Распутывая хитросплетения

Утром дали о себе знать последствия. Кожу от порки пекло так, как будто она действительно побывала на сковородке, поэтому долго оставаться в постели было невозможно, и я, закутавшись в простыну, вышла в другую комнату. Ланкмиллер сидел на диване с ноутбуком. – А где... – начала было, всё ещё протирая глаза со сна. Кэри кивнул на журнальный столик перед собой, где была аккуратно сложена моя одежда. Я фыркнула, представив процесс того, как он укладывает всё это стопочкой. Сначала хотела уйти, но потом поняла, что мне слишком лень и всё равно, что он увидит. Скинула простыню и начала одеваться прямо перед ним. – О-о-о... – многозначительно протянул мучитель, глядя на следы от вчерашнего, как будто не он сам это сделал, а видел впервые, да ещё и осуждал. Потом поднялся и прошёл к встроенному в стену шкафу, такому же чёрному и блестящему, как и всё вокруг. При свете солнца выглядело менее могильно, но холодок всё равно оставался. – Держи. От сердца отрываю, – он кинул мне какой-то тюбик с мазью без толковых опознавательных знаков. – Приведёт тебя в порядок за несколько дней. Обработай сразу и ещё вечером перед сном. – Спасибо, – проговорила я, выдавливая на ладонь прозрачную вязкую жидкость. Наверное, насчёт эффективности он и правда не обманул, гель сначала приятно холодил кожу, но вскоре успокоил и боль. Сидеть я по-прежнему вряд ли смогла бы, но отметины перестали причинять неудобства в спокойном состоянии. Завтракать было нечем, поэтому Кэри предложил поехать куда-нибудь в кафе. Я согласилась: безумно хотелось есть. Сидя в машине, я достала телефон: ни одного пропущенного, ни одного сообщения. Надеюсь, Энзо не занёс мой номер в чёрный список хотя бы. Я испытывала огромную потребность позвонить ему, но вместо этого с нервным вздохом зажала трубку между коленями. Не здесь, не сейчас. – Загоняешься? – оценил мои моральные страдания Ланкмиллер. – Ну, между нами не было секса, так что и измены не было. Решил, что из-за отношений себя корю? Я отмолчалась, чтобы не брякнуть чушь. Что за лексика, Ланкмиллер? От Евы, нахватался... Машина припарковалась у кафе, недалеко от академии. Я хотела сначала придраться, почему именно сюда, почему с тобой именно в то кафе, с которым у меня связаны только уютные воспоминания. Но потом вспомнила, что это одно из немногих заведений с мягкими сидениями, по которым ещё и разбросаны подушки – сразу отпало всякое желание сопротивляться и ворчать. Хотя что ещё можно было делать, так долго оставаясь с Ланкмиллером наедине, я не знала. Едва ступила через порог, плечи сразу обняла атмосфера тишины и кофейных запахов. Я прошла за Кэри к столику у окна. Ожидала, что возникнут проблемы с тем, чтобы долго сидеть на месте, пусть и в мягком кресле. На деле, к счастью, было терпимо. – Что тебе заказать? – вяло поинтересовался Кэри, разглядывая меню, которое мне чуть ли не наизусть было известно. – Только яичницу, – пробурчала я, разглядывая глянцевую с небольшими царапинками поверхность стола. Колокольчик у двери мелодично звякнул, и я даже обернуться не успела, как... – Привет! – знакомый весёлый голос кипятком обдал, и я застыла на месте, беспомощно втягивая воздух. Грейс... и судя по лицу Ланкмиллера, он совсем не удивился. – Что... Ты? Её?.. – голос стал прерывистым и сиплым от волнения. – Пригласил?! – Что-то не так? Написал, что мы случайно встретились в городе. Но если хочешь, можешь сообщить подробности. – Придурок, – зло процедила я, кидая на стол скомканную салфетку. К лицу приливала изнутри обжигающая кровь. Почему это вообще со мной происходит? – Опаздываешь, – Ланкмиллер поднялся, чтобы поцеловать Грейс в щёку. – Приводила себя в порядок, – широко улыбнулась та. Да, там же ночью была какая-то вечеринка по случаю окончания учебного года, как Маттеони и предсказывал. Впрочем, Грейс выглядела свежо, как будто всё это время спала крепким и здоровым сном. – Быстро вы сдружились, – жизнерадостно подметила Ева, подсаживаясь рядом с Ланкмиллером