Заложники любви. Заложники общества

Спустя четыре дня в Лэнди-Холл прибыла запряженная четверка экипажей. В гривы коней были вплетены ленты и колокольчики, кучеры были в ливреях домов Девенфорд и Пемброк-Лэнсдейл. Габи открыл дверцу экипажа и вышел, щурясь на ярком солнце и ощущая приступ дурноты. Протянув руку, помог выбраться переодетому в серебряный с черным бархат Томасу. Сам юноша был в синем с серебром. Герцогская цепь лежала на плечах тяжелым грузом. — Ты готов, Габи? — Габриэль повернулся на вопрос Томаса и покачал головой. Нет, он не готов абсолютно и его трясет от волнения. Граф Девенфорд соскочил с коня, кинул повод подбежавшему слуге. Стоял, ожидая, пока из экипажа выйдут сыновья. Из-за "случайного падения" Габриэля они прервали поездку и только лишь выслушивали донесения старост деревень и управляющих ближайших поместий, добравшись до одного из владений герцога Ленсдейл, находившегося неподалеку от злополучного трактира. Все дни до возвращения в Лэнди-Холл граф был молчалив и замкнут, разговаривал сухо и холодно со всеми — сыновья не составляли исключения, однако в холоде и сухости этих не было ни надменности, ни презрения, ни раздражения, только мертвая пустота. «Я — Габриэль… Рожден от леди Пемброк и графа Пемброк, властелина королевских лесов. Благородство и силу перенявший от отца, дерзость и ум впитавший с материнским молоком. "Господин Луны и Солнца", как называли меня при дворе. Габриэль. Я — Габриэль… В 1502 году рожденный. В тот день я принес в свой дом не покой, а напротив — печаль. Особенно, моей матери — леди Пемброк. Потому что я оказался единственным мальчиком. У дворянских жен строгие правила. Если у тебя нет сына, значит, у тебя нет влияния. Никто не будет воспринимать тебя всерьез. Так и останешься увядать в стенах поместья до самой смерти. Но если у тебя есть сын, и если их больше, чем у других дворянок, только тогда ты выстоишь. Ты станешь компаньоном по власти и силе. Поэтому я никогда не злился на маму. Я ее понимаю. Я — Габриэль… Всегда получавший желаемое, чьи приказы безропотно выполнялись. Самый сильный герцог Лэнсдейл, который когда-либо существовал в этом Мире… Я — Габриэль… Эта великолепная свадьба, которую я представлял с другим, стала моими похоронами. А мой свадебный наряд, украшенный жемчугом и алмазами, стал для меня саваном. Они женили меня в двадцать два года на Ивонне Лэнди. Генри сказал, что я вынужден сделать это ради будущего братьев. Как странно… Много лет назад мама была огорчена тому, что родился я один, а не близнецы. А сейчас я нужен отцу, дабы защитить его сыновей… Я — Габриэль… Единственный сын графа и графини Пемброк, потерявший любовь и невинность в своем юном возрасте… Я — Габриэль… Отныне, ни один огонь не сожжет меня, потому что отныне я и есть огонь!» Каждый шаг отмеривал слово. Невеста была закрыта в своей комнате, а юноша становился белее жемчуга на парадном воротнике камзола по мере приближения к крыльцу дома. Граф Девенфорд поклонился вышедшей им навстречу леди Грейс Лэнди, поцеловал ее руку. — Мы вернулись в обещанное время, миледи. К сожалению, граф Габриэль Пемброк герцог Ленсдейл получил травму во время поездки и теперь чувствует себя не очень хорошо. Поэтому я, как бывший опекун графа Пемброк, попросил бы отложить свадебную церемонию и пригласить лекаря, чтобы он осмотрел графа Пемброк и установил его теперешнее состояние. Маркус спешился следом за отцом. Ему было неуютно все эти дни поездки, и юноша словно отстранился от отца и старшего брата, вновь — как и три года назад, взял под опеку младшего. Вот и теперь, подошёл к Томасу, приобнял его за плечи. Грейс, вежливо улыбаясь, смотрела на графа Дефенфорда и кивала. Никто не обратил внимания, как резко побелел Габи, услышав "бывший опекун". Тупая толстая ржавая игла засела в сердце, мешая дышать. — Все в порядке, отец. Я хорошо себя чувствую. Не стоит откладывать церемонию, — он попытался улыбнуться, вышло довольно жалко, — а то невеста подумает, что я не желаю исполнять своих слов, чего