Боги не могут ошибаться

Everything I bury gets exhumed I gotta dig deeper And all the things I bury gets exhumed I gotta dig deeper ♫ Skillet – Deeper

Локи мерил комнату шагами от стены до стены, как будто она была клеткой, а не одной из кают на их корабле. Ему необходим был план, новый план, потому что прошлый буквально полчаса назад как будто рассыпался в пыль, ему нужно было сосредоточиться, но мысли разбегались, словно мирные жители перед неведомой угрозой. Да, бог хитрости не мог не думать о своём прошлом появлении на Земле, когда почти что захватил её, а ведь мог бы, мог бы… Остановившись у окна после очередного измерения комнаты шагами младший сын Одина тяжело выдохнул, касаясь лбом прозрачной прохладной поверхности. Тор был почти в его руках, он поверил, Локи готов был в этом поклясться, он поверил в добрые намерения своего брата — и почти что доверился ему… Никогда ещё захват власти вообще и над богом грома в частности не был таким простым, нужно было просто привязать его к себе, согреть заботой, приручить вниманием… Опередив при этом эту выскочку с Сакаара. Локи не знал, какие намерения у Брунгильды, но был уверен в том, что она положила глаз на его брата. Это было слишком заметно, это было видно по каждому её движению и взгляду, по тому, как она улыбается новому царю Асгарда, как говорит с ним. Бог хитрости чувствовал конкуренцию за место рядом с Тором, за ближайшее место рядом с ним, которое самому Локи было просто необходимо. Править новым Асгардом из тени своего старшего брата, всегда оставаясь за его спиной и скрытым его титанической фигурой… Перспектива, возможно, не самая радужная для гордости, но зато самая что ни на есть удачная для всего остального. Защита царя Асгарда, возможность принимать решения с помощью его влияния, а главное — гарантия того, что до него не доберётся какой-нибудь Старк, у которого наверняка сохранилось желание отомстить. Можно было бы вернуться на Сакаар, захватить правление там и построить целый мир по-новому, по-своему… И всё-таки свалка, в которую уже превратилась эта планета, была не так привлекательна, как родной Асгард, пусть новый — даже хорошо, что новый, ведь они двигались на Землю, которую по чуть-чуть тоже можно было бы подбирать под себя. Локи думал об этом много и долго, просчитывал варианты, проигрывал в голове самые разные сценарии и остановился на том, что ему больше всего по нраву. Всё должно было закончиться идеально: вот новый Асгард, вот его царь, а вот его истинный правитель, мирно стоящий по правую руку от трона… Неизвестный большинству в своих полных функциях, но всемогущий в них по сути. Нужно было только заручиться доверием Тора, убедить его в том, что он, Локи, последний живой человек из его семьи, и есть тот самый верный друг, который всегда будет рядом. Валькирия внесла некоторые коррективы в этот план, она так старательно лезла к новому царю Асгарда, что Локи пришлось крепко задуматься над тем, как её устранить. Сделать это незаметно было практически невозможно, и дело было не только в том, что они находятся на космическом корабле: воительница запала в душу богу грома, и это было гораздо большей проблемой для самого Локи. Впрочем, занять место в кровати Тора было ему по силам, и он это знал, к тому же, имелся некоторый опыт ведения дел подобным образом — спасибо Грандмастеру с его бесконечной любовью к живым игрушкам. Бог хитрости был готов пойти на многое, чтобы получить то, к чему так давно стремился, да и «спать с царём Асгарда» не входило в список вещей, которые бы он никогда в жизни не сделал. Даже если царь Асгарда — его брат. Никогда ещё Локи не был так рад тому, что они не одной крови, впрочем, он не был уверен, что в данном случае это бы его остановило. Бог озорства ревновал к девчонке ещё отчасти потому, что она как-то слишком быстро заслужила всеобщее доверие. И Беннер, и Тор, и даже Хеймдалль относились к ней слишком хорошо, а ведь она была предательницей, сбежавшей из Асгарда и практически влачившей жалкое существование алкоголика с сомнительным видом профессиональной деятельности… Стоило один раз спасти жителей небесного города — и вот практически героиня. Сколько он правил процветающим Асгардом, оберегая его жителей и сам город? Сколько он сделал для них всех? Да, ошибался, да, по сути своей был пакостником, но — своим