на диванчик О господи... Её действительно ничего не смущает? – Мы вообще-то знакомы немного... – промямлила я, глядя в принесённую официантом тарелку. – А... так вот чем объясняется твоя странная реакция, – задумчиво протянула та, расстёгивая верхнюю пуговицу платья. В этот момент раздался назойливый звонок Ланкмиллерского мобильника. – Да, Феликс, – вздохнул мучитель, прикладывая трубку к уху и поднимаясь из-за стола. Услышав это, чуть не вырвала у него телефон. Это же проклятый Нейгауз, будь он неладен! Вечность с ним не говорила, соскучилась – ошалеть, как. Надо будет попросить номер. – Ну, как ты? – Ева, загадочно улыбаясь, наклонилась ко мне, пока Ланкмиллер вышел, чтобы поговорить. – Говорили, Энзо тебя по всем темам основательно прогнал. – Да... Немного зверствовал, – я уже притянула к себе сумку, потому что собиралась уйти, даже не начиная с завтраком, как вдруг вибрацией отозвался телефон. Я полезла в карман как-то слишком быстро и резко, чтобы моя бестолковая надежда осталась неочевидна для окружающих. – Этой мой, – махнула рукой Ева, касаясь пальцем загоревшегося экрана. – Что за чёрт? – несколько потрясённо усмехнулась она. – Ты только посмотри. Она развернула изображение ко мне, и я, кинув один короткий взгляд, согнулась пополам, опершись на стол. Внутри всё сжалось, и меня едва не стошнило прямо на пол. Спас только пустой желудок. Лицо было до издевательства тщательно зацензурено, но я прекрасно узнала, чья это фотография. На то был и весь рассчёт. Что на ней происходит, даже несмотря на размытость изображения, тоже было очевидно. Я вернулась за столик, потому что сейчас просто не дошла бы до выхода без того, чтобы безвольно не осесть на паркет по дороге. Непостижимыми усилием воли взяла себя в руки, стараясь, чтоб голос звучал небрежно. – Какие-то ненормальные развлекаются. Просто удали. – И правда, – хмыкнула Ева, проводя пальцем по экрану. Я стиснула под столом руки так, что наверняка останутся царапины от ногтей. Очень медленно выдохнула воздух, купируя подступающий приступ паники. Очередная салфетка, выложенная передо мной, слегка задрожала от потока дыхания. Чего. он. мать его. добивается? Опять это фирменное: «Я здесь и я могу разрушить твою жизнь по щелчку пальцев»? Нет. Когда до меня дошло, резь в желудке чуть ли снова не заставила согнуться пополам. Здесь другое. Фотография, отосланная самой близкой, практически единственной подруге – не главное. Это только прелюдия, как «смотри, что будет, если перестанешь делать, как я скажу». Он что-то затевает и вряд ли долго заставит мучиться в неизвестности. Я готова была рыдать. Всё так смешалось, что – Ладно, чёрт с ним, – беспечно пожала плечами Ева, – мне ещё и не такое присылали. Вот например, один бывший скинул фотку члена, который... – она резко затихла, потому что в этот момент в кафе вернулся Кэри, и продолжила на более отвлечённую тему. – Похоже, Энзо крайне сурово к этому всему относится... Сочетание работы и личной жизни... Он вообще не слишком, ну, взрослый? – Ему около сорока, – немного хмурясь, ответила я. – Всё в порядке, она имеет привычку западать на мужчин постарше, – с усмешкой заявил Кэри, усаживаясь на своё место. И, о, он имел в виду не только Энзо. И даже совсем не его. Справился. Задел за самое больное. То, по сравнению с чем, всё остальное не важно. Хотелось встать и выплюнуть ему в лицо что-то вроде: «Я ебала в рот твои постоянные тупые издёвки. Засунь свой поганый язык себе в задницу, ему там самое место». Но здесь сидела Грейс с таким невинным и светлым видом, что пришлось выбирать более мягкие формулировки. – Тебя мама в детстве так не любила, – я вздёрнула бровь, – что до сих пор не отпала привычка самоутверждаться за счёт подъёбов? – Кто бы говорил. Тебя, я посмотрю, мама сильно любила, моя плоскогрудая девочка, – сладким голосом парировал Кэри. – Прекрати, – немедленно попросила Грейс. – Во-первых, это некрасиво. А во-вторых, тебе нельзя устраивать перебранки и нервничать, понимаешь