Заложники любви. Заложники общества

Граф Девенфорд, закончив долгую молитву, направился в свою комнату. Он не знал - спит ещё Габриэль, или уже нет, но хотел просто побыть рядом. Он прекрасно понимал, что все прошлые чувства молодого человека забылись, как и многое другое. А если уж первой Габи вспомнил Ивонны... Значит - такова Воля Господня, и так тому и быть. Генри не намерен был мешать счастью молодой семьи, к тому же, ждущей наследников. Ивонны в комнате уже не было. Молодой граф еле убедил ее не вредить боле детям и возвращаться в постель. Он придет попозже. Скрипнула дверь и Габи повернулся. В дверях стоял мужчина из его странного и греховного сна, наполненного отчаянными жгучими поцелуями и ароматом крепкого вина. Было ли это на самом деле? Или он не хотел вспоминать? Но проверить нужно. - Генри...- А голос тот самый, надтреснутый - Да, Габриэль. - Граф коротко кивнул. Голос был ровным, спокойным, не сбился на заикание, даже не дрогнул, как и взгляд, хотя сердце стучало в груди, как бешеное. "Как у мальчишки, идущего под венец с той, кого он любит" - пронеслось в голове. - Ты прав: Генри граф Девенфорд, твой приемный отец. Как ты чувствуешь себя сейчас? Молодой мужчина замолчал, не чувствуя отклика. Сердце почему-то стучало как сумасшедшее, грозя выломать ребра и рвануть к... кому? К приемному отцу? К кому? Или же его сон правда? - Не знаю, что и сказать. Все слишком неожиданно, правда. - А перед глазами сумасшедшие поцелуи в деревянной комнате. - Я понимаю это, Габи. - Граф кивнул. - Когда ты вернул меня, я тоже не сразу привык. Но ты был рядом. А теперь пришел мой черед быть рядом и помогать тебе вернуться. Впрочем, у меня будет много помощников. Здесь уже была твоя супруга? - Он скупо улыбнулся, ощутив тонкий изящный лёгкий аромат благовоний, которыми окуривали комнату молодой графини Пемброк, чтобы придать ей сил. - Да была...- Габриэль сел на кровать и схватился за голову. Видения сменяли друг друга. Поцелуй под ледяным дождем на траве. Жаркий и отчаянный в какой то фаянсовой комнате. - Я так больше не могу. Не выдержу. Генри... Почему я это вижу? Почему все эти недели ты приходил во сне. - Ты тоже приходил ко мне во сне, мой мальчик. - Генри подошёл, сел рядом. Неожиданно для самого себя крепко обнял молодого человека за плечи - так успокаивают напуганного ребенка... Или... Того, кто дорог. - Ты все вспомнишь, Габи. Обязательно вспомнишь. Мы все молимся за тебя. Граф Пемброк замер, пытаясь разбудить свою память. И да... объятия отца были знакомы и приятны. Неужели все же эти сны - правда? – Ты... нет я не могу сказать. Боже как стыдно - Тебя что-то беспокоит, Габриэль? - Мужчина разжал объятья, однако продолжал сидеть рядом. Легко провел рукой по волосам. Бедный мальчик - сколько же ему пришлось вынести. Самому Генри - как он сам полагал - выпало меньше, поскольку его не мучали такие провалы в памяти, пусть даже это и было дополнительным мучением тогда, и провел на галерах он дольше. Но Габи... Он ещё молод для таких испытаний. Юноша оторвал руки от лица, пылающего как летние маки, и кивнул. Так не должно. Нельзя, но так манит. - Генри, прошу тебя.. Не скрывай от меня ответов. Мы были близки? - И это был вопрос непрямую, в самое сердце - Почему я постоянно вспоминаю, как ты меня целуешь вовсе не по-отечески? Ответь мне! Резануло как по живому. Больнее, чем хлыст надсмотрщика на галере, от которого заходилось дыхание и спина горела. Он все же вспомнил... Значит - вспомнит и все остальное. Господи, дай сил помочь ему! Генри кивнул, глядя на молодого человека. - Да, Габриэль. Твоя память не обманывает тебя. Мы... Мы любили друг друга. Парень вздрогнул как от плети и поднял глаза, неверяще глядя на отца... или все же любовника? - Любили? Я любил... люблю тебя? - Он закрыл глаза, не в силах смотреть больше от стыда и вжался носом в плечо графа, тихо вздыхая и замирая в его руках. Боль отступала на задний план. Его волосы пахли морской солью и горькой... чем-то горьким. Травой. Полынь. - Твои волосы