Заложники любви. Заложники общества

Утро было не радостным и не грустным — для большинства присутствующих, обычное утро после праздника. Оба юных Девенфорда ещё крепко спали. Сам же граф Генри не сомкнул ночью глаз, проведя ее в церкви, пытаясь понять, что же творится с его душой? Он помнил, что семейство Лэнди планировало после свадьбы ехать в Индию. Но это было тогда, когда Габриэлю и семье его опекуна грозила опасность мести от принца. Намерены ли теперь Лэнди воплощать в жизнь прошлые намерения? Ничего необычного этим утром не было, кроме демонстрации простыни из окна флигеля. Молодые спустились на завтрак последними, с явным недосыпом на лицах, под ехидные смешки Фергюссона и хитрые улыбки Маркуса. Иви была приветлива, но взглядами, которые она кидала на Генри, можно было резать плоть. Сам Габи о чем-то говорил с Томасом. Генри заметил взгляд юной новобрачной и коротко наклонил голову, давая понять, что если графине Пемброк угодно будет поговорить, то граф Девенфорд к ее услугам. Томас тихо прыснул от какой-то фразы Габриэля и тут же заработал негодующий взгляд тётушки Генриетты. Но это лишь ещё больше рассмешило мальчика, и он уже откровенно, хотя и ничего не говоря, расхохотался. Габи фыркнул и что-то добавил негромко, отчего Томми взорвался смехом, а престарелая тетушка поджала тонкие губы. Отец Доминик тоже лишь снисходительно улыбался. Сотворив молитву, он встал, знаменуя окончание завтрака и откланялся, поспешив удалиться в часовню. Ивонна же поднялась и взглядом указала Генри на окно. За ним шумел почти распустившийся сад. Им стоило поговорить наедине после ночных откровений. Девушка ждала на качелях, в запущенной и заросшей бурьяном части сада, по своему обыкновению, босиком. Томас продолжал смеяться, а потом попросил Габи помочь ему подняться из-за стола — мальчику надоело сидеть, и он захотел выбраться в сад. Генри откланялся леди Грейс и Артуру и вышел следом за юной Ивонной. Он остановился неподалеку от качелей так, чтобы девушка видела его перед собой, и снова чуть поклонился. — Вы желали поговорить со мной… миледи. — Заминка перед последним словом вовсе не была насмешкой, а лишь тем, что к тому, чтобы называть юную девушку, как замужнюю, нужно было привыкнуть. — Несомненно хотела, милорд. — Она касалась босыми пальцами цветов. — Мне бы хотелось поинтересоваться, почему вы не предупредили меня о том, что сердце Габриэля занято. Давно. И даже гадать не нужно кем, — горькая усмешка скользнула по губам девушки. — Только его любви не удастся разрушить наш брак. Я не позволю, слышите вы меня? — Вам незачем беспокоиться, миледи. — Голос так же ровен и холоден. Равнодушен почти что. Не показать, как дрогнуло сердце. Зачем, Габриэль? Почему? Зачем мучить эту девочку, ведь она неповинна ни в твоём огне, ни в чем-то холоде? — Все, что будет в моих силах, я сделаю, чтобы сохранить ваш брак. — А ведь я не говорила, что знаю точно, милорд. Но вы честны… Это подкупает. Я потребую двух детей и уважения согласно положению. Когда мы прибудем на мою Родину… — Дочь Грейс мозгами пошла в мать и рано поняла, что сделки выгоднее "люблю куплю и поплывем". — Там вы с Габи будете относительно свободны. Там к подобному относятся проще. — Разве вы не помните слов венчальной клятвы? Лишь смерть может разлучить тех, чьи судьбы соединены обрядом венчания. — И замолчал. Именно смерть разлучила его самого с его любовью. — Не приведи Господь вам расстаться с Габриэлем, миледи. — Глухо и вновь начиная заикаться. — Я не собиралась на тот свет столь рано, милорд. Однако я понимаю, что завоевать мужа мне только предстоит. — Качнув головой, она улыбнулась. — Кроме