Распутывая хитросплетения

Шершавый пол скатывался в комочки пыли под пальцами. Я дышала, считая до трёх на вдохе и на выдохе. Я как будто забыла, как правильно это делается, и поэтому приходилось прикладывать неимоверные усилия, осознавать каждое движение мышц в груди, но воздух всё равно будто ускользал от меня, каждый раз, как я пыталась втянуть его в лёгкие. Какая-то грань, грань за которой находятся все пределы человеческих терпений, была очень-очень рядом сейчас. Никогда не известно, что будет за ней, истерика, эпилептический припадок или гулкая всеобъемлющая пустота. Я хотела, чтобы пустота. Подскочила от резкого звука, больно ударившись локтем об стену, и тут же согнулась, прижимая его к груди. Кто-то настойчиво тарабанил в дверь. Внутри неприятно потянуло, где-то около сердца. Не хочу никуда вставать, не хочу никому открывать, пусть они все уйдут. Я прислонилась затылком к доскам, и удары стали отзываться ещё громче, будто распространяясь вибрацией по всему телу. Тише не стали, только чаще и настырнее. Тут до меня дошло, что это наверняка Кэри вернулся, обнаружив пропажу. Вот же дятел-долбоёб. Я поковыляла к двери, привстав по стеночке, потом приподнялась на цыпочках, заглядывая в глазок. Да, точно. – Я забыл у тебя телефон, вернулся забрать, – с порога сухо сообщил он, едва открылась дверь, и принялся буравить тяжёлым взглядом, ожидая, пока я либо схожу за его трубкой, либо пропущу в дом, чтобы он смог сделать это сам. Несколько секунд я просто пялилась на Ланкмиллера в ответ, заторможено и растерянно, будто никак не ожидала его увидеть. Потом едва заметно кивнула. – А, да... Одну секунду. Бесцветный голос, похожий на шелест опавшей листвы. Шипение только что погаснувшей свечки. – Может, ты объяснишь мне что-нибудь? – я вернулась, сжимая телефон в ладони, и сунула ему под нос горящий экран с сообщением о пропущенных вызовах. Ланкмиллеру даже пришлось отступить на шаг, чтобы разглядеть написанное на экране, он сощурился, отстраняя мою руку, и взгляд быстро пробежался по строчкам. – Твою мать, – едва слышно прошептал Кэри, стекленея взглядом. – Что вообще происходит? – я напомнила о себе, едва удержавшись, чтобы не стукнуть его кулаком по плечу. О чём я не знаю? Что за дьявольскую тайну ты скрываешь от меня и… как долго уже? – Всё, – он выхватил у меня телефон, резким дёрганным движением засунул к себе в карман, и опять повторил несколько раз одно и то же слово, будто сломанная шкатулка. – Всё, всё, всё. Забудь об этом, – мучитель уже повернулся ко мне спиной, в который раз демонстрируя свои ненавистные лопатки. Собрался уходить. – Мне нужно ехать, Ева ждёт. – Подождёт! – я протиснулась между ним и дверью. – Ты за дуру меня держишь?! Это был он, я слышала его голос! Ланкмиллер, объясни, какого хрена, какого чёртового долбанного хрена?! Ты не можешь уйти вот так! … и бросить меня с этим наедине. У меня сел голос. То ли от нервов, то ли, потому что слишком долгое время разговаривала шёпотом. Кричать я не могла, выходило хрипло, истерично, будто меня едва выпустили из психушки. Не знала, как к нему подступиться: шантажировать, орать, умолять, проклинать, просить о пощаде? Я понятия не имела, что на него подействует, готова была любую цену платить, но единственное, что у меня выходило – молча сжимать ткань его кардигана до трясущихся посеревших пальцев, задрав голову, глядя прямо в глаза своему мучителю. Напряжение между нами было такое, что казалось, вот-вот кого-то ударит током. – Хорошо, – наконец сдался Ланкмиллер, отцепляя мои пальцы от своей одежды и больно стискивая запястья. – Хорошо. Он обошёл меня, упал на диван в глубине дома, взъерошил волосы. Сидел с опущенной головой недвижимо, словно статуя, и совсем не спешил что-то объяснять, ждал, может, пока начну спрашивать. Я прошла вслед за ним, тихо и медленно, как привидение. – Ты с самого начала знал, что он... – голос прервался неожиданным спазмом в горле, я боялась договаривать свои мысли, боялась даже до конца додумывать их. – Ты мстил мне за смерть отца, который на самом деле не... – Я не