Распутывая хитросплетения

Я подскочила, резко втягивая воздух, отчего закружилась голова, и я смогла сделать только пару шагов, прежде чем в глазах потемнело. Вест спустился со ступеней офиса, потом тоже остановился. Мы так и застыли друг напротив друга, как будто подошвами прилипли к асфальту, немного растеряно, очень ошеломлённо. Мне за шиворот и правда, как будто чан кипятка опрокинули. Не могу вспомнить, чтобы когда-нибудь было так же хорошо и плохо одновременно. Со стороны это, наверное, по-дурацки выглядело. – Ну иди ко мне, – Вест раскинул руки, раскрывая объятия, и я практически упала в них. Господи. Живойживойживой. Тёплый, пахнет так же, как четыре года назад, когда я идиотски признавалась ему в любви на пороге поместья в Шеле. Это было… как проснуться от кошмара. Вскочить в постели посреди ночи, и дышать часто, прерывисто, пока к тебе приходит осознание, что на самом деле всё хорошо. Ничего не было. Ты имеешь право забыть о боли, отодвинуть в дальний угол, не вспоминать. У меня почти отнимались руки, и за то, что я так смяла его пиджак, он явно не будет мне благодарен. В какой-то момент я поймала себя на мысли, что хочу умереть прямо сейчас, пока мне ещё не пришлось говорить ему то, что я собиралась сказать с самого начала. – Дай хоть посмотрю на тебя, – Вест положил ладони на плечи и мягко отстранил. Его голос прошёл сквозь меня и я, сглотнув, повиновалась, следуя за движением его рук. – С ума сойти, как ты стала похожа на мать, – выдохнул Ланкмиллер-старший, едва касаясь пальцем подбородка. – Не то, чтобы я была этому очень счастлива… – губы почти не слушались. – Напрасно, она была шикарной женщиной. Ну да, на пороге клинической депрессии, после суток сна, которым предшествовали месяцы бессонницы, перебиваемой разве что алкоголем. Если я и похожа на маменьку, то явно не в лучшие её времена. По лицу скользнула кривая болезненная усмешка. Ладно. Сейчас. – Послушай, прости, что всё так внезапно и глупо вышло, – вдохнула, и воздух острыми ледышками упал в лёгкие. – Я не хотела чему-то помешать в твоей жизни. Ты ничего мне не должен, не должен даже делать вид, что рад меня видеть. Просто мне важно было узнать… что ты жив. И что с тобой… – голос сорвался, не позволив окончить фразу. Мне и так тяжело дались эти слова, но сейчас в горле вовсе встал тугой комок, хоть вешайся. Я неосознанно отступила на пару шагов, потому что Вест молчал, и быть так близко к нему вдруг показалось неправильным. – Я просто хотела ещё раз тебя увидеть, я просто… На этот раз он сам практически сгрёб меня в охапку, и это вылилось в очередные судорожные объятия. Сердце так гулко билось, будто внутри кроме него больше ничего и не было, будто это эхо. – Брось, перестань, замолчи, – шептали мне в макушку, – Она ещё и оправдывается. Девочка моя. Мы как-то успокоились, отлипли друг от друга снова. Мне было горячо и странно. И очень страшно. Сколько бы я отдала за то, чтобы побыть с ним ещё хотя бы немного. – Кстати, как ты... – я ещё чувствовала его запах, его ладонь на своей щеке. Вест запнулся. Только сейчас заметил Кэри, сидевшего на всё той же скамейке и наблюдавшего сцену с лицом абсолютно каменным и безэмоциональным, как будто он уже столько дерьма видел в своей жизни, что подобные эпизоды вряд ли способны были пробудить в нём хоть что-то живое. – Ты ее привёз? – сделал самое логичное предположение старший Ланкмиллер. – Вы знакомы? – Он с моей однокурсницей… встречается, – я почти проглотила последнее слово, не уверена была, что это именно так можно назвать. И я не соврала, что очень удобно, потому что врать ему в первую же минуту встречи… Ну, лучше было откусить себе язык. – Господин, у вас совещание, вы должны были выехать пять минут назад, – на крыльцо офисного центра выбежала девушка с увесистой чёрной папкой в руках, звучала тревожно и одновременно чуть строго. – Отмени на сегодня все, – поморщился босс. – Но там же… – она несмело попыталась возразить, но Вест лишь коротко махнул рукой. – Иди. – Как скажете... – покорно согласилась секретарша и ушла с крыльца, чуть понуро склонив голову. – С тобой мы позже поговорим, – эти слова обратились уже к Кэри, и хотя в них отчётливо слышались нотки, совсем не обещавшие приятной беседы, тот по-прежнему не выглядел особенно впечатлённым. – Ну разумеется, – сказал, поднимаясь, и, о, я знала все его интонации уже достаточно хорошо, чтобы сказать точно: издёвка там была. Заметил ли её отец, сказать сложно было. Наверняка должен был. – Завтра заеду к тебе, – Ланкмиллер, не утруждая себя дополнительными прощаниями, направился к машине. – Поехали домой, поговорим без свидетелей, нам есть о чём. Ты же не зря меня искала, и наверняка это непросто тебе далось, – Вест усмехнулся, мягко взъерошил мне волосы. Боже, какой он. Меня хватило