пакостником, родным, а эта… Откуда им вообще знать, что она не собирается всех убить и захватить власть? И всё-таки всё это было мелочами, которые доставляли хлопоты, но не мешали общему действу. Всё равно что мелкие детали в образе актёра на сцене: съехавшая набок шляпа или немного разошедшиеся стежки на плаще не могут помешать блестяще сыграть свою роль. Другое дело, если актёр вдруг обнаруживает, что забыл слова. Локи забыл слова. Локи забыл обо всём, едва оказавшись с братом в непосредственной близости не по собственной инициативе. Ноги становились ватными даже сейчас — от одного воспоминания о руке, крепко держащей его поперёк торса. Конечно, он не мог чувствовать дыхание Тора, ведь сам был в капюшоне, но стоило подумать о том, как горячий воздух, выдыхаемый братом, теряется в тёмных волосах, касается кожи, забирается под одежду… и Локи «плыл», прикрывая глаза и цепляясь пальцами за окружающие предметы, чтобы удержать вертикальное положение. Его подводило и тело, и разум. Когда он поцеловал брата, он управлял ситуацией, он планировал это, он понимал, что делает, но когда сам оказался ведомым, без возможности перехватить инициативу… Когда оказался так близко… Бог озорства снова тяжело выдохнул, ударяя кулаком по прозрачной преграде, которую бы с удовольствием разбил, если бы это помогло ему сбежать с этого корабля. Но бежать было некуда, и от этого было ещё страшнее. Всё то, что беспокоило его лишь отдалённо, то, что появлялось всплесками и где-то на периферии сознания, теперь вывалилось на первый план в виде огромной и бесконтрольной реакции, больше похожей на извержение вулкана. В плане Локи всё было идеально, он собирался хладнокровно захватить брата в свой плен, заставить его думать, что он в безопасности рядом со своим союзником в последней битве за Асгард, и спокойно дёргать за верёвочки, которыми бы опутал Тора с ног до головы, вкладывая в его сознание нужные мысли и идеи. А что теперь? Теперь он задыхался от одной мысли, что они уже в тот вечер поцелуя могли бы зайти дальше, что царь Асгарда мог бы не оттолкнуть, а прижать, обнять, ответить… Что было бы тогда? Остался бы контроль над ситуацией у Локи или перешёл бы в руки бога грома — сильные, грубоватые, тяжёлые ладони, в которых бог хитрости, удивляя самого себя, таял, теряя волю. Младший сын Одина медленно опустился на свою кровать, кое-как до неё добравшись. Он упёрся локтями в колени, сжимая голову в пальцах, словно это могло спасти от нахлынувших в его мысли картин, от захлестнувших ощущений, фантомных и несуществующих, но не менее ярких от этого. Его план был идеален от и до, но откуда же он мог знать, что самым слабым звеном в этой цепочке окажется он сам?.. — Пришёл рассказать мне о том, что я играю с судьбой? Локи произнёс это, не отрывая ладоней от лица. Ему не нужно было видеть Хеймдалля, чтобы узнать о его присутствии: тот, кто умеет подкрадываться, всегда слышит, как крадётся кто-то другой. Страж стоял в дверях, открывшихся как-то чересчур бесшумно, хотя больше похоже на то, что бог озорства просто слишком погрузился в свои мысли. Он всё-таки поднял голову, поворачиваясь к своему вечернему гостю, Хеймдалль же улыбнулся уголками губ. — Я вижу всё, — он глянул на одного из своих подопечных, коими считал братьев после смерти их отца, и шагнул в комнату. — То, чему суждено случиться, всё равно произойдёт. — Не того асгардца Хела лишила глаза? — Локи даже слегка усмехнулся. — У меня бы всё равно остался второй, — страж прищурился, разглядывая собеседника, словно пытаясь заглянуть в его мысли, и бог озорства почувствовал себя неуютно. — Злишься на то, что я сместил тебя с твоего поста? — он поднялся с кровати, проходя к столу и наполняя стаканы вином — у Локи тоже был запас алкоголя, но в разы скромнее, чем у брата, и по большей части на случай гостей. Хеймдалль покачал головой на протянутый сосуд, и Локи осушил свой в пару больших глотков. Он поставил пустой стакан обратно на стол, разглядывая его слишком внимательно, не представляя, о чём спросить того, кто знал, кажется, всё. Нет, бог хитрости не испытывал чувства вины, но было всё-таки несколько неловко, и страж это чувствовал, впрочем, Хеймдалль пришёл не за тем, чтобы стыдить младшего сына Одина. — Ты нужен брату больше, чем думаешь, — страж смотрел на Локи своими золотыми глазами, и тот почувствовал, что