доброго. — «Томми, Марк… Как сейчас нужны ваши плечи. Не дайте мне упасть еще ниже». — Как вам будет угодно, Габриэль. — Короткий кивок. И снова обратиться к леди Грейс. — Поскольку мы были несколько дней в пути, миледи, я бы попросил вас позвать священника, чтобы перед церемонией венчания мы могли бы исповедаться. Полагаю, это не займет много времени и лишь даст возможность довершить все приготовления к самой церемонии и к свадебному торжеству. — Никакого чувства в голосе и тоне. Томас покосился на сводного брата, что-то еле слышно сказал Маркусу. Тот тоже обратил внимание на молодого графа Пемброк, пожал плечами, так же тихо что-то ответил Тому. Младший брат фыркнул раздражённо и подтолкнул брата в сторону Габи. — Габи, что с тобой? Вы опять с отцом поругались? — тихо полюбопытствовал юноша, подойдя ближе. Габи улыбнулся, гладя ледяной потной рукой Томаса по голове и отрицательно мотнул подбородком. Они не поругались, они подрались. Это куда вернее. — Все хорошо, Томми. Как твоя нога? — На слова отца об исповеди заявил, что уже исповедался, и сейчас желает только чашку горячего крепкого чаю. Его снова мутило, вот только от страха или от удара виском, он не знал. — Безусловно, милорд. Габриэль, в гостиной накрыт завтрак для гостей. — Грейс, кажется, пыталась порваться в эти дни на сотню маленьких леди, успевая всюду и везде. И с платьем дочери, и с убранством дома и церкви, и с меню свадебного обеда. — Дженсон, проводи милордов в дом. Генри коротко кивнул на заявление приемного сына и велел Маркусу и Тому проводить брата в гостиную. Сам же отправился на поиски священника. К тому же посаженный отец с невестой все равно должны войти в церковь позже жениха и дружки. — Габи, а ты когда-нибудь был на свадьбе? — полюбопытствовал баронет Девенфорд, когда они устроились за столом и дворецкий подал милорда крепкий горячий чай и сладкое. Юноша уютно устроился в глубоком кресле и прикрыл глаза. На вопрос братца покачал головой. — Никогда, а ты? — приоткрыв глаза, взял горячую чашку с чаем и с наслаждением глотнул, прогоняя туман в голове и противное головокружение. — Я даже толком не знаю, что делать, братец. Клятву-то я дам… А вот что дальше, понятия не имею. — смешливое хихиканье сорвалось с губ молодого мужчины. — Кажется, кое-где мы совершенно необразованны. — Дальше ты должен поцеловать невесту и обменяться с ней кольцами, — Маркус еле сдерживал хихиканье. — А потом будет праздничный ужин. А потом… — Юноша покосился на младшего брата, с преувеличенным (а, значит, притворным) вниманием занятого выбором песочного печенья из тех, что лежали в вазочке. — А потом, ты и сам в книжках читал. — И Маркус, не выдержав, расхохотался, показав язык Габриэлю. — Значит, и бояться нечего, — заключив миролюбиво, молодой мужчина отставил чашку и потер ушибленный висок машинально. Он не стал рассказывать мальчишкам о том, что их отец едва не стал убийцей приемыша. — Все в порядке, просто быстро такое не проходит, — мило улыбаясь, взял печенюшку и надкусил ее. Вкус был не таким нежным, как в доме Генри, но он моментально вернул тошноту. Габи не то что замутило, а резко затошнило. Позеленев, он отставил чашку и принялся дышать. — Габриэль, что с тобой? — перепуганно уставился на него Томас. А Маркус молча рванул из гостиной. Не хватало ещё того, чтобы жених прямо перед свадьбой рухнул в обморок. Или… Неужели Габи кто-то отравил? Не сумев найти отца Доминика, Маркус приказал какой-то проходящей служанке позвать леди Грейс или мисс Иви, не сообразив, что последнюю-то Габи сейчас видеть и не должен. Через десять минут Ивонна влетела в гостиную, в домашнем халате и мягких туфлях, наплевав на традиции и приметы. Сунув жениху под нос нюхательную соль, ногой подвинула тазик, в который Габи и вывернуло от души. — Прости, Иви… Я ударился головой. — Девушка только вздохнула, охарактеризовав его как тридцать три несчастья, и велела убрать тазик из гостиной. Под строгим взглядом вошедшей матери она немного стушевалась и мышкой шмыгнула обратно к себе. — Габриэль, может, стоит