только на то, чтобы едва заметно кивнуть. Мыслями накрыло уже в машине. О чём ты собралась говорить с ним? Ты же знаешь, что он будет спрашивать. Как прошли эти четыре года. Как я оказалась в Витто. Как упросила Кэри на всю эту авантюру. О чём из всего что было, я могу позволить себе рассказать, чтобы ничего не сломать? Как очень верно подметил младший Ланкмиллер, я уже не та девочка, какой он меня знал. И в половину не такая невинная и не такая дерзкая. Разочарование – это последнее, что мне хотелось видеть в глазах Вестона Ланкмиллера. Но я была разочарованием даже для самой себя. Нужно будет опять сбежать от него. И это будет уже совсем смешно. Он жил в совсем другой части Виктории, чем Феликс со своим Хидэ. Высокие заборы, и здания, больше напоминающие замки, чем те сказочные домики, утопленные в цветах. Что творится за этими заборами, наверное, лучше не думать. Они и так сами по себе слишком пафосные и мрачные, чтобы дополнять их дополнительной чередой смыслов. Когда мы оказываемся по ту сторону забора, я внутренне сжимаюсь, кусаю щёку почти до крови, когда понимаю, что здание – те же пилястры, разъёмы окон и даже цвет кирпича – очень напоминает поместье в Шеле, только меньше. Своим вкусам в архитектуре Ланкмиллер-старший не изменял. Нас с порога встретила тучная женщина с болезненно серой кожей, домработница или что-то вроде того. Она ограничилась только дежурными фразами приветствия, очень сухими и очень короткими. Говорила, поджимая губы и странно поднимая интонацию на конце каждой фразы, из-за чего звучала как-то обрывисто. Не знаю, что было такого в её взгляде такого, что он заставил меня задержать дыхание, как будто в воздухе распылили яд. Оценивает. Не нравлюсь. Тогда в его гареме на меня точно так же смотрели, и я это очень хорошо помню. – Боишься? – грустно усмехнулся Ланкмиллер, поднимаясь по лестнице. – Я же согласилась поехать с тобой. Значит, это сильнее страха. Заметил моё смятение, ещё бы. Под таким взглядом вообще хотелось потеряться и больше никогда не найтись. А ведь она ещё даже не сказала ничего. А ещё… Ну, он больше не хозяин самого большого гарема на побережье, но за одной из этих стен вполне может быть… Боже, о чём я думаю. Какое мне дело. Я всё равно не собираюсь здесь задерживаться, я не собираюсь… Да просто убейте меня, если это так. Вест приоткрыл дверь в свою спальню, пуская меня вперёд. Аккуратно, чисто. Как будто здесь вообще не жили. Дверь захлопнулась, запирая нас в четырёх стенах. – Ну как ты? – этот вопрос… он ещё прозвучал так дурацки обыденно, что я едва смогла сдержать клокочущий истерический смех. Тебе не стоит знать раньше времени, что я совсем поехавшая. Как ты не понимаешь. Я не хочу ни о чём разговаривать, я не хочу знать, почему ты исчез так… так, блять, по-мудацки, почему не искал меня. Всё, что я хочу, наверное, это чтобы ты меня погладил, прежде чем я уйду. Прежде чем ты поймёшь, что единственная вещь, которая осталась от меня прошлой – это нескончаемые матюки. Я не знаю, что тебе ответить, кроме пресловутого «нормально». Дикого, безликого и такого раздражающего, что скулы сводит. Но Вест и сам понял это. Широким жестом взъерошил волосы, опускаясь на кровать. Я ощутила привкус крови во рту прежде, чем поняла, что на самом деле очень больно закусила щёку. Он так делает. Кэри так тоже делает. – Прости, что мне приходится задавать теперь эти дурацкие вопросы. Я просто не знаю, с чего начать, – Вест выглядел растерянным, немного даже беспомощным, и от того, что он разрешал мне видеть себя таким, перехватывало дыхание. Он ведь так держался в том сквере возле офиса, чтобы не потерять лицо. – Я тебя искал, но ты пропала с радаров, я знал, что ты же скрывалась от «Змеиного зуба» в то время, думал, так будет лучше. Не привлекать к тебе лишнего внимания. Как всё потом?.. – В итоге меня Чейс взял к себе на работу, – тихо сообщила я, усаживаясь рядом. – Который… «Шоколад»? – он вскинул на меня взгляд, забавно нахмурил брови, вспоминая. – Да, он. О… – до меня как всегда слишком поздно дошло, что Чейс всё-таки хозяин борделя, и что после «взял к себе на работу» любой нормальный человек об этом подумает. Уронила голову на руки, заливаясь краской. – О чёрт, как это звучит. Только официанткой, ничего такого! О, Аруш бы с тобой поспорил, деточка. Господи, надеюсь он сдох где-нибудь в подворотне. Только… Почему я теперь чувствую себя такой виноватой? Я ещё прятала лицо в ладонях, пытаясь как-то совладать с собой и не выглядеть конченой, и мне для этого чуть больше времени понадобилось, чем я ожидала. – У тебя всё в порядке? – Вест сам попытался очень деликатно, но настойчиво отнять руки от лица, и от неосторожного движения с моего запястья сполз широкий браслет, обнажив шрам. Едва я это поняла, попыталась спрятать, