Заложники любви. Заложники общества

На корабле, где оставались леди Ивонна с семьей и младший брат графа Пемброка, царила легкая суета: после объявления о появлении на горизонте земли, на судне начали торопливо собираться. Нужно было забирать на берег множество вещей, переправлять молодую "тяжелую" леди, да так, чтобы не повредить ни ей самой, ни будущему ребенку. Томас, почти излечившийся от своей мальчишеской влюбленности, сновал туда и сюда, то помогая, а чаще — мешаясь невольно. Некоторое время он пытался помогать матросам, но было видно, что это всего лишь развлечение. В отличие от младшего брата, Маркус взялся за дело обучения морской премудрости всерьез. Юноша загорел, потому как часто бывал на мачте и на марсе, руки огрубели и покрылись жесткими мозолями. Адмирала он слушался так, как прежде слушался лишь отца. Габриэль был спокоен и лишь помог жене и брату спуститься с трапа. Ивонна и леди Грейс помнили об обычаях и закрыли лица платками. Одобрительные взгляды турков были ответами на этот невольный жест. Матросы помогли одеться и спуститься Генри. — Просить вас ехать в карета, — маленький льстивый человечек согнулся пополам перед гостями шехзаде. — Вас ждать дворец. — Ломаный английский язык резал ухо. Адмирал сухо кивнул и затараторил на стремительном фарси, отвечая Барбароссе. Граф Девенфорд спустился с трапа, но оставался чуть в стороне от общей группы, все же опасаясь заразить молодую графиню Пемброк и ее матушку, а также Томми, который все же был сейчас кем-то вроде пажа при Ивонне и был явно доволен своей ролью. Лишь поклонился с ровной вежливой — придворной — улыбкой обеим леди, коротко по-военному кивнул лорду Артуру. Строго посмотрел на радостно бросившегося было к отцу Томаса. Мальчик явно сник и снова отошел к Ивонне и Габриэлю. Маркус жадно слушал говор адмирала — своего нового кумира, и твердо пообещал себе непременно попросить научить его этому языку — странному, но очень красивому. Отец Доминик неслышно и привычно молился, благодаря Бога за безопасное окончание пути. Некоторые из турок бросали на него косые взгляды, но не смели тронуть неверного, зная, что он один из приглашенных гостей сиятельного. Габриэль был невероятно учтив, успевая и посадить супругу и ее матушку в карету, и помочь Томми донести большой тюк с тканями. Кинув легкую улыбку Маркусу, кивнул и сел в седло сам. Его отчего-то не интересовала судьба Генри. Он сам виноват. Иногда проклятое упрямство служит отвратительную службу. Но Габриэль был непреклонен. — Все хорошо, любовь моя? — Молодая женщина благосклонно кивнула и погладила округлившийся живот ладонью. Томми зачарованно следил за ее пальцами. Там внутри ребенок. И у него однажды будет именно так. Генри оседлал подведенного ему коня. Может, это было не лучшее решение, но карета была одна: турки справедливо сочли, что в ней поедут лишь женщины, а среди мужчин — гостей сиятельного — нет столь почтенных возрастом или знатных гостей, чтобы предоставлять им отдельную карету. К тому же граф Девенфорд понимал, что в экипаже его сейчас просто может укачать, или он попросту уснет, а это было бы вовсе дурно. Он подъехал к адмиралу. — Приветствую, адмирал. Благодарю за доброе плавание. Надеюсь, прошедший шторм не особо повредил остальным вашим кораблям, кроме того, на котором был я? Там-то точно могу сказать, что все прошло весьма неплохо. Оба адмирала обернулись, и турок чуть хмыкнул на подъехавшего мужчину. — Приветствую вас, милорд. Позвольте представить вам Хайреддина Барбароссу, грозу морей и океанов. — Высокий рыжий пират поклонился, но это казалось