Герои и монстры

Заку было очень плохо. Острое чувство вины смешивалось с ощущением, что его просто использовали, подставили и бросили одного в большом и враждебном мире. Но досада на Анджа быстро прошла, уступив место глухой тоске и недовольству самим собой. Ощущения были, словно внутри что-то сломалось и кровоточит, болезненно ноет, не давая покоя, каплями крови утекает вместе с прошлой безмятежностью и уверенностью. Его повысили. Теперь он вместо Анджила учил искусству боя новобранцев. Должность почетная и хорошо оплачиваемая, но морального удовлетворения она не приносила. Зак старался. Старался делать все правильно. Но безмолвное обожание в глазах учеников смущало, вызывало чувство стыда, словно он украл и развернул чужой подарок. Это было не его место, а Анджила. Ему предназначались эти восторженные взгляды, эти улыбки и слепая доверчивость. Учитель умел обращаться со всем этим бережно и внимательно. Какой из Зака наставник? Хорошо драться — далеко не все, что должен уметь человек на такой должности. Он говорил новобранцам про мужество и славу, но слова звучали неестественно высокопарно и вычурно, словно их произносит не он, а кто-то за спиной. Ложь. Чужие губы читают лозунги с ярких шинровских агиток. Долг, солдаты — освободители, защитники, вы станете героями... «Вас используют и бросят, когда выработают ресурс, простые люди возненавидят вас и проклянут », - тихо шелестел невидимый дублер за спиной. Еще год назад он сам слушал все это, широко распахнув глаза. Слушал и верил. Ему говорили то, что он хотел услышать, а Зак жадно впитывал, отчаянно надеялся, что все будет именно так, поэтому не слышал и не замечал очевидного. Все оказалось обманом, сладкой конфетой с горькой и ядовитой начинкой. Главное — не добраться до середины слишком быстро, не раскусить. Тогда потихоньку, впитывая отраву небольшими дозами, можно привыкнуть. Пушечное мясо, расходный материал, псы корпорации, убивающие за деньги, не задумываясь, по приказу, — вот кто они на самом деле. Не прошло и месяца, как Зак сообразил, что теперь говорит с солджерами не о долге перед корпорацией, а о чести и долге перед самими собой, почти дословно повторяя слова мертвого учителя. «Если все предадут тебя, если у тебя не останется ничего, с тобой все равно будет твоя честь. Храни ее. Она — твоя опора, твой внутренний стержень и единственно верный советчик,» — так говорил Андж, и теперь Зак наконец понял, что тот имел в виду, почему так часто повторял эти фразы. Увы, понял слишком поздно. *** — Я хотел стать героем, — сказал он однажды Аэрис. Самым сильным, самым смелым солдатом Шинра, но теперь вижу, что, осуществив мечту, стану проклятьем для многих из тех, кого хотел защитить. А если пойду с Лавиной — возможно вместе мы и сумеем разрушить этот мир. Тогда нас возненавидят все. Даже те, кто сейчас рукоплещет подвигам террористов, — он украдкой кинул взгляд на молчаливого Мэла, но тот отвернулся — был не склонен опять начинать уже надоевший спор. — Я потерялся, Аэрис, я больше не вижу цели, а Анджил мертв. Мы так и не смогли с ним поговорить. Теперь я понимаю — причиной стала моя слепая восторженность, он просто терпеливо ждал, когда я перерасту детские фантазии. «Обними свои мечты», — так он говорил. Хотел, чтобы я расстался с иллюзиями, но без нажима, бережно, просто потому что стал взрослым. Обними и попрощайся с ними — думаю, это он имел в виду. И я расстался с ними, но совсем не мягко, а наставника рядом больше нет, он ушел и забрал мои мечты с собой. Храни свою честь — так говорил Андж. Но мне не хватает ни опыта, ни знаний, чтобы вокруг этого оплота возвести крепкие стены. Я просто парень из маленького поселения, где все живут, потому что родились, и так, как жили многие поколения наших предков. Я не уверен в себе, боюсь опять допустить ошибку, боюсь принимать решения и не знаю, кому доверять. Поэтому стараюсь не предпринимать совсем ничего, но рано или поздно, мне придется сделать выбор и я боюсь этого момента. — Слушай свое сердце, — посоветовала Аэрис. — Я делаю так всегда, если вопрос сложный. Пока у меня все получалось. — Ты не такая как все, — Зак печально усмехнулся. — Я не знаю, как объяснить, но ты совсем