Распутывая хитросплетения

Какая-то часть меня уже успела очень горько пожалеть о том, что я вообще ввязалась в это. Мы сидели в такси, оба на заднем сидении, и между нами даже воздуха не было: полный, всепоглощающий, оглушающий вакуум. Всё кипело в груди, и где-то в подводящих к сердцу артериях булькала кровь. Я так хотела этой встречи, так ждала её, а теперь не могу выжать из себя ни единого слова, будто мне отрезали язык. Ланкмиллер сидел, отвернувшись к окну, с самой нашей встречи он не сказал мне ничего. Ни когда я объясняла, что мы сейчас поедем ко мне, так как тут совсем близко, а Ричард говорит, что ему в таком состоянии критически нельзя напрягаться, ни когда мы в это самое такси садились. Закатное золото заливалось в салон машины, ползло по моим коленям, его рукам, подсознательно хотелось повторить эту линию света, тоже прикоснуться к выступающим костяшкам, но я сидела в оцепенении, не шевелясь. И мне почему-то казалось, что нет ничего хуже этого молчания, и меня никогда и никогда не пытал настолько жестоко. Я даже не сразу поняла, что вибрация у меня под боком – это мобильник в сумке. Вытащила дёрганными движениями, едва не уронив. Прижала к уху. – Да. Грейс. – Мне тут пожаловались, что мой из больницы сбежал, не знаешь… – Знаю, я его забрала. – А, так он сейчас с тобой… – Ева притихла даже как-то рассеяно, и я подумала, что для человека, который состоит с ним в отношениях, это, наверное, не лучшие новости. Но она продолжила в совсем другом тоне, полу-виновато и устало. – Спасибо большое, что возишься. Слушай, у меня тут получилось наконец вырваться, я завтра заеду за ним к восьми, ладно? Это удобно будет? – Хорошо, – не совсем впопад ответила я, кусая губы. Хорошо. Хорошо. Это и к лучшему. Хорошо. – У вас там всё в порядке? Ты чего такая подавленная? – Я… да… всё в норме, я просто не выспалась, – господи, у меня даже сил не хватило сделать свой голос хоть чуточку более жизнерадостным. Это даже уже не смешно. Таксист затормозил у тротуара, и у меня едва получилось сдержать облегчённый вздох. Это значит, пытка замкнутым пространством закончилась. Сейчас я выйду и смогу вдохнуть. Поспешно расплатившись с таксистом, я сразу же выскочила на улицу, чуть было не запнувшись о бортик автомобиля. Очень долго ковырялась в замке входной двери, пытаясь вставить и повернуть ключ дрожащими пальцами. Это почему-то всё никак не получалось у меня, тот цеплялся то за брелок, то за остальную связку, пару раз вообще чуть не выпал, и я уже успела подумать, что в какой-то момент не выдержу этой мучительной встречи, когда Кэри просто стоит сзади и молча наблюдает за всем этим, и мне страшно обернуться даже, чтобы посмотреть, какое у него лицо. И дело кончится нервным срывом. Но ключ повернулся наконец в замке, и дверь растворилась, открывая вид на комнату с плотно зашторенными окнами. Меня запоздало посетила мысль, что приводить Ланкмиллера в свой вертеп не стоило. И перед этой необдуманной глупостью всё-таки следовало заняться уборкой, хотя бы для приличия. Я бы так и застыла на пороге, оцепеневшая, если б Кэри не решился наконец нарушить свой уничтожающий обет молчания. – Ванная у тебя есть? – он осмотрел открывшуюся картину не особо довольным взглядом, потом обернулся ко мне, приподнимая брови. Не впечатлён. – Там, дальше по коридору. Вторая дверь. – Я воспользуюсь, если ты не против. – Конечно, – пробормотала в спину ему. Сердце зашлось в груди, как бешеное, от того, что он просто заговорил со мной. Хоть он и выглядит так, будто я насильно его сюда притащила, смотрит он всё же на меня, а не сквозь. От этого было уже непередаваемо легче, будто к носу перестали прижимать пропитанную пыльной водой половую тряпку. Мне теперь только нужно всё не испортить. Метнулась в спальню и перерыла весь бельевой шкаф в поисках чистых полотенец, нашла какие-то на самом дне и застыла перед дверью в ванную, прижимая их к груди. Будет нормально, если я войду вот так? Прокусила щёку изнутри и