отложить церемонию? — Леди мягко потрогала ледяной лоб юноши, но упрямство у Пемброков в крови. Он только улыбнулся. — Не стоит, миледи. Обойдется с Божьей помощью. Маркус, вернувшийся в комнату вместе с мисс Иви, приобнял младшего брата, с испугом глядевшего на Габриэля и то, что с ним происходит. А затем уже сам с легкой опаской покосился на вошедшую леди Грейс. Конечно, он сказал служанке привести или мисс Иви или миледи, а уж та сама сделала выбор в сторону первой, но все равно, получается, что не подумал он. Значит, и большая вина на нем. Томас, придя в себя от испуга, тихо хихикнул, услышав определение "братца" Габи его будущей супругой, и с затаенной грустью проводил девушку взглядом. Двенадцатилетний мальчишка влюбился в невесту сводного брата первой своей детской любовью — искренней и чистой, но такой безнадежной. Габи стало куда легче, только пальцы рук мелко подрагивали. — И все же, отдохните, юноши. Предстоит долго стоять. — Леди Грейс вышла, а Габриэль улыбнулся Тому ласково и привлек мальчишку к себе. — Как думаешь, Томас, ты справишься с ролью дядюшки? Через годик. — Конечно смогу, — тут же отвлекаясь от мыслей о "прекрасной шотландской фее", закивал Томми. Маркус фыркнул. — Вырасти сам сначала. Дядюшка будущий. Габи, а я вам буду из дальних плаваний привозить всякие необычные вещицы… — Как здорово. Снова у нас будет одна большая и крепкая семья. — Габи обнял братьев покрепче и расцеловал в обе щеки. Они и не заметили вошедшего Генри и хохотали над шуткой Маркуса по поводу длины шлейфа невесты и прямой зависимости этого от размера грудей. — Милорды, вам стоит подготовиться, церемония скоро начнется. — Без упрека, без указывающего тона, только ровная констатация факта. Так может объявлять дворецкий или церемониймейстер, у которого это всего лишь работа. — Томас, вас ждёт отец Доминик. Пойдёмте, я провожу вас. Маркус, вам нужно переодеться к церемонии. — Отец. Задержитесь на пару минут, я хочу поговорить с вами наедине перед чином венчания. — Габи встал с кресла и жестом показал братьям выметаться. Да, прямо сейчас. Нет, все потом. Когда хлопнула дверь, юноша взял в руки ледяную кисть Генри и сжал ее. Короткий ровный взгляд. Ни единой искры чувства. — Простите, Габриэль, мне необходимо как можно скорее вернуться. Я должен выполнить свои обязанности посаженного отца. К тому же вы сами наотрез отказались откладывать свадебную церемонию. Как хотелось от души ударить, чтобы пробудить его. Габи вскинул голову резко, и висок отозвался тупой болью. — Пап… Генри, побудь со мной. Пару минут. Прошу тебя. — Прижав ледяные пальцы к губам, юноша смотрел в родные глаза, осознавая, как рискует. — Посмотри на меня. Что ты с собой сделал? — Вы ошибаетесь, Габриэль, я не делал с собой ничего. А вам не стоит делать резких движений, чтобы не причинить себе вреда. — Не отнять рук, не отстраниться, не оттолкнуть. Просто стоять, не отводя взгляда. Ровный голос, ровный взгляд, ровное дыхание. Вы… Вы. это резало сердце и выворачивало душу. Юноша отпустил руки, чувствуя отсутствие отклика. Значит, так тому и быть. Он надеялся до последнего, пытаясь разбудить Генри и его сердце. — Вот как решило твое сердце. — Только отец не знал, что только что подписал приговор. Бездействие тоже может быть опасно. Запустить руку в карман и лихо улыбнуться. — Сердце. Мое сердце ничего не решает. Решать должен разум. Это более полезно и результативно. Нас уже ждут. Идёмте. — Генри развернулся к двери. И тут гнев на отца взял верх над разумом юноши. Он резко развернул его за плечо, зная, что тот не ожидает удара. Вторая рука со сжатым кулаком уже летела вперед, встречаясь с челюстью милорда. Надоело. Габи поднял глаза, в которых светилось синее пламя. Следующий удар был нацелен на его корпус, дабы лишить равновесия. Автоматически, до рефлекса. — Трус. Голова Генри дернулась от удара. От кулака в корпус мужчина увернулся, однако при этом ударился плечом о притолоку двери. Машинально — сказались три года в рабстве — подставил руку, закрывая запястьем