другая. Необычная. — Самая обычная, — улыбнулась Аэрис. — А ты не можешь уйти из Шинра? Просто не убивать ни за кого? — У меня контракт, — развел руками Зак. — Корпорация вложила в мое обучение и в модификацию до первого класса огромные средства. Естественно, они перестраховались, я не могу просто повернуться и сказать: " Я ухожу. Прощайте!". Мне не позволят это сделать. — Почему? А что, если упереться? — Тот, кто нарушил закон, называется преступником, Аэрис. Для нас главный закон — присяга. Солдат, нарушивший присягу — преступник вдвойне. Но даже если бы это было не так. У меня есть родственники, у меня есть друзья и моя Гонгага. Пусть далеко. Я не хочу, чтобы ее постигла судьба Баноры. — Ты думаешь... — заинтересованно встрепенулся молчавший до этого Мэл. — Теперь я не думаю — я знаю. Ты сам говорил — это не акция Лавины. Да и у нас все в курсе, кто отдал приказ. Просто молчат. Такое скрыть невозможно — летные экипажи, обслуживающий аэродром персонал — они же знают, что стратегические бомбардировщики в этот день в воздух подымали. Да и руководство больше не валит все на террористов. Им даже удобно. Планировали убить Анджила и Генезиса — не получилось — ничего! Зато достигли другой цели — показали пример страха всем остальным. Кто после такого рискнет повторить путь мятежных солджеров? У всех в этом мире есть что-то, что их в нем держит. — Кроме Сефирота, — задумчиво согласился Мэл. — Кроме него, — кивнул Зак. — Этот не любит никого и ни к чему не привязан. Я не доверяю ему. — Не обольщайся, Аэрис, — горько усмехнулся Мэл, продолжая прежнюю тему. — Зак — это оружие Шинра. Очень мощное и опасное. Ему не дадут уйти в никуда, опасаясь вероятности, что, рано или поздно, оружие обратится против них. Поэтому единственная дорожка из корпорации ведет для Фейра только в одно место. — В Лайфстрим, — равнодушно согласился Зак. Солджеры не уходят из компании на гражданку. Никогда. Они живут пока сражаются — он знал с самого начала. *** — Расскажи, что кодирует тот участок ДНК. Общий для цетра и фауны Гайи, но отсутствующий у человека. — Нет, — ехидно скривился Ходжо. — Как размножались древние? — Нет. Этого я и сам не знаю. Возможно, несли яйца или откладывали икру или... Ахр! Поставь меня на пол, идиот! Сефирот, перегнувшись через стол, легким движением руки сгреб Ходжо за ворот рубахи и чуть приподнял над полом: — Удавлю гада. — Не знаю! Не знаю, как они размножались. Какого хрена! Ты что, размножаться решил? — Значит, мои выводы правильны, — Сефирот разжал пальцы, и профессор оказался снова сидящим на стуле. — Вот в чем суть проекта «S». Ты добавил в мои хромосомы недостающий участок. — Почти, — недовольно буркнул Ходжо, потирая шею. — Нормальный уже давно бы догадался. Вас в армии слишком часто бьют по голове. Да! Изначально я планировал именно это. Но получилось как всегда. Будь моя воля — запретил бы бабам заниматься наукой. У них мозги не надежные. Если между ног зачесалось — тут же информация обнуляется, и вместо нее начинает... — Избавь меня от своих изысканий в области женской физиологии. Что кодирует участок ДНК цетра? Внешность , крыло, зрачки, умение общаться с животными, развитая кинестетика — возможно, ты прав, надо попробовать, но все это не объясняет истории с Генезисом. — Не объясняет, — усмехнулся Ходжо. — Сбавь обороты. Ты не тронешь меня и пальцем, Сефирот. Если сейчас я прикажу тебе снять штаны и с голым задом галопом проскакать по всему Шинра — билдинг, ты только спросишь с какого этажа начать, — Сефирот сжал зубы и обреченно кивнул. Слишком хорошо знал Ходжо — тот вполне мог отколоть что-то в этом духе. Просто чтобы показать, кто здесь главный. — Но я не стану тебя шантажировать, — любезно сообщил Руди, принимая капитуляцию. — Расскажу. Если у тебя осталось что-нибудь на обмен. Сефирот зло уставился на Ходжо, понимая, что взглядом он может хоть дыру в нем прожечь, но пока за стеной лежит Джен вот в таком состоянии, с Ходжо пылинки придется сдувать. Да и в будущем вряд ли стоит рисковать и откручивать Руди голову. Слишком велика вероятность, что потом понадобится, а уже назад не приделаешь. — Не знаю, что тебя еще может заинтересовать, — порылся в памяти Сефирот. — Разве