Дьявол

Яркий лес дарил всевозможные краски осени: желтели листья, краснели закаты, ночь становилась чернее и чернее, утрачивая свою летнюю бойкость и радость. Мутнели звезды, облака показывались все чаще и чаще. Еще не был вечер, но день уже отдавал свои концы, буквально, в воду. За жёлтым холмом солнце скрывается, и за ним же располагалось озеро, в котором тонули, если есть неопределенность, если ты не смог сделать выбор, если ты не отпустил. Тобирама прятался. Он не помнил, почему это делал, но знал, что пылающий лис не должен найти его. Кажется, он играл с братьями, но его еще никто не нашел. Никто не искал. "Прячусь как заяц я", – думал он, сидя в окружении трех пылающих кустов. Было тихо, даже ветер не дул ни с одной из сторон. Одиноко. Кончается лето — жизнь не кончается. Тобирама сидел на корточках и беспокоился из-за братьев. Куда же они могли подеваться? Куда они могли уйти, ничего не сказав, не предупредив? Они же играли? Играли же? Сенджу обиженно надул губы и вышел из своего укрытия. Мальчик совсем не боялся, что его найдут. Он знал, что не смог бы там пробыть и секундой дольше. Но никакие крики и дурачества его не встретили. Все так же стояло солнце за холмом, все так же пели свои песни прячущиеся где-то птицы. Один он стоял среди деревьев и не мог надышаться воздухом. Как будто вот-вот упадет и больше не поднимется. Тобирама боялся, боялся больше всего на свете того, что останется совсем один. Небо обливалось кровью. Птицы кричали из самых дальних углов, беспорядочно перелетая с одного дерева на другое. Он тоже кричал и кричал, но все же с закрытым ртом. По белоснежной коже катились первые слезы, а глаза застилала белесая пелена. Тобирама побежал, не разбирая дороги. До конца он так и не осознал, что это снова сон в его подсознании. Маленький мальчишка с суровым взглядом брал вверх и не хотел отпускать наивное тело на волю. Сенджу не помнил, как добрался до деревянного дома, из трубы которого валили дым и копоть. Он не помнил, почему на улице уже было темно, хотя еще недавно солнце только склонялось над черной водой, соленной от слез. Он боялся озера, но не осознавал почему. - Ох, милый, это ты! - радостно пролепетали над головой. Он медленно обернулся и уставился вглубь дома. Справа стояла белая печка, в которой что-то готовилось, место для сна, слева стол, украшенный двумя горящими свечами и алеющей розой, а прямо перед ним – мама, чьего лица он так и не вспомнил. Длинные волнистые белые волосы, лежащие на плечах, покачнулись, зеленное платье испачкалось в муке, пока руки беспорядочно пытались очиститься, улыбка расцвела на лице, но тут же потухла. - Что случилось, Тобирама? - взволнованно спросила мать, подойдя ближе и вытирая слезы своего дитя. Щёки и губы обводишь пальцем. Сенджу вырвался из маминых рук и сам вытер рукавом своего старого пиджачишка все следы недавней истерики. Остались только красные разводы на шелковистых щеках и гордо вздернутый розовый нос. - Я испугался, - признался он без тени сожаления. - Мы играли, а потом они куда-то ушли. Я боялся, что больше не увижу никого. - Ох, милый! - мать аккуратно обняла своего ребенка, потрепав по волосам. Теплые руки приятно грели своими прикосновениями, а мягкие подушечки пальцев легко прошлись по всей длине его волос. Тобирама весело хихикнул матери в плечо. - Но сейчас я не напуган, мам, можешь отпустить, - он погладил ее по спине, расплавляя складки зеленной ткани. - Ох, милый, - тяжело начала она, - плохо, что они не придут. Мне бы тоже не понравилось, если бы мои братья оставили меня, даже не предупредив. Я бы тоже испугалась. Но ты точно уверен, что сейчас тебе все нравится? - она с надеждой взглянула ему в глаза, но, увидев, как носик кривится, а губы снова складываются в улыбку, мать немного помрачнела лицом и закрыла глаза. - Рядом с тобой мне все нравится! - уверенно