глаза. Так же машинально перехватил запястье молодого человека. Судорожно вздохнул, смаргивая. — Вы все же хотите отсрочить свадьбу, Габриэль? — Теперь в голосе послышался оттенок язвительности. Тяжело дыша, юноша смотрел в глаза мужчины, отражая его язвительный тон, и синие глаза сужались. — Я бы предпочел другую персону у алтаря, но за такое нас сожгут на костре, верно, милорд? — он почти шипел, но не в угрожающей манере, а скорее в дразнящей. Гнев схлынул, будто его и вовсе не бывало, оставляя пустоту и холод после себя. — Но такому не бывать, а посему… Идемте, ледяной король Севера. — К тому же, для того, чтобы стоять под венцом, необходимо хотя бы официальное согласие обеих сторон или их представителей. — Холодная насмешка. Генри потрогал челюсть рукой, словно проверяя ее целостность и на месте ли она осталась. — Надеюсь, с невестой ничего не приключится. Хотя бы до тех пор, пока она не станет законной супругой, — короткий сухой смешок, холодно-издевательский поклон, и Генри вышел из комнаты. Уголок рта Габи дернулся в ледяной усмешке, "придворной". Отцу удалось невероятное, казалось бы. Он сам, своими руками, нацепил на Габриэля ярлык снова. Высоко вскинув голову и оправив кружево рукавов, юноша проследовал за отцом. В небольшой часовне дома Лэнди их уже ждал торжественно настроенный прелат. Габи мягко улыбнулся святому отцу и кивнул. — Отец Доминик, приветствую вас. Куда вставать-то? Что делать? Он почему-то чувствовал себя вороном, ради смеха разряженным в гусячьи перья. В какой-то момент Генри отошел, так как посаженый отец должен был ввести невесту в храм позже, чем там окажется жених. Рядом с отцом Домиником стоял красный от смущения Томми, держа в руках небольшую коробочку, где на бордовом бархате поколись два золотых с небольшими рубинами венчальных кольца. Мальчик чуть растерянно улыбнулся брату. Тут же к Габи подошел и встал чуть позади него Маркус. Священник чуть улыбнулся молодому человеку. — Вот здесь встаньте, Габриэль — перед алтарем. Вы должны будете исповедаться и причаститься перед венчанием, затем дать невесте клятву верности, обменяться с ней кольцами — это если говорить о церемонии венчания. — Я исповедован вами, святой отец. С тех пор греха на душу я не брал. — Габи мягко улыбнулся прелату и подмигнул Томасу, желая его подбодрить и придать сил. Хотя сам облокотился спиной на Марка, черпая его спокойствие и силу. Во славу, отныне. Навеки. А где-то корабль стоит в море… И его хозяин, Генри, уже не ждет, как видно. Священник коротко наклонил голову, принимая ответ молодого человека. Спустившись с небольшого возвышения позади алтаря, причастил молодого человека, перекрестил его. Тихо поинтересовался — все ли у него в порядке, ведь Габриэль выглядит бледным и усталым? Отец Доминик не имел права раскрывать тайну исповеди, но Генри рассказал, что сильно ударил своего приемного сына. Впрочем, священник и без исповеди графа заметил бы, что с молодым человеком явно что-то неправильно. Маркус аккуратно придержал сводного брата плечом. Церковь начала заполняться народом. Здесь были и приехавший буквально вчера лорд Артур Лэнди с супругой, и родственники семейства Лэнди, и адмирал Фергюсон, и родные семей Пемброк и Девенфорд. Зазвучал орган. Двери церкви широко растворились, и Генри граф Девенфорд ввел под ее своды Ивонну Лэнди, индийскую принцессу Ясмин. Юноша мягко улыбнулся и кивком успокоил священника. Все в порядке. Просто его немного потрясывало от волнения. Когда при звуках органа распахнулись двери и граф Девенфорд с посаженой дочерью ступили в храм, у юношей отвисли челюсти в прямом смысле. Бледно-персиковое платье, шитое по придворной моде, открывающее плечи, и белая вуаль на голове в сложной прическе. Она словно плыла, заражая всех вокруг красотой и любовью. Габи замер. Граф Генри был в черном с серебром бархатном камзоле, оттенявшим бледность его лица и темный шрам. Шел он медленно, держа девушку под руку. На губах застыла равнодушная улыбка. Подойдя к алтарю, он чуть поклонился священнику, коротко