Распутывая хитросплетения

Мне крепко зажали рот ладонью, и, наверное, правильно сделали, потому что иначе я бы действительно перепугала всю кондитерскую своим криком. Вытянули на улицу за руку, усадили на лавку в сквере через дорогу. К тому времени первая волна оцепенения схлынула, и я приобрела способность худо-бедно соображать. Но какая-то часть разума всё равно пребывала в отключке, иначе бы я не решилась на эти странные, не совсем адекватные действия. Упереться ладонями в грудь, чтобы удостовериться, что они не пройдут насквозь, что это всё реальность, а не созданный больным воображением фантом. Сверить с памятью цвет глаз, родинку за ухом, дурящий голову запах. – Ух, какая тщательная инспекция, – он снисходительно усмехнулся. Эти слова смутили меня, может, ещё и потому, что голос был тоже _его_, и я беспомощно опустилась обратно на шершавые доски, уставилась перед собой стеклянными глазами. Всё совпало, до единой мелочи. И если я не тронулась умом, передо мной сидит человек, который совершенно точно умер два года назад. Умер и, блять, лежал холодным в гробу. Хотя я сейчас не была уверена ни в первом, ни во втором. Одно произошло точно: это разом всколыхнуло всё то, что я день за днём со старанием сумасшедшего выбеливала из памяти. Его смерть, лиловый закат, сны, которые истязали меня его образами иногда несколько раз за ночь, и бессонница, следовавшая за ними и добивавшая до состояния полумёртвого, сбитые костяшки, удушье, отторжение реальности – всё это молниеносными вспышками пронеслось в памяти, окончательно выводя меня из строя. Я бы действительно почувствовала себя сломанной куклой, если бы не трепыхающееся в груди сердце, которое отбивало неровный и быстрый ритм, словно чокнутый барабанщик. – Как? – спросила бесцветным голосом, всё ещё глядя перед собой. Вопросов роилось много, но сил хватило только на один. – Пойдём, прогуляемся, – устало и немного растеряно вздохнул он, поднимаясь. – Я... подожди, дай мне время... – втянула воздух и тут же вытолкнула его из лёгких, ероша волосы, – так не бывает... Потом подняла на него беспомощный взгляд. Спокойно смотрел, ждал, пока я тоже поднимусь со скамейки, следуя его предложению, и мне ничего не оставалось, кроме как действительно сделать это. Поплелась рядом с ним медленно, вдоль тихой, безлюдной почти аллеи. Ноги еле слушались. Из всех клочков чувств и мыслей, что пылали в моей голове, не складывались предложения. Да что предложения... У меня и духу-то не хватало назвать его по имени до сих пор. Даже в мыслях. – Ты так ничего мне и не скажешь, да? – я наконец осилила связную фразу, чувствуя, как сухо было во рту, слово с похмелья. С какого момента всё то, что ты говорил и делал, стало ложью? Он остановился и внимательным взглядом смерил меня, будто услышал те предложения, что я договорила лишь в мыслях. Меня пригвоздило к месту и чуть не вывернуло наизнанку от такого взгляда. Ёбаный Ланкмиллер. Кэри. Я теперь больше не могла выдавить из себя ни звука, зато он наконец начал говорить, снова сдвинувшись с места неспешным шагом. – Я и сам не знал, что так будет. До последнего момента. Ричард готовил противоядие всю ночь, но шансы всё равно были слишком низкие, до ничтожного. Мы решили не мучать вас ложными надеждами, – он замолчал ненадолго, может, давая время осознать сказанное, потому что это нелегко давалось. – Подстроить собственную смерть я уже потом решил, когда пришёл в себя на столе у Ричарда. Я до сих пор очень ясно помню, как... лежал подо всеми этими приборами, смотрел в абсолютно белый потолок, и мне вдруг стало тогда совершенно ясно, что до тех пор, пока я жив, что Сопротивление, что конкуренты, все они будут пытаться меня прикончить, несмотря на прекрасную службу безопасности. Но самое плохое не в этом. Хуже всего, что под удар всегда попадает еще и моя семья, те, кто близок мне. Ты прекрасно помнишь, что в своей жизни я уже пережил последствия подобного. Больше не хочу. Поэтому я решил, что для всего остального мира перестану существовать. Были ли какие-то реальные основания этого решения – сказать сложно, и не мне было говорить. Лишь за тот короткий промежуток времени, который мне удалось застать, в него стреляли, его травили, но самое страшное действительно заключалось не в этом... Та глубокая травма, которую нанесла ему смерть Элен – ей сполна можно было оправдать его страх пережить подобное ещё раз. – Но ты мог хотя бы намекнуть? – спросила надломленным немного голосом, глядя в сторону, потому что на него смотреть не было сил. – Зачем? – Зачем?! Да ты