этого, я бы хотела попросить вас о помощи. Расскажите мне о Габриэле, милорд. Что он любит, чего не выносит. — Никто из стоящих в углу сада не заметил самого Габи, слушающего двух близких с болью в сердце. Генри задумался. Он знал Габриэля целых двадцать с небольшим лет… Знал своего приёмного сына мальчика, своего Габи… Капризного, упрямого, где-то самолюбивого и чуть эгоистичного, но все же доброго, готового помогать другим и даже жертвовать собой… Три года изменили Габриэля почти до неузнаваемости, и лишь иногда проскальзывало в его поведении что-то от прежнего Габи, который ещё и не думал о той страсти, что губила его душу и его жизнь. И теперь графу Девенфорду не оставалось ничего иного, как проговорить — почти неслышно. — Я не знаю его теперь, Ивонна. Иви огорченно вздохнула, но понимающе кивнула. А человеку за деревьями хотелось кричать от горя. Как ты можешь меня не знать? Это я, тот же Габриэль. Как ты… Отец. Генри… Что ты говоришь такое? Острая, огненная боль запеклась на ребрах, стало тяжело дышать, и он схватился за дерево. Любимый… Как ты мог? Почему-то, когда умоляют о смерти, она не идет. А в этот момент частичка души юноши погибла. Хотелось трясти отца, кричать, но все это… такое ребячество и капризы. Он вырос и пора доказать это. Трава зашуршала, и Габриэль вышел на поляну, белый, но с улыбкой. Генри стоял спиной к вышедшему молодому человеку и не видел его. Поэтому продолжал говорить, скупо улыбнувшись. — А прежде… Он любил животных. И терпеть не мог приказов. Непослушным был с детства, несмотря на то, что я пытался воспитать его в понимании дисциплины. Но… Я все же потакал ему во многом. И потому Габриэль вырос избалованным ребенком. И все же он был добр. Впрочем, надеюсь, хоть немного он таким и остался. … Новая скупая усмешка. … Габриэль был любителем разных проделок. Иви негромко рассмеялась такой характеристике мужа. Это было забавно. Габи же подошел к Генри со спины, кладя руку на его плечо. … А еще ты предпочитал согласиться и не спорить, когда я виртуозно играл на твоих нервах, пап, — скупой смешок вырвался у молодого мужчины и он произнес только имя, — Женевьева… Прикосновение к плечу заставило напрячься. Три года привычного — повернули к себе, дали в зубы — за пару месяцев не изжить. Раздавшийся же голос также расслаблению не способствовал. С девушкой Генри начал хоть немного расслабляться, но перед приемным сыном вновь застыл и теперь с трудом делал попытку вести себя так, чтобы хотя бы Ивонна не заметила этого ледяного изменения. — Вам до сих пор это удается вполне успешно, Габриэль. — Скупая усмешка. — И, как я предупреждал ещё тогда, это… Эта тварь не принесла в дом ничего доброго. Габриэль был белым как снег, так недавно стаявший с травы. Ему так хотелось услышать чистый смех отца. — Она была моим первым другом, вы так и не поняли? В тот момент, когда я видел лишь строгость и катехизис, она поняла меня. Я сожалею, что вам не удалось этого разглядеть в маленьком ни в чем не повинном создании. — Голос юноши звенел сталью, хотелось доказать отцу свою правоту, однако он видел, что это бесполезно как минимум. — Габи! Прекрати грубить отцу немедленно! — Взъерошенная брюнетка спрыгнула с качелей и подошла к мужу, взяв его руку в свою. — Я оставлю вас. Попробуйте не подраться, пожалуйста. — Исчезнув между кустов, она отправилась в дом. Габи же поднял голову и сузил глаза. Ледяной как статуя, король Севера… — Я пытался говорить. — Друг… Понимала… — Генри не испытывал сейчас ни злости, ни раздражения, как при прежней ссоре по поводу летучей мыши. Просто равнодушно передернул плечами. — Такие мысли были бы