почувствовала на языке отчётливый привкус крови, от которого горло сжал приступ подступающей. Ну да. Я ведь хрен знает сколько часов назад ела. И чёрт возьми, если буду медлить и сыпать на себя вопросами, никогда в жизни туда не войду! Воспользовавшись тем коротким мигом, когда все мысли из головы исчезли, я надавила на ручку и провалилась в горячий и влажный воздух ванной комнаты. Ланкмиллер лежал с закрытыми глазами, запрокинув голову на бортик. Снятые с него приборы с проводочками были свалены в кучу и задвинуты в угол полки под зеркалом. Кэри приоткрыл глаза, почувствовав сквозняк от открывшейся двери, и у меня тут же перехватило дыхание, вдоль позвоночника прошлась удушливая колкая волна и снова сжала пальцы на горле. Если бы он знал, насколько меня истерзала совесть за всё это, он бы остался чертовски удовлетворён. – Я принесла полотенца, оставлю их на сушилке, – сообщила тихо, мгновенно теряясь и пряча глаза. Из крана в абсолютной тишине упала капля, ударилась о воду. Отстранённо подумалось: хорошо, что зеркало запотело, и я не вижу эту дурацкую неловкую сцену ещё и со стороны. – Ева звонила, сказала, что заберёт тебя завтра в восемь, – опустилась на бортик ванной, спиной к нему. – Чудно, – мгновенно ударилось мне между лопаток. Он очень мрачен и не очень разговорчив. – Ты… ты вообще как? – Молод, здоров, полон жизненной энергии. Не заметно? Он теперь точно ничего не расскажет мне. Почему сбежал досрочно, как удалось уговорить на это Ричарда. Ну, я хотя бы вижу его, он здесь, со мной рядом, хоть и не слишком-то рад встрече. И ещё ему не нравится, что я вижу его таким. – Слушай, я прощения попросить хотела, что наговорила тебе всего, я… – Так, Роуз, притормози, – он перебил, и сзади плеснулась вода – сделал резкое движение рукой. – Только не говори, что сейчас заставишь меня слушать это всё. Я, ей богу, заебался уже и без твоих стараний, хотя и ими тоже. – Что ты хочешь этим сказать? – у меня на секунду отказал голос, поэтому я не уверена была, что Кэри вообще услышал эту фразу. – Даже говорить меня не станешь? – Мне казалось, мы уже достаточно наговорились. Не надо мне ещё больший тлен здесь устраивать, ладно? Просто пойми, ты сейчас исключительно для себя это делаешь. Мне правда не нужно от тебя всех этих скорбных извинений. Я, видишь ли, несколько устал. Он не просил меня уйти, ждал, пока сама догадаюсь, что неплохо бы. А я медлила, надеясь, что он ещё хоть что-нибудь скажет, но он молчал, преступно и убийственно. Только когда это стало совсем уж невыносимым, встала и на деревянных ногах вышла за дверь, не дыша и не оборачиваясь к нему. Что же, Кэри сказал худшее, что я вообще могла услышать от него. И, может, даже несмотря на это, ещё можно как-нибудь исправить всё, но я не чувствовала в себе сил даже просто дойти до кухни, только подступающую тьму, чёрную, липкую и холодную. Знакомое ощущение из предыдущей жизни без прошлого и будущего, которое потом выжгло палящее солнце Анжи. Механическим движением поставила чайник, плеснула воды в кувшин для цветов. Слишком поздно вспомнила, что заварка закончилась ещё утром. Села за стол с чашкой, наполненной крутым кипятком. Уронила голову. Может он и прав, может, из нас двоих этот разговор и извинения эти нужны только мне, а он хочет просто поскорее забыть всё, что было, и чтобы Ева его обняла. И, честно говоря, забыть я тоже не против. Только не хочу расставаться так. Пока вода остывала в чашке, бледнел поднимающийся от неё пар, я стеклянным взглядом смотрела в окно, где сумерки прокрасили полоску на западе в пурпурный, и над горизонтом уже вставала рыжая полукруглая луна. На кухне стало почти совсем темно, но вставать к выключателю я боялась. Страшно было нарушить тишину, в которой можно бесконечно долго притворяться, что тебя никогда не существовало. В ванной хлопнула дверь. Шаги, звук упавшей на телефон смски, а потом снова только шум ветра за окном. Я пообещала себе не беспокоить его больше пять минут назад. Я себе