Заложники любви. Заложники общества

Следующее утро ознаменовалось тем, что к кораблю, на котором находились семейства Лэнди, Пемброк и обе мусульманки, подплыла лодка, и звонкий юношеский голос требовательно выкрикнул, чтобы им позволили подняться на борт. Юнгу подняли наверх, капитан заговорил с ним, спрашивая, что привело его на корабль. Чуть поодаль Ивонна укладывала волосы Нергисшах на французский манер, а турчанка рассказывала ей про Авиценну и его учение. Маркус сказал, что на их корабле очень нужен отец Доминик, так как один из матросов сильно заболел и жаждет исповеди и причастия. — Об этом мне нужно сказать ещё и графам Пемброк и Лэнди. — Услышав голоса девушек, Маркус замолчал. Затем, кивнув капитану, отошёл разыскивать священника. Проходя мимо Ивонны и Нергиз, с чуть смущенной улыбкой поклонился. — Доброго вам утра, миледи. Капитан послал матроса за падре и графами. Габи уже и сам выходил на палубу. Обняв жену, погладил живот и улыбнулся ответному поцелую. Нергис покраснела и что-то пролепетала о солнечном дне. Усмехнувшись в волосы жены, Габриэль прошел к брату, здороваясь. — Что случилось, Марк? — Здравствуй, Габриэль. — Юноша чуть кивнул, хотя и оставался серьезным. На Нергис он теперь старался не смотреть, чтобы не скомпрометировать ее. — На нашем корабле умирает матрос, адмирал послал за священником и велел рассказать вам — тебе и графу Лэнди. А заодно и узнать о вашем всеобщем самочувствии и — будут ли какие-нибудь дополнительные распоряжения по поводу плавания? — Надеюсь, что это не заразно. У нас все в порядке. С корабля отца тоже сигналили о норме. Ивонну отправить не могу, я пойду, если потребуется помощь, с отцом Домиником. А ты присмотри за женщинами здесь. — Рука легла на плечо брата в полной уверенности в силах Маркуса. — Да там помогать-то нечем. Так что отца Доминика только довезти; лодка у борта стоит. Присмотреть? Габи, тут же и граф Артур и Джордж… — Вот теперь Маркус улыбнулся — чуть лукаво и слегка смущённо. И шепнул почти еле слышно: — Спасибо, брат. — Ты бы хоть поговорил с ней. — Чуть улыбаясь, отстранился и хмыкнул. Не менее лукавая улыбка заиграла на лице молодого человека. Он позвал жену вниз, в каюту. Маркус коротко хмыкнул. А затем подошёл к девушке. Поклонился, чуть краснея от смущения. — Я рад видеть вас, госпожа. Надеюсь, ваше плавание проходит спокойно и без неприятностей. Нергис повернулась и недоделанная прическа водопадом рухнула по плечам девушки. — Молюсь о вашем здравии, хабиби. Надеюсь, что ваше плавание не менее приятно, чем мое. — Она ни на что не жаловалась. Плаванье Маркуса было не особо лёгким: адмирал гонял юнгу то туда, то сюда, учение морской науке оставляло не только знания в голове, но и следы на теле — стёртые в кровь и зажившие ладони, обветрившаяся и просоленная кожа, синяки от нескольких падений с мачты, по счастью, с нижней ее части, и ударов о борт во время ещё прежнего шторма. Однако говорить обо всем этом юноша не собирался. К тому же сейчас ему казалось, что и вправду плаванье проходило легко и просто: ведь Маркус видел перед собой ту, о которой грезил в ночи дежурств и дни штилей. — Благодарение Богу, все хорошо. Госпожа, позволите ли вы преподнести вам небольшой подарок? Нергис видела стертые в мозоли до крови грубоватые руки. Пожалуй, она понимала, что ему это дается с большим трудом. Кивнув, девушка задумалась над ответным подарком. Маркус низко поклонился и открыл сжатый до тех пор кулак — на загрубевшей ладони лежала крупная черная жемчужина и несколько белых поменьше. — Я прошу принять этот жемчуг, госпожа, как знак моего глубокого почтения. Девушка широко распахнула глаза и рот. Маркус, сам