простительны Томасу в те годы, но не вам и теперь. Животные не имеют ни разума, ни души. Они не могут сравниться даже с женщинами, чьей прародительницей была Ева, которая все же произошла от мужчины — существа, наделенного душой и разумом. Животные даже этого не имеют. Дрессированные животные могут чему-то выучиться, они могут испытывать привязанность к человеку, но не более. Габи слушал и словно бы внимал. Только душа кричала изо всех сил, надрываясь в сиплом крике. Мой, обними, раствори, убеди… Ты мой, Генри! И этот вопль был неслышим тем, кому он предназначен. — Ты однажды сказал, что так недолжно… Но сам поцеловал меня. Почему, Генри? Ты даровал мне надежду и снова забираешь ее. Зачем так жестоко? Не говори мне, что это было неосознанно. Почему, я хочу понять. — Прислонившись к стволу дерева, юноша смотрел в глаза отца. Возможно, его ледяной панцирь — это просто защита. Так он оберегает себя и сыновей. Габи никогда не был ему кровным, но был духовным сыном… — Генри, я хочу тебя понять и помочь тебе. — Помочь? А чем вы хотите помочь мне, Габриэль? Надежду? На что? Вы говорили — на любовь… Но разве я не любил вас все ваши детские годы? Я тоже надеялся… На то, что беседы с отцом Домиником и… три года в обществе коронованного мерзавца исцелять вас от дурных мыслей. Видимо, мы оба ошиблись в своих надеждах. — После ухода Иви Генри так и стоял, не двинувшись с места. Он не отводил взгляда от глаз приемного сына, но сейчас синь глаз не грела, не могла растопить лёд сердца. Гнева не было, не было ярости. Только ледяное спокойствие, отражающееся на лице. Мальчик вырос из капризного и эгоистичного юноши в упрямое создание. Синева глаз подернулась коркой льда, отражая состояние Генри. Вот как он решил? Младшему оставалось только отвесить церемониально-издевательский поклон на три удара сердца. — Дурных мыслей? Вот как называете вы дарование надежды, милорд. Что ж, пусть остается именно дурной мыслью юного, пылкого и любящего вас мальчишки. В глубоком прошлом. Не так ли? Внешние приличия, верно? — Издевательская улыбочка появилась на лице молодого графа. За такие гримасы во дворце ему многие хотели стереть ее кулаками, да не выходило. — Не только внешние приличия, Габриэль. Внутренняя мораль. Не оставляйте надолго супругу и гостей, граф Пемброк. — То, что молодой человек не ответил про то, в чем хотел помочь приемному отцу, и в чем была надежда — Генри отметил лишь вскользь, про себя. Такой же короткий кивок, развернуться и направиться к дому. Юноша улыбнулся куда более ехидно. Принц, к примеру, терпеть не мог его насмешничество. — Как Вы печетесь о морали. Я понимаю, возраст никого не щадит, граф. Печально это… С вашего позволения, милорд. — Еще один издевательский поклон и юноша растворился в кустах, откуда по тропке вышел к дому. Никому не было позволено видеть клокочущую в душе ярость. Только спокойная улыбка, ядовитый взгляд кобры перед броском и пластика кошки в бою. Последние фразы были как удар в спину, однако Генри лишь судорожно вздохнул, однако не повернул голову, не остановился. Лишь плечи чуть развернулись, а спина будто закаменела. Он вернулся в дом, чуть церемонно, хоть и с лёгкой вежливой улыбкой кивнул Иви. — Как и было обещано, леди, мы не подрались. — А затем подошел к супругу Генриетты, заговорив с ним о чем-то. Тот посочувствовал том, что Габриэлю пришлось согласиться на такой мезальянс, но посочувствовал, что молодой человек потерял титул герцога. Барон Фредерик весьма ценил расположение королевской семьи, на чем бы оно не основывалось. Маркус обеспокоенно посмотрел на отца, а затем — на дверь, куда ушел Габи. Юноша в соседней