знал, – Кэри глубоко вдохнул, сцепляя в замок пальцы рук. – Это у вас семейная традиция? – ухмылка вышла такая, будто меня посередине фразы неожиданно ударили в грудь. – Будешь смеяться, – Ланкмиллер поднял на меня мрачный тяжёлый взгляд. Ему самому было совсем не смешно. И каждое слово, как проклятье. – После того, как мне организовали… «похороны», Феликс меня привёз к нему на машине, ничего даже толком не объяснив. Что тут говорить, от таких неожиданностей я чуть обратно к Ричарду не отправился. Это вообще было его планом, от начала и до конца. Быть в тени, дёргать за ниточки. Теперь он… как бы это выразиться, нигде и везде. Вестон Ланкмиллер перестал существовать и вместе с тем обрёл такое могущество, что даже представить временами жутко. Его убийство невозможно заказать даже самой эффективной конторе, его невозможно привлечь за нарушение закона, отобрать имущество, потому что юридически такого человека не существует. Постоянно общается со своим дружком, Аваланшем. Ты не знаешь, какие дела они решают с ним на пару, кому диктуют, – Кэри говорил и до меня медленно доходило, что Вест для него не совсем тот тип отцов, с которыми выпивают в баре по воскресеньям. Он замолчал ненадолго, потом продолжил уже более ровным голосом. – Отец хотел посмотреть на меня пару лет, справлюсь ли я с компанией, пора ли втягивать меня в свою игру. А потом подвернулся удачный случай с тем терактом. И как-то всё само собой сложилось в его плане. Я стояла, по привычке царапая ладони и пальцы, пытаясь осмыслить всё, что услышала. До определённого момента он тоже не знал, он тоже был уверен, что Вест мёртв. И это объясняет хоть что-то. Я уже открыла рот, хотела спросить: «Почему ты молчал, почему ничего не сказал мне теперь», но вместо этого с губ сорвалось: – Отвези меня к нему. – Так… Посмотри не меня, – Ланкмиллер резко вскочил с дивана, подошёл ко мне, заставив съежиться от неожиданности и страха. – Посмотри на меня, – взял лицо в свои ладони, убедился, что я смотрю в его глаза. Потом вкрадчиво произнёс. – Я этого не сделаю, ни при каких условиях и обстоятельствах, никогда. – Почему? – горячий-горячий и колкий воздух. Когда я выталкиваю его из лёгких, он облизывает губы, оставляя на них приторный привкус боли. – Это не моя тайна. Не мне ею распоряжаться. Он ведёт затворнический образ жизни, перемещается на тонированном кортеже, на него невозможно наткнуться случайно. И если он хочет с кем-то встречи, он назначает её сам, – Кэри говорил со мной строго, словно отчитывая за провинность. Словно я о такой страшной вещи осмелилась попросить, о каких люди обычно даже не заикаются. – Поэтому я и обращаюсь к тебе. Мне это так важно. Пожалуйста. Он убрал ладони от моего лица, но я успела схватить его за руку, стиснуть насколько хватило сил. Но сил у меня, видимо, почти совсем не было, судя по тому, как быстро он высвободился. – Тебе это не нужно, – отрезал. – И я говорю так, не потому что злюсь на тебя, а потому что я боюсь за тебя. Он не самый приятный человек, вероятно, он не совсем такой, каким ты его запомнила, и... – И? – у него не кончились аргументы, он силой оборвал себя на середине фразы, и лицо у него на миг стало какое-то беспомощное. – За те два года, что мы общаемся, он ни разу о тебе не вспоминал, – эти слова прозвучали мягче, чем все, что до этого. Немного даже виновато, словно он переступал какую-то прочерченную для себя черту, говоря это. – Те события врезались тебе в память, потому что в твоей жизни до этого подобного не случалось. Потому что отец был первым, кто вообще доброту к тебе проявил. Но... – Да, я понимаю, что ты хочешь сказать. Для него это было приключение на поразвлечься, развеять скуку. Так? Я хорошо понимала это и тогда. Не то что бы это стало для меня новостью сейчас. И всё-таки. Ланкмиллер не отвечал. Он смотрел на меня своим изнуряюще-пронизывающим взглядом, тяжёлым, как тысяча тон. Молча. – Ты же не думаешь, что я собираюсь устраивать сцены там… ревности, на шею ему кидаться с визгом. Просто... хочу его увидеть ещё хотя бы раз. Пожалуйста. – Роуз, нет, даже