того не зная, сделал ей предложение. Она стояла в нерешительности и теребила в руках платок. — Хабиби, вы верно не знаете наших традиций. Вы только что сделали мне предложение. Юноша густо покраснел. Губы дрогнули. Он и в самом деле не предполагал, что простой подарок мог означать столь серьёзные намерения. Он, конечно, уже думал над тем, чтобы уговорить отца, упросить отца Доминика… И лишь затем просить руки девушки. Но чтобы вот так и сразу… И все же баронет Девенфорд горделиво вздернул подбородок. — Значит, такова судьба, госпожа, и такова воля Божья, что это произошло сейчас. — Что скажет ваш отец? А моя бедная матушка? — В полном смущении девушка на шаг отступила, не касаясь жемчуга пальцами. — Вы сумасшедший, хабиби. Я дам вам ответ в порту Индии. Пусть надежда согревает вас. — Я упрошу отца! Если же он… Если он откажет, я готов даже к тому, что он лишит меня наследства. Я готов к тому, что мне нужно будет самому обеспечивать привычную вам и достойную вашего положения жизнь. Ожидание будет мне мукой, но скрасит мое одиночество на корабле. — Юноша опустился на одно колено, не убирая протянутого на ладони подарка. Габриэль застал душераздирающую сцену на коленях и донельзя смущенную принцессу. — Братец. — На плечо Марка легла рука. — Дай девице продохнуть. — Я дам вам ответ в Индии, хабиби. — Юркой змейкой девушка исчезла с палубы, а Габриэль расхохотался. — Дурак. Она уже дала тебе ответ. Хабиби… милый. Любимый. Единственный. — Габриэль… Габи… Ты… Уверен? Ты не шутишь? Не… Не… разыгрывает меня? — Каждое слово побагровевшего и торопливо поднявшегося Маркуса давалось ему с трудом. Он посмотрел на все ещё лежащий у него на ладони жемчуг. Выдохнув, парень закатил глаза и покачал головой. Нет, он не шутит. — Переправь отца Доминика и отправляйся поговорить с отцом и леди Михриниссой. И с Османом. Он сейчас глава их семьи. Соберись, братец. — Встрепав волосы брата, крепко обнял его, понимая, что ему необходима поддержка близкого человека. — Да, конечно… Ох… Братец, а я, оказывается, боюсь. — Маркус рассмеялся — немного нервно, обнимая Габриэля в ответ. Жемчуг он аккуратно убрал в карман простых матросских штанов. Вышедший из каюты священник подошёл к молодым людям, кивнул Маркусу, здороваясь, приветливо, хоть и чуть обеспокоенно. Маркус склонил голову. — Благословите, святой отец. Тот перекрестил юношу. Габриэль вздохнул. Он начинал чувствовать себя свахой. На подошедшего отца Доминика обернулся и после благословения чуть нежно улыбнулся священнику. — Святой отец, пожалуйста, скажите, возможно ли крещение иноверцев на корабле? — Помогая падре сесть в шлюпку, а точнее, перебраться за борт, ободряюще улыбнулся брату. Сам тот спросить не додумается. — Конечно, Габриэль. Крещение, исповедь, служение мессы, причащение и миропомазание — все это возможно проводить на корабле. Но необходимо искреннее желание крещаемого. — Отец Доминик понимающе улыбнулся. Разумеется, он предполагал, что спрашивают его обо всех троих мусульманах. Хотя его и немного беспокоило — примет ли такое решение леди Мехринисса и леди Нергиз. — Но сначала я должен сам поговорить с обеими леди и мальчиком. Но это будет чуть позже. Когда я вернусь на этот корабль. Сейчас мне нужно торопиться. По знаку Маркуса матросы опустили весла на воду, лодка отплыла от корабля. Маркус смотрел на корабль, надеясь снова увидеть на борту принцессу Нергиз. — Хорошо, святой отец. Я буду ждать вас. — Отпустив лодку, он постучал пальцами по перилам борта и пошёл вниз, к леди Ивонне. Ей с самого утра было несколько нехорошо. Габриэль остался с женой, облегчая её головокружение травами и настоями. Нергис же долго говорила с матерью и теперь заплаканная сидела в каюте. Томас заворочался на корабельной койке — узкой для двоих, и с громким грохотом свалился, просыпаясь. Громко охнул, открыл глаза, поднимаясь с пола, ругнувшись. Торопливо перекрестился. Османа этим он все же разбудил. Тот сел, протирая глаза и зевая. Поинтересовался, что произошло и, получив ответ, фыркнул. Наскоро умывшись — турки вообще всех с ума свели своей тягой к чистоте тела, — он надел кафтан. — Пойдём будить взрослых? — Ему было невдомек, что уже давно все встали. Потащив Томми за руку, он полетел на палубу. Томас, и сам любитель разбудить кого-нибудь, весело рассмеялся и побежал за своим другом. И остановился, глядя на один из кораблей, на мачте которого трепетал жёлтый флаг с черной окантовкой — знак того, что на корабле есть заболевший. — Осман, смотри! Там… На том корабле — Маркус. Надо сказать отцу. Осман остановился на полдороги, едва не влетев носом в палубу. Переведя взгляд на указанный корабль, кивнул. Точно надо сказать графу. Дружные мальчишеские вопли в поисках графа по всему кораблю не могли не привлечь внимания. Осман увернулся от подзатыльника капитана, два раза проехал на пузе по мокрой палубе с ведром под ругань юнги. Второй раз ему повезло. Он в дружной компании ведра с водой въехал в ноги графа Девенфорда. Граф беседовал в это время с каким-то матросом. Мужчина чуть хмурился, но был спокоен. Жестом отправив матроса прочь, он обернулся к тому, кто побеспокоил его. — Осман, что происходит? — голос графа был холоден и ровен. — Папа, на корабле, где Маркус, там… Там флаг болезни. — Томас, выглядящий не менее встрепанным, чем Осман, затормозил рядом с другом, часто дыша. — Простите, граф. — Отряхнувшись, юноша поднялся и тряхнул головой. — На том корабле флаг болезни. Это точно. — Он чувствовал себя немного виноватым за произведенный переполох, но они и впрямь торопились к графу, чтобы сообщить новость. На том корабле старший брат Томми и граф может беспокоиться о сыне. — Я знаю об этом, джентльмены. И уже послал матроса выяснить, что именно там случилось. Если это снова эпидемия — корабль отстанет от остальных, и на нем будут лечить тех, кто заболел. Полагаю, туда отправится отец Доминик или граф Пемброк. Если это та же болезнь, которой болел я, я также пойду помогать. — Заметив, как встрепенулся Томас, граф Девенфорд коротко хмыкнул. — Нет, Томас, и вы, и Осман останетесь тут. — Голос был жестким и властным. — Но, отец, мы тоже можем быть полезны, — встрепенулся мальчик. — Тем более это может быть и та болезнь, которой болел я — в Африке… — И осекся, увидев тяжелый и поистине жуткий взгляд отца. — Нет, Томас, вы оба останетесь здесь, — внезапно мягко произнес граф. — Идите пока что позавтракайте. И охранит нас всех Господь от всех напастей и бед. Осман поднял голову на жесткого, но строгого в своей заботе графа. Мужчина, наверное, просто иначе не умел выразить своей любви к ним. — Пап… Граф. Милорд… Понимаете, я немного знаю нашу медицину. Могу ли я помочь хотя бы советом? Мне хотелось бы быть вам полезным. Вы столько сделали для моей семьи, это будет самая малая толика, чем мы сможем отплатить вам. — Говорите, Осман. — Генри кивнул. — Я слышал, что восточные лекари весьма искусны в лечении самых разных хворей. Полагаю, впоследствии вам будет интересно поговорить об этом с графом Пемброк, его супругой и нашим священником. Впрочем, как и с Томасом. Они все довольно сведущи в нашей медицине. Томас стоял потупясь. Его задел жесткий и почти что страшный взгляд отца, его покрасневший шрам… Мальчик уже не раз мог убедиться в том, что шрам краснеет или, наоборот, белеет лишь тогда, когда