скрывать что-то от него просто бесполезно. — Сейчас особенно нужен. И это тот случай, когда нельзя его подводить. — А, то есть, до этого было можно? — бог хитрости попытался было посмеяться, но Хеймдалль оставался серьёзен. — Ты всю жизнь пытался доказать отцу, что способен на большее, — гость продолжал смотреть, не мигая, и Локи снова почувствовал себя маленьким ребёнком. Сколько раз после шалостей отец грозился позвать великого Стража с Радужного моста, если никто не признается в том, что они натворили… Тор молчал, он с детства был просто непробиваемым, накажут — так накажут, особенно ему было бояться нечего, ведь большинство пакостей всё-таки приходилось на долю младшего сына Одина. Образ Хеймдалля был страшен для маленького Локи — всевидящий владыка меча, открывавшего пути во все девять миров, представлялся мальчику исполином, который может раздавить его, просто наступив по неосторожности. Локи был ещё довольно мал, когда Хеймдалль появился на одном из пиров, ненадолго покинув свой пост — кажется, это был день рождения Тора… Один уже немного захмелел и, обнаружив друга на празднике, обратился к нему с вопросом о том, кто из его сыновей накануне разбил любимую вазу Фригги, его прекрасной супруги. Никто не признался в этом: Тор видел, как брат по неосторожности задел её во время очередной их драки, и, хотя зачинщиком был старший, по факту вазу разбил именно Локи. Разумеется, вину на себя Тор не взял, но и про брата говорить не стал, в итоге наказание грозило обоим, если бы не грядущий праздник. И вот он, тот самый великий Страж, воплощение абсолютного знания… Локи понимал, что если бы брат не начал драку, то и ваза была бы цела, но как объяснить это отцу — и позволят ли ему это сделать после того, как Хеймдалль вынесет свой вердикт?.. Он уже втянул голову в плечи, едва страж взглянул на него, впрочем, Тору тоже пришлось встретиться с золотыми глазами, после чего оба брата быстро переглянулись, понимая, что правда может выйти боком каждому… Но Хеймдалль только усмехнулся, сказав, что «сегодня вино мешает видеть ему прошлое», после чего подмигнул Локи, быстро, молниеносно — и стало ясно, что он лукавит в этой своей позиции. Конечно, он знал всё. Знал и сейчас, и бог хитрости вернулся в тот день под этим внимательным взглядом, словно не было никакой временной пропасти между той фразой и этим разговором. — Ты всё ещё думаешь, что доказываешь свою значимость кому-то, — Хеймдалль подошёл ближе, сжав плечо младшего сына Одина, заставляя его посмотреть на себя. — Но единственный человек, который в тебя до сих пор не поверил, это ты сам. И в твоих силах это исправить. Локи кивнул, показывая, что понял, он не смог бы выдавить из себя ни слова, даже если бы очень этого хотел. Горло перехватило как будто от подступивших слёз, но он бы никогда не позволил себе заплакать — не при ком-то точно, может быть, наедине с собой, но и то вряд ли. — Почему… — голос подвёл, но Локи кашлянул, возвращая себе способность говорить нормально — когда Хеймдалль был уже у двери. — Почему ты никогда не останавливал меня? Ты же знал, что я натворю, ты столько раз мог вмешаться… Почему? — То, чему суждено случиться, всё равно произойдёт, — страж качнул головой и слегка улыбнулся. — Я не останавливал тебя как раз потому, что вижу всё, что было, и всё, что будет. И знаю, на что ты способен — не только в плане разрушения. — Но сейчас… — бог хитрости тяжело выдохнул. — Сейчас ты решил вмешаться… Почему? — Я не вмешивался, — Хеймдалль подмигнул ему, так же быстро и коротко, как когда-то. — Я просто решил немного помочь тому, кому нужна была помощь. Он вышел, оставив Локи наедине со своими мыслями — замершего и обомлевшего. Помогать? Ему? Чем он заслужил такую милость? Сколько он себя помнил, его никто толком не любил, разве что матушка… И уж тем более никто не собирался ему помогать. Ещё одна загвоздка в его гениальном плане, ещё одна палка в колесе… Бог хитрости снова сел на кровать, опрокидывая в себя второй стакан с вином, предназначавшийся Хеймдаллю. Подумал — и налил себе ещё. Всё слишком непонятно, сложно и запутанно, никогда ещё он не сомневался в себе и том, что делает, так, как сейчас. Видит Один… Они едва покинули один мир и ещё не успели добраться до другого, а Локи уже чувствовал, что все вокруг сошли с ума. Все, включая его самого.