не думай об этом. Займись чём-нибудь, чтобы отвлечься. Я не знаю, в кино с друзьями сходи, закажи пиццу, – сказав настолько чудовищную вещь, он уже собрался уходить, но я схватила его за рукав, прошептала, потому что от подступающих слёз сковало голосовые связки: – Я не понимаю, ты издеваешься, или ты серьёзно? Если бы у тебя Элен была возможность увидеть, ты бы принял «нет»? – Давай не будем об этом. Я всё сказал. Он закончил. Он больше не будет меня слушать, спорить со мной, пытаться вразумить. Что бы я теперь не говорила, это ударится о глухую непроницаемую стену его беспощадного решения. – Кэри, да что ты делаешь со мной! Ты же знаешь, что Вест для меня значит больше жизни. Как я жить буду, зная, что он жив, он есть где-то, а я не могу даже… – у меня кроме отчаяния больше ничего не осталось. – Да твою мать, как ты себе это представляешь?! – он всё время старался держаться холодно и спокойно, отстранённо настолько, насколько это вообще возможно, сорвался только сейчас. – Ты была для него игрушкой, маленькая непорочная девочка. Теперь ты уже не такая, Роуз. Даже если он узнает тебя, как ты ему объяснишь, что с тобой происходило? Или будешь дрожать в страхе, что найдётся ещё один умник из твоих бывших клиентов, который тебя узнает? Воздух цвета серой могильной плесени. Ланкмиллер выдохнул его, прежде чем покинуть мой дом, чтобы не оставлять в нём даже часть себя. Потом направился к выходу. Колени подкосились, и я упала на диван. Безжизненно прошептала ему в спину, прежде чем успела осмыслить. – Я покончу с собой. Ланкмиллер остановился, и я почувствовала, как кровь резко отливает от лица и немеют губы. – Девочка моя, ты дура что ли конченая? – он опустился напротив меня на колени. – Что в твоей жизни не так? – Я тоже была уверена, что вот уеду сюда и начну всё заново, что оставить прошлое в Шеле будет просто, как лист из тетрадки вырвать. И у меня до какого-то момента получалось даже, – я бормотала с придыханием, словно всхлипывала, но слёз не было, хотя немилосердно резало глаза. – И только потом я поняла, что я всё время одна, что мне надо нечеловечески привязаться человеку, чтобы доверять ему хоть немного, что я постоянно боюсь, что от меня откажутся и отвернутся. Я поэтому сбежала от Энзо в ту ночь после бала, испугалась, что он увидит шрамы, думала, как буду это объяснять. Потом ещё этот уборщик, меня тошнит до сих пор, я от каждого телефонного звонка вскакиваю. Ты не даже не хочешь разговаривать со мной, я вечно всё порчу. Я не смогу нормально, Кэри. Я не верю, что всё будет хорошо. Я хочу просто... чтобы всё остановилось. Прекратилось. Не знаю, как. Я сползла на пол, закрывая лицо руками. Упала и разбилась задетая локтем чашка. Разлетелась на капли осколков под ноги. Я, чертыхаясь и моргая часто, чтобы стряхнуть пелену перед глазами, начала поспешно собирать их, укладывая в ладонь. Потом как будто что-то сломалось, перегорело, что-то, чему уже было давно пора. Не выдержала, сжала в кулаке собранные осколки и заплакала. Грудь сдавило так, что я скорее задыхалась, чем рыдала. По пальцам побежали бордовые струйки крови. И чем сильнее я их сжимала, тем чаще бордовые капли ударялись о пол и оставшиеся на нём осколки. Ланкмиллер стоял хмурой молчаливой тенью и только давил на психику. Не хочу, чтобы он на это смотрел. – Ладно, тебя и правда ждёт Грейс, иди, – утёрла слёзы рукавом, кое-как сподобившись на связные предложения. – Я буду в порядке, это я так, херню по глупости сказала. – Ты это называешь «в порядке»? – Ланкмиллер, блин, иди. Почему ты настырный такой, когда это не нужно? Он взял меня за плечи и пересадил обратно на диван. Приподнял лицо за подбородок и внимательно посмотрел в глаза, отчего его мрачная обеспокоенность сменилась страхом. – Я отвезу тебя к нему. Завтра утром. При условии, что сейчас ты будешь делать, что я скажу. Я сначала не поверила услышанному. Как будто это не он сказал, будто это эхо в моей голове, больная поехавшая галлюцинация. Но Ланкмиллер выжидающе смотрел на меня, и глаза у него были ясные. У меня сил