Распутывая хитросплетения

Если синяк ещё удалось замазать густым слоем тонального крема, таким, что ещё чуть-чуть, и он с меня хлопьями опадать начнёт, то ссадины и за этим скрыть не удалось. Я бы весь день лежала дома, не вставая с кровати, будь на то моя воля. Но надо было ещё подъехать в академию, поставить подпись в ведомости об окончании учебного года. Пустая формальность, требующая от меня колоссальной затраты сил. Пришлось откопать самые большие и самые тёмные солнечные очки. А потом, когда вернусь, я, наверное, действительно буду просто лежать на кровати и пялиться в потолок до одурения, пока дома не закончатся продукты. Хотя есть не очень-то хотелось. Я с трудом пропихнула в себя скудный завтрак, а он всё равно просился наружу всё то время, что я тряслась в автобусе до академии. Меня даже не сколько сам визит пугал, сколько перспектива встретить там кого-нибудь. И насколько же меня ненавидела моя судьба. – Доброе утро, – пока я убирала в пенал ручку, слева подошла Грейс. Я уже втянула упругий воздух, но запнулась, подавившись им ещё в самом начале. Ну и что? Что ей ответить после вчерашнего на это выжидающее «доброе утро»? Лучше будет просто уйти. Я неловко повернулась спиной. – Подожди, давай поговорим! Мы так нехорошо вчера расстались... – Ева забежала вперёд и встала между мной и выходом. Я больно прикусила язык от досады и нервов, понимая, что если Грейс настроена так серьёзно, у меня едва ли удастся уйти от разговора. Пришлось начать. – Да. Я понимаю, что взрослые люди так себя не ведут, но... Я... – Я так заебалась, господи, пытаясь хоть как-то вписаться. Я не часть этого общества, где люди строят нормальные здоровые отношения. У меня же всё наперекосяк. – Я тоже, бывает, иногда срываюсь. Живая ведь, не железная. – Может, хотя бы снимешь очки, пока мы разговариваем? Всё-таки в помещении, – прежде, чем я успела ответить хоть что-то, ловким движением подцепив за дужку, Ева убрала очки от моего лица, а потом даже отступила на шаг от удивления. – Это... – Ничего не спрашивай. Приложилась о дверной косяк. Как видишь, у меня вчера был не самый удачный день, – я пожала плечами, и только потом, сообразив, какая едкая ирония кроется в одной этой фразе, с трудом сдержала нервный смешок. – Короче говоря, тут можно долго извиняться, но, во-первых, я не могу похвастаться природным красноречием, а во-вторых, просто хочу чтобы бы знала. Мне очень жаль. Хотя ещё больше мне жаль, что я сейчас не могу сказать тебе, что соврала... – Я ни разу не держу зла за твои слова. Вероника мне вообще это каждый день говорит, – Ева с усмешкой развела руками. – И потом, Ай сказал, чтобы я не обижалась. Что тебе просто пришлось пережить очень многое. Но... мне почему-то показалось, что... его твои слова задели. Может, ты заглянешь к нам? Попьём чаю или посмотрим какой-то фильм. И вы проясните... что бы между вами ни было. Ох уж эта почти что святая Грейс, с её непреодолимым стремлением повсюду сеять ослепляющий свет . – Я видеть его не могу, – опустила голову, и голос очень некстати дрогнул в конце. – Что с тобой? – Ева немедленно схватила меня за плечи, пытаясь заглянуть в лицо. – У тебя проблемы? Расскажи. Она поняла, что это был не дверной косяк. Прекрасно всё поняла, и ничего не сказала, чтобы не пугать, но если бы в этом был хоть какой-то толк. – У меня по жизни проблемы, и, клянусь, это не стоит твоего внимания. – Нет, стоит! – упрямо отрезала Грейс. – Я извинюсь перед О’ши, ради всего святого! – я уже всё, что угодно, готова была ей пообещать, если бы только она бросила эти пытки. Но им было суждено прерваться по-другому. – Можно тебя? Клетчатая рубашка, какие-то совсем не подходящие по цвету штаны. Профессор явно совсем не о том думал, подбирая свой гардероб. С одной стороны, это даже комично было. А с другой... Я действительно надеялась, что смогу скрыть то, что произошло у меня внутри с его появлением, но дрожь слишком явно впилась в плечи. Осознав, что это бесполезно, что я всё равно пропашу носом по всем тем камням, о которые так боялась споткнуться сегодня, я поплелась к нему. – Извини, – буркнула для Евы через плечо. – Если что, мы сейчас живём в центре. Там... Адрес тебе сообщением скину! – быстро протараторила она мне вслед, надеясь, что услышу и приму к сведению. Я завернула за угол, встала перед Маттеони, опираясь на низкий подоконник, и он молча рассеянно посмотрел на меня, как будто не ожидал, что действительно