лишь кивком. Он носил звание капудана, что соответствует графу в далеких западных странах. — И Мустафу, шехзаде великого султана Османской империи, наследника и опору. Его представителя, пока султан в походе. — Молодой человек, не старше Габриэля, чуть кивнул седоку и сам вскочил в седло. Рядом с ним ехала удивительной красоты женщина с открытым лицом. Что-то грубоватое, неправильное было в ее чертах, говорившее о дерзости. — Это моя дочь, — пророкотал капудан-паша, рассмеявшись в рыжую бороду — и супруга шехзаде, Михринисса-султан. Короткий кивок Хайреддину Барбароссе — они на равных. И более глубокий поклон наследнику султана; больше даже для того, чтобы скрыть удивление, поскольку Генри помнил слова Габриэля про сына — ровесника Маркуса. — Генри, граф Девенфорд к вашим услугам, господа. — Невольно пришлось подозвать жестом Томми, который с радостной улыбкой поторопился подъехать. — Мой сын — виконт Томас Девенфорд. Мой сын и наследник — баронет Маркус Девенфорд. — Указать на старшего сына, сидящего на коне подле адмирала Фергюсона. Сын шехзаде был ровесником Томми, а вот дочь — ровесницей Маркуса. Наследник кивнул юношам, Габриэль уже был ему представлен. Осман, ровесник Томаса, с любопытством взирал на английского мальчишку и со всей детской непосредственностью задал ему вопрос: — Вы раньше бывали в нашей стране? Хотите, я расскажу о наших обычаях? — Улыбнувшись, мальчик направил лошадь к ровеснику. Нергизшах смущенно хлопала глазами, ведь лишь их было видно на лице, скрытом тканью. Когда процессия тронулась, Габи также вскочил верхом и ехал рядом с адмиралами. Неожиданно в ладонь Маркуса ткнулся белый цветок фрезии и лошадь дарительницы тут же ушла вперед. Томми с некоторым трудом понимал арабского мальчика, но согласно кивнул. — Благодарю, я буду рад услышать про ваши обычаи и расскажу о наших. А в вашей стране я прежде не был, однако бывал в Африке… — И замолчал, на лицо его легла тень недобрых воспоминаний. Маркус растерянно посмотрел на цветок, оказавшийся у него в руке, зарделся и торопливо, чтобы никто не видел, спрятал его за пазухой. К капудану, видимо, ведавшему всей группой встречи, подошел один из слуг и, сложив руки на груди и поклонившись, попросил "преклонить свой сиятельный слух к ничтожному". — Мой отец говорит, что власть деда распространяется даже на Египет и Тунис. — Получилось чуть более хвастливо, чем мальчику хотелось, и он покраснел. — Простите. Я не хотел умалять достоинств вашего государства, но так горжусь дедушкой и отцом. Нергисшах ехала чуть впереди, уже невозмутимо продолжая беседу с матерью. Михринисса посмеивалась про себя, глядя на впервые испытавшую чувство влюбленности дочку. Рыжий адмирал прервал и чуть не схватился за плеть, но вспомнил о детях и беременной графине. — Говори. Слуга чуть не распластался по пыльной земле и еле слышно, торопливо проговорил, задавая вопрос: как поступить с муллой неверных — он не женщина и ему не след ехать в экипаже, но и не мужчина, чтобы давать ему коня? — Значит, ваш отец — король? — Томас был растерян и смущен. — А Вы — принц? Мой отец — граф… Но он очень храбрый. И умный. — Уверенно и так же с гордостью. — И он воевал вместе с нашим адмиралом. Только давно, я тогда еще был совсем маленьким. Адмирал Фергюсон торопливо объяснил Барбароссе, что отцу Доминику можно ехать в экипаже. Так даже будет безопаснее для него, ну и кроме всего прочего, он принял обет безбрачия. Выслушав доводы "коллеги", рыжий великан кивнул и велел посадить священника в повозку да приставить к экипажу четверку надежных янычар для охраны