеломлял, Хонбин сомневался, что сможет вынести его. Между ними все было наполнено смыслом, не было ничего первобытного, ничего животного. Все было продумано, предназначено для того, чтобы оставить его не способным пошевелиться, дать ему время осознать, какой лужей он может стать. У него не нашлось сил ответить на заданный вопрос, но он помотал головой, Тэгун улыбнулся довольно. – Хорошо, – сказал тот, будто вознаграждая за отсутствие возражений, и снова поцеловал в губы, в шею, то место, где полагалось находиться клейму. Это прикосновение вызвало в Хонбине желание съежиться против воли, но не потому, что он был против идеи. Нет. Он хотел этого. Хотел, чтобы Тэгун вонзил клыки в его тело и присвоил его, сделал своим. Он хотел стать его целиком, полностью, бесспорно, чтобы все это увидели, чтобы унюхали с его кожи, с его одежды. Осознание стало таким откровением, что он ахнул, а во рту пересохло, легкие вдруг показались слишком маленькими для всего того воздуха, который был ему нужен. – Тэгун… – Тот отстранился с вопросительным взглядом и медленно стянул свитер. Хонбин замолчал, завороженно проследив взглядом за черными отметинами на чужих руках, плечах и вокруг шеи. Только когда Тэгун коснулся его щеки, он вернулся в реальность. – П-прости, ты такой красивый. – Тот порозовел. – Укуси меня, – попросил он. – Мы во сне, это ничего не изменит, – мягко выговорил Тэгун, глядя на него. Его футболка полетела на пол вслед за свитером. – Это неважно. Пусть это будет обещание, – сказал Хонбин. Он потянулся к нему и стиснул его теплую ладонь в своих прохладных руках. – Чтобы ты вернулся ко мне. Я хочу быть твоим, больше всего на свете. Я не могу представить сейчас, как жил столько времени без тебя. Он задыхался, голова кружилась, слова сыпались невнятным потоком, но глаза Тэгуна расширились, будто тот никогда не слышал ничего подобного и не знал, как реагировать. Но взгляд был открытым и обнадеживающим. – Пожалуйста, прошу тебя, ты мне нужен, – пробормотал Хонбин, уверенно беря лицо Тэгуна в ладони. – Будь моим, сделай меня своим. – Его снова охватила дрожь от своих собственных слов. Когда он стал таким решительным? Может, потому, что это был сон? Сны делали его смелым, не таким пугливым. Тэгун положил свою ладонь поверх его, поцеловал его горящую кожу теплыми губами, прикрыв глаза. От этого зрелища сердце Хонбина наполнилось любовью, невыразимым чувством удовлетворения, перед глазами поплыло. – Хорошо. Он выдохнул с облегчением. На миг он решил, что Тэгун откажется. Тот встретился глазами с его, и Хонбин напрягся, но Тэгун лишь склонился к нему, и он тут же оказался на спине. Тэгун покрывал его щеки поцелуями, прикусывал кончики ушей и шептал: – Будь умницей и расслабься. Я не хочу сделать тебе больно. Это было оно. Голос альфы. Хонбин со вздохом обмяк на диване, тот уже целовал его шею, дыхание опаляло его пульсирующую вену. Если бы тот пришел за его кровью, во всем мире не нашлось бы более добровольной жертвы, чем он. Если Тэгуну нужна его кровь, пусть забирает, пусть забирает все, что сочтет нужным. Хонбин желал только отдавать. В первый миг он ощутил лишь собственное сердцебиение, грохочущее в ушах, сейчас он был штормом, а Тэгун скалой, которая удерживала его на месте. Неизбежность происходящего тяжело опустилась на его плечи, когда острые клыки Тэгуна царапнули кожу шеи, и Хонбин захотел этого настолько отчаянно сильно, что слезы выступили под опущенными веками, но он замер. Как замерло само время, так до исступления медленно тот вонзал клыки. Будто пламя разгоралось внутри Хонбина, он не мог произнести ни слова, лишь болезненно вдыхал и впивался ногтями в плечо Тэгуна до выступающей крови. Его окатило будто волной, дыхание сбилось, он лишь слабо заскулил, все мышцы напряглись, как от удара тока. Все то, что он всегда хотел, но не знал об этом. Слезы покатились по щекам. Тэгун взял его лицо в ладони и лизнул соленый ручеек. Вид его красных от крови губ был прекраснее всего на свете. Его кровь, Хонбин подумал про себя с четким осознанием: отлично, забирай до последней капли. Тот тоже едва дышал, но взгляд был ясным, Хонбин не мог вымолвить ни слова, не мог дотянуться до него, сказать, как любит, но чувствовал, что в этом нет надобности, потому что Тэгун знал. Тэгун знал все, знал, что происходило у него внутри, лучше самого Хонбина. Он вспомнил свою мать, подумал, что лучше всего описать его ощущения сейчас могло лишь слово цельность. Она была права, она была абсолютно права. Он понятия не имел тогда, что она имела в виду. До сего момента. Тэгун облизал красные губы и поцеловал его в лоб, прохладное прикосновение к обжигающе-разгоряченной коже, казалось, он испускал волны жара. – Время просыпаться… Я приду, дождись меня. Он сделал ошибку, моргнув. Вокруг стояла темнота, он находился в своей комнате. Рука взметнулась к шее. На ней ничего не было. На ней не было ничего, и он снова был одинок. Он сжался в комок и спрятал лицо в ладонях, позволив слезам найти выход в глухих рыданиях. Ему никогда не было настолько холодно.