хватило только на то, чтобы просипеть: – Я сделаю всё, что ты скажешь. Он сначала нашёл у меня весьма бедную аптечку на верхней полке кухонного шкафа, перевязал уверенным движением руку, вытащив предварительно все впившиеся осколки. Потом завернул меня в плед, не как обычно людям накидывают его на плечи, а спеленал, как будто младенца, отнёс в кровать. За всеми его действиями я наблюдала безучастно и тихо, будто это происходило вовсе не со мной. Ланкмиллер ушёл обратно на кухню и оттуда позвонил Еве, сказал, что задержится, и чтобы она ехала домой. Потом он ещё куда-то звонил, что-то просил. Через полчаса приехала заказанная им еда: салат с курицей, пирожки, паста. – Поешь, – он разложил это добро на тумбочке возле кровати. – Я не особо хочу. – Ты мне что обещала? Хотя бы немного. Или тебя с ложечки кормить, как маленькую? – Ладно-ладно, не надо, я сама, – тут же сдалась, купившись на серьёзную угрозу, и взялась за румяный пирожок. С яйцом и зеленью. Боже, я вечность таких не ела. Желудок и вправду был как будто сухой, совсем не желающий выполнять свои прямые функции, но хотя бы на одно произведение кулинарного искусства меня должно было хватить. Он ещё и заболел ко всему вдобавок, но после первого пирожка это прошло, и я осилила ещё немного курицы из салата. В дверь снова позвонили, и Ланкмиллер ушёл, оставляя меня наедине с макаронами. Вернулся только через некоторое время, и сразу протянул наполненный водой стакан и три круглые белые таблетки. Я выпила, ничего не спрашивая, потом упала обратно на кровать, зарываясь лицом в подушки. Где-то в груди появилось тепло, словно от алкоголя. Кэри, ухватив с подноса оставшийся пирожок, обошёл кровать и лёг с другой стороны, попутно доставая телефон. Я проследила за ним мутным взглядом. Потрясла головой, и перед глазами всё расплылось, собравшись в цельную картинку снова только через полминуты, и оставив за собой чувство головокружения и лёгкости, дурной головы. – Что это за таблетки такие были? – Глицин. – Точно глицин? Чувствую себя, как будто пьяная, – я, не выпутываясь из пледа, подползла ближе и положила голову Ланкмиллеру на грудь. Взгляд упал на экран его телефона, и тогда я поняла, что он зависает на сайте какого-то сексшопа. – Тебя только что выпустили, а ты уже рвёшься в бой? Чё такое клиторальный подсос? Смешно звучит. – Хочешь попробовать? – Ланкмиллер хулигански вздёрнул бровь. – Можем организовать. – Подожди-подожди, – я высвободила одну руку, отобрала у него телефон, вбила в поиск по сайту «секс-куклы» и укатилась обратно на свой край кровати, задыхаясь беззвучным смехом. – Ебать че это за срань. Чтобы такое трахать, нужно быть очень смелым. Кэри вернул себе телефон, сосредоточенно вглядываясь в застывшую в нелепой позе надувную даму с двумя круглыми почти-воздушными-шариками вместо сисек и отверстием не совсем там, где оно предполагалось анатомически. Шея у неё отсутствовала полностью, а на голову было прифотошоплено донельзя довольное лицо какой-то тётки с открытым ртом. Подразумевалось, что и туда тоже при желании можно было присунуть. – Представляешь, кто-то в шкафу хранит такое, – Ланкмиллер усмехнулся в кулак. – Открывает, а там оно. – У меня б после такого ещё неделю не стоял, – задумчиво сообщила я, похлопав его по плечу. – Ты на меня злишься? – боднула его в плечо. – Я не брал в расчёт, что ты маленькая ещё, что ты можешь запутаться и растеряться, – Ланкмиллер отложил телефон на тумбочку и повернулся ко мне. – По умолчанию считал, что всё, что ты делаешь, ты делаешь на холодную голову, обдумываешь сначала. Я всегда считал, что сказанное сгоряча – это самое искреннее, что может сказать человек. – Это не правда! – буйно запротестовала я. – Иногда мы специально говорим гадости, чтобы ранить. Кэри помолчал немного, закинув руки за голову, потом спросил: – Только честно, ты думала об этом? Думала, что лучше бы я умер? Я подняла на него глаза, не в силах сказать и слова. Потом только, завалившись на бок и пряча лицо в ладонях, пробормотала: – Я хочу, чтобы ты жил. И чтобы у тебя всё было хорошо.