Распутывая хитросплетения

– Твоей... Ты в отношениях? – поперхнулась я. – Осуждаешь? – он подозрительно вздёрнул бровь, потому что это действительно так прозвучало. – Нет, я... Нет! Просто сначала удивилась, а потом поняла, что ничего удивительного. Одиночество – это не для тебя. Прости, глупости какие-то несу, – проговорила я уже совсем тихо, вконец запутавшись и превратив свою речь в поток бессмысленных мало связанных фраз. – Давно уже? – Пару месяцев. – И как? – Хочешь поговорить об этом? – игриво и одновременно насмешливо осведомился Кэри. Он почти издевался надо мной, и это видно было. Хочу? Да я убить себя готова была за эти несуразные вопросы, слетающие с губ сами собой, только ради того, чтобы не оставлять меня наедине с моим молчанием. Мне плевать на него, по-большому счёту. На него и его наложниц, женщин, любовниц, как ещё он их там называет. Мне просто неловко и я не хочу здесь быть, вот и всё. – Думаю, я наконец нашёл своего человека, – Ланкмиллер вынул из микроволновки мой стакан и протянул его мне, усаживаясь на диван. – С ней очень хорошо. В жизни в постели. По крайней мере она не зажимается так, как будто её пытать собрались. В отличие от некоторых. – Хватит, – я едва сквозь зубы это не процедила, отодвигаясь от него. – А ты? Нашла себе кого-нибудь? – беззастенчиво осведомился Ланкмиллер, склоняя голову. – Нет, – буркнула я, глядя точно вниз, в свой стакан с молоком. – Что так? – Мне одиночество больше нравится. Никто не трогает, и ни от кого не зависишь ни в одном из смыслов. Отношения для меня – это груз. Не хочу. – Неужели? – с какой-то явной, не слишком тактичной провокацией в голосе осведомился он. – Разве тебе не тягостно? Тепла не хочется? Чтобы не отвечать, я припала губами к кружке, секунд за пять полностью осушила её и стиснула в пальцах, пялясь пустым взглядом перед собой. Кажется, он перешёл на моральных пытки с физические. – Не твоё дело, – наконец мрачно выплюнула я вместе с тугим колючим комком воздуха. В горле было так сухо, что я чуть ли не давилась. – Усы, – хохотнул Ланкмиллер, указывая на кружку. Спохватившись, я сразу же отёрла губы рукавом, смутилась ещё больше, и, вскочив порывисто, отошла к окну. Чёрт, да он же издевается. Или я слишком болезненно это воспринимаю со своей нездоровой психикой. Сквозь листву проглядывались уютные огоньки из окон соседних домов. Их немного было, и все не выше двух этажей. Чуть дальше вниз уходил пологий склон, и у самого горизонта земля была усыпана мерцающими искорками. Это уже были жилые кварталы пригорода. – Красивый вид, – не сдержавшись, восторженно вздохнула я. – Да, умиротворяет, – согласился Ланкмиллер без прежней едкости. – Это еще не все. В спальне, например, сделан стеклянный потолок. – Чтобы трахаться и смотреть на звёзды? – вырвалось у меня, и только потом сообразила, что ляпнула, зажала руками рот. Одновременно и слишком грубо, и слишком пошло. Ланкмиллер рассмеялся. – Я скучал по тебе, – неожиданно заявил он, когда веселье подулеглось. Я не сдержала тихий невесёлый смешок. Прости, не могу ответить тебе тем же. Всё то, что я пережила с момента твоей «смерти» не запихнёшь в одно простое короткое слово «скучать». – Поздно уже... – пробормотала неразборчиво, оттягивая вниз края рубашки. Хватит уже этих неловких бесплодных диалогов. Я просто уйду отсюда утром и больше не вернусь никогда. – Понял намёк. Душ там, через спальню, – он расслабленно указал на приоткрытую чёрную дверь из красивого резного дерева. Тихо поблагодарив, я направилась туда, но встала, как вкопанная на полпути. – Мне всё равно не во что переодеться. – Возьми мою майку там из шкафа. Да не бойся ты, – досадливо вздохнул он, видя мою неуверенность, – я на диване посплю. Я кивнула и молча скользнула за дверь. Потолок действительно был стеклянным, поэтому я даже не стала искать выключатель. Тёплые