кивнул жениху и отошёл, оставляя невесту рядом с приемным сыном. Отступил и сел на скамью напротив той, на которой располагалась чета Лэнди. Сейчас он был один. Все его три сына, в том или ином качестве, участвовали в самой церемонии. Орган на минуту стих. Священник чуть возвысил не особо-то громкий голос и произнес обязательную фразу о том, что если кто-то знает причину того, почему свадьба не должна состояться, пусть поведает об этом теперь или молчит уже совсем. Ивонна сжала ледяной потной ладонью руку герцога. Графиня закусила губу и закрыла лицо веером. Она знала причину, но не остановилась перед тем, чтобы легально ввести бастардку в высшее общество и сделать герцогиней. Все молчали. Только стук сердец двоих, смотревших друг на друга в легком страхе, нарушал тишину. Наконец, пришло время клятв. Во славу, с тобою, навечно. И прочие банальности, безо всякой нотки искренности. Кольца были подобны кандалам. Дрожащей рукой Габи взял с подушечки одно. Многие знали причину. Хотя — у многих они были свои. Тетушки молодого герцога негодовали, что в их семью вступит "эта дикарка". Возможно, кому-то из родни Лэнди претило, что "их девочка" выходит замуж за высокомерного и балованного фаворита принца, известного своей распущенностью, чета Лэнди, граф Девенфорд и священник знали ВСЮ правду. Но… Никто ничего не сказал. Отец Доминик не имел права, Лэнди наверняка верили, что все же взаимоотношения молодых впоследствии наладятся, а Генри… Генри запер все свои бушующие чувства под ледяным панцирем, сковавшим сердце. Что же до всех прочих, то неравные браки не по любви в дворянской среде и уж тем более в элите дворянства, были вовсе не в новинку. Что из того, что двое не любят друг друга, если брак выгоден? Томас следил взглядом за кольцами, и взгляд его был отчего-то полным напряженного страха. Когда кольцо сковало и палец юноши, он почувствовал тяжесть брачных цепей, опутавших его душу и тело. Пелену блеснувших слез можно было принять за растроганность, но лишь отец Доминик понимал, как кричит его душа, заходясь в немом вопле отчаяния. Согласен. Согласна. И только гром радостных криков. Прости, Генри. Так будет лучше всем. Томас облегченно выдохнул. Мальчик отчего-то очень боялся, что кольцо выпадет из пальцев сводного брата или его невесты, а он — Томас — не сможет быстро поднять из-за своей травмированной ноги. А ведь известно, упавшее на пол кольцо — к беде и недолгому браку. Но все, слава Богу, обошлось. — Теперь Вы можете поцеловать свою супругу, — голос отца Доминика был негромким, но вовсе не радостным, хотя и слышалась в нем чуть подбадривающая нотка. Не лежало у священника сердце к венчанию этой пары, но… Он сейчас ничего не мог поделать. Да и прежде тоже. И это крайне огорчало. Когда прозвучали последние слова молитвы, все бросились поздравлять молодых, а в небо взвился торжественный и радостный праздничный перезвон колоколов. Генри подошел к новобрачным, скупо улыбнулся Иви, коснулся губами ее пальцев. Затем посмотрел на Габи. — Поздравляю, Габриэль, — так же сухо, но голос отчего-то еле заметно вздрогнул. Эти синие глаза ломали тот лед, тот панцирь, которым граф Девенфорд заковал свое сердце. Юноша едва клюнул губами уголок губ девушки, приподняв вуаль и не нарушив приличий. Иви натянуто улыбнулась и кивнула посаженному отцу. Сколько еще им сегодня предстоит выдержать? Габи поднял глаза и сухая усмешка исказила миловидные черты лица. — Благодарю вас, милорд. — Под руку с женой, он вышел из церквушки, дабы попасть под дождь из цветов и зерен пшеницы. Все собравшиеся уже сидели за праздничным столом, когда в большую парадную залу вошел посыльный в наряде цветов королевской семьи и, поклонившись присутствующим, направился к центру стола, где сидели молодые. Поклонившись снова, он передал Габи послание, скрепленное личной печатью принца Эдуарда. "Дорогой мой Габриэль. Вы обманули меня, причем обманули дважды. Лишь прямой приказ Его Величества, заступничество Ее Величества и дела, которые не позволяют мне вплотную заняться Вашим