заявил он. - А тебе? - Тобирама наклонил голову набок, наблюдая за тем, как виток белых волос оказывается накручен на палец. - Да, милый, - тихо проговорила она, снова обняв его, - мне нравится всё, что тебе нравится. Мальчик снова хихикнул ей в плечо и хотел уже было пойти за стол есть, как заметил, что одна из свечей в момент потухла. В каждой секунде счастье заложено. Тобирама выбрался из объятий и подошел к деревянному столу, на который опало несколько алых лепестков, точно капли крови. Он уже хотел спросить о чем-то легком, невинном, детском, но, обернувшись, не увидел никого за спиной. Просто и сложно хотеть невозможного. Куда же она пропала? Тобирама посмотрел везде, где только мог, даже в печку заглянул, но так и не смог ее найти. Но хуже всего было то, что он так и не смог запомнить(вспомнить) ее лица! В окна стали навязчиво бить деревья своими длинными ручищами, молнии сверкали, освещая пустой дом, послышался грохот, а по крыше постучали настойчивой дробью — начался дождь. Тобирама схватился за свою потрепанную штанину, но тут же отпустил ее. Нет, он не должен бояться! Отец не одобрит. Сенджу взглянул на маленькие ручки и неожиданно понял, что они не его. У него большие, мозолистые от работы ручища. Он уж точно не должен бояться какой-то грозы. Он смотрит тяжело, а слова острые, как сюрикены. У него остался только старший глупый брат, а все это снова тот странный пугающий сон, в котором вечно не хватает воздуха. Мальчишка сжал кулаки и прямиком отправился к зеркалу. Оно ничего более не отражало, кроме силуэта. Его маленького, мрачного силуэта. Но неожиданно тень задвигалась и, выпятившись вперед, показала свой розовый носик. - Я был, и вот-вот ничего не останется, - грустно оповестил он, тяжело вздохнув. - Я маленький мальчик, которого ты потопил, чтобы стать таким, каким стал. Понимаю, почему ты это сделал, - объяснял он. - Мир жесток, он отобрал у тебя почти все. Ты боишься потерять последнее, - тяжело вздохнув, мальчик с покрасневшими от слез щеками продолжил, - Но я бы не хотел, чтобы, убив в себе меня, ты оставался печальным. Мама и все-все-все, кто был тебе дорог, ушли, и это нормально. И я скоро исчезну, но, пожалуйста, в эту секунду ты улыбайся, - и мальчик натянул улыбку до ушей, хотя по щекам прошлись предательские слезы. - Помни, что бы ты не сделал, кем бы не стал, - тело Тобирамы стало увеличиваться, принимая подростковые очертания, - о чем бы не думал, - еще немного увеличилось, пока не доросло до того размера, в котором был настоящий Тобирама. - Я всегда поддержу тебя. Мы целое. Его изображение пошло рябью, сменяясь на портрет Мадары. Он легко улыбался, как если бы говорил с братом или другом. Сенджу немного оторопел от такого и хотел уже было поскорее отойти от него, но прозвучавшие слова обескуражили, заставляя застыть, точно восковая фигура: - Мне нравится всё, что тебе нравится. А потом зеркало потемнело и разошлось в трещинах, затрещало, заклокотало, пока, наконец, не разбилось. Вдалеке ударила молния, освещая черное озеро и горящие алым леса. Сенджу тяжело вздохнул, вытирая рукавом слезы с лица. - Не думал, что такое может всплыть у тебя в голове, Тобирама Сенджу, - немного раздраженно молвила тень. *** Комната встретила привычными бегущими тенями и звуками с улицы. Окно было приоткрыто, ветер легко заходил внутрь. Мадара стоял у двери, слегка облокотившись на косяк, о чем-то думая. Половину лица, как всегда скрывала угольно-черная челка, а в легком освещении полной луны можно было заметить, что глаза были обычными, человеческими и немного уставшими. Учиха не знал, как относиться к Тобираме. В последние три дня они только и делали, что занимались раскапываем информации из тех свитков, что он нашел в библиотеке. Он думал, что Тобирама делал это исключительно из-за беспокойства за свою задницу, но недавний