пообещала, но не помогло даже то, что, подскакивая, я больно ударилась коленом о ножку стула. Поймала Ланкмиллера между лестницей на чердак и спальней. – Давай поговорим, я прошу тебя, пожалуйста. Ты можешь ничего не отвечать, только послушай. Я знаю, я херовая, я очень страшные вещи тебе сказала… Он поднял голову, отложил телефон на столик в коридоре, выдохнул устало. – Роуз, ты сказала то, что сказала. Расслабься и просто живи с этим. Ну знаешь, с этим гораздо легче сдохнуть. – Полагаю, это значит, извинения не приняты, – убито заключила я, опуская голову, а потом в груди опять стрельнуло. – Ну что мне надо сделать, чтобы заслужить твоё прощение? – это было похоже на крик о помощи, произнесённый в глухом отчаянии, но, наверное, Ланкмиллер не был бы собой, если бы действительно смиловался надо мной после такого. – Отсоси мне, – он почти брезгливо скривился, когда говорил это. Хотел. Хотел сделать больно. Чтобы я следующие пару минут не говорила вообще ничего, чтобы вдохнула, и выдохнуть не смогла. Оставил меня стоять в коридоре одну, притихшую и замёрзшую, и мне какое-то время действительно казалось, что я умру, просто потому что у меня не получится сделать вдох. Неужели я правда заслужила именно эти слова? Впрочем, через что ему пришлось пройти за закрытыми дверями, куда меня не пустил Ричард, чего ему это стоило, я никогда не узнаю. Ещё немного постояв без движения, я повернулась в сторону спальни. Оставь его в покое, боже. Он, наверное, и сам уже пожалел, что с тобой связался. Но было ещё кое-что, о чём ему точно следовало знать. – Я говорила с Лис. Просто подумала, вдруг тебе… не всё равно, – я заговорила ещё до того, как показалась в дверном проёме, чтобы меня не выставили, не дав даже рта раскрыть. На лице Кэри при упоминании сестры и правда отразилось какое-то подобие интереса. – Твой племянник очень похож на Генриха. Там в целом в порядке всё, твой бывший начальник охраны печёт пироги в отпуске, они даже в Анжи сейчас, собираются уехать только с началом осени. Но… Алисия очень по тебе скучает, на самом деле. Теперь, когда всё улеглось, не хочешь открыться, ну… открыться ей? – Улеглось, – не то, что бы с сомнением, но даже как-то насмешливо фыркнул Ланкмиллер. – Хочешь поговорить о моих внутрисемейных вопросах? Он так выделил это, очень ясно подчёркивая, что его вопросы совершенно не касаются меня. – Нет, не буду мешать. Располагайся, – тревожно оглянулась к двери, отступая назад, потом снова посмотрела на него. – Я спать всё равно не планировала, поэтому… – Не волнуйся, я твоё соседство переживу, – с усмешкой уверил Кэри. А я твоё – нет. Ушла на кухню, к остывшей чашки кипячёной воды. Неприятно пахло терпким успокоительным из пустого открытого пузырька. По крыше ходили птицы. Меня как будто придавило и обесточило, вылила в себя воду мелкими глотками, но это не помогло. Даже включённое радио, мурчавшее что-то сначала про погоду, потом про политику, не отвлекало от мыслей, что он сейчас лежит в моей спальне, наверное, уже спит. И он меня теперь ненавидит, но зато он относительно живой, и у него есть ещё все шансы восстановиться, если я наконец заткнусь и больше не. В половине третьего я не выдержала. Сидеть поджав под себя ноги, кусать пальцы и мучаться мелкой дрожью. Будет неплохо, если я хоть немного посплю. Хотя бы часов до пяти. Едва появилась в комнате, и как-то некстати снова нахлынул этот приступ нежности, захотелось руку ему в волосы запустить, погладить по голове, провести по щеке костяшками пальцев, но я одёрнула себя. Таких поворотов и вольностей он точно не одобрит. Легла на край кровати, где ещё оставалось место, и вдруг поняла, что грудную клетку сотрясают судороги. Зажимая себе рот, молясь, чтобы его на разбудить, я тихо наблюдала, как на подушку скатываются слёзы и по ткани медленно расползается влажное пятно. Я так и не смогла поговорить с ним. А завтра его заберут у меня, и всё закончится. И душу заполняет такая горечь, будто я кого-то похоронила.