зале столкнулся с Джорджем, пару минут поговорив о предстоящей охоте и отказавшись от участия в ней под предлогом отвратительной головной боли. Вернувшись в комнату, он прилег, пытаясь привести растрепанные чувства и нервы в порядок. — Эль? — Он улыбнулся, только Ивонна так его называла. Мягкая женская ладошка коснулась рассеченного виска. — Сильно болит? Покачав головой, он лег на колени жены и затих. Задремав, даже не услышал, как вошел Маркус, заставший пасторальную картину. — Кажется, я помешал? — Маркус выглядел смущенным. Отступил на шаг, отходя в коридор. Он смотрел на сводного брата обеспокоенно, хотя и обратился с вопросом к Иви. Что-то происходило сейчас, чего юноша не понимал. Хотя и чувствовал, что семья их перестает быть таковой. Отец сильно изменился, про Габи и говорить нечего. Даже они с малышом Томом стали другими… Хотя по Томми это заметно меньше всего. Эти страшные три года переломали их всех. И Маркус радовался, что скоро поступит на службу на корабль и вырвется из этой унылой паутины. Юности свойственен эгоизм. Раздалось негромкое неровное постукивание — к дверям зала подошёл Томас. Закончив разговор с мужем Генриетты, граф Девенфорд подошёл к Артуру Лэнди. — Вы ещё не передумали уезжать в Индию, граф? Иви покачала головой, ласково улыбаясь и делая кистью пригласительный жест. — Входите, Маркус. И вы, юный виконт тоже. — Красивая улыбка осветила лицо девушки. Ей не хотелось тревожить задремавшего супруга, но его братья… — Располагайтесь, прошу вас. Эль, проснись. Твои братья пришли. Граф Ланли слегка приподнял брови в удивлении. — С чего бы нам передумать, граф? Оба юных Девенфорда, нерешительно помявшись, все же вошли в зал. Томас заметно покраснел и не смотрел на молодую супругу сводного брата. - Не надо его будить, миледи. - Прошептал Маркус. Он огляделся и, увидев в углу шахматный столик, потянул брата туда. - Вероятно, незачем, если прежнее решение не было продиктовано лишь желанием помочь... Нашей семье...- Генри скупо и мрачно улыбнулся. Как же внезапно трудно говорить "наша семья", когда нет уже той семьи. Габи сонно обворчал Генри и уткнулся носом в руку жены, снова засыпая. Иви абсолютно неаристократично захихикала. - Какой ужас. Он умеет ругаться, дорогие мои? Граф же Лэнди пару секунд хлопал глазами, после чего вздохнул. - Не мне Вам рассказывать как переменчиво настроение коронованных особ. И нашу семью мы защитим вместе, Генри. -Умеет, да ещё как. - Маркус повернулся, слушая бурчание Габриэля. - Ему прежде от отца влетало. Но сейчас это что-то новое. Том, не слушай, думай лучше. - Юноша фыркнул, слово какой-нибудь простолюдин. - Да, Вы правы, Артур. К тому же - Габриэль теперь не оставит молодую жену. - Такая же мрачная скупая улыбка. - Маркус же скоро поступит в распоряжение адмирала Фергюсона, а это куда безопаснее, чем жизнь при дворе. Иви осторожно накрыла мужа шкурой и заменила свое колено на подушечку, которую Габи обнял и проворчал что то нелестное в адрес отца. - Дом душевнобольных чистой воды, милорды. - Девушка велела принести чай и пирожные. О своих талантах к шахматам она скромно молчала. - Конечно, не оставит. Как и мы все вместе. Они только оперяются, Генри. Им нужна твердая рука. - Мягкая улыбка седого графа была ответом на опасения мужчины. Никто никого не бросит на полпути. Томас то и дело косился на девушку, краснел, у потому "зевал" ход за ходом, теряя фигуру за фигурой. Вскоре его король жалко "топтался" где-то в углу шахматной доски, зажатый двумя ферзями и конем Маркуса. - Да, Вы правы, Артур. Мальчикам и юношам нужно много твердости в воспитании... Куда больше, чем