Огни ночного города

      «Атриум» встретил именитых гостей приятным полумраком, в меру громкой джазовой музыкой и вежливым обслуживанием. До начала выступления Оливии оставалось около пятнадцати минут.       Бенедикт, Том, Сэм и Кеннет прошли к зарезервированному столику. Сэм и Кеннет уже были раньше здесь, а вот Бен и Том оказались впервые. Бен с удовольствием осмотрелся, заметив: — А тут уютно. И даже связки можно не напрягать, чтобы поговорить.       Официант принёс меню и тут же тихо удалился. В «Атриум» довольно часто приходили известные люди, и персонал особо никому не удивлялся.       В этот момент свет в зале потух, и прожектор осветил дальний край сцены, выхватывая из темноты силуэт незнакомки. Все разговоры стихли, стоило только девушке заиграть на скрипке. Тихая лиричная мелодия завораживала. Второй прожектор выхватил фигуру уже знакомой многим Оливии. Каждый, кто хоть раз был на выступлениях девушки, знал, что она начинает каждое выступление с произведения русского классика. — Как больно, милая, как странно, Сроднясь в земле, сплетясь ветвями, — Как больно, милая, как странно Раздваиваться под пилой.       Молчание в зале нарушалось лишь скрипкой и глубоким, чуть хриплым голосом. Оливия не бродила по сцене, она почти не шевелилась, однако этого никто не замечал. Все вглядывались в эмоции, проступавшие на лице с каждым новым словом. Казалось, будто девушка и правда видит события того рокового дня, слышит отчаянные крики о помощи. С любимыми не расставайтесь! С любимыми не расставайтесь! С любимыми не расставайтесь! Всей кровью прорастайте в них, — И каждый раз навек прощайтесь! И каждый раз навек прощайтесь! И каждый раз навек прощайтесь! Когда уходите на миг!       Побелевшие пальцы судорожно сжимали стойку микрофона, голос затихал, подобно ветру растворяясь в надрывном плаче скрипки. Едва музыка стихла, зал взорвался аплодисментами.       Сэм поражённо смотрел на свою помощницу. Когда-то давно он слышал это произведение, но тогда Оливия читала его на английском, и оно не вызвало у него ту бурю, которая сейчас бушевала внутри. — Да она гений драматургии! Какого чёрта ты всё ещё не уговорил её на роль в театре, Сэм?!       Кеннет, сидевший рядом с давним другом, укоризненно смотрел на него. Мэндес лишь развёл руками: — Ты не представляешь, насколько она упряма. Говорит, что не хочет излишнего внимания.       Бен саркастично хмыкнул: — И поэтому выступает в «Атриуме», собирая аншлаги своими выступлениями?       Тут уже в разговор вступил Том, с задумчивым видом наблюдавший за девушкой: — Она всё делает правильно, Бен. Она неплохо зарабатывает на своих выступлениях, однако при этом её не останавливают на каждом шагу, требуя автограф. Она не светится на красных ковровых дорожках, и при этом получает удовольствие от того, что делает. Изумительно тонкий баланс, позволяющий ей заниматься любимым делом, и при этом оставаться в тени.       Разговор мужчин прервало появление официанта с заказами и новая баллада. До конца выступления они изредка перекидывались парой слов, всё больше погружаясь в лиричные баллады их общей знакомой.       Едва последняя песня была спета, и девушку проводили бурными аплодисментами, Том выскользнул из бара, сославшись на неотложные дела.       Ночь была довольно холодной, даже для этого времени года. Оглядевшись, Том заметил одиноко удаляющуюся фигуру девушки с гитарой за спиной. — Оливия!       Девушка удивлённо обернулась, ожидая, пока мужчина подойдёт поближе. Она видела всю компанию в зале, и надеялась, что никто из них не последует за ней после выступления. Глубоко вздохнув, девушка пробормотала: — Наивная…       Наконец, когда Том поравнялся с ней, Оливия вежливо улыбнулась: — Надеюсь, ты не хочешь попросить автограф? У меня ужасно замёрзли руки, и я едва ли смогу удержать ручку для этого.       Томас тихо рассмеялся: — Нет, я просто хотел сказать, что ты потрясающе поёшь. Ну, и проводить домой, мы ведь живём рядом. Торжественно обещаю, что ни словом не заикнусь про чувства, отношения и прочую «ваниль».       Тут настала очередь Леви тихо рассмеяться: — Так и быть, идём. Честно говоря, я не ожидала, что станет так холодно. Я и не подумала взять перчатки.       Большую часть дороги до дома Том и Леви разговаривали о любимых книгах и писателях, пока не выяснилось, что любимой книгой Оливии является «Мастер и Маргарита». — Ты серьёзно? «Мастер и Марарита»?! Но почему? Мне казалось, тебе больше нравится лирика.       Оливия улыбнулась: — И что может быть более лиричным, чем всепоглощающая, отдающая безумием любовь главных героев? Или Коровьев-Фагот? Том, этот роман — тонкая смесь лирики, чёрного юмора, драмы и философии, приправленная безумием. Он уникален тем, что отражает этот мир, как кривое зеркало. Зло — это люди, а ад — наш мир.       Том с изумлением смотрел на то, с какими эмоциями Леви говорила о книге. - А ты философ. Хотя, мог бы и раньше догадаться. И теория у тебя интересная: ад - это весь наш мир, а Дьявол - это человек.       Леви пожала плечами: - Мне так проще думать. Иногда мне кажется, что эти двое создали мир, после чего взяли бессрочный отпуск, отдав бразды правления жизнью в руки людей. И мы имеем то, что имеем.       Фонари и витрины освещали дорогу припозднившимся путникам. Время от времени Леви останавливалась, чтобы взглянуть на очередную безделушку или аппетитный торт. Заметив это, Том решил сменить тему: - Любишь сладкое?       Леви немного смутилась и покраснела: - Есть такое. Могу купить шоколадный торт и слопать его в одиночку за один вечер.       Том беззлобно рассмеялся: - У меня такие "тесные" отношения с яблочным пирогом. Кстати, кажется у меня ещё оставалась половина в холодильнике. Приглашаю на чай сегодня... хотел сказать вечером, но похоже уже давно за полночь.       Немного подумав, Оливия коротко кивнула: - Почему бы и нет.