разговор не только вывел его из колеи, но и показал, что это не совсем так. Не всегда то, чем кажется, является таковым. Как же можно было забыть о главном правиле в создании иллюзии? Да. Он раскусил его страх, его паникерство по поводу и без. Но неужели до недавнего момента так и не понял, что скрывалось за этим не только любовь к своей шкуре, но и та настоящая братская любовь, что может быть только у человека? Если честно, Мадара никогда не думал, что Тобирама может быть человечным. Паника, страх и агрессия — природа животных. И только это он видел, но не понимал, что зрение обманывало. Тобирама мог быть Дьяволом, что забрал жизнь его последнего брата, мог быть крысой, что боялся за свою шкуру, но все равно подъедал пальцы и уши несчастных жертв, уснувших не там... Да хоть кем угодно! Но не человеком. Учиха не мог поверить, что такое простое может быть реальным. Всегда хотелось верить в то, что ладно строилось на протяжении нескольких лет, но, к сожалению, выдуманное. Так вот, он не знал уже, изменять ли отношение к этому человеку или нет. С одной стороны, он забрал жизнь Изуны, с другой — помогал в упокоении, что было крайне важно для любого Учихи. В такой ситуации Сенджу мог поступить по-разному, но поступил, как человек. Хорошо все же, что дальше было только два пути: упокоение или убийство и перенос в поток переселения душ. Мадару радовала мысль, что Тобирама не сможет поступить вторым способом, потому что кишка тонка, да и тем более при самом Учихе. Он ухмыльнулся, но тут же отдернул себя, услышав сопение с кровати, а потом резкий хлопок. «Похоже, действие того эксперимента прошло», - с облегчением подумал мужчина, подходя ближе и нависая над скривившимся чему-то во сне Тобирамой. Неожиданно Сенджу глубоко вздохнул и начал плакать. Мадара настолько был ошарашен этим, что даже с места не сдвинулся, продолжая смотреть во все глаза. Тобирама резко дернул рукой и начал вытирать слезы, но почти сразу же остановился и открыл глаза, встретившись взглядом с Мадарой. - Доброе утро, - безэмоционально поприветствовал Учиха. - Доброе, - на автомате ответил Тобирама, но тут же вспомнил про влажность на лице и с новым рвением стал вытираться. Мадара ухмыльнулся, отодвигаясь дальше. - Приснилось что-то? - просто спросил он, отворачиваясь и идя ко столу. За эти дни они успели далеко продвинуться, и вот-вот попробуют во всем разобраться. Хоть бы кто помог Мадаре разобраться, как относиться к этому человеку. Учиха тяжело вздохнул, откладывая бумаги подальше. - Так что? - поторопил Глава клана, поворачиваясь обратно и облокачиваясь на стол. - Это тебя не касается, - попытался отвертеться Тобирама простым аргументом. Глаза Мадары заинтересовано зажглись. - Я тебе уже говорил, ты не умеешь врать, что в подростковом теле, что в этом... Хотя согласен, да, сейчас ты лучше себя контролируешь. И все же, - заключил он. Тобирама сел на кровати, отодвигая одеяло и тяжело вздохнул, растрепав волосы, но тут же удивленно округлил глаза, когда, наконец, понял. - А с какой это стати? Да и почему ты сейчас ведешь себя слишком дружелюбно? Что-то задумал? - Мадара стоял на месте с ничего не значащим лицом, еле сдерживая смех, что вот-вот готов был вырваться наружу. - Точно задумал, - стукнул кулачком по ладони Тобирама, вынеся вердикт, после чего подозрительно сузил глаза, не спуская взгляда с Учихи. - Годы идут, Тобирама тот же, что и всегда, - хмыкнул Мадара, пряча руки в карманы. - Ничего я не задумал, даже если ты очень хотел бы в это верить. Не все то, что кажется реальным, является им. Не строй по отношению ко мне иллюзий. Я не тот человек, чей образ ты себе слепил за годы войны и мирного времени, - резко процедил он, после чего, не дожидаясь ответных слов, вышел из комнаты, оставив ничего не понимающего Сенджу, ловящего ртом воздух, одного. Небо начинало светлеть.