дочерям, вероятно. - Генри согласно кивнул. - Вы намерены до отплытия провести охоту? С Вашего позволения, я бы принял в ней участие. - Он коротко глянул на сестру покойной супруги и ее супруга, по губам скользнула неприятная сухая усмешка. - А вот барон Крэспи не любитель подобных развлечений. Иви с интересом наблюдала за поединком, решив что немного помощи не помешает. Протянув руку, она взяла ладью Томми, съедая коня Маркуса. Шах, но не мат. - Извините, виконт, мое самоуправство. Кажется, Вам требовалась помощь. Мой родной отец научил меня этой игре. - Девушка слегка покраснела. - Разумеется, трюмы нужно забить свежим мясом. - Взглянув на чету Крэспи, кивнул, понимая намек. Завтра гостей мягко проводят. Он тоже устал от толпы в своем доме малознакомых людей. Томас покраснел ещё больше, прикусил губу. Затем задумался, глядя на доску. Маркус же улыбнулся, а потом посмотрел на девушку. - В таком случае, миледи, позвольте предложить Вам партию в шахматы? Граф Девенфорд, коротко кивнул, показывая, что Артур верно понял его намек. - Вы хотите провести охоту сегодня или завтра, Артур? Габриэль заворочался на постели, приоткрыл глаза и увидел милую картину игры в шахматы. Тихий смешок донесся с кровати. - Эй, братцы. Это моя жена. - Сев и откинув спутанные волосы за спину, рассмеялся на покрасневшего Томми и смутившуюся Ивонну. - Мы обязательно сыграем, чуть позднее. Батюшка затевает охоту. Вы верно отправитесь, Маркус? А мы с Элем и Томасом поиграем. - Габи кивнул и серьезно взглянул на Марка. Что то не так... - Завтра после завтрака, Генри. Когда в доме наступит тишина, мир и покой. - Охота? - Маркус Разулыбался, кивнул. - Да, конечно, миледи, я поеду на охоту. Габи, а ты разве не поедешь? Генри коротко хмыкнул. - Боюсь, Артур, тишина наступит лишь завтра к вечеру, если все разъедутся, не раньше. - Маркус, у меня голова болит, а тряска в седле мне радости не прибавит. Поезжайте с отцом, развейтесь. - Присел на кровати - а мы научим Томаса, как обыграть тебя в шахматы - тихий смех разлился по комнате. Артур согласно кивнул, понимая, что и это придется переложить на плечи женщин. - Хотя бы ночью будет тихо - Ни разу не намекал на богатырский храп Генриетты. Разве что бесенята в глазах бал устроили. - Да я ещё тебя обыграю, братец. - Томас возмущённо уставился на Габриэля. - И отца тоже. - Мастер игры. - Маркус ухмыльнулся и потрепал брата по волосам. Передвинул одного из офицеров. - А пока тебе мат. - Какое счастье, что покои, отведенные чете Крэспи находятся в дальнем крыле. - Генри хмыкнул еле слышно. - Вот Иви обыграешь, признаю твое чемпионство, братец - Закусил губу, чтобы не захохотать. Что-то шепнул жене и она кивнула. - Марк, идем, найдем отца. - Мягко выпроводил братца из комнаты. Девушка присела перед Томасом и улыбнулась. - Давай посмотрю твою ногу? Внизу же граф Лэнди возвел глаза к небу и одними губами произнес понимание глуховатости Крэспи. Как он вообще терпит эту зануду? Юноши на лестнице привлекли внимание, и граф повернулся к ним. Перешучиваясь, Маркус и Габи спускались. И лишь при взгляде на Генри юный граф леденел. Томас закусил губу, твердо решив не стонать и не хныкать. Потом поднялся. - Наверное, мне стоит считать на кровать, чтобы Вам было удобно, леди Ивонна. Генри посмотрел туда, откуда послышались голоса сыновей, и вновь его лицо стало похожим на ледяную маску. - Отец, Томас грозиться научиться играть в шахматы лучше тебя. - Маркус, смеясь, подошёл к Генри и Артуру, и замолчал, увидев выражение лица графа Девенфорда. Тот скупо улыбнулся, коротко кивнул. - Замечательно. - Да пожалуй. Так будет удобнее - Иви встала, поддержав