Распутывая хитросплетения

Нейгауз едва успел кастрюлю отставить на тумбочку в коридоре, чтобы поймать меня в свои объятия. О чёрт побери, это Феликс, тот самый Феликс, которого я, кажется, вечность не видела, а он за это время только помолодел, стал больше, громче и веселее. Феликс, которого я вспоминала исключительно с огромной, согревающей меня саму, теплотой. Крепко прижимаясь к нему, я почувствовала, что он расхохотался, ероша мои волосы большой ладонью. – Да ладно, как это случилось? – вопрос обращался скорее к Ланкмиллеру, чем ко мне, потому что я всё ещё слишком громко и часто дышала, что ответить что-нибудь вразумительное. – Столкнулись случайно в городе, – Кэри тоже прошёл вглубь дома, оставляя на вешалке у входа тёмно-синий пиджак. – Сам сначала не поверил. – Неужто притянуло магнитом любви? – подал ехидный голосок открывший нам дверь парень с донельзя довольным видом. – Хидэ! – укоризненно протянул Феликс, без тени злобы хмуря брови. – Простите, хозяин, – тот мгновенно сделал наигранно-виноватый вид, вперив глаза в пол. – Это Токугава Хидэ, – лучась гордостью, тут же, будто опомнившись, представил Нейгауз. – Мой мальчик. Скромности и такта ему «не занимать», но мы над этим работаем. – Работаешь ты, конечно, – многозначительно ухмыльнулся Кэри. – Только над кое-чем другим. – Ни слова больше, – прерывая милый, почти семейный обмен колкостями, Феликс вскинул вверх руку. – За столом поговорим, а то остынет. Было такое ощущение, что готовил он не на четверых, а на целый взвод. Причём, преобладала традиционная местная кухня: острая лапша, тонко нарезанное сырое мясо, маринованные овощи и много морепродуктов. Тарелками был уставлен весь немаленький стол с ослепительно белой скатертью. Дом изнутри всё ещё продолжал казаться картинкой в рекламной брошюре: светлая кухня с высокими удобными стульями. Окно почти во всю стену с мягкими овальными линиями рамы. В каждой мелочи, в каждом магнитике на холодильнике и дверной ручке стучалось это спокойное и твёрдое счастье-счастье-счастье. Даже удивительно было, что у кого-то действительно так. И это очень заражало своей энергетикой. Я взялась за вилку, и объём всего, что лежало на моей тарелке, совершенно не пугал: жутко хотелось есть. – Сказочно похорошела, Роуз, – заметил Феликс до того, как я успела воткнуть зубчики в аккуратно свёрнутый лист морской капусты. – Как делишки? – Хотелось бы сказать что-то радостное, – рука так и замерла в воздухе, я замялась, думая, что портить всё не хочется, но и соврать ему не смогу, – однако сейчас пока неважно. У меня проблемы в Анжи. Объявился один мудак, любитель эротических снимков из «Шоколада». Шантажирует меня фотографиями теперь со своей шайкой. Кэри обещал... помочь... – Не стоило ли в полицию пойти? – сразу нахмурился Нейгауз. – Дело ведь серьёзные. Да. Конечно. Полиция. Феликс не знает, насколько выше моих сил показывать это все чужим людям, выворачивать, объяснять. Тошнота подступает к горлу только при мыслях. Но дело даже не в этом. – Один главный там у них пригорзил, что меня вышлют из Витто за оказание запрещённых услуг, – я всё-таки проткнула завёрнутую в капустный лист рыбу. – Шель потребует наказания на своей территории. Могут? – Вполне, – коротко подтвердил Нейгауз. – И что ты планируешь делать? – этот вопрос уже был адресован Ланкмиллеру, который сидел рядом со мной, по правую руку, с невозмутимым видом накручивая на вилку спагетти. – Свяжусь с Фарси, – отозвался он, на время откладывая столовые приборы, – чтобы быстрее было. Он всех их найдёт и уничтожит фотографии. Чтобы это всё устроить, нам с Роуз пришлось заключить контракт здесь, в Виктории. – Так вы теперь снова... – Да, – я невежливо оборвала Феликса на полуслове, потому что что бы он потом ни сказал, это звучало бы мерзко и неправильно. – Мы теперь снова. – Ну, это весьма условно, – вмешался Кэри. – У неё сейчас новый любовный интерес. Профессор из академии. Замолчи. Не смей. – Можно мы не будем об этом говорить? – я сначала подумала, что у меня действительно что-то застряло в горле, но избавиться от этого не помог даже глоток воды. – А что так? – мучитель иронично вздёрнул бровь. – Не ладится? Да какое тебе-то до этого дело, а? – Ну, знаешь... – криво усмехнулась я. – Плохо прошло знакомство с мамой. – В каком смысле? – Ланкмиллер на какую-то секунду действительно показался удивлённым. – Она ему насолила когда-то в прошлом, – пояснила я, бестолковыми движениями шинкуя несчастный капустный лист. – Ну, как насолила... Сломала жизнь. И там... у нас возникло небольшое недопонимание. Может, мне