Избранная "Черного Кристалла"

      Эрик не ощущал ни тепла ни холода, его тело словно потеряло чувствительность. Подчиняясь чьей-то чужой воле, следуя пульсирующему в голове призыву «Иди», он шагал вперед по пустынному мрачному коридору. Высокие потолки терялись во мраке. А сам мрак казался живым, он плясал по стенам и полу, скручивался в спирали, воронки, распадался на части, принимая самые разнообразные формы, то опускался вниз, почти касаясь головы, то взмывал высоко вверх. И, как ни странно, этот мрак светился и переливался всеми оттенками черного.        Коридор был настолько узок, что Эрик то и дело касался плечами скользких в непонятных потеках стен, сложенных из грубо обработанного камня. Кое-где в тяжелых кованых кольцах были прикреплены факелы, своим чадящим пляшущим светом освещающие дорогу. Босые ноги то погружались по щиколотку в липкую важную грязь, то разъезжались по удивительно гладким плитам похожим на теплый лёд.       В воздухе ощущалось присутствие чего-то или кого-то. Чем дальше Эрик шел, тем чаще были легкие касания, словно невидимые мягкие и нежные руки дотрагивались до его полуобнаженного тела. Весь наряд Эрика состоял из рваных джинсов, но он был рад и этой одежде. Он знал, что, прежде чем он оказался в подземелье, его пытались раздеть и заставить пройти весь путь нагим.       Уровень пола постоянно понижался, бесконечные повороты в одну сторону указывали на то, что коридор уходит вглубь земли закрученной спиралью. Неожиданно, сделав последний поворот, коридор закончился, и Эрик оказался на небольшой мощеной площадке. Он остановился перед дверью, охраняемой двумя безмолвными каменными стражами. Эрик протянул руку, и деревянная дверь, вся украшенная резьбой, изображавшей разных мистических чудовищ, открылась сама, едва он прикоснулся к ее неожиданно теплой поверхности. Эрик шагнул вперед и оказался в просторном подземном зале, наполненным резким переливающимся голубым сиянием. После сумрака коридора глаза не сразу привыкли к свету, и Эрику пришлось затратить некоторое время, чтобы рассмотреть открывшийся перед ним вид.       Колеблющийся свет, танцующие тени и нежная, едва слышная музыка очаровывали, влекли к себе. Пол зала был покрыт ковром с изображениями непонятных знаков. Ноги утопали в пушистом ворсе. Эрик не сразу осознал, что уже идет вперед, через зал, приближаясь к помосту, на котором стояло кресло, больше похожее на королевский трон, сделанный из неведомого переливчатого и прозрачного материала. На троне восседала женщина удивительной красоты, одетая в необычное, казавшееся живым платье. Струящаяся ткань шевелилась, постоянно меняя цвет, почти не прикрывая совершенное тело. Глаза женщины манили к себе, ее пронзительный взгляд был мучительно неприятен, как назойливый зуд, раздражающий мозг. Около трона, положив на мощные лапы огромные головы, лежали две собаки непонятной породы. Не дойдя каких-то два шага до помоста, Эрик остановился. Красавица улыбнулась.       — Я тебя ждала, очень долго ждала, мой мальчик, — тихий, едва слышный голос, казалось, звучал в голове, губы ее не шевелились.       — Кто ты? — несмотря на располагающую обстановку, Эрик неожиданно понял, что ужасно зол на эту красивую и, как ни странно, одновременно неприятную женщину. Было в ней что-то неземное, холодное, вызывающее дрожь и отвращение.       — Я — твоя хозяйка, это главное, а остальное поймешь позже, — она соскользнула с трона и махнула рукой, призывая кого-то. — Ты, мой мальчик, слишком долго прятался от меня, но это бессмысленно. Мои слуги нашли тебя, и осталось три дня твоей земной жизни, прежде чем ты станешь моим верным псом, — она рассмеялась и, наклонившись, погладила одну из собак.       — Объясни, что все это значит? Мне кажется, я должен знать, — злость придавала сил и храбрости, все было странным и непонятным. Желание сбежать, исчезнуть охватило Эрика, но ноги словно вросли в ковер, тело вдруг стало непослушным, словно облепленное паутиной, голова тяжелой, безумно хотелось спать.       — Хорошо, — легкий щелчок пальцами вернул Эрику трезвость мыслей и возможность думать. — Ты хочешь знать. Слушай. Ты стал обменной монетой за спасение. И теперь, по прошествии тридцати трех лет и трех дней, ты будешь принадлежать мне. Тебя, мальчик, хорошо спрятали. Сменили дату рождения, сменили имя, наложили мощное охранное заклинание. Спрятать то спрятали, но те, кто это сделал, не знали одной вещи. Все побеждающей, но и все разрушающей. У вас простых смертных это называется любовью. Душа, пораженная этой болезнью, становится уязвимой, любовь — это Сила, энергия, несущая очень большой заряд. Охранное заклинание раскололось под его действием, и ты стал уязвим.       — Я ничего не понимаю, — Эрик тряхнул головой, — обменная монета, заклинание, любовь…       — Все, хватит! — голос женщины стал ледяным и звенящим. — Ответы получишь, может быть, если я захочу, а сейчас тебе принесут напиток посвящения…       — Я не буду ничего пить!       — Будешь, — недобро улыбнулась женщина. — У меня есть способ воздействия. Ты забыл, я говорила о любви? Из-за нее ты сделаешь все, что я захочу.       — Интересно, как это у тебя получится, — Эрик смотрел своей собеседнице в глаза.       — Ты ведьма?       — Ну, как низко ты меня ценишь. — Она злобно ухмыльнулась. — Ты мне нравишься. Непокорный, дерзкий, но псом ты будешь ласковым, — женщина сошла с помоста и, подойдя к Эрику, коснулась рукой его головы. — Ласковым и нежным любовником, — эти слова и прикосновение, ледяное как смерть, вызвали отвращение, Эрик отшатнулся. — Не дергайся, глупец! — глаза женщины вспыхнули синим огнем. Неожиданно, словно появившись из воздуха, перед Эриком оказалась девушка с хрустальным подносом в руках, на котором стоял кубок, наполненный странным питьем необычного голубого цвета. Взглянув на девушку, Эрик громко ахнул и протянул руку, намереваясь потрогать прислужницу.       — Мари, Марисоль? — еле слышным шепотом пробормотал он, рассматривая ее, и свою ладонь свободно прошедшую сквозь грудь девушки. — Святая дева, что это? Этого просто  не может быть, Мари… Ты же мертва. Сестренка, как… Эрик обалдело рассматривал хрупкую фигуру своей убитой сестры. Она молча улыбнулась, протягивая Эрику кубок, не узнавая брата, затем, повернув голову в сторону госпожи, сказала:       — Сидхе Валери, Темная Королева, я исполнила, что вы просили, — низко наклонив голову, Марисоль присела в поклоне.       — Итак, мой мальчик, вот и напиток. Все очень просто, — глаза женщины резко изменились, став почти черными с веретенообразными золотыми зрачками. — Я жду.       Эрик не мог оторвать взгляда от призрачной Марисоль. Она, как живая, стояла перед ним, и с нежной, такой знакомой улыбкой смотрела на него. Морок, родилось в мозгу непонятное, но точно определяющее видение слово. Но у нее в руках был настоящий поднос и она говорила. Эрик ничего не понимал, увиденное им было сверхъестественным, ненормальным. Вероятно, все, что он видел, было неправдой, фантазией, воображением его воспаленного мозга. Молодой человек закрыл глаза, надеясь, что увиденное им исчезнет, как дурной сон, как кошмар, но ледяной, пронизывающий с головы до ног голос был очень реальным:       — Пей! Хватит сопротивляться. Я не могу с помощью магии тебя заставить, но есть другой способ. Или ты пьешь, или я приступаю к действиям.       — Нет, не буду, ты меня не заставишь, — открыв глаза, он увидел, что все осталось по-прежнему. И Марисоль с кубком, и сидхе, сидящая на троне. — Что ты мне сделаешь? Раз я твой — бери, но пить не стану, — внутренний голос, «второе я» Эрика заставляли его сопротивляться, словно нужно было протянуть время, словно он знал — еще немного и произойдет что-то важное. Тело вдруг напряглось, стало наливаться силой, но у сидхе еще оставались и возможности и власть над ним.       — Будешь! Иначе… — женщина подняла руку, легкое вращение кисти привело в движение воздух вдоль стены. Он начал клубиться, густеть, потемнел, превратившись в полупрозрачную завесу. — Последний раз спрашиваю, будешь пить?       — Нет!       — Тогда смотри, она тоже в моей власти, — повернув руку ладонью вверх, Валери легонько дунула, и завеса упала. На открывшейся стене, выложенной из белого камня, была распята прикованная тяжелыми металлическими кандалами женщина. — Теперь будешь!       Эрик дернулся, сделал шаг вперед, но непонятно откуда взявшиеся каменные стражи крепко схватили его, сжав его руки с такой силой, что потемнело в глазах.       — Нет, не может быть, ты не посмеешь ее тронуть! — распятое тело принадлежало Эмили, ее голова безвольно свешивалась вперед, длинные светлые волосы почти полностью прикрывали наготу. — Эмили, нет, не может быть! — Эрик пытался вырваться, но каменные пальцы стражников держали крепко.       — Ну как, мальчик, теперь ты согласен на мое предложение? — Валери насмешливо смотрела на Эрика. — Она живая, пока, и я могу сделать с ней, что хочу, — встав с трона, она подошла к Эмили, небрежным жестом приподняла ее голову и, вытянув вперед указательный палец и острым ногтем, одним движением прочертила по обнаженной коже. Длинная царапина с выступившими капельками крови была настоящей. — Отпустите его! — приказала сидхе стражам.       Эрик в два прыжка оказался около Эмили. Она была живая, погруженная в транс, но настоящая, из плоти и крови, капли которой стекали по ее животу.       — Согласен, — еле сдерживая подступающие слезы, проговорил Эрик. — Освободи ее, прошу, — стоя на коленях, взмолился он.       — Пей! Эрик взял кубок и одним глотком проглотил жидкость. Желудок обожгло, но ему было все равно — все внимание было направлено на Эмили.       — Освободи ее, умоляю, я согласен на все твои условия.       Сидхе усмехнулась, прикоснулась ладонью к голове Эмили, раздался мелодичный звук, вспышка синего холодного огня — и оковы с хрустом лопнули и осыпались, а Эмили со стоном рухнула к ногам Эрика. Он осторожно приподнял ее, прижимая к себе.       — Эмили, Эм, очнись! — почти закричал он, и в это время что-то произошло. Открыв глаза, Эрик увидел склоненное над ним лицо Эмили. Она сидела рядом с ним на кровати, вытирая влажным полотенцем пот с его лица.       — Эрик, тише, успокойся, это всего лишь сон, кошмар, — прохладная рука легонько касалась пылающего лица. — Ты бредишь, у тебя очень сильный жар. Эрик попытался сосредоточиться, не понимая, где он и что с ним. Повернув голову, осмотрелся, и понял, что лежит на постели в номере отеля. На тумбочке горит настольная лампа, освещая комнату мягким светом.       — Эм, что произошло, что со мной? — в глазах у Эрика все расплывалось, ему с трудом удавалось сфокусировать взгляд. Лицо Эмили то приближалось, то удалялось, он был словно в океане во время шторма.       — Ты спал, затем начал во сне кричать, говорил какие-то непонятные слова, я никак не могла тебя разбудить. Приподнимись, тебе нужно выпить лекарство, — Эмили дала Эрику таблетку и стакан с водой. — Ну, давай же, выпей. Эрик вздохнул с облегчением, понимая, что все происшедшее с ними — лишь сон. Выпил лекарство и, откинувшись на подушку, закрыл глаза. Но что-то его беспокоило, что-то было не так.       — Эмили, — тихонько позвал он, снова открывая глаза и отыскивая ее взглядом.       — В чем дело, милый? — Эмили сидела, глядя на него с мягкой улыбкой, слегка развернувшись и опираясь рукой на постель. Тонкая сорочка с глубоким вырезом открывала шею, и была видна ложбинка между грудей… И тут он понял, что не так. Резким движением разорвал легкую ткань — и его взгляду предстала длинная тонкая царапина, начинающая около шеи, прорезающая сливочную кожу Эмили от горла до пупка, проступающая кровь была все еще свежей.       — Нет, — простонал Эрик. — Прошу, не надо… Только не ее…       — Эрик, — Эмили с недоумением смотрела на разорванную сорочку, — что это значит? Но ответа не получила. Он снова спал или впал в забытье. Уже который раз Эмили пощупала его лоб. Жар так и не спадал. Она хотела вызвать скорую помощь, несмотря на протесты Эрика, но сделать это было не так-то просто. Телефона в номере не было. Мобильные превратились в бесполезные куски пластика. Темные окошки дисплеев говорили, что оба сотовых отказали.       Сперва все внимание Эмили было направлено на Эрика, она переживала за него и никак не могла понять, что с ним происходит. Но теперь разорванная рубашка дала ей возможность рассмотреть странную царапину на теле. Эмили легонько провела пальцами по ране сверху донизу, особой боли она не ощущала, так, слегка саднило. Как она не старалась, она не могла понять, где и когда ухитрилась так оцарапаться. На кладбище — на ней была куртка, здесь в номере? Вряд ли. Эмили посмотрела на Эрика — обнаженный до пояса, он не мог ее ничем поцарапать, на его джинсах тоже не было ничего острого.       Все, что происходило с ними, было лишено какой-либо логики, ум Эмили, материалистки до мозга костей, привыкшей трезво мыслить, сопротивлялся и не хотел воспринимать окружающее, как реальность. Гостиничный номер, почти полностью погруженный в темноту, и они вдвоем на кровати, освещенные слабым светом настольной лампы, словно оторванные от мира, человеческого мира. Эмили передернула плечами, отгоняя странные, нелогичные мысли.       Разорванная сорочка мешала, сняв испорченную вещь, Эмили бросила ее на пол. И, наблюдая, что происходит с тонким кусочком ткани, снова испытала ни с чем не сравнимый ужас. Легкий шелк не просто упал на пол, он начал погружаться в темноту, словно в воду, постепенно исчезая, сорочка будто тонула в окружающем их мраке. Эмили замерла, наблюдая за происходящим. Тишина снова была абсолютной, словно они одни в этом старом призрачном отеле.       Эмили стало холодно. Она нащупала покрывало и легла, натянув его на себя, укрываясь с головой и прижимаясь как можно теснее к горячему, словно печка, Эрику. Их командировка оказалась ужасной. А ведь они так были рады этой поездке. Новый город, новые впечатления. Возможность побыть вдвоем, не опасаясь посторонних глаз. Они строили планы, хотели многого. Посмотреть город, устроить себе романтический ужин в ресторане у озера. Семинар, на который они приехали, был заявлен по времени с десяти утра до трех дня. У них, по идее, должно было быть много свободного времени и, главное, две ночи. Они хотели быть вместе, хотели заняться любовью, а что получилось? Вместо любовников они были узниками. Сидели в номере отеля, словно в темнице у злой колдуньи. Более странно и дико Эмили не проводила в своей жизни ни один день. И сейчас лежала, уткнувшись в плечо Эрика, и ужасно хотела плакать. Более глупой ситуации нельзя было представить.