подойду, когда позовёт. – Что-то хотел сказать? – бесцветным голосом осведомилась я, подталкивая его к разговору. Энзо словно очнулся от ступора. – Да... Ты уже была в полиции? Если нет, я могу отвезти тебя сейчас. Заодно посмотрят на меня, – Маттеони как-то несчастно усмехнулся на последней фразе. Полиция... Я даже повторила это слово ещё раз, про себя, чтобы сообразить, о чём он вообще говорит. До меня очень медленно дошло. Так он готовился понести наказание с самого начала. Специально назначил мне встречу рядом с академией. Чтобы, даже если никто не увидит, камеры всё равно снимут, как я сажусь в его машину и уезжаю с ним. Что творилось в голове у этого человека, пока он продумывал это всё? – Вы сошли с ума, профессор. Я никуда больше не поеду с вами, и оставьте меня. – Что? – глупо переспросил Маттеони, как будто он не расслышал. – Оставь меня в покое, Энзо, – проговорила я медленнее и чётче. – Оставь меня в покое и просто живи. В его глазах отчётливо читался вопрос «как?». Если бы я знала, профессор. Я бы обязательно тебе ответила. – Почему ты не хочешь... Роуз, это ведь преступление! Так неправильно! Я больше следила за его руками, чем слушала: он сначала тянулся ко мне, а потом, когда я инстинктивно сжималась или отклонялась в сторону, одёргивал себя. – Считай, это потому, что мне жаль твой закрывшийся цветочный магазин, – пришлось держать себя в руках, в железных тисках, чтобы это просто проговорить. Потом я даже на лицо его не взглянула, оттолкнулась от подоконника и быстро ушла. Привалилась плечом к стене, едва завернула за угол, когда Энзо уже точно не мог меня видеть. Цветочный магазин – это ведь была моя мечта. Вот ещё недели две назад спросил бы меня кто об этом, я бы точно так ответила. А теперь не знаю. Все перемешалось, и я уже ни в чем не уверена и не понимаю ничего. Вдоль по коридору послышались ударяющиеся шаги. Ушёл. Я без сил опустилась на один из металлических стульев вдоль стен, закрывая лицо руками. Какая, блять, полиция. Придурок, какой же он придурок. Я сидела так долго, пытаясь отдышаться, найти какие-то ориентиры. Где-то в кармане настойчиво вибрировал телефон. Но кто бы ни был, пусть идёт к чёрту. Всё равно я не смогу сейчас разговаривать. Сквозь шум в ушах отдалённо различался какой-то неприятный, идущий по нарастающий звук. Я не обращала на него внимания, как вдруг как будто по голове стукнуло осознание: так по коридорной плитке скачет тележка уборщика. Но было уже слишком поздно. – А она здесь сидит, оказывается, – сварливо и мерзко выплюнул Аруш. – Ты какого хуя трубку не берёшь, шалава? От него пахло мокрыми тряпками и дымом дешёвых сигарет, я попыталась инстинктивно втянуть воздух, но горло перехватило от этого смрада. – Отъебись от меня, – огрызнулась нарочито громко. Мы ещё были в стенах академии, пусть и опустевшей, нас мог кто-то услышать, и спасти меня от этой приятной беседы. – Щ-щ-щ... – он сразу догадался, поднёс к моим губам сморщенный тёмный палец, что аж передёрнуло от омерзения. – Кто разрешал тебе плохо себя вести? В его руке была какая-то сложённая несколько раз бумажка. Он намеревался положить её в нагрудный карман моей рубашки, но перед этим его ладонь легла на ткань целиком под похотливое пыхтение, и меня чуть действительно не вывернуло наизнанку. Сука, ну зачем нужно было завтракать. – Тварь, засунь её себе в... – я задохнулась от ненависти, лопатками вжимаясь в стену. – Если не придёшь, ты знаешь, что будет, – Аруш быстро опустил бумажку в карман и, будто ничего не было, взялся за швабру. Я выбежала из академии так, как будто там начался пожар. На бумажке были назначены время и место. Время необычно позднее: 11 часов вечера. А улица находилось среди тех же кварталов, где он назначал встречу первый раз, и где, судя по всему, жил. Только на этот раз конечным пунктом был не тупик между домами, а подвал, куда вела крутая узкая лестница, без перил, со сбитыми бетонными ступеньками, которые покрыты были обвалившейся побелкой, окурками и ещё каким-то непонятного происхождения мусором. По краям, у самых стен от постоянной сырости цвела плесень. Воняло здесь точно так же, как в Шеле, и вероятно, меня стошнило бы, если бы весь этот коктейль зловония был для меня в новинку. Я опоздала на пять минут. Скорее специально, из вредности. Мысль о том, что это может плохо кончится, посетила только сейчас, когда я шагнула на первую ступеньку. Постепенно, во мраке, который