граф чем-то либо очень взволнован, либо весьма рассержен. А в том, что именно они с Османом послужили сейчас причиной отцовского гнева, мальчик не сомневался: граф Девенфорд очень не любил бесцельной — по его мнению — суеты и шума. — Мы лечим лихорадку иначе, граф… Наши лекари проводят даже опер… опер… Операции. Вот. Иногда в животе может что-то надо отрезать. Мамина служанка искусный лекарь. Вам нужно попросить Нергис, она переведёт. Служанка только по нашему говорит. — Осман заметил, что Томасу тяжело, и стиснул его кисть пальцами. Хотелось передать мальчику свои мысли. — Я не уверен, что подобное действие может быть одобрено церковью и угодно Богу. — Генри хмуро покачал головой. — К тому же, пока что неизвестно, чем болеют на том корабле. Когда матрос вернётся, я пошлю его на тот корабль, где плывут ваша сестра, матушка и отец Доминик. Подобные вещи стоит обсудить со священником. Тело человека — храм Господень. А разве можно разрушать храм? — Но ведь, если болит зуб, цирюльник может выдернуть его, — осмелился тихо возразить Томас. — А ещё я помню, когда я сильно болел и у меня был жар, то его лечили, пуская кровь. — И тут же снова замолчал, боясь вновь рассердить отца. — В любом случае, прежде, чем мы узнаем хоть что-то о болезни на том корабле, обсуждать методы лечения не имеет смысла. А теперь идите завтракать. После же — приходите в мою каюту. Если вы не забыли, Осман, сегодня у нас час урока латыни, час — английского, потом история и этикет, а после обеда — урок фехтования здесь же — на палубе. — Да, граф. — Юноша опустил голову. Как любой нормальный ребенок, учиться он не любил, однако граф интересно рассказывал об истории Англии, а юноши давали ценные и порой смешные комментарии событиям прошлого. А вот с фехтованием у него не заладилось. Тут фехтовали на западный чуть изящный манер, а он владел турецкой и крымско-татарской рубкой, основанной на русской казачьей школе. — Пусть заболевшим поможет небо. Томас, ты поможешь мне с латынью? Сложный язык. — Конечно, помогу. — Томас кивнул, улыбнувшись чуть напряженно. Он привык к таким проявлениям неудовольствия и беспокойства отца, хотя не всегда понимал причины этого недовольства, но… каково подобное терпеть Осману — сыну принца? Теперь, пожалуй, у Османа сложится дурное мнение и о христианах в целом и об отце в частности… И это беспокоило мальчика. Вдобавок он не мог забыть взгляд отца. Томас потянул друга обратно в каюту — завтрак, обед и ужин им приносили туда: не кормиться же благородным людям в кают-компании вместе с матросней; да и переодеться после подобного "забега" обоим не мешало. Юноше и впрямь было не по себе, несмотря на то, что к строгости он привык. — Знаешь… Томас, я пока не уверен до конца в желании сменить веру. Для меня все это странно. И я пойду на такой шаг, когда буду уверен, что хочу верить, а не попробовать новое. Понимаешь? — Доля горечи была все же в его словах. Граф просто не знал, скольких спасали их лекари. И Осману было откровенно обидно за свою культуру. Он забился в угол кровати к стене и обнял колени руками. Томас молча кивнул, тяжело вздохнув. Он знал, что отец порой бывает слишком резок в суждениях и эта его черта приносила немало вреда и самому графу и его общению с другими людьми. Но… Все же — это был отец. Которого Томас любил, и который растил своих детей не более, а, порой, и менее жестко, чем многие другие отцы своих сыновей. Мальчик достал из сундука две смены чистой одежды, передал одну другу и начал переодеваться сам. Осман не переоделся, только снял мокрое. И так как был, в одной холщовой рубашке, залез обратно на кровать. К горлу подкатил ком невыплаканных слез по