гостей. — Нет, нет. Мой отец — шехзаде. Это принц по-вашему. А мой дедушка — султан Османской империи, он сейчас в походе на Белград. — Кивнул, принимая равного себе мальчика, и вперед они уже поехали, перешучиваясь. Габриэль о чем-то спрашивал спутника шехзаде и явно о традициях. Нергисшах же то и дело оглядывалась и улыбалась. Ей понравился этот статный юноша в форме моряка. Слуга снова низко поклонился и поспешил выполнить приказ рыжебородого вельможи. Генри, дождавшись, пока адмирал Фергюсон отъедет от своего арабского "коллеги", повел своего коня рядом с адмиральским. — Что вы скажете о моем сыне, Макс? Имеет ли смысл отдавать его в море? — Короткая суховатая усмешка. — Или не стоит терять времени на бессмысленное дело? — А ваша матушка? Она принцесса, да? — Томасу было явно любопытно. — Габи говорил, что тут у каждого мужчины свой гарем и много-много жен. — Он хихикнул. — А у вас уже тоже есть гарем? Габи — это мой старший брат. Он хороший. И тоже очень-очень смелый. Маркус поймал взгляд Нергисшах и снова покраснел. Учтиво поклонился девушке, но подъехать, заговорить с ней не решился. — Моя мама — дочь капудана-паши Хайреддина Барбароссы. Вы встретили его с папой в море. — Осман нервно хихикнул и покачал головой. — Да, гаремы у нас приняты, только я еще не вырос для того, чтобы матушка собрала мне свой. Отец может показать вам собственный гарем, это величайшая честь для иностранца. Адмирал Фергюссон коротко буркнул, что мальчишке еще учиться и учиться, хотя голова и руки на месте. Пришлось Михриниссе угнать коня вперед, к мужу, дабы дать возможность дочери в сопровождении пары янычар и служанок замедлить коня и намекнуть Маркусу о разговоре. — Хорошо. Руки и голова на месте, значит, справится. — Генри коротко кивнул. — Вот и будет вам через пару-тройку лет старпом. — Барбаросса? — Томас хотел было рассказать про императора Фридриха Барбароссу, но подумал, что это все-таки будет невежливо по отношению к гостеприимным хозяевам. Вместо этого он покосился на Хараддина и тихо поинтересовался у Османа: — Он? Значит, он тоже твой дед? — И тут же поправился, извинившись: — Ваш? А капудан — это военное звание или морское? Или это титул? Осман кивнул на угадывание деда. — Да, это мой дедушка. Ты можешь называть меня по имени и на ты. Мне так больше нравится. — Мальчик чуть улыбнулся. — Это титул. Он наравне с… — чуть наморщив лоб, он вспомнил чудное слово, — министром. Означает командование флотом империи, титул бейлербея* и позволяет входить в совет дивана Повелителя. — Осману было интересно встретить человека, которому он мог рассказывать часами о своей великой родине. — Совет дивана? А совет кресла у вас есть? — Томас рассмеялся — звонко и заливисто. Торопливо оглянулся на отца, не рассердится ли тот за такое "недолжное" проявление непочтения к пусть маленькому, но все же сановному человеку. Однако Генри ехал чуть в стороне от остальной группы, впрочем, не особо отдаляясь — так, чтобы это было незаметно. Он был погружен в мрачные мысли. Осман захихикал, но все же объяснил, что диван — это собрание всех важных пашей и визирей во главе с Повелителем. Нергисшах так и не дождалась решительного шага от Маркуса и припустила коня вперед. Первые небольшие разочарования в юношеской любви… Но она знала, что в Топкапы своего не упустит. — Граф, — Генри окликнул Мустафа, — Я прошу вас быть осторожными во дворце и не влезать в дрязги. Сейчас там Хуррем, мать моих братьев и сестры, — лицо наследника омрачилось, — она не погнушается ничем на дороге к власти. На Западе ее называют по имени ее родины. Роксолана. — Для