Боги не могут ошибаться

I hate you, I love you, I hate that I love you, Don't want to, but I can't put Nobody else above you. I hate you, I love you, I hate that I want you, You want her, you need her, And I'll never be her. ♫ Gnash – I hate U, I love U (feat. Olivia O'Brien)

Боль в голове появилась раньше, чем Локи открыл глаза. В голове, а затем и во всём теле, сосредотачиваясь где-то в пояснице, кажется, он вчера немного перестарался… Локи замер, сглатывая и понимая, чем именно его смущает его пробуждение сейчас. Не болью и немного затёкшей рукой, нет… Он повернулся максимально осторожно, боясь разбудить человека рядом. Так и есть, ощущения не обманули, равно как и память: Тор, царь Асгарда, спал прямо за его спиной, до этого момента мирно дыша в затылок брата. Одна рука бога грома всё ещё обнимала его за пояс, обозначая свою власть, вторую старший сын Одина каким-то невероятным образом умудрился просунуть под подушки, чтобы она им не мешала. Когда глаза Тора были закрыты, вполне можно было забыть, что он лишился правого в сражении с Хелой… Локи не удержался, осторожно проводя подушечками пальцев по щеке брата. Что-то неуловимо изменилось в облике Тора с того момента, когда он вернулся в Асгард. Когда понял, что брат жив, когда они потеряли отца… Пожалуй, да, в тот момент, когда они потеряли отца, старший сын Одина получил груз ответственности, о котором никогда не просил. Пожалуй, раньше он хотел править Асгардом, но после всего, что произошло, его желание сильно уменьшилось, и царствование уже не казалось сказкой. К тому же, раньше у них был дом… Теперь же предстояло всё строить заново, и Локи понял, что не уверен, справился бы он с тем, чтобы вести народ куда-то в пустоту, не зная даже сам, что их ждёт. Память услужливо подкидывала воспоминания из детства: вот отец отчитывает старшего сына за то, что тот недостаточно усердно занимается… Вот Один наказывает Тора за совместную с Локи шалость, кажется, они тогда снова повздорили и что-то сломали, это было их любимым развлечением. Вот царь Асгарда отсылает младшего сына, а потом… думая, что Локи ушёл, читает Тору такую длинную нотацию по поводу недостойности его поведения, что бог грома выходит из зала со сжатыми кулаками — и поникшими плечами. Он не знал, что младший брат за ним наблюдает, он никогда не замечал этого пристального внимания со стороны бога хитрости, хотя теперь Локи отдавал себе отчёт в том, что следил за Тором, словно был его преданным фанатом. А разве это было не так? Он завидовал брату. Завидовал во всём, ему всегда казалось, что родители больше любят именно Тора, что народ больше любит Тора, что все вокруг — до последней несчастной травинки — предпочтут Тора ему, младшему сыну Одина. От него, кажется, никто и никогда ничего не ждал, а ещё… от него не требовали. Отец мог высказать недовольство и даже отругать, но ему никогда не доставалось так, как Тору. Ему не твердили дни напролёт, что он должен быть достоин, достоин, достоин… Какое мерзкое слово, как будто если ты чего-то не достоин — то вообще ничего не значишь в этой жизни. Локи вспомнил, что чувствовал, когда видел, как брата ругают. Он радовался. Радовался, что безупречный первенец (могли ли они тогда знать, что у них есть ещё и сестра?) тоже ошибался — и ждал признания отца, ждал, когда он скажет: «Локи, ты гораздо лучше Тора, ты умный, сдержанный, ты серьёзен и готов править в разы больше…» Ждал и никогда не дожидался, потому что отец продолжал повторять, что именно его старший сын создан для трона. Теперь за ту радость было не то, что стыдно… За неё хотелось чем-то отплатить. Чем-то лучшим. Локи многое делал назло брату, и дело не только в фокусах с превращениями в змей и прочее, он даже войну за Мидгард развернул, кажется, чтобы насолить Тору. И эта маленькая стерва, за которой бог грома носился, как мальчишка… Локи ревновал к ней даже сейчас, но раньше почему-то не мог понять, почему именно так ненавидит Джейн. Теперь картина по чуть-чуть выстраивалась в его голове, так много вещей он делал, чтобы привлечь внимание брата, чтобы быть