не рассеивался ничем, кроме редких лучей от фонаря за углом, нащупывать каждую следующую ступеньку было всё сложнее. Пока разум боролся с огромным отвращением, как-то отстранённо подумалось, что эта лестница очень похожа на мою жизнь. Такая же уродливая, грязная и ведёт в кромешную тьму. Я толкнула наконец дверь и тут же оказалась в небольшом худо-бедно освещённом помещении, в котором не было ничего, кроме серых, наспех отштукатуренных стен и матраса на полу у дальней стенки. Но ещё... – Наконец-то, – послышалось сварливое. Их было пятеро. Я инстинктивно подалась назад, но чьи-то руки затянули меня внутрь, отрезая от выхода. – Вот, подумали, что негоже только одну дырку использовать. Надо бы пустить в ход остальные, – сверкая неполным рядом зубов, хохотнул Аруш. И как гиены, остальные отозвались таким же отвратным смехом. Я дёрнулась, вырываясь из этой хватки, и тут же откуда-то слева послышался голос, необычайно спокойный, медленный, лился, как патока. – Не кипятись. Присядь сюда. Я обернулась, чтобы взглянуть на его обладателя. Этот человек был не знаком мне, но при этом очень разительно выделялся от остальных. Он был хорошо одет, обладал прямой осанкой и даже держался иначе, несмотря на то, что сидела на этом грязном матрасе. Как будто он был главой всего этого сборища утырков. Меня подтолкнули к нему, и пришлось сесть, тщательно скрывая страх, сжимая в кулаки трясущиеся руки. – Ты знаешь, что это? – под общие смешки он разложил на матрасе передо мной несколько фотографий, часть которых была уже мне знакома. Я подняла на него мрачный взгляд. – Это называется – несанкционированные сексуальеые услуги. В нашем мире – тяжелое преступление, ну знаешь, способствует распространению всяких неприятных болячек. Поэтому наказывается вне зависимости от времени совершения и государственных границ. Если ты вдруг решишь пойти в полицию, там это обязательно вскроется, и тогда мы можем потребовать передать тебя обратно в Шель, откуда ты вылезла. И второй раз такое провернуть, поверь мне, у тебя не получится. А там уж мы разберёмся, что с тобой делать. – Надо быть достаточно большой шишкой, чтобы организовать межгосударственный обмен преступниками, – я хотела проверить, сколько из того, что он говорит, блеф. Хотя не очень похоже было. – Да даже если и так, ну сама посуди, останешься ты в Витто, догадываешься, что за запись такая в личном деле у тебя появится? Подкупить полицию не выйдет, они здесь, видишь ли, убийственно честные, всё по протоколу. Так что будь золотцем, давай обойдёмся без лишних криков, угроз, всего вот этого. Просто делай, как я скажу, и последствий не будет. Тебе всё равно нормальной жизнью не жить. Это он верно сказал. – Ты будешь первым? – угрюмо осведомилась я. – Спокойно, – он жестом пресёк возмущённый гул, порождённый моим вопросом, потом расплылся в улыбке. – На лету схватываешь. Я позволила ему снять с себя ветровку, жадно облапать грудь. Ждала, чтобы он увлёкся достаточно. Благо это очень быстро произошло. – Хочешь трахаться, да? – прошептала ему на ухо, когда он уже активно расстёгивал ширинку. – Детей иметь не сможешь, урод! Он взвыл от неожиданного удара, моментально оседая с матраса на пол и поливая меня таким потоком проклятий, что среди них было несколько даже мне неизвестных. Пока ещё никто ничего не понял, я, оставляя куртку валяться на полу, вылетела из подвала. На дверь снаружи сразу посыпался сваленный в кучу строительный мусор. Я на ощупь подхватила какую-то деревяшку и поставила так, чтобы нельзя было открыть без больших усилий. Я пробежала даже целых пары кварталов, но потом силы отказали мне, пришлось опуститься на бордюр, борясь с головокружением и тошнотой. Я сжимала виски, умоляя, хоть бы это была не подступающая истерика. Отсюда нужно убираться. Ничего хорошего эти грязные мрачные улицы не обещали. Я с трудом поднялась, всё ещё не отнимая руки от головы, и поплелась вдоль по пыльному тротуару. Мне оставалось только надеяться. Отчаянно надеяться, сама не пойму, на что. В кармане подал звуковой сигнал телефон – от Евы пришло сообщение с адресом. Судя по названию улицы, это были всё те же, уже знакомые мне апартаменты. Я криво усмехнулась. Как будто знак свыше. Видеть его не хотела, но к кому мне за помощью идти, кроме как к ёбаному Ланкмиллеру? Я подумала, что, может, сначала лучше позвонить ему, но экран мигнул пару раз, а потом потух. Это окончательно разрядился аккумулятор.