Габриэля это было как гром среди ясного неба. Легендарная Роксолана? Сумевшая из рабынь стать султаншей, да еще и единственной? — Чтобы вы понимали, граф… Моя семья в жестокой войне с ее. Пятый год. В ход идут интриги, шпионы, яд и подосланные убийцы. — У нас это называется Палатой лордов. Правда, там не все лорды Англии сидят, а самые древние, родовитые. Но все равно власть — у короля. А ты будешь королем, когда вырастешь, да? Ну, султаном… Если у тебя дед султан, а потом отец будет… Хороший конь. — Мысли Томаса, казалось, охватывали все, что он сейчас видел и узнавал, мальчик был жаден до новых знаний и впечатлений. Тем более нашел такого интересного собеседника. Пожалуй, еще более интересного, чем леди Ивонна. Ну, по крайней мере, столь же интересного. Граф Девенфорд подъехал к Мустафе, выслушал речь того, коротко кивнул. — Не извольте беспокоиться, шехзадэ. Я не намерен влезать в интриги вашего двора. И постараюсь не компрометировать вас и капудана — наших любезных и гостеприимных хозяев. — Ровно и серьезно. И промолчал о том, что ему хватило придворных войн у себя дома. Маркус взволнованно проследил взглядом за отъехавшей вперед Нергисшах, а затем тронул коня, отводя его в сторону от группы. Потом пустил торопливой рысью, догнал девушку и поехал почти рядом, чуть сторонясь лишь янычар охраны. — Простите, прелестная пери, — юноша вспомнил книгу "1000 и 1 ночь Шахерезады", привезенную как-то отцом, яркую, красочную, таинственную и волшебную. Он очень надеялся, что девушка поймет его французский, раз капудан на нем говорит, а она — его внучка. — Простите, что осмеливаюсь обратиться к вам при том, что мы не представлены друг другу лично. Я хочу принести вам глубокую благодарность за ваш дар. — Он чуть коснулся груди, где был спрятан цветок фрезии, и поклонился. — Да, так говорит моя матушка. У нас матерей наследников называют валиде. Она моя валиде. — На фразу о коне кивнул, обронив, что тот крымских кровей. Это подарок двору султана от крымских ханов Гиреев. Мустафа благосклонно улыбнулся и предупредил, что впереди рынок. Коли гости голодны или желают задержаться и рассмотреть город, он велит страже расчистить путь каравану. А с рынка уже неслись приветствия и здравицы. Было видно, что народ и ремесленники любят Мустафу. Янычары сдерживали толпу и собирали прошения в большие сетки на палках. Нергисшах удивилась французской речи. Этот язык плохо ей давался, а вот сербский и английский она знала неплохо. Отец настаивал еще и на итальянском. — Мое имя Нергисшах Султан, я внучка правящего Повелителя, милорд. — Обращение по всем правилам тонкого искусства Востока польстило девушке. Конечно, она была давно обещана сыну Соколлу-паши… — Я принимаю вашу благодарность. Но разве вы не знали, что за дар стоит отвечать даром? Я приму рассказ о вашей стране ответным подарком. — И все это на английском с едва заметным акцентом. — А моя мама умерла. Она теперь на небе. Так говорил отец Стефан и отец… — Сказал это все Томас совершенно спокойно. Он не знал матери, поэтому ее смерть не была трагедией, как для старших братьев — и родного и сводного. — У вас очень трудный язык. И все эти понятия… Прости, если я в чем-то запутаюсь, это будет не со зла и не от желания тебя обидеть. — Мальчик улыбнулся. Заслышав шум базара, встрепенулся, с интересом посмотрел вперед, а потом снова обернулся к Осману. — Что это? Драка, пожар? Или преступников каких-нибудь казнят? — Он однажды был в Лондоне и видел, как на одной из площадей сжигали пойманную ведьму. — Мы поедем так, как будет угодно шахзаде и капудану, — вежливо