Томми за руку и присела перед кроватью, осторожно разматывая его ножку. Ласковые движения не приносили боли. Габи был образцом гренландских ледников. Марк обеспокоенно крутил головой с отца на брата, а граф Лэнди хмурился. - С Вашего позволения, милорды. Мне необходимо помочь жене. Генри коротко поклонился Артуру, поблагодарив его за разговор. - Не смеем задерживать, милорд. Надеюсь, завтрашний день принесет больше удач, чем сегодняшний. - Короткий выразительный взгляд на чету Крэспи, такая же короткая сухая усмешка. - Отец, - Маркус дождался, пока граф Лэнди отойдет, и лишь затем заговорил. - Габи сказал, что у него сильно болит голова и что на охоту он не поедет. - Это дело самого Габриэля, Маркус. Если он считает, что ему стоит поберечься, то, разумеется, ему лучше остаться дома и показаться лекарю. Впрочем - он сам уже взрослый человек и не нуждается в том, чтобы кто-то решал за него. - Прежде подобное прозвучало бы с большей долей обеспокоенности в голосе, что же до лекаря - Генри, что называется, душу бы вытрясти из Джона, чтобы тот как можно скорее и лучше поставил приемного сына на ноги. Теперь же это прозвучало холодно и сухо. Маркус нахмурился, посмотрел на сводного брата, потом вздохнул и отошёл. Его тяготила эта неявная, но весьма ощутимая война между родными ему людьми, которая началась непонятно почему и закончится неизвестно когда. У отца можно ничего не спрашивать - все равно ничего не скажет, а вот поговорить с Габи можно будет попытаться. Габриэль обернулся с полуулыбкой, выслушивая тонкое замечание и вернулся к брату, поясняя тому, что его усилившаяся после охоты головная боль может только задержать отъезд. Маркус согласился с доводами брата. Подняв леденящий взгляд на отца, юноша жутко улыбнулся. - Вы кажется изволили назвать меня трусом?- Разговоры мгновенно стухли. Казалось, побледнеть больше, чем был бледен до этого сам Габриэль, стать невозможно. Однако теперь лицо Генри Девенфорда было белее снега, лишь шрам страшно багровел. Сказать, что молодой человек ошибся? Показать трусом себя. Согласиться.... Граф понимал - для чего это делается сейчас - при скоплении народа, потому как до сих пор помнил брошенное вскользь "трус", когда его челюсть познакомилась с кулаком приемного сына. К тому же - в памяти больной занозой сидело ненужное - по мнению Генри - заступничество перед троими слугами в трактире. - Я готов дать Вам возможность доказать, что это неверное мнение, милорд граф Пемброк. - И - короткий и резкий "деревянный" поклон. В стороне громко - во вновь наступившем мертвой тишине - охнула баронесса Крэспи. - Вы посмели...- Рвануться к графу, сметая с пути Маркуса, попытавшегося его остановить. - Вы... - Сорванная с руки перчатка полетела под ноги графа. Взбешенный юноша был крепко схвачен тестем. - Габриэль, никакой дуэли пока Вы не выздоровеете окончательно. - Голос мужчины был тверд и решителен. Генри молча наблюдал за тем, что происходит, затем медленно поднял перчатку. - Извольте назвать условия дуэли, граф Пемброк. - Ледяным тоном, хоть и заикаясь чуть не на каждом слоге. Сейчас он был взбешён не меньше приемного сына. Коротко взглянул на Артура. Улыбнулся - сухо, одними губами - как это бывало при дворе с любым, кто рисковал оскорбить, хотя это выражение сейчас не относились к хозяину дома. - Не беспокойтесь, граф, в Вашем доме кровь пролита не будет. - А затем окинуть молчаливым гневным взглядом наследника. - До потери способности продолжать дуэль. Выбор оружия за Вами, - уже успокоивший собственный гнев юноша, процедил это сквозь зубы. Высвобождаясь из захвата тестя, юноша вскинул голову и прошипел. - Я