что... Я жаловался тебе на головные боли. Так вот. Они прошли. Ходжо резко подался вперед и хищно вцепился взглядом в его лицо: — Когда? Как? С чем связываешь? — После миссии в форте Тамблин. Я не планировал тебя обманывать. Просто не обратил внимания, а потом день проходил за днем — и ничего. Голова не болела. — Подробно. Расскажи мне все подробно. Сефирот подумал и рассказал. Руди был редким ублюдком. Руди ставил на нем опыты, именно из-за Руди он стал таким, каким есть, все его проблемы из-за Руди, и, конечно, Руди делал все это исключительно из научного интереса для удовлетворения собственного любопытства и собственного, мать его, тщеславия. Сефироту просто повезло оказаться удачным проектом, но он отдавал себе отчет, что вероятно, были и другие. Менее удачные. В общем, Руди был изумительным мудаком, но и человеком, которому можно довериться. Нет, конечно, он ничего не рассказал про Джена. Точнее, про те чувства, с которыми почти не мог справиться в присутствии Генезиса. Интуитивно чувствовал, Ходжо — известный любитель и почитатель женских прелестей, вряд ли бы его понял. Поэтому только про ранение, и как, почувствовав чужую боль, выпал из реальности — это и так прозвучало очень интимно, а потом... — Ты прокусил ему плечо? До крови? — Да. Все вышло случайно. Неожиданная сильная боль — я сделал это на автомате. — Третья сигнальная система. — Что? — Третья сигнальная система — то, о чем ты спрашиваешь. Что разнит древних и людей. Мы обладаем ее зачатками и связываем с гипнозом, телекинезом, интуицией, «шестым чувством» и прочей околонаучной хренью. Все это слабые и невнятные спорадические проявления деятельности лобных долей, возможно, зачатки того, что в полной мере развито у цетра. Я знал, что это такое, но не понимал и до сих пор полностью не понимаю, как оно действует. Возможно, ты только что дал мне ключ к пониманию. Мне надо подумать, — Ходжо надолго замолчал. Сефирот не мешал ему. Пока Руди размышлял, он без зазрения совести подмел все съедобное на столе, протер тарелку последним куском хлеба, засунул его в рот и потянулся за кофе. — А знаешь, — вдруг тихо и счастливо рассмеялся Руди, выплывая из своего мира и с удивлением осматривая вдруг для него в одно мгновение опустевший стол. — Я почти уверен, что разобрался, как древние справились с вирусом каламити. На самом деле ничего сложного. Для тех, кто может объединять свою нейроэнергетическую составляющую в единое целое с этой же структурой у соплеменников и пользоваться памятью предков. Поэтому опыты с введением в организм инфицированных каламити клеток цетра и провалились. Просто клетки древних ничего не изменят. Дело не в поступившей генетической информации. Организм должен знать, что с ней делать. Лайфстрим — реальный, вполне ощутимый и даже видимый энергетический и информационный поток. Древние подключались к нему по необходимости — все просто. Вот эту возможность и обуславливает интересующий тебя фрагмент ДНК. Лайфстрим уносит тела и души людей, но на протяжении жизни они индифферентны друг к другу. Тогда как цетра живут с Гайей и друг с другом в постоянном симбиозе. То же самое, на более низком уровне, демонстрируют и большинство других обитателей планеты. Но цетра — основное звено системы, без древних симбиоз нарушается. Комменсализм — форма симбиоза двух видов: живой планеты и цетра. Как полезные бактерии в теле человека. Такое сожительство — обязательное условие существования одного из видов. — Цетра? — Нет, Сефирот, — Ходжо, на удивление, не стал ерничать. — Цетра могут прожить и без Гайи. Это раса путешественников, она привязана к Лайфстриму. К Лайфстриму, протекающему через огромное количество миров, связывающему их между собой. Со временем условия на планете стали для древних неприемлемы, и путешественники выбрали новую дорогу и новый мир. А вот Гайя без них умрет. Превратится в кусок безжизненной тверди, как большинство планет, но мы не оставили цетра выбора. Выжили из их собственного мира, Сефирот, и нам катастрофически не хватает времени, чтобы исправить допущенную ошибку. Этим мы подписали смертный приговор всему живому на Гайе. *** Пентхаус Ценга действительно оказался небольшим, но видимо, только