хоть знаешь, что было с твоей сестрой?! Ты... Она просыпаться по утрам не хотела, рыдала целыми днями. Да она чуть сама не тот свет не отправилась! И даже твой стрёмный Генрих... На это смотреть невыносимо было, – я едва не стукнула его, но сдержалась. – Моя сестра живёт с моим бывшим начальником охраны в его доме на южном побережье, они уже полтора года как женаты, а недавно у них родился сын. Может, в первое время моё решение и причинило им боль. Зато теперь она жива, – отчеканил Кэри в своей обычной безапелляционной манере, – И счастлива, – добавил он уже более человечно, с теплотой что ли какой-то в голосе, оставляя меня обезоруженной. – Хорошо, – смиренно вздохнула я. Если боль прошлых ран осталась, то злоба теперь ушла. Мне нечего было ему предъявить. Даже если он не брал в этот свой расчёт меня, то он и не должен был, к тому же, мне действительно жаловаться не на что. Я как никогда раньше счастлива, если это можно так назвать. Да, у меня безбожно сбоит поломанная психика, да, часто кошмары мучают, да, я каждый раз разбиваюсь почти до ёбаной крови, пытаясь просто казаться такой, как другие, но это всё равно такие незначительные мелочи, по сравнению с тем, что осталось за плечами, так что мне в действительности не в чем его упрекнуть. – Извини за странный вопрос, – я нервно хохотнула в кулак. Казалось, что сейчас земля из-под ног уйдёт. – Но похороны ты как устроил? – Вкололи препарат, который сокращает количество ударов сердца в минуту, замедляет метаболизм. Ричард боялся, что организм не выдержит. Всё-таки недавно был совсем на грани. Но всё срослось. Тебе что-то показалось подозрительным? – Нет, – пожала плечами, – я в них почти не участвовала. Увидела тебя и... мне плохо стало, я ушла. Абсурд полнейший. Никогда не думала, что буду обсуждать с Ланкмиллером его же собственные похороны. В воздухе стыла вечерняя прохлада, немного душная от высокой влажности. Сквер кончился, и мы вышли на широкую каменную лестницу, ведущую вниз с холма. Куда именно, рассмотреть нельзя было из-за зелени. В этом смысле, Анжи не похож был на железно-каменный, пропахший мазутом Шель. Тяжело опираясь на перила, я опустилась на каменную плиту. – Нехорошо? – Кэри потянулся ко мне. – В порядке, – я поймала его ладонь и убрала от своего лица. В порядке, чёрт возьми. Как что-то может быть в порядке? В моей голове всё словно вверх ногами поставили. От навязчивого ощущения сюрреализма тянуло то ли хохотать во все горло, то ли в припадке биться. Ланкмиллер молча сел рядом. Его хотелось одновременно обнять, ударить, исчезнуть отсюда, подольше остаться рядом. Из меня выбили всё равновесие, напрочь. Ничего не было на месте. Ничего не было в порядке. И я тоже не была. Мы сидели так некоторое время, не решаясь продолжить и без того неловкую беседу. Смотрели на серо-голубое послезакатнное небо, яркую полоску, расчертившую западную часть неба, и первые несмелые огоньки звёзд. Еще не стемнело окончательно, но всё к этому шло. Спокойный и тихий, безразличный ко всему мир. – Как ты вообще оказался здесь? – я, наверное, прозвучала против своей воли слишком беспомощно и обиженно, так что он даже прыснул, наградив меня насмешливым взглядом. – У меня дом здесь совсем недалеко. – Но разве он не в другой части города? – Хочешь сказать, я должен был остаться на старом месте, и это не вызвало бы никаких подозрений? – хмыкнул он скорее устало, чем раздраженно, но я всё равно почувствовала смущение от собственной глупости. – Тот я продал, он мне без надобности. Да и здесь потише будет. Поменьше народу. Как раз то, что нужно мёртвому хозяину судостроительной корпорации. – Ты отошёл от дел в компании? – Если бы. Скорее, погрузился в них с головой. «Шиффбау» мы поглотили, так что теперь Лео стоит во главе парада, Феликс его координирует, конечно, но его пока не очень это всё интересует. Так что, кажется, теперь я делаю даже больше, чем раньше. Хотя всё равно ощущение, что на пенсию вышел. Крайне тихая и спокойная жизнь, никаких потрясений. После всего, что случилось, я такую и искал наверное. Сплошная стабильность. Работаю. Выбираюсь развеяться иногда. Феликс приезжает раз в два месяца. – Так он знает! – воскликнула я неприлично громко. – Он меня к этому и подтолкнул, – слегка отстранённо заметил Кэри. – Нейгауз, чтоб тебя, – я зло стукнула по перилам. – Ну, а у тебя как всё устроилось? – Ланкмиллер взглянул на меня с живым интересом. Я неопределённо повела плечами, обнимая колени. Нечего рассказать? Просто в моей жизни слишком много тем, на которые я не говорю даже