буду милостив и дарую Вам право первого удара. - Ваши секунданты? - Хрипло. Это "буду милостив" вы звали тошноту и головокружение от гнева, в глазах побелели, будто Генри распахнутым взглядом вонзился в солнце. Это во вторую секунду бывает алая вспышка, а в первую - безжалостная сияющая белизна. -Граф Линмут. Окажете мне честь? - Джордж торопливо кивнул в согласии - Ваши, милорд? - Он почти шептал от переполняющей ярости. Его знатно потряхивало Маркус смотрел на все происходящее настолько ошарашенно, что даже не мог двинуться с места. Он знал о том, что отец с Габи в последнее время часто ссорятся, но полагал, что это происходит только из-за того, что сводный брат нервничает из-за предстоящей свадьбы. Но чтобы так... Сейчас наследник графа Девенфорда ощущал себя маленьким мальчиком, увидевшим ссору родителей, которые, как он всегда полагал, сдержаны и очень любят друг друга. - Граф Артур Лэнди. Не откажите в любезности, граф. - Короткий поклон Артуру. И - замолчать, боясь, что голос сейчас просто откажет. Сказать, что Лэнди был недоволен, это ничего не сказать. Но пойти против дворянских правил, гласивших, что отказ в дуэли граничит с оскорблением, он не мог. Коротко кивнув Девенфорду, он повернулся к спорщикам и сузил глаза. - А теперь, господа дуэлянты, послушайте меня. Ваша дуэль откладывается до прибытия в Индию. Это не обсуждается. Коли один из Вас не перенесет дорогу, в дело вступят секунданты. - Прикрыв глаза, мужчина вздохнул. - Графу Пемброк необходимо восстановиться. Как бы он не был силен и умел, раз предоставляет мне право первого удара, я не стану биться с... Тем, кто не здоров и ослаблен. - Так же чопорной, сухо и холодно. Слово "калека" не прозвучало, но двое из присутствующих в зале слышали его, будто оно было произнесено вслух. - Я принимаю Ваше условие, милорд Лэнди. Маркус смотрел на обоих дорогих ему людей и чуть не кусал губы от отчаяния. Что делать? Рассказать леди Ивонне? Но это будет подлостью. Отцу Доминику? Да, пожалуй. Он сможет уговорить этих двоих безумцев. Юноша развернулся и кинулся прочь из зала. Юноша холодно взирал на любимого человека, рыча внутри от ярости. Калека, значит? Ответный удар под дых был неожиданным, от того более болезненным. Но на лице Пемброка отразилась легкая улыбка. - Какое великодушие. Давно оно у Вас проявилось? По детству я подобного вспомнить не могу. - Багровеющий шрам. О да, "ты никчемный отец-тиран" звенело в воздухе. - Какая жалость. Милорд...- Кивок в сторону Лэнди и столкнуться нос к носу со спешащими назад Маркусом и отцом Домиником. Марки, зачем? Это уже лишнее. Дуэль назначена и отменить ее невозможно. Отец Доминик был ошарашен, когда в дверь его комнатушки раздался громкий торопливый стук, а затем, ворвавшийся Маркус быстро и испуганно поговорил о дуэли. Но говорил он так сбивчиво и непонятно, что священник мягко прервал юношу и поторопился за ним в хозяйский дом. И вот теперь священник стоял в дверях, пытаясь понять - что происходит. Ответная улыбка Генри была под стать словам молодого человека. Он быстро и коротко откланялся графу Артура, Габриэлю, бросил возмущенный взгляд, не сулящий ничего хорошего парню, кивнул священнику и вышел из зала. Габриэль ответил почти нежным взглядом. Только он почему-то резал сердце. Юноша поздоровался с отцом Домиником, заметил, что атмосфера в доме сегодня не очень здоровая и ему бы прогуляться в саду. Граф Лэнди кивнул, атмосфера и впрямь была напряженной, хоть ножами режь на куски. Что происходило - непонятно для только подошедших. - Отец Доминик, составите мне компанию? - Негромко попросить о такой малости. Пылающий гнев улегся почти.