пахнут полынью. - Любишь ли ты сейчас - не знаю, Габи. На этот вопрос ты сам себе должен ответить. У тебя есть супруга, и у вас скоро будут дети. - Граф вновь обнял молодого человека, гладит по волосам. - А прежде - да, любил. И я тебя тоже. Хотя... Попереживать друг друга мы заставили. - Скупая, но искренняя улыбка. - Очевидно, что раньше меня наличие супруги и детей не остановило. - Юноша глубоко вздохнул, судорожно цепляясь белыми от напряжения пальцами за легкий шелковый наряд отца. Пальцы скользили, и приходилось перехватывать потными ладонями снова и снова - Искренняя любовь никогда не бывает простой и легкой, да? - Не остановило. Твое чувство родилось прежде свадьбы, Габи. - Генри положил руку на руку приемного сына, прижал к своей груди. - Тише, мальчик мой. Тише. Ты уже дома. И я рядом. И все, кто тебя любит. Повернуть ладонь и вцепиться в руку отца, как утопающий хватается за соломинку, хотя и знает, что это не спасет. Габриэль поднял голову и взглянул в прежде такие родные темные глаза, находя в них отклик своего беспокойства. - Я боюсь представить, что ты пережил, когда меня все похоронили. "Когда меня все похоронили"... Но ведь и сам граф Девенфорд считал своего сына погибшим. Генри чуть коснулся губами лба приемного сына. - Все закончилось, мой мальчик. Я не оставлю тебя больше. Господу было угодно испытывать нас, и я надеюсь, что это испытание уже позади. "Это испытание позади". Вот только будет новое и обязательно. Габриэль поднял голову, прикрывая глаза и замер, чувствуя губы отца на своем лбу. Он боялся даже дышать. - Поцелуй меня, - хрипло произнес молодой граф, открыв глаза и заглянув в лицо отца. - Поцелуй - Это было почти требованием, почти приказом. - Габи... Мальчик мой. - Тихо и чуть хрипло. Горячие сухие губы коснулись губ молодого графа. Как тогда, прежде - немного нерешительно, будто в первый раз, и неясно - то ли это была нерешительность самого Генри, то ли он боялся спугнуть потянувшегося к нему Габриэля, невольно разорвать эту нить доверия, протянувшуюся между ними. Тихий отчаянный то ли стон, то ли слишком громкий выдох в губы Генри. Габриэль едва не задохнулся от нахлынувших ощущений и воспоминаний, от нежности и горячей любви, топящей в своей глубине. – Генри. - Судорожный всхлип и жаркий ответ на робкое касание губ мужчины, мужчину трясло и выгибало в ярких ощущениях в руках графа. Прижать к себе, осторожно гладить по волосам, и все глубже погружаться в это головокружительное безумие обжигающих поцелуев. Генри чувствовал всем существом, что держит в руках сейчас в руках своего Габи, прежнего, горячего, сводящего с ума напором своей греховной страсти. - Мой мальчик. - Обжигающий шепот в губы. Пальцы Габриэля путались в волосах на затылке мужчины. Страсть и глубокая нежность к этому человеку захватывали все его существо. Тихие стоны были ответом на действия Генри. Милый... Новый судорожный всхлип и молодой граф расслабляется и отдается на волю судьбы. Ещё один горячий поцелуй. И снова. Рука мягко скользит по спине молодого человека... И замирает, когда Генри ощущает под пальцами следы ударов плети - почти новые, почти свежие. Лицо графа каменеет. Как жаль, что охранников и владельцев шахты уже повесили. Иначе - будь это в его воле - они бы сполна ощутили на себе то же, что творили с пленниками... С его Габи. Габриэля трясет от ласк Генри и он полностью плавится в руках отца, замирая лишь тогда, когда его руки касаются еще ноющих ран на спине. - Это пройдет. - Тихий шепот, даже не открывая глаз. Потому что не хочется выныривать из сладкой сказки, в которую погружали руки и губы самого, как оказалось близкого человека на всей земле. Тело чего-то просило, быть ближе, раствориться в нем полностью, отдаваясь до конца. Горло само исторгало легкие стоны - Я знаю, Габи. Тебе уже не раз доставалось, и все равно все заканчивалось хорошо. - Скупая улыбка была все же теплой и искренней. И - новый поцелуй, горячий и жадный. А последующий - уже лёгкий и аккуратный. Затем отстраниться - неохотно, но понимая, что сейчас так надо. - Тебе нужно больше отдыхать, мальчик мой, и набираться сил. - Аккуратно провести ладонью по щеке молодого человека. - Наверняка раджа Джала Кампири захочет вскорости познакомиться со своим спасённым зятем. Нет... Нет, нет, нет. Не отстраняйся сейчас. Нет. Габриэль с отчаянием уткнулся в плечо отца, сотрясаемый волнами утихающей страсти. Что он делает? Это же отец... Но как хочется находиться в его руках вечно и чувствовать себя в полной безопасности. - Да, раджа... - Голос был глухим, почти механическим - Надо познакомиться и поблагодарить и его за свое спасение. Легкое касание волос и спины ладонью, поцеловать в висок. Вновь обнять - ведь так не хочется отпускать его. Мальчик мой... Ты снова со мной. Генри ощущал под рукой дрожь, но еще немного не верил, что это не сон, что это живой Габриэль. Даже жгучие поцелуи убеждали не совсем - ведь был же тот дикий, горячечный сон. Отчаянный глухой стон и снова прижаться к отцу, обнимая его за плечи и прикусывать губу, изнывая от чего-то темного и сосуще-сладкого внутри. Тихие стоны были благодарностью за ласки Генри. - Спасибо... Я жив благодаря тебе. Я буду жить. - Судорожно сотрясаясь от утихающей страсти, Габриэль прикрыл глаза. Коснуться губами прикрытых глаз. Так он позволял себе лишь с супругой, когда они уже полюбили друг друга. И теперь - с тем, кого полюбил, потерял в который раз и в который раз обрел снова. - Отдохни, мой мальчик. Я посижу рядом. Расскажу то, что ты хочешь вспомнить или то, что произошло после твоего исчезновения. - Я хочу вспомнить - как впервые признался тебе в чувствах - Кажется, сейчас Габриэля ничего больше не волновало. - Я вспомню сам. ты только подсказывай немного... Бусинку за бусинкой. Понимаешь? - Отстранившись, он лег на кровать и улыбнулся. - Года четыре назад Перед рождественским балом во дворце, куда мы были приглашены. - В памяти всплыл треск камина в комнате, стук снега в окно, просьба о рождественском подарке и горячий поцелуй. И глаза, полные отчаянной решимости. Которая тут же сменилась горечью обиды и страдания от того, что его отвергли. - Тогда... Тогда я оттолкнул тебя. - Глухо, вновь начиная заикаться. Медленно перевести дыхание, успокаиваясь. Скупая улыбка тронула губы, дернулся шрам на щеке. - Как с нами тогда намучался старик Джон... - И я долго добивался тебя после? Я немного помню... Джон это лекарь, такой суровый старик. Он нас еще на корабле запер. Куда мы ехали? - Вечность бы так лежать, собирая бусины памяти на нитку и переплетая свои пальцы с пальцами любимого - А еще... мне в причастии отказали. Я помню. И принц... что-то важное, связанное с ним. - Почти до самой свадьбы. Ты всегда был упрям и упорен. С самого детства. И всегда делал наперекор. - Скупая усмешка, легко провести по волосам молодого человека свободной рукой. А затем чуть напрячься. Медленно перевести дыхание. Голос становится глухим, несколько запинающимся. - Ты тогда признался на исповеди о своих чувствах. Не отцу Доминику. Он позже появился - как раз когда мы впервые пытались добраться до Индии. Принц... Наследный принц Эдуард... Ты заинтересовал его. И он держал тебя при себе целых три года. Ты пожертвовал собой ради спасения мальчиков. Их оставили рабами в Африке. - Значит, я уже пробовал... любовную постель с мужчиной. Вот только не с любимым. Я сожалею об этом, Генри. - Тихий судорожный вздох и приник головой к груди мужчины, словно в попытке оправдаться. - Бедные мальчишки... Рабство это сплошная боль. Я хотя бы не понимал, что я дворянин, а каково было им я даже не хочу себе представлять. - Судорожный выдох и прикрыть глаза. - Тогда я отказал тебе. Потому - тебе не за что извиняться, мальчик мой. Если бы не было моего отказа, все могло бы пойти иначе. Но... Все в руках и Воле Божией. И, значит, Ему было угодно так долго испытывать нас, крепость наших чувств. Плохо им было. Отец Доминик потом рассказывал - они долго еще сторонились всех. А теперь… - По губам скользнула скуповатая улыбка. - Теперь