отозвался граф Генри. — Мое имя Маркус, баронет Девенфорд. — Юноша удивился и обрадовался, услышав английскую речь. — И я со всей сердечной благодарностью и радостью расскажу прелестной пэри о своей стране все, что будет любопытно вашей сиятельной милости. — Ты не обидишься, если я буду тебя поправлять в случае ошибки? — Мальчишка привстал в седле и глянул вперед. — Это просто базар, Томас. Там много чего продают. Самый короткий путь во дворец. Мустафа кивнул и процессия двинулась по расчищенной дорожке через шумное людское море. Юная девушка замолчала, дабы не перекрикивать толпу и, лишь когда выехали с базарной площади, решилась спросить. — Мне интересно практически все, юный баронет. После ужина у бассейна с рыбками в гаремном саду. Мне пора… — Нергисшах заметила взгляд матери и рысью направила лошадь вперед, дабы продолжить щебетание на фарси с матушкой. — Конечно не обижусь. И даже буду благодарен — потом не ошибусь. — Томас рассмеялся. А затем глаза его вспыхнули любопытством и азартом. — Базар? Я читал про восточный базар в книге. Про Шехерезаду. У вас тут ходят разные мудрые волшебники, мудрые правители, которые переодеваются простыми людьми, и хитрые воры. Да? — Мальчик смеялся открыто и искренне, но вовсе не насмехался. — А нам можно будет посмотреть на базар? У нас есть рождественские базары и разные ярмарки. Там иногда и всякие развлечения для простолюдинов бывают. А здесь? Генри следовал почти следом за Мустафой, стараясь не особо потерять его фигуру в водовороте шумного многоголосого гомона. Маркус поклонился отъехавшей Нергисшах, проводил ее взглядом. А затем торопливо подъехал к Габриэлю. Он уже и думать забыл, что несколько месяцев назад был обижен на брата. Маркус был вспыльчивым, но вовсе не злопамятным человеком. К тому же много месяцев они не виделись, будучи на разных кораблях, и лишь теперь можно было нормально поздороваться. — Здравствуй, Габи. — Юноша улыбнулся. — Рад тебя видеть. Как вы перенесли плаванье? — Постарался произнести это небрежно, словно сам уже был опытным морским волком. — А здесь можно неспешно попить кофе и выбрать ткань или украшение в подарок невесте. Знаешь, как невесты радуются, когда ты им золото присылаешь? Конечно, спросим у папы, возьмем янычар и съездим. Одних нас не пустят, — огорченно вздохнул ребенок. Габриэль же был занят неспешной беседой через окошко кареты с отцом Домиником, которому тоже все было в новинку. — Здравствуй, Маркус. Вполне неплохо. Отец болел сильно… Очень. Как тебе служба у адмирала? — А почему не отпустят? Ты же внук Султана. Тебе разве могут что-то запретить? — удивился Томас. И снова торопливо спросил: — А какие у вас тут есть соревнования и развлечения? Не на базаре, а вообще? — Отец болел? — Маркус обеспокоенно оглянулся на едущего неподалеку Генри. Затем чуть поклонился леди Грейс и Ивонне, сидящим в одном экипаже с отцом Домиником. — Миледи, святой отец. Снова повернулся к Габриэлю. — Адмирал говорит, что у меня руки и голова растут откуда надо, а не из… — Он покосился на женщин и священника, промолчал, лишь многозначительно хмыкнув. — В общем, он мной вроде бы доволен. Потому как не особо ругается. — У отца много братьев от другой матери. И они с бабушкой Махидевран враждуют. Борьба за трон идет. — Осман был рад отвлечься от тяжелой темы и, подъезжая к огромным воротам, заявил, что обязательно научит нового друга борьбе на матраках. Габи сложил губы в улыбку и понял, что юноша ищет разговора. Гостям указали на посольский особняк в саду и отрядили туда ораву слуг, да еще и личного повара с султанской кухни.