единственным в его жизни — а раз большинство ролей были заняты, пришлось стать единственным, кто бы доставлял ему проблемы, и Локи блестяще справлялся с этой задачей. А сейчас они остались одни из своей семьи, действительно одни, и не было лучшего времени, чтобы заставить Тора верить в самые лучшие намерения младшего брата, его нужно было уже сейчас привязывать к себе эмоционально по максимуму — и всё, управление Асгардом у Локи в руках. Может быть, и Мидгардом однажды… и всеми девятью мирами… И всё было так хорошо, вот только бог хитрости смотрел на брата и чувствовал, как внутри всё ноет и болит при мысли о том, что его снова нужно обманывать. Он занимался этим почти всю свою жизнь, а ведь им было так хорошо вчера, Локи и сам почти поверил в то, что никого, кроме друг друга, у них просто быть не может, что это чуть ли не судьба. Локи не верил в судьбу, он верил в здравомыслие, точный расчёт и холодную голову, вот только что делать, если последнее он начал терять как-то слишком часто? Пожалуй, впервые в своей жизни Локи понятия не имел, чего он хочет. Править Асгардом? Трахаться с братом? Совмещать приятное с полезным?.. Младший сын Одина тяжело вздохнул, стараясь сделать это максимально бесшумно — и по спине побежали мурашки, потому что он вспомнил, вспомнил так отчётливо и ярко это ощущение безопасности, когда Тор прижал его к себе перед тем, как уснуть… Сильные руки царя Асгарда, взяв его в кольцо объятий, дарили не только тепло и приятную тяжесть, нет, они дарили спокойствие, осознание того, что, пока бог грома рядом, ему ничего не грозит. Тор всегда был таким. Они могли ругаться, драться, не разговаривать днями и делать друг другу гадости (в основном, Локи, конечно, но он помнил выходки старшего брата очень хорошо, поэтому имел право говорить, что у Тора тоже был опыт вредительства), но при всём этом старший сын Одина никогда не позволял себе сказать что-то такое, что можно было бы назвать «за гранью». Много некрасивых слов звучало в адрес Локи, Тор порой не стеснялся в выражениях, но он не бил по больному и, кажется, никогда не собирался этого делать, удивительным образом обходя самые неприятные темы. Он оставался старшим братом даже когда выяснилось, что они не родные, он всегда был его защитником, даже если защищать приходилось от того, что творил сам Локи… Бог хитрости очень сомневался, что с ним бы обошлись хорошо после вторжения в Мидгард, если бы Тор не забрал его домой. И страшно представить, сколько раз Тор его прощал. Локи мог бы думать об этом ещё, но в этот момент бог грома пошевелился, открывая глаза. Точнее, он перед этим шумно вдохнул, обозначая своё намерение проснуться, и Локи успел отдёрнуть руку до того, как брат почувствует прикосновение. Тор уставился на него своим единственным глазом так, что бог озорства сразу понял: царь Асгарда не уверен, продолжается ли это сон или реальность как-то сильно отличается от его ожиданий. — Доброе утро, — Локи чуть усмехнулся, садясь. Тор потёр лицо руками, только теперь выпуская брата из объятий, кажется, ему нужно было ещё немного времени, чтобы до конца прийти в себя, но по тому, как неуловимо изменилось лицо бога грома, можно было понять, что он всё помнит. Осталось дождаться реакции. — Мы вчера..? — Да. Вздох, тяжёлый, старательно сдерживаемый — он всё-таки прорвался сквозь плотно прижатые к лицу ладони. Локи продолжал смотреть на брата, стараясь не думать о том, как сильно у него всё болит, начиная от синяков, оставленных пальцами бога грома, и заканчивая самой задницей, где всё тот же бог грома вчера успешно побывал. Нужно было принять душ или ванну, умыться хотя бы, но прямо сейчас Локи хотел понять, что между ними этим утром — оно явно отличалось от того, что было ночью. Тор сел тоже, он избегал смотреть на брата, предпочитая изучать одеяло, судя по всему, ему надо было собраться с силами, чтобы что-то сказать. Наконец, царь Асгарда заговорил, и голос был как будто не его: — Нам надо одеться, вдруг, кто-нибудь зайдёт, и… Локи вздрогнул. Он не питал надежд по поводу того, что бог грома проснётся с оформившимся