родному отцу, который всегда понимал его. На востоке дети это все. Не хватало рук матери и смеха сестры. Он был одинок, несмотря на друга… — Я к маме хочу. — Ты… Ты сильно обиделся на… графа? — Негромко и огорчённо произнес Томас. Он очень тяжело вздохнул, покачал головой. Ох, отец, отец… Ну что же он делает? То с Габи ссорился, то теперь — вот уже почти оттолкнул от себя того, кто хотел назвать его отцом, кто готов был искать в нем поддержку в трудную минуту. Негромкий короткий стук в дверь, и матрос, принесший в каюту завтрак, поставил поднос на стол и, поклонившись, вышел. — Я хочу к маме, — упрямо повторил юноша и нахмурился. В этот момент он был маленькой копией покойного отца. Оттолкнув от себя тарелки, юноша встал, быстро одеваясь. Он был еще ребенком и потому бежал от проблем, а не решал их. Выйдя из каюты, юноша остановил матроса и потребовал отвезти его к матери. Матрос отказался наотрез без приказа капитана и графов. Тогда юноша, белый как полотно, прошел на палубу и вцепился в поручни. Томас торопливо последовал за другом. А, увидев, что тот остановился у борта, подошёл на пару шагов, остановился. Негромко окликнул. Он понимал, что Осман поступает сейчас в порыве грусти и отчаяния, что отец поступил неправильно. — Вы уже позавтракали, Осман? — К мальчику подошёл граф Генри. — Я не хочу есть, граф. Я хочу увидеть мать. — Он не отрывал взгляда от корабля, где находились его родные. Маленький упертый в фамильном упрямстве… Поручни даже жалобно поскрипывали от силы, с которой он их сжимал. Голос был глухим, отчаянным. — Прикажите отвезти меня к маме. — Хорошо, вас отправят на тот корабль. — Генри нахмурился, медленно кивнул. — Но не ранее послеобеденного урока фехтования. Осман… — Граф встал так, чтобы видеть лицо юного турка. — Мне жаль, если своими словами я задел какие-либо ваши чувства. Томас, заметив отца и услышав его слова, отступил на шаг, а потом вернулся в каюту. Осман уедет на тот корабль и вряд ли уже вернётся. Сам же Томас разрывался между другом, которому нужна была сейчас поддержка и помощь, и отцом, который, сам того не понимая, оставался в одиночестве из-за жёсткости своего характера. Мальчик не знал — стоит ли последовать за тем, кого он уже готов был назвать братом, или остаться с тем, кто дал ему жизнь. Виконт Девенфорд тихо застонал от отчаяния и, сев на кровать, обхватил голову руками. А юноша коротко кивнул. Он лишь с трудом отпустил поручни и вернулся в каюту. Об уроках сегодня речи не шло. Забившись на кровать Томми и уткнувшись в его плечо, мальчишка шмыгнул носом и замер. Хотелось не расставаться с другом. Но его отец… Его отец вышибал почву из-под ног, он к такому не привык. Папа всегда поддерживал его. А если Осман был неправ, обнимал и объяснял, а не закрывался традициями. Это рабов так воспитывают, а не принцев. Томас коротко посмотрел на маленького турка, сглотнул подступающие слезы: мужчине, дворянину не должно плакать, обнял своего друга. Вздохнул судорожно. — Он не плохой. — Тихо и хрипло. — Он не плохой и не злой. Просто… Такой. Упрямый. — И так же тихо, горько и коротко рассмеялся со слезами в голосе. Турок крепко обнял мальчика и закивал. Это он понимал… Но вместе с тем привык к иному отношению, и теперь было тяжело. И немного больно с непривычки. — Я знаю. Только вот мы с тобой тут решили стать братьями. А твой отец, может, не согласен? Может, ему такая обуза, как я, не нужна? Ты об этом не думал? — Ты вовсе не обуза, — пылко возразил Томас. — Вовсе не обуза. Но… Ох, Осман, почему и зачем все так сложно? — Новый тяжёлый вздох. — Мы хотим стать братьями, мой брат влюблен в твою сестру. А вы ещё и мусульмане. Мальчик