потому, что временному владельцу вполне хватает. В нем не было ни бассейна, ни зимнего сада, зато апартаменты оказались двухуровневыми. На первом располагалась небольшая комната-студия вполне мидгарского дизайна: небольшая кухня, на которой, по сути, ничего не готовили. Разве что чай, легкие закуски или что-то разогревали. Тут же стоял небольшой столик, несколько удобных кресел и мягкий диванчик. Из мебели — все. Если в помещении и были шкафы, то хорошо спрятанные. — Хотите чаю? — предложил Ценг, как только она осмотрелась. — Спасибо, лучше воды, — Ребека чувствовала себя странно. Вроде бы все понятно — два взрослых человека решили провести время к общему удовольствию. Наверное, потому что впервые цель была настолько очевидна — ей понравился этот мужчина и она хотела с ним секса — очень примитивно и слишком откровенно. — Я хочу, чтобы вы немного расслабились, — улыбнулся Ценг, наливая в высокий бокал без ножки минералку. — Поверьте, я думаю то же самое и полностью с вами согласен. Намного интересней было бы соблюсти ритуал. Ухаживание, намеки, сигналы — все это интригует и приятно само по себе. Но, увы, ни у меня, ни у вас нет столько свободного времени. Мы живем в сложный момент и находимся на острие атаки. Поставили себе цель, которая отодвинула личное на второй план, а что будет завтра — неизвестно. Поэтому давайте отбросим условности и просто будем жить. Расслабимся и украдем у неизбежности несколько часов покоя и удовольствия. Для себя. — Давайте украдем, — согласилась Ребека, чувствуя, что приходит в норму. — Покажите мне вашу спальню. Спальня, занимавшая полу-уровень оказалась очень вутайской, и Ребека догадалась, что большую часть времени из того, что Ценг проводит дома, он предпочитает находиться именно здесь. Кровать, действительно, оказалась очень большой и тоже очень вутайской. У нее совсем не было ножек — просто большой матрас застеленный мягким черным бельем с традиционным национальным белым орнаментом, несколько небольших прямоугольных подушек и покрывало с мягким коротким ворсом такой же расцветки. Пол застелен циновкой из маленьких деревянных реечек. При виде ее, проходившая весь вечер на высоких каблуках, Ребека ощутила острое желание разуться. Наступать на такой пол босыми ногами, наверное, очень приятно. — Если вам надо в ванную, — улыбнулся Ценг, — то спускаться вниз не надо. — Он показал на дверь в углу спальни. — Только... Пожалуйста, если госпожа согласится, я бы не хотел, чтобы вы принимали душ. Запах женщины сводит меня с ума. Я хотел бы почувствовать ваш аромат, Ребека. Если позволите. - Вутаец склонил голову в вежливом поклоне. — Хорошо, — легко согласилась Ребека. — Тогда мне ничего не надо. «Вот, разве что, снять эти проклятые туфли». Но вслух этого она не произнесла. Ну не может дама позволить себе ругаться, если кавалер ведет себя так... церемонно. Они даже не перешли на "ты", но Ребека предпочитала думать, что это вутайский обычай. Ценг, опять каким-то образом прочитавший ее мысли, сразу предложил присесть, вежливым жестом указав на эту самую кровать, и попросил разрешения исчезнуть на пару минут. Ребека села, согнув ноги, и осмотрелась по сторонам. Приглушенный свет мягко струился из невидимых источников с двух противоположных сторон потолка, мягко обозначая светлые стены и темные, контрастирующие с ними, деревянные рейки, тянущиеся от потолка к полу. В центре комнаты висели два длинных причудливых светильника, но сейчас они не горели. Стеклянная прозрачная стена завешена тоже деревянными роллетами в тон интерьера. Ценг, скрывшийся за дверью в глубине спальни, вернулся быстро. Он был бос, переоделся в длинный темно-синий вутайский халат, запахнутый и перевязанный черным поясом. Волосы он распустил, получилось очень красиво и чувственно. Вутаец опустился перед Ребекой на колени и бережно чуть приподнял ее ногу сзади за щиколотку, осторожно, но очень ловко, расстегнул несколько небольших золотых замочков — одновременно украшение и фиксаторы на туфельке и, взяв ступню двумя руками, стал очень умело гладить и разминать ее, медленно, с удовольствием лаская и массируя каждый палец. После целого дня на ногах это было так приятно, что Ребека невольно