и надо было выговориться, но не сейчас, не ему и не с таким вот скорбным выражением лица. Я сглотнула комок в горле и уставилась в свою тарелку отрешённым взглядом. – Погоди секунду, солнце моё. Ну-ка взгляни на меня, – такой тон, одинаковый у всех, пока ещё спокойный, но на высоких нотах, будто сейчас разразится хренова буря и всё снесёт. Кэри бесцеремонно повернул меня к себе, вглядываясь внимательнее. – Так это он тебя разукрасил? – Нет, – спешно ответила я. Ещё до того, как Кэри договорить успел. И всё бы ничего, если бы это хоть на грамм прозвучало не так фальшиво, как вышло у меня. – Ну ты и... – губа дёрнулась вверх, как будто Ланкмиллером завладело презрение на грани пренебрежения, он даже руку от моего лица убрал, почти отдёрнул. Не договорил, оставив в воздухе такую гнилую паузу, что резко захотелось блевать. – Кто? – с истеричным смешком заглянула ему в глаза. – Я кто? Дура? Твоя подстилка? Неудачница, которая даже каких-то 24 часа не может прожить нормально? Пошёл ты, Кэри, просила же не лезть. Под тяжёлый вздох Феликса, я соскочила со стула и направилась к выходу. Нужно было в себя прийти. Я как-то отвыкла от того, что мучитель вот так просто может меня размазать. Что самые безобидные слова воспринимаются остро, бьют больно, даже если я бешусь и так не хочу это признавать. – Вернись за стол, мы не договорили, – голос-металл, вот тот самый, с которым он разговаривал со мной, пока не подписал вольную, пока Элен во всех смыслах не поставила ему мозги на место, пока... – Договорили, – зло бросила я на ходу. – Роуз! – произнесённое сквозь зубы «р» в моём имени звучало, как удары грома, которые всё равно не остановили меня. И тогда последовал другой удар, гораздо страшнее. – Кику. Я по инерции втянула воздух, но вместе с ним в лёгкие влилась боль, твёрдая, острая и тяжёлая. Я остановилась — нужно было время, чтобы просто, просто прийти в себя. Дыши. Дёрнул за поводок и показал, кто есть кто. Но как будто ты сомневалась, что он рано или поздно сделает это. Дыши. Хидэ фыркнул, оценив тонкость метафоры. Я тихо вернулась за стол. – Ты хотя бы в академии об этом сообщила? Полиции? – как ни в чём ни бывало, но с незыблемой строгостью в голосе продолжил Кэри. – Я никуда не сообщила и не буду. Это только усложнит нам обоим жизнь. Профессор хороший, просто он запутался. – Чтоб я про себя хоть раз из твоих уст такое услышал. А то вечно хожу у тебя козлом отпущения. Зачем отпущения? Просто козлом. – Мне кажется, ты слишком самодостаточен, чтобы выслушивать подобное, – пробормотала я, возвращаясь к своей тарелке. – Какой горячий у этой парочки, должно быть, секс, – в наступившей тишине радостно подытожил Токугава. – Хидэ, – на это этот раз строгости в голосе Феликса не было совсем, даже притворной. По всей видимости, хозяин дома был рад, что с этой дурацкой, не-к-месту репликой ушло возникшее напряжение. Токугава обворожительно улыбнулся в ответ на слабый упрёк, и Феликс потянул его на себя, долго целуя в губы. Я едва не подавилась, переводя взгляд с парня в свою тарелку. Он позволял себе много. На вид Хидэ был никак не старше меня, весь какой-то живой, юркий. Неаккуратный пучок на голове держался то ли на спице, то ли на каком-то карандаше, с такого расстояния было не разобрать. Я смотрела на него и вспоминала Юми, образы не клеились. Она была такая спокойная и сдержанная, образец достойного поведения, тень. А с другой стороны Токугава, который ведёт себя, как невоспитанный ребёнок, прекрасно зная, что это ему позволено. И тем не менее, Хидэ, как и Юми, тоже стал для меня своего рода откровением. Настолько довольного своей жизнью, какого-то совершенно счастливого невольника я видела впервые. Сколько, наверное, можно рассказать о хозяине, просто взглянув на его рабов. Правда, если смотреть на дёрганную меня, смотрящую большую часть времени куда-то вниз, к себе под ноги, а не на собеседника, можно заключить, что Кэри конченый диктатор. Хотя я до встречи с ним действительно не была такой. И пусть он теперь по большей части лапочка, мой набор психических болячек остался на своём месте. Дальше разговор потёк в русло политики, от выпуска акций до маркетинговых исследований. Хидэ во всю занялся едой, втыкая в телефон, и я сделала приблизительно то же самое, незаметно отодвигаясь от Ланкмиллера ближе к краю. – Не хотите расслабиться? – наконец осведомился Феликс, отодвигая от себя тарелку. – Я согрею вам бассейн. – Отлично, – мне показалось, Кэри взглянул на него с благодарностью, что в принципе было для него очень редким чувством. Я отмолчалась. Вода в большом