же. Грейс попросила, а у меня воздух из груди выбило. Он уже достал до самого сокровенного, так какого чёрта нужно было добивать? Не рассчитывает, что я могу ответить ему той же монетой? Очень напрасно, потому что у меня сейчас крышу снесло от боли, и я вообще не понимаю, что говорю. – Ты... просто... – перегнулась через стол, выдыхая шипящим от ненависти голосом. – У тебя существенные проблемы с эмпатией и с головой. Я сильно сомневаюсь, что ты хоть к кому-то в жизни испытывал искренние тёплые чувства. И знаешь, что? Если бы я была твоей матерью, я бы тоже с собой покончила. – Роуз! – возмущённо воскликнула Ева, пока я дёрганными движениями собирала вещи и поднималась из-за стола. – Я очень сильно тебя люблю, но не смей говорить такое, это отвратительно. Извинись, немедленно. – И тебя он тоже не любит, можешь не надеяться, – процедила, не оборачиваясь. Потому что он любит одну единственную мёртвую бабу, как идиот, да и то нормально с ней жить не смог. Прости, Элен. Это и правда отвратительно. Без сил опустилась на какую-то неизвестную скамейку в минутах десяти, наверное, от кафе. Может... Нет, совершенно точно, я действительно лихо взяла. Эта фотография, это проклятое вчера, выжавшее меня досуха... Я ведь тоже живая. Чёрт возьми, своими руками делаю всё только хуже. Я больше не могу так. Снова достала телефон, принялась лихорадочно бить пальцами по экрану, вручную набирая нужный номер. Снова длинные гудки слушала с замиранием сердца. Энзо, ответь, пожалуйста, мне необходимо с кем-нибудь поговорить сейчас... Маттеони не откликнулся ни на второй звонок, ни на третий. На пятом я уже сдалась. Сидела на жёсткой скамейке, не чувствуя ничего, кроме всепоглощающей растерянности и подступающего срыва, как вдруг трубка сама завибрировала у меня в руках. Я даже не сразу сообразила, что происходит. – Алло? – а когда поняла, очень долго пыталась попасть по нужной клавише, и это несчастное «алло» у меня вышло больше шелестом, так что сомневаюсь, что он вообще расслышал. – Я вчера подписывал платёжки, – без всякого приветствия начал Энзо, – на твою фамилию деньги перечислены со счёта Ланкмиллеров. Почему? Ну да, я никогда об этом не задумывалась, но это же ведь его карта. Естественно, что и в счёте его фамилия. Пока я замешкалась, обдумывая, профессор задал ещё один вопрос. – Что тебя связывает с этой семьей? – Честно говоря... «Честно говоря, ничего...» – так я собиралась сказать, но Энзо заговорил сам. – Я только сейчас это понял, – судя по голосу, он... улыбался? – Но мне когда-то давно была знакома одна прекрасная женщина, похожая на тебя. – Погоди... – я аж осеклась от того, что голос прервался, – ты знал маменьку? Он затих на какое-то время, так что мне пришлось звать его, когда молчание показалось пугающе долгим: – Энзо? Профессор протяжно вздохнул. – Ну вот что, это не телефонный разговор. Хочешь разъяснений, приходи сегодня часов в шесть к академии. Я всё объясню. Я успела съездить домой переодеться и по-человечески поесть. Снисхождение профессора худо-бедно вернуло к жизни. Раз всё так, значит... Значит, я ему всё расскажу, а потом пускай случится то, что случиться. Всё равно другого выбора нет, а ещё никогда толком ни с кем об этом не говорила и... Сил держать в себе нет уже. Поэтому уже в половине шестого я мялась у здания академии. Но Энзо вышел ровно в то время, которое назначил. Кивнул в качестве приветствия. – Роуз... – чуть склонился надо мной, внимательно разглядывая. – Это тебя в честь матери назвали? – Не знаю, – ответила я, пиная подвернувшийся под ногу камень. Сегодня какой-то ужасный день. У всех на языке успела повертеться эта горе-женщина. – Садись в машину, – Маттеони щёлкнул брелком сигнализации. – По пути успею объяснить. Я забралась с ногами на сиденье и слушала, как он потешно ругается на других водителей, пока мы ехали по улицам, и то и дело застревали на очередном красном сигнале. Потом машина свернула из города на просёлочную дорогу, и скоро за окошком начался лес.