застонала. Ценг аккуратно опустил ногу на пол и взял в руки вторую. Удовольствие, в начале не имевшее ничего общего с эротическим, медленно меняло оттенок, поднималось вверх и теперь разливалось по телу сладкой тянущей истомой. Ценг еще чуть приподнял ногу, так, что Ребеке пришлось опереться на руки, и коснулся губами свода стопы, скользнул по ней вверх, поймал мизинец. Кончик языка медленно провел под пальцем, потом осторожно обвел по кругу. Ценг посмотрел ей в глаза, мягко улыбнулся и коснулся губами второго пальца. Ласка была приятной и для Ребеки новой. Она немного смутилась, но потом подумала, что в Вутае, возможно, своя культура секса, и это может быть интересным. Поэтому расслабилась и позволила сильным пальцам ТУРКа играть с ее телом так, как нравится их хозяину. Ценг, не прекращая контакт с ее кожей ни на секунду, неспешно поиграв с пальцами и размяв ступни, переместился на голени, бедра, чуть согнув ее ноги в коленях, прикоснулся губами к ямке пупка, потянулся, навис над ней и теперь терся грудью о затвердевшие, торчащие соски, целуя шею. Ребека довольно застонала, выгибаясь навстречу, стараясь крепче прижаться к смуглому худощавому телу. Ей уже хотелось большего и она шире раздвинула ноги, а потом закинула одну на поясницу Ценгу, просто прижав его к себе. Тот, довольно рыкнув, вздернул ее руки над головой, легко удерживая одной своей, и прикусил кожу в районе ключицы. Ребека дернулась, но хватка у ТУРКа оказалась железной. Ей стало страшно. Мужчина был намного сильней ее, он был ТУРК, ее неоднократно предупреждали, что этот человек опасен. Она и сама никак не планировала завершить вечер в его постели, и как такое получилось — понять не могла. Почему инстинкт самосохранения проигнорировал все предупреждения? Где были ее мозги, когда она... — Нет! — испуганный крик вырвался неожиданно. Ценг резко отпустил ее и змеей скользнув вниз, сел на согнутые ноги, сложив руки лодочкой и опустив голову. Ребека испуганно смотрела на застывшего в почтительной позе вутайца, не зная, что предпринять. Ей стало немного стыдно. Наверное... наверное она зря волновалась. Ценг не сделал ей больно, не сделал ничего, что бы ей не понравилось. Просто отец... Он очень не любил ТУРКов и всегда так отзывался о них... Очень плохо отзывался. Она навсегда запомнила — женщины ТУРКам доверять не должны. — Я напугал вас госпожа? — тихо спросил вутаец, не поднимая глаз. — Нет. Не знаю. — Госпоже стоит только приказать, и я уйду, — Ценг помолчал, ожидая ответа, Ребека тоже молчала. Тогда он продолжил: — Я никогда не причиню вам вреда. Вы можете мною полностью распоряжаться. Мне будет приятно исполнить любые ваши желания. Это тоже стало чем-то новым и интересным. Настолько интересным, что если бы Ценг прочел ее мысли, то понял, что выиграл. Приказывать этому красавцу уйти после такого заявления она точно не собиралась. Она не могла отвести глаз от сильного смуглого тела мужчины: вутаец был в полной боевой готовности и, в то же время, так держал себя в руках... — Хорошо, — Ребека улыбнулась. — Тогда.... Тогда приказываю ... Начать с того места, на котором остановился. Поцелуй мне грудь, еще мне нравится за ушком, между лопатками и... Давай уже перейдем на ты. Госпоже очень лестно, но немного странно и непривычно. Если ты не против, давай по-простому. У меня почему-то не получается расслабиться полностью, как будто мы все еще на работе в Шинра. Хорошо? — спросила она на всякий случай и виновато улыбнулась. — Как прикажет госпожа, — хитрый взгляд молнией выстрелил из-под упавших на глаза черных прядей. Вутаец вдруг весело и непринужденно улыбнулся, а потом тихо засмеялся, помолодев лет на десять. — Неужели госпожа не хочет вутайской экзотики? — Почему это? — возмутилась Ребека. — Госпожа очень даже хочет. Экзотики, секса, тебя: в общем, всего и побольше прямо сейчас. — Ты изумительная женщина. Удивляюсь умению некоторых разбираться в людях. — Что? — Не перестаешь удивлять меня, — Ценг, мгновенно расслабившись, довольно вытянулся на постели, прижавшись к Ребеке всем телом, обнял и игриво лизнул ей кожу за ухом. — Госпожа, — довольно промурлыкал он. — Разрешишь мне так себя называть? Тогда поцелую, где скажешь.