шершавые доски, залитые лунным светом, круглая кровать на возвышении. Я ухмыльнулась внутренне: сразу видно приоритеты. По самой кровати и по полу небрежно были разбросаны подушки, которых явно больше здесь находилось, чем нужно, чтобы обеспечить просто здоровый сон. Меховое декоративное покрывало накинуто поверх аккуратно заправленных черных простыней. Я подошла к шкафу, выдернула из стопки домашних вещей серую растянутую майку. Запах... Дыхание сначала вообще перебило, а потом я судорожно, будто утопающий, затянулась воздухом, и от этого стало только хуже, подкосились колени. Я поспешила скрыться в душе, пока хозяин дома не заметил мои здешние манипуляции двинувшегося умом. Даже холодные струи долго не могли отрезвить, привести в чувство. Я оказалась зажата в тиски неутешительным и до смешного очевидным выводом: я всё ещё по нему болею. Меня трясёт. Я хочу. Моё личное безумие, с которым я заперта один на один в своей черепной коробке, отступив лишь на пару шагов, скрывшись в дрожащей тени в результате двух лет непрерывной внутренней борьбы, сейчас оно расцвело буйным цветом. Блять. Блять. Беспомощно прислонилась лбом к плитке, чувствуя, как по коже стекают прохладные капли. Ладонь скользнула вниз, но я сразу же одёрнула себя. Ну не в его же доме. Это было бы уже совсем ахтунг, можно сразу забивать себе место в палате психушки. Я поспешно вышла из душа, насухо вытираясь большим махровым полотенцем, накинула его майку, потому что других вариантов всё равно не было. Беспорядочно мечущийся взгляд упал на кровать и замер. Значит, здесь они... с его женщиной? Сознание окончательно поплыло, вспышками выдавая горячие беспорядочные сцены секса. Я хорошо помнила его руки. Руки, которыми он отвешивал мне свои тяжёлые пощёчины, которыми он ласкал меня до потери памяти. Каждую вену, каждый сантиметр кожи. В этот момент я отчётливо ненавидела себя, выть готова была от безысходности. В таком положении, застывшей с пустым вглядом и рдеющими щеками, меня и застал Ланкмиллер. – Я в душ, – сходу предупредил он, видимо, истолковав мой несчастный лихорадочный взгляд как-то иначе, что было к лучшему, безусловно. Не знаю, что стало бы, узнай он истинную причину моего состояния. Едва Кэри скрылся за дверью, я бессильно свалилась на кровать ничком. Плохо, нужно взять себя в руки. Притиснув к себе первую попавшуюся подушку, я тяжело повернулась на спину и уставилась в тёмное звёздное небо. Постепенно дыхание выровнялось, лихорадка в мыслях улеглась, и они потекли тягучими заторможенность волнами, почти отрывая меня от реальности. Обратно вернул звук открывшейся двери, и я села на кровати, не выпуская из рук подушку. Ланкмиллер вышел из душа с одним полотенцем на бёдрах, и до меня запоздало дошло, что переодеваться он собрался прямо здесь, без всякого стеснения. Шаткий покой вновь посыпался к чёрту, словно карточный домик. – С ума сошёл, что ли? – я вздохнула порывисто и только спустя пару секунд, поняла, что так и не сказала этого, потому что не в силах выдавить из себя и слова. Кэри вопросительно вскинул брови, наблюдая мою реакцию. – Откуда шрам? – я спросила первое, что пришло в голову, чтобы хоть как-то объяснить свою нездоровую реакцию. Небольшой продольный шрам на груди, которого раньше не было. – Роуз, ты думаешь, – Ланкмиллер со вздохом сложил руки на груди, опираясь спиной о стену, и я сглотнула, наблюдая за этим, – я мерзкий лгун и беспросветный лицемер? Меня действительно отравили, я почти умер. Естественно, это не прошло бесследно. Начались осложнения не сердце, было несколько операций, последняя – полгода назад. Ричард говорит, что будет ещё одна. Если доживу, – тут уже настала очередь Кэри невесело усмехаться. – Не говори так. Я соскочила с кровати. Даже при всех его невыносимых недостатках, это было страшно слышать. Я жила с ним бок