все хорошо. И, надеюсь, так и будет дальше. - Может, ты был прав. Вера этого не одобряет. Но если нас еще не убили время и испытания, значит что-то живо в нас. - Протянув руку, молодой брюнет встрепал волосы любимого, и шаловливая усмешка призраком скользнула по губам - Я не хочу вставать к ужину. Но нужно. - Твой слуга принесет ужин сюда. Ты ещё не очень оправился после освобождения. - Эта улыбка... Улыбка его Габи. И эта хитреца в глазах. Генри невольно улыбнулся в ответ. И, наклонившись, чуть коснулся губами молодого человека лёгким теплым поцелуем - без всяких просьб, сам. - Выйдешь к завтрашнему завтраку. А до того - позволь отцу Доминику осмотреть и лечить тебя. Иначе будут нагноения ран. Даже не смотря на то, что тебя вымыли. - Ты будешь со мной ужинать? - Такая немного детская просьба, словно он боялся снова остаться один. И ответный мягкий поцелуй со слегка агрессивным объятием. Не хотел Габриэль его отпускать от себя дальше метра. Когда у тебя нет ничего, ты начинаешь ценить крохи тепла и горбушку черствого хлеба. Вот и вновь обретенного любимого отпускать не хотелось. - А вот мне стоит быть на ужине. - С откровенным сожалением Генри покачал головой. В самом деле - пренебрегать своими обязанностями начальник охраны не имеет права. - Но я вернусь к тебе вечером, мальчик мой. - Мягко провести ладонью по щеке, будто успокаивая ребенка. - С тобой побудет Джош, а потом я вернусь. Обещаю. - Хорошо. - Габи наслаждался легкой лаской и кивал. - Я не хочу тебя отпускать, но... мне стоит хотя бы нарвать цветов жене. Самому. - Слегка нахмурил брови и сел, оправляя камзол и чуть хитро улыбаясь - только самому. Не желаю доверять это слугам. Я помню ее любимые цветы и найду их в саду. - Хорошо. - Генри кивнул. Затем вызвал Джоша и одного из слуга-индус; первому приказал позвать в комнату священника, а потом сопровождать милорда графа Пемброк на прогулке, а потом принести ему ужин в эту же комнату, а индусу - проводить молодого господина в сад - чтобы он не заблудился. Затем снова обернулся к Габи. - Твоя супруга все же сдержала свое обещание и подарила Томасу тигра. Так что мальчишки сейчас гоняются с этим хищникам как раз где-то в саду. Габи... А почему ты был уверен, что у тебя уже есть сыновья? - вспомнив странные вопросы молодого человека ещё когда его только освободили. Молодой человек встал, забирая неопрятно остриженные волосы в ворот камзола, и повернулся на такой простой вопрос - Знаешь, я не помнил кто я. Только образы всплывали. Молодая девушка, Иви... Ты и мальчишки. Почему то я был уверен, что Маркус мой брат, а эти двое сорванцов мои сыновья. Просто образы... и сны. - Вздохнул, раздеваясь для обработки ран. - Нет, эти сорванцы тоже твои братья. Ну, Томми точно, а с Османом все сложнее. Он мусульманин. Хотя хочет принять христианство. Как и его сестра - принцесса Нергиз. Но мальчишки почти неразлучные как братья. - Ты расскажешь мне вечером подробнее? - Уже сняв рубашку, обнажил бугристую спину в свежих шрамах и рваных ранах от острых камней. Кое-где края мокли от пота и грязи. - Все нормально, - заметил изменение выражение лица отца и поспешил заверить еще раз, - все правда нормально. Только щиплет слегка. - Габи, я знаю - что это такое. - Щека нервно дернулась. Джош, почему милорда так плохо вымыли? - Обернулся к вернувшемуся после исполнения приказания позвать священника, слуге. Сварливый мужчина поклонился графу Девенфорду - Да Господь с Вами, Ваша милость. Графа мыли очень хорошо. Это загноение старое. Нужно вычищать, только ведь я не лекарь. Ждем падре, Ваша милость. Его Милость велели сначала помочь другим страждущим, а опосля и ему. - Покачав головой, поставил легкий ужин из овощей и кусочков мяса на столик, сгрузил туда же бананановое вино. Генри коротко посмотрел на приемного сына, скупо улыбнулся. И в этой заботе о других, но не о себе - был его Габи. И это уже был не сон. - Отдыхайте, Габриэль, набирайтесь сил. - Коротко кивнул и вышел из комнаты. Они еще обязательно поговорят и не один раз.