сама с собой, и уж точно не готова обсуждать их с ним, потому что я никогда ему по-настоящему не верила, и это спонтанное воскрешение здесь ничего не исправит. – Живу, учусь. Заставила весь дом цветами. В последнее время участились панические атаки, но они короткие, не дольше пятнадцати минут, так что все в норме. Двигаюсь потихоньку. Очень нравится город. И Академия нравится. Ехать до неё, правда, далековато. Черт возьми! – я подскочила, как ужаленная, с каменных ступеней. От резкого движения даже в глазах потемнело на секунду. – Автобус! – Что? – Ланкмиллер непонимающе вскинул брови. – Последний автобус до моего дома ушёл... пять минут назад, – простонала я, тиская ремешок часов. – Следующий только утром. Придётся ночевать на остановке. – Зачем на остановке? – он поднялся вслед за мной, накидывая пиджак, – Можешь остаться у меня. – Нет, – я замялась на секунду, дёрганно и растерянно оборачиваясь к нему спиной. – Лучше на остановке. – Ну, конечно, я же зверь, – вдруг язвительно фыркнул Кэри. – Я же только и думаю, как тебя порепрессировать и загнобить. А тебе не приходило в голову, хорошая моя, что ночевать одной под открытым небом, чёрт знает где, на окраине города – это «чуть более» опасно, чем со мной под одной крышей? Это его укололо? Мои слова? Я никогда особо не задумывалась о том, чтобы его не ранить, но сейчас стыд за это вдруг обжёг щёки, и пришлось виновато возвращаться к нему. – Прости, если задела тебя случайно. Я же знаю, что у тебя своя жизнь, не хотела навязываться. – Я в курсе, что у тебя проблемы с памятью, так что позволь напомнить: уйти из моей жизни было твоим решением. Меня же перспектива твоей беспризорный ночёвки напрягает гораздо больше твоего визита. Итак, барышня соблаговолит? – он обошёл меня и, оборачиваясь, подал руку. – Да, – тихо отозвалась я спустя несколько секунд, глядя нарочито в сторону. Потом всё-таки вложила свою руку в его ладонь. Это было первое осознанное прикосновение за всё время с момента нашей встречи. И я замерла на миг, прислушиваясь. Будет ли с ним также, как с остальными? Острое неприятие и мгновенно зарождающееся чувство тревоги, идущее по нарастающей, если нельзя было прекратить контакт. Но моя же собственная душа сейчас напоминала мне телевизор со сбитыми настройками: шипение и мелькающий серый экран. Сплошное смятение и тепло от его ладони. Мы молча прошли оставшиеся ступеньки. Ланкмиллер выпустил мою руку только на пороге своего дома, до которого и впрямь оказалось минуты две ходьбы. Дважды повернул ключ в замке и мягко отворил дверь, приглашая меня войти. Место сильно отличалось от прежних где-то эклектичных, где-то монументальных и вычурных домов ланкмиллерской семьи. Здесь были большие окна, сковозь которые можно было рассмотреть почти совсем догоревший, обожжённый закатным заревом кусочек неба. Всё дышало свежестью: ничего мрачного, вычурного или отяжеляющего. Хотя все так же, стильно и дорого, как и раньше. Я босиком взбежала вслед за хозяином дома на второй этаж по деревянной лестнице. Это была гостиная, общая с кухней: кожаный диван напротив огромного экрана, шириной почти во всю стену, бежевый ворсистый ковёр. Было ощущение, что стен и перегородок мало, а взамен – много пространства и воздуха. Может, именно потому что это радикально отличалось ото всех моих тягостных воспоминаний, я почувствовала себя спокойнее. – Будешь что-нибудь? – Ланкмиллер прошёл к кухонному углу. Он явно чувствовал себя гораздо менее напряжённым, чем я, но всё равно было что-то неспокойное и в его взгляде, и в жестах. Меня на миг посетила мысль, что, может, это всё же были ошибкой, и приходить мне не стоило. – Молоко, – я сцепила руки за спиной, наверное, сильнее, чем следовало. Хрустнула пара косточек. Кэри смерил меня удивлённым взглядом, но без возражений достал из холодильника бутылку, плеснул в стакан и отправил его в микроволновку. Я тяжело вздохнула, бестолково переминаясь с ноги на ногу. Неловкая вышла встреча. Мы вроде как больше не враги, но уж точно и не друзья друг другу. Как себя вести, как держаться, даже что говорить – все эти вопросы побуждали гораздо больше к тихой панике, чем к непринуждённой беседе. Ланкмиллер достал с полки бутылку вина, а я медленно опустилась на диван, впрочем, тут же отодвигаясь в сторону и вытаскивая из-под себя изящный кружевной кусок ткани. – Это что? – я рассеянно подняла его перед собой, смущённо хмурясь. Господи, дура. И так ясно, что чей-то лифчик. – А, это моей женщины, – спокойно объявил Ланкмиллер, делая глоток из изящного матового бокала.