решением по поводу их отношений или что признается в любви, не вставая с кровати, но так… Не переживание по поводу того, что они братья, не переживание по поводу того, что от поцелуя до секса их отделило несколько дней, и даже не переживание по поводу того, что они оба мужчины (Локи, например, это проблемой не считал, но мало ли что там в голове у его старшего брата), а «кто-нибудь зайдёт»… Отбросив край одеяла, Локи поднялся, максимально сосредоточившись на том, чтобы ни одним движением не выдать себя: тело отозвалось болью, от которой хотелось рухнуть на пол, но с этим можно будет разобраться в своей комнате. Если бы бог хитрости обернулся, а не сразу пошёл к своей одежде, он бы увидел, что Тор всё-таки посмотрел на брата, вздрагивая от синяков на его спине и бёдрах. Голова напомнила богу грома о том, сколько он вчера выпил, но это не помешало Тору подняться, кое-как влезая в свои брюки. — Послушай, я… — он провёл ладонью по волосам. — Я пока не готов… — Я понял тебя, — Локи одевался быстро, стараясь ничего не забыть. И не думать о том, что будет делать, когда дойдёт до своего обиталища. — Я просто не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, — Тор попытался подойти, но замер в нескольких шагах от брата, не решаясь. — Пойду напишу объявление, — язвительно отозвался бог хитрости. Он не надеялся на то, что всё будет хорошо, никогда ничего не бывает хорошо постоянно — и он привык к этому, но от того, как брат зацепился за тему огласки, раздражение росло в геометрической прогрессии. Локи зашипел, поджимая ногу: он обходил кресло в поисках второго ботинка и каким-то образом умудрился не заметить стекло — от разбитого вчера стакана. Осколки вонзились в ступню, можно было хоть сто раз быть богом и выжить даже после встречи с Халком, но только когда ты к этому готов. Здесь же Локи просто наступил на стекло, которое вытащил сразу — и сунул ногу в ботинок, игнорируя боль. Бог грома наблюдал за этим, не зная, как себя повести, все его мысли сбились в кучу, мешая друг другу, Тор просто не знал, что ему делать и что говорить. Нужно было промолчать, лучше всего было промолчать, но… — Просто теперь, когда я царь Асгарда… — слова слетали с его губ практически бесконтрольно, словно барьер между сознанием и речью исчез, и озвучивалось первое, что придёт в голову. — Это недостойно — спать с мужчиной, а тем более — с тобой, ведь мы… «…братья», — хотел он добавить, но не успел, потому что его оборвали на полуслове. Локи отвесил брату оплеуху, резко и быстро, развернувшись. Это была не пощёчина, нет, он просто не выдержал — и ударил Тора по лицу тыльной стороной ладони, размахнувшись. Голова бога грома повернулась в сторону от этого удара — да так и осталась, он ощутил металлический привкус во рту. Локи тяжело дышал, словно сам испугался того, что он сделал, а он и испугался, но не мог больше слушать всё это; да, он знал, что не срастётся всё сразу, что путь долгий, что будет немало сложностей, но… Что-то внутри сжималось до боли от подобной постановки вопроса, что-то кололо в груди, слева, мешая связно думать, и снова это мерзкое слово — «достойно»… Точнее, «недостойно», на этот раз даже с «не». Локи выскочил из комнаты брата, не оглядываясь, игнорируя боль и даже не замечая, как страдальчески отзывается раненая нога. Он думал, что готов к любому утру после этой ночи, что сможет перевести всё в шутку или сделать вид, что его не задело; Локи правда думал, что, в случае негативной реакции, просто убедится в том, что его план был хорош — и вернётся к нему, внеся коррективы и теперь действуя хладнокровно и спокойно… Только вот всё снова шло в обход прогнозов и ожиданий. Локи думал, что ему будет всё равно, что наваждение пройдёт, и он будет действовать так, как действовал всегда, с выгодой для себя. Только вот теперь бог хитрости стоял в своей комнате, прижимаясь спиной к двери — и задыхался, но не от бега, а от пережимающих горло горячих, болезненных слёз, которые никак не могли добраться до глаз, застревая где-то по пути и не давая вдохнуть; слёз боли, обиды и… разочарования.