проступком, избавляют Вас от заслуженной кары. Впрочем, наказаны Вы все же будете. Я не имею права отбирать у Вас родовые земли и имения, так как они дарованы еще Вашим предкам, верно служившим короне. Однако титул герцога Ленсдейл и, соответственно, все земли, причитающиеся этому титулу, были дарованы Вам за Ваши личные услуги наследному принцу и могут быть отняты. Посему, с прискорбием сообщаю, что Вы лишены титула и владений герцога Ленсдейл и остаетесь всего лишь графом Пемброк. Также Вы лишены всех привилегий фаворита. Счастливой Вам семейной жизни, дружок." За столом во время появления посыльного воцарилось молчание. Все ожидали, что же принесет с собой этот визит? Габриэль упрямо поджал губы, увидев посыльного. Развернув бумагу, юноша прошелся по ней глазами. Тихий смех перерос в практически хохот. Посыльный вылупился на новобрачного, как на восьмое чудо света. Иви отобрала письмо, прочла и едва удержалась, чтобы не выругаться, как последний пират. — Передай Его Высочеству нашу искреннюю благодарность за поздравление. Мы запомним заботу о нашей семье от королевской фамилии. — Она все же не сдержала себя, и пальцы смяли пергамент. Габи хохотал от всей души, глядя на представление от супруги. — Позже, отец. Раздраженная девушка опустилась рядом с женихом и фыркнула, что это не смешно. Генри, сидящий с сыновьями рядом с невестой (чета Лэнди же расположилась рядом с женихом), посмотрел на приемного сына, и в глазах его мелькнуло недоумение. Тетушки же молодого теперь уже только графа Пемброк бросали на племянника негодующие взгляды: где его сдержанность? Разве можно перебивать столь большое торжество подобными выходками? Да еще смеяться над посланцем Их Величеств? Посыльный поклонился и вышел из зала. Через какое-то время торжество возобновилось. После праздничного застолья все перешли в карточную комнату, гостиную, бальный зал. Совсем молодые подростки и дети затеяли игру в шарады и "живые картины", в бальном зале зазвучала музыка, у карточных столов расселись любители азартных игр. Отец Доминик откланялся и, извинившись, ушел в свою небольшую комнатку при домашней церкви. Генри вышел в сад. Поведение Габриэля как перед самой свадьбой, так и во время праздничного обеда, было странным и требовало размышлений. К тому же стоило задуматься и о своем будущем. Сыновья вырастали и становились самостоятельными… Вот уже и Маркус скоро уйдет из родительского дома и отправится в свое первое плаванье. Нога Томаса тоже будет болеть не вечно, а значит, и младший сын вступит через год-два во взрослую жизнь… Главное, чтобы держался подальше от двора. Кому-то близость к коронованным особам видится, да и, достается, благом. Но семья Девенворд в последние годы видела во внимании правящего семейства не особо много доброго. Юноша на время оставил невесту, поручив ее заботам многочисленной родни. Выйдя в сад, он бросил странный взгляд на кольцо и прошел к лабиринту, не замечая Генри и погруженный в собственные мысли. Он и сам не заметил, как ноги вынесли его к тому дереву, около которого его впервые целовал с такой страстью любимый человек. Пальцы легли на кору старой яблони и сжались в избытке чувств. Слишком много за этот день произошло. Габриэль же… Почему мысли все время возвращаются к Габриэлю? И почему от этих мыслей так тяжело? Генри тяжко вздохнул. Звуки шагов заставили вздрогнуть, очнувшись от мыслей и посмотреть в ту сторону. Габриэль… Это было уже похоже на издевательство со стороны судьбы. Граф Девенфорд рассмеялся — негромко и мрачно. Юноша уткнулся лбом в ствол дерева и гладил его по шероховатой коре, вспоминая огненные губы Генри на своих. У них было только пара мгновений чистого счастья. За пять лет. Судьбе еще не надоело играть с ними… Пальцы гладили ствол дерева, почти лаская его и пытаясь удержать ускользающий образ ласкового графа, заменяющийся образами невесты и ледяным графом. И все же стоило подойти: Генри вспомнил, что Габриэль все еще неважно себя чувствует. И не дело будет, если молодого супруга найдут в саду без