о бок несколько месяцев. И я ненавидела его за ошейник, за пощёчины и шрамы на спине, за еду с пола, за отношение, как к подстилке, за то, что всё это оказалось дешёвой местью. Но я видела и другую сторону его личности, видела, как он был по-настоящему счастлив, как беспокоился за близких и умирал от горя, как плакал в одиночестве на обрыве у моря и шутил про размер моей груди. Против воли за это время я успела привязаться к нему той нездоровой, даже отчасти мерзкенькой привязанностью на грани зависимости, которая возникает иногда в неравных отношениях. И мысль о разрыве на так пугала меня, как мысль о том, что мне ещё раз придётся пережить его безвременную кончину. Я приблизилась, ступая медленно босыми ногами по лунным лужам. Если присмотреться, это действительно был хирургический шов. Не отдавая себе отчёта, я положила на него руку. Сначала едва коснулась пальцами, потом накрыла осторожно ладонью. Это вдруг воскресило в памяти целую коллекцию безумных образов. Приглушённый свет, горячая кожа под моими пальцами, перекатывающиеся под ней мышцы, хриплое дыхание на ухо, какие-то грязные слова. Я хотела было инстинктивно одёрнуть руку, но не успела или не смогла, может. Его пальцы уже коснулись кожи чуть ниже локтя, пропуская разряды электрошока по всему моему телу: от самого затылка до кончиков пальцев. Я даже дрожала, наверное, крупно, не знаю. Он провёл медленно почти до самого запястья и только потом сомкнул пальцы, некрепко, не причиняя неудобства и подаваясь одновременно вперёд. О, я прекрасно знала, что это значит. – У тебя есть... женщина... – пробормотала плохо слушающимися губами, глядя в сторону, под ноги, куда угодно, только не на него. – У нас свободные отношения, она сама предложила. – Иди к чёрту, что это за ерунда?! – я процедила это сквозь зубы, зло, но слишком дрожащим голосом, чтобы Ланкмиллер воспринял это всерьёз и прекратил издеваться. Он склонился ниже, почти касаясь губами моего уха. О, это был далеко не мальчик, состоявшийся уверенный мужчина и размеренные властные жесты ясно давали это понять. Блистательный владелец судостроительной корпорации, который всегда получает, что хочет. Вся наша проблема заключалась в том, что в данный момент он хотел меня. Я беспорядочно материлась внутренне, на большее концентрации не хватало, судорожно хватала воздух губами, будто он душил горячими пальцами. Не знаю, что на меня так действовало. Может, отсутсвие нижнего белья, и вообще какой-либо одежды кроме его же растянутой майки. – Кэри, не надо, это всё усложнит, – я из последних сил упёрлась свободной рукой в его грудь, безуспешно пытаясь отстранить. – Это ты всё усложняешь, – хриплым голосом уведомил он, кусая за ухо. Чёрт, ну почему нельзя просто... Меня тряхнуло от давно забытого ощущения, и поток мыслей прервался, будто его обрубили топором. Он целовал меня. Держал одной рукой волосы на затылке, другой притискивал меня к себе, одними только губами низвергая меня в пучины Ада наслаждений, грязно, удушающе и... прекрасно. У меня были не мысли – клочки сознания. В тумане, где-то глубоко бился пульс, его язык скользил по моим губам, ниточка слюны по подбородку. На миг мне показалось, что я опять в одном из своих невыносимых снов, только его губы жгли жаром плавленного металла, так даже во сне не бывает. Потом мы поменялись местами, меня, обмякшую, он прижал к стене, чтобы я так явственно не оседала на пол. Убирая от шеи волосы, покрыл её поцелуями. Я цеплялась за него, едва соображающая, еле дышащая. Да у нас никогда такого не было! Всё смешалось в один безумный коктейль из огня чужих прикосновений, звука поцелуев напополам с прерывистым дыханием, запаха мужского шампуня, и я слишком поздно заметила пальцы моего мучителя на своих бёдрах. Огладил внешнюю сторону, плавно переместился на внутреннюю, и пришлось больно закусить