покачал головой и незнающе пожал плечами. Он и в самом деле не знал, от чего все так. Но на последней фразе Томаса они оба и не заметили, как вошел граф Генри для урока. Совсем заговорились. — Ты сам говорил, что твой брат не обидит мою сестру. А тебе я верю. — Не обидит, конечно, но дело не в этом… — Томас заметил отца и замолчал, бросив обеспокоенный взгляд на друга. — Джентльмены, вы опаздываете на занятия. — Генри внимательно смотрел на обоих мальчиков. — Осман, когда вас отвезут на корабль, на котором плывет ваша матушка, я попрошу вас сказать отцу Доминику, что мне необходимо поговорить с ним. Разумеется, если он до той поры будет на корабле. Осман кивнул. Ему не терпелось поскорее увидеть маму и прижаться к ее груди. — А могу я взять Томми с собой? Чтобы он не скучал здесь. — Наглость, достойная королевских кровей. Мальчики так и сидели в обнимку, не отрываясь друг от друга. — Он не будет скучать здесь. Ему нужно ещё повторить те уроки алгебры, которые ему были заданы. — Генри чуть качнул головой. Томас едва слышно вздохнул, потом посмотрел на отца. — Пап, я хотел бы повидать Габи и леди Ивонну. И обещаю, что займусь алгеброй по возвращении. — Отпустите его со мной, граф. Я буду отвечать за него. — Так по-детски, громко и безапелляционно, что не хватает духу отказать обоим, объединившимся в едином порыве. — Отвечать? — Скупая прохладная усмешка. И — согласный кивок. — Хорошо. Но, как я уже сказал, после тренировки. А теперь, джентльмены, извольте позавтракать и прийти в мою каюту для занятий. — Граф коротко кивнул и вышел. Завтракать Осман все равно не стал. А после уроков и обеда за ними пришла лодка. В ожидании, глядя, как матросы плывут, мальчишки подпрыгивали на месте, словно игривые котята. Перелезая в лодку, Осман подал руку виконту и отвесил глубокий поклон графу. Он помнил о его просьбе. Томас сел в лодку, хмурясь и потирая плечо — ему немало досталось во время тренировки. Впрочем, хмурился он не из-за боли, а от беспокойства. — Осман, отец, кажется, слышал наш разговор про Маркуса. — Значит, твоему брату придется просить руки моей сестры. — Мальчишка пристально глядел на корабль с его родными. Скоро он обнимет маму. Совсем скоро. — Только и всего. — Не только это... Если отец усыновит тебя, то, получается, Маркус влюблен в… Свою будущую сестру? Ох, Осман… — Мальчик вздохнул. Бросил взгляд на корабль, тихонько, вовсе неаристократично фыркнул. — Знаешь, а я ещё год назад был влюблен в леди Ивонну — супругу моего брата Габриэля. — Я еще не решил по поводу усыновления. Ему тогда придётся жениться на маме… Это нелегкая задача. — Нервно хихикнул и поддел локтем друга, — ну… она же вовсе круглая. — Так год назад же этого не было. Они тогда ещё только готовились к свадьбе. А теперь Габи счастлив. И это хорошо. — Томас вздохнул. А потом встревоженно посмотрел на Османа. — Не решил, потому что… Отец? Да, понимаю, тебе, наверное, такое непривычно и… неприятно? — Он вздохнул уже грустно, кивнул. Затем встрепенулся. — Смотри: Габи и Ивонна на палубе. И… Твоя сестра. Вон там — левее мачты. Габи! — Мальчишка поднялся на дне лодки и замахал руками. — Милорд, ради Бога, сядьте, — обеспокоенно воскликнул один из матросов, сидящих на веслах. — Лодка может перевернуться. — Немного неприятно, я не буду лгать, Томми. Но ведь его не переделать… Эй! Сядь, с ума сошел? — Пришлось почти что силой усаживать Томаса обратно. Габриэль услышал и повернулся. Увидев скачущего Томми, погрозил кулаком. Томас сел, но продолжал махать рукой, приветствуя всех. Оказавшись на борту корабля, помог подняться и другу, быстро подошёл к брату, его супруге и сестре Османа, с улыбкой