количестве, что бассейн, что море, – но в особенности море, –никогда не вызывала у меня восторга. И уже больше не вызовет, наверное. Слишком въелся в память мазутный Шель, запах рыбы и сгнившей тины, у самого берега поднимавшейся на поверхность воды. Но Кэри – Кэри не спрашивал. Мы были совсем немного времени в новом-старом друг для друга статусе, и я терялась постоянно, не знала, как себя вести. Как не спровоцировать хозяйский гнев, не заставлять его снова дёргать поводок так, чтобы у меня хрустела шея. С площадки на заднем дворе было видно город, сползающий вниз с холма. Он выходил на западную сторону, так что небо у горизонта уже подёрнулось пыльно-розовой закатной дымкой. На город спускались сумерки, и быстро становилось прохладно, но от воды шёл пар. Бассейн был неправильной формы, без острых углов, подсвеченный изнутри множеством маленьких лампочек. Хидэ принёс на подносе какие-то тарелки с фруктами и, не переставая лукаво улыбаться, многозначительно стреляя глазами, удалился. Я была уверена, что они с Феликсом присоединятся, но Нейгауз решил оставить нас одних по каким-то своим соображением. Может, чтобы мы прояснили наконец эту херню между нами и больше не портили ему жизнь. Кэри разделся до белья и нырнул. Я не очень-то горела желанием составлять ему компанию, так что просто опустилась на краешек бассейна, свесив в воду ноги. Она действительно тёплая была, как дома в ванной. – И что, ты хочешь сказать, – мучитель вынырнул рядом со мной, облокачиваясь на бортик. –Ваши отношения не подлежат восстановлению или это просто ты лихо взяла? Ведь светилась на балу от счастья же. У вас ведь потом был секс, совместный завтрак. Разве вы с ним тогда по душам не поговорили? – Нет, – хватая залитую глазурью клубнику прямо у него из-под пальцев, отрезала я. – Не было у нас ничего. – Ты же уехала с ним тогда с бала, – сощурился мучитель, переводя взгляд на меня. Я это почувствовала скорее, чем заметила, потому что сама наблюдала лишь за расползающимися по воде огнями тёплой подсветки. Поразительно тихо. Как будто мы где-то далеко от города и от жизни вообще. – Ну, уехала. И сбежала потом. Поняла, что сглупила. Что с тем очаровательным багажом, который у меня имеется, я вряд ли смогу с кем-нибудь построить что-то вроде отношений. Чтобы довериться человеку нужны огромные силы. Я в себе таких не чувствую. Кэри слушал молча, без своих едких ремарок в самых болезненных местах. Я наконец посмотрела на него. Не в глаза. На разворот плеч, едва видневшийся на груди хирургический шов. Кэри уже тогда, два года назад казался старше своего возраста, серьёзней. Тому было много причин, и сейчас, задумываясь об этом, я всё больше приходила к мысли, что почти не знаю его. Мне выпал важный период его жизни, время больших перемен, – и это совсем не сдвинуло меня с места, ни на миллиметр. Большая часть того, что он думал и чувствовал оставалось для меня наглухо сокрытой за бетонной стеной. И, наверное, даже Еве было открыто больше. Кэри молчал, поэтому я продолжила, выводя пальцем круги по поверхности воды. – Уверена, что так будет лучше. Не думаю, что всерьёз могу кого-то заинтересовать. Все любят светлых, лёгких, таких, как Грейс. И это... нормально. Никому не нужен кто-то вроде меня с этим ворохом проблем. И хочешь, что скажу? Ты со мной возишься из-за чувства вины. – Хочешь, я тебе тоже что-то скажу? – через какое-то время отозвался Ланкмиллер, – После всего, что произошло, мы не можем быть чужими друг другу людьми, хочешь ты этого или нет. Или скажешь, не вспоминала обо мне ни разу за эти два года? О, точно в цель. Я вспоминала слишком много, чтобы это можно было назвать нормальным. Не спала ночами, мучилась кошмарами, думала, что рано или поздно сойду с ума. Я хотела, я так хотела почувствовать твои руки хотя бы на мгновение. Сколько ни убеждала себя, что это просто, ну, за гранью разумного, что, если продолжу, мне только больнее будет. Я напивалась, орала с подушку, впивалась ногтями в кожу. Мысли о тебе выжгли из меня всё живое, а ты так спокойно говоришь об этом. Будь проклят, Ланкмиллер, О’ши, как бы ты там себя ни назвал. Я уже втянула воздух, чтобы хотя бы словами, но всё же отвесить ему пощёчину, закрыть эту тему раз и навсегда, обозначить границы, взвыть, что это не повод для подъёбов, и попросить, чтобы он к чёрту шёл с такими вопросами. Но воздух застрял в груди комком, кольями, а потом вырвался из горла с присвистом. Он коснулся меня. Расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и голосом, будто бритвой, прошёлся по нитям вен. – Иди сюда, там холодно.