пальцы, чтобы случайно не закричать. Я так текла так, что с меня чуть ли на капало на пол. На его лице прочиталось отчетливо, как много хотел он мне по этому поводу сказать. Не сказал, толкнул на кровать, и я послушно свалилась туда, уже без майки. И Ланкмиллер следом, подминая под собой и придавливая к простыни. Надо же, как быстро он меня сломал. Или я сама сломалась? – Сколько у тебя уже не было? – шепнул Кэри в самые мои губы. – Не твоё дело? – это обязано было прозвучать грубо, но вышло гораздо больше похожим на вопрос. Не так-то просто уходить от ответа, когда тот, кто спрашивает, прижимает тебя к простыням весом своего тела, и вы оба голые, и целовались только что, аж губы припухли. А ещё он смотрит так, будто каждый сантиметр моего тела – его. – Сколько. Не было? – с напором повторил Ланкмиллер, выцеловывая по очереди соски. – Два года, – слабы выдохнула я, облизывая губы. – Сколько?! Для него, выросшего в гареме, это просто какой-то астрономический отрезок времени, не укладывающийся в мысли. – Как видишь, Кэри, от воздержания не умирают, – едко прохрипела я, усмехаясь. – Так значит, ты всё ещё моя? Что он такое несёт? Я ответила протяжным стоном – помесь удовольствия и досады, и закрыла лицо руками. Два года сказывались, безнадёжно сказывались. В таком близком контакте я отчётливо ощущала его горячий и твёрдый член. И Кэри сделал пару поступательных движений, прежде чем отстраниться. Я втянула воздух и не смогла выдохнуть, глядя в его тёмные, переполненные маниакальными огне-искрами глаза. Он снова поцеловал меня в губы, и только потом вошёл. Не единым рывком, медленно и плавно, но у меня все равно позвоночник выгнулся. – Я и забыл, какая ты узкая, – мазнув губами по скуле, шепнул на ухо. От этих слов я сжала его у себя внутри только сильнее. Кэри замедлился, рвано выдохнул. Каких-то пару минут назад я лихорадочно просила оставить меня в покое, а теперь стонала, бесстыдно, громко, царапая ему спину. Пусть знает цену свободным отношениям. Руки, которыми он сжал мои запястья, чем-то угрожая, если продолжу так делать... Руки были прекрасные – я почти кончила. Но Кэри вышел из меня, и не давая времени опомниться, перевернул на живот. Меня довольно бесцеремонно ткнули носом в подушки, приподняли бёдра и снова насадили на себя, только теперь одним движением, резко. Я вздыхалась, захлёбывалась и стонала, упираясь ладонями в мягкое изголовье. Он прижался грудью к моей спине, кусал за плечи, шею, оттягивая зубами кожу, наверняка в своей манере оставлял засосы и поворачивал моё лицо иногда, чтобы поцеловать. Размашистые движения, глубокие толчки, которыми он имел меня на своей кровати, быстро доводили до полного несоображания, отрыва от реальности, провала в полную эйфорию. Из-за этого я действительно ощущала себя какой-то игрушкой в его руках, но игрушкой на вершине блаженства. Сколько раз я видела подобное в этих своих ненормальных снах, страшно и стыдно вспомнить, но то что происходило сейчас – не шло с этим ни в какое сравнение. Мы достигли пика почти одновременно. Я ловила воздух потрескавшимися исцелованными губами, тяжело вздымалась грудь. Осознание того, что именно я сделала, ещё не пришло, в сознании всё ещё плавало тягучее сладкое марево, которое не хотелось отпускать. Завтра в дело вступит трезвый рассудок, который расставит всё по своим местам. Завтра меня морально размажет прямо по здешнему полу. Не сейчас. – Мне всё ещё нужно идти на диван? – лениво спросил Кэри, уже подразумевая определённый ответ. – Завались и спи. – огрызнулась я, и, подумав, добавила, - придурок. Впрочем, не вылезая при этом из его объятий. Навязчивые мысли о них так долго преследовали меня, что теперь я прислушивалась к каждому стуку своего сердца. Спокойно и тепло, как я и хотела. Я осторожно подтянулась, и мягко погладила его по виску. Он уже спал.