поклонился. — Доброго дня, леди, Габриэль… Я рад видеть вас всех. — А затем, не сдержавшись, бросился обнимать брата. — Габи… Осман вел себя куда серьезнее. Он поприветсвовал Габи, Ивонну. Поцеловал сестру и отправился искать маму в каюту. Габриэль порывисто обнял Томми и фыркнул. — Ты, паршивец, зачем в лодке скакал? — Рад был. Очень. — Томас улыбнулся. Габи был чуть более груб и несдержан со словами, но он был более искренен — в отличие от отца, и поэтому его выговоры проходили более безболезненно. — Мне надо поговорить с тобой, Габи. А отцу — с отцом Домиником. А на корабле, где Маркус, "больной" флаг. — Отец Доминик уже там, матрос заболел. А Маркус, вон он… К отцу плывет. А мы поговорим… Милая, все нормально? — Ивонна только отмахнулась от надоед веером, мол, идите уже. И продолжила пить чай на травах, поглаживая живот. — Простите, что краду вашего мужа, миледи. — Томас чуть поклонился, улыбаясь. И оттащил брата за рукав к другому борту, только раз обеспокоенно глянув в сторону моря, где на волнах качалась лодка, приближающаяся к кораблю, где плыл Генри. — Ох, как не вовремя он… — Он сделал предложение принцессе. Вполне вовремя. Или что-то случилось? — Легкий бриз развевал вновь отросшие волосы юноши. Он сел на бочку и облокотился на борт — Что такое, братец? — И он поехал говорить об этом с отцом? — Томми застонал, обхватывая голову руками и сползая по борту на палубу. — Ой, не вовремя… — Он поднял взгляд на брата. — Мы с Османом разговаривали об этом, а отец услышал… И… Ох, Габи… — Мальчик вздохнул, покачав головой. — Да. Ну не убьет же отец его. — Хотя тревога скользнула на лицо Габриэля. Нужно было выручать юного влюбленного любой ценой. — Томми, найди впередсмотрящего. Пусть сигналит на тот корабль, чтобы меня подняли. Некогда лодку расчехлять. — Габриэль остался в панталонах и босым. — Погоди, Габи… Отец… Он сегодня вообще сам не свой. Даже не с сегодня, а со вчера. Они говорили с Османом про крещение Османа, и отец был, кажется, доволен этим, но потом… Что-то произошло… Я не знаю, что именно. Но… Ты же знаешь — этот его шрам… И сегодня, когда мы прибежали к нему сказать, что увидели "больной" флаг. — Я разберусь, Томми. Обещаю. Хорошо? Присмотри за Иви. У нее кружилась голова. — Легко вскарабкаться обезьянкой на борт и на глазах Генри прыгнуть в волны, которые обожгли холодом. Маркус заорал в лодке о дураках самонадеянных и погреб обратно к брату, который вынырнул и поплыл навстречу лодке. — Ты совсем спятил? Куда вот ты? — Маркус велел гребцам остановиться и протянул Габриэлю руку, помогая выбраться из воды в лодку. — Ты что, не мог лодку взять? Что случилось? — Он чихвостил брата примерно так же, как отец прежде, но не так холодно; скорее даже — наоборот, чересчур пылко. Юноша был взволнован и переживал за брата. Забравшись в лодку, юноша отжал волосы и набросил на плечи сухую рубашку, одолженную матросом. — Спасать твою спину и задницу, братишка. Отец знает про твои чувства. Я попробую сдержать его и убедить. — Знает? Откуда? — Маркус вскочил было, но лодку качнуло и он сел обратно. Нахмурился упрямо, куснув губу. — Что же, значит, хоть объяснять все не придется. Габи, а тебе все же не стоит… Но… Спасибо. — Маркус положил загрубевшей смуглую руку на руку брата. — Кажется, он слышал разговор Томми с Османом. — Легко накрыл его руку своей и сжал пальцы. — А кто еще скажет в глаза нашему отцу, что его гордость вперед него родилась и он с ума сошел? Держи нос по ветру. Все получится. Маркус вздохнул, покачал головой, но промолчал. Он беспокоился за брата ещё и потому, что помнил и признание Габриэля, и то, что чуть не состоялась дуэль между отцом и братом.