сознания. К тому же стоит попросить объяснений поведения за столом. И граф Девенфорд сделал несколько шагов… — Габриэль, вы плохо себя чувствуете? — ровно, но отчего-то с легкой хрипотцой в голосе. Ощутимо вздрогнув, юноша замер. Генри… Медленно повернувшись, поднял покрасневшие глаза и выдавил из себя вежливую, раздражающую людей улыбку. — Все в порядке, милорд. Я просто вышел подышать свежим воздухом. — И только красные от сдерживаемых слез глаза кричали. Но никто не слышал. Заходящее вечернее солнце и развешанные на деревьях сада фонарики с оконцами из цветной слюды, которые уже торопливо зажигали расторопные слуги, не помешали графу Генри заметить покрасневшие глаза приемного сына. Но он промолчал по этому поводу. В конце концов, Габриэль уже не маленький мальчик, чтобы следить за ним неусыпно, да и опека ему уже не нужна. — Позвольте поинтересоваться, что Вас так рассмешило в письме из королевского дворца, что вы даже забыли правила приличия… Чем ввели в шок вашу тетушку Генриетту. — Новая скупая усмешка. Несмотря на то, что сам Генри всегда старался привить своим детям понимание правил, этикета и дисциплины, даже его порой несколько раздражала или смешила — в зависимости от своего настроения и активности этой женщины — жажда двоюродной сестры супруги привести всех к АБСОЛЮТНОМУ порядку. — Тетушка переживет еще и моих внуков. Яда в ней надолго хватит. А рассмешило меня письмо Эдуарда. Я свободен от звания фаворита и титула Лэнсдейла. Правда, забавно? — Габи развел руками и обреченно рассмеялся. — Смейтесь, граф. Неужели вам не смешно? Смейтесь… — Нет, Габриэль, я не вижу в этом ничего веселого или смешного. Это может быть опасно как для вас самого, так и для вашей молодой супруги. Принц Эдуард злопамятен и мстителен. — Отчего дернуло горечью от этого невеселого смеха, от этих слов? От взгляда этих покрасневших глаз… Генри почти физически ощутил, как остро — будто стекло — трескается лед на сердце, отпадая и отрывая кровавые куски. Новая боль… Зачем? Зачем это снова повторяется? Но ни один мускул на лице не дрогнул, разве что промелькнуло что-то в глубине глаз… Ну так это отблеск огонька от фонарика, висящего на ветке, качнувшейся от дуновения ветра. — А мне весело, граф. Несмотря на сегодняшние похороны. Пышные вышли, не находите? — Молодой мужчина отлепился от ствола дерева и ухмыльнулся. Неприятно, словно Габриэль прятался от холода графа за маской ублюдка и твари. — Другие люди считают это рождением. Рождением новой семьи. Не особо счастливой, ну так в нашем кругу это и не обязательно. — Сам не ведая того, Габриэль помог своим поведением. Лед вновь начал нарастать, хотя и причинял боль. Впрочем, это неважно. Просто перетерпеть. Только отчего так сжимаются скулы и в голове звенит темный туман? — Я об ином мечтал. Но вышло как вышло. — С этими словами юноша шагнул вперед, к графу. Его холод старался оттолкнуть, сопротивляясь огню любви в душе молодого графа. Еще шаг. Загоняя в угол, как дикого зверя. И совсем на ухо прошептать, касаясь пальцами ставшего родным шрама. — Совсем не об этом я мечтал… Но поздно. — Резко отстранившись, принять на лицо маску веселого жениха. Развернуться к выходу. Завтра будет проще, но он откуда-то знал, что завтра будет во сто крат тяжелее. — Поздно… Что? — Щека нервно дернулась. Зачем они говорят сейчас, здесь? Зачем поднимают темы, от которых им обоим становится больно каждый раз? Зачем каждый раз "оттаивать", чтобы через совсем краткое время ощущать боль холода? Граф Девенфорд коротко кивнул, показывая, что принимает завершение разговора и не намерен удерживать молодого супруга. Прямая, абсолютно прямая спина и ровный взгляд юноши. Иви, разумеется, поняла, что что-то не так. Но вечер подходил к концу, невесту увели готовить к ночи, а дружки пытались накачать юношу алкоголем, на что он отказывался, посмеиваясь и нервно оправляя манжеты. Уже обгоняя толпу парней в коридоре, вошел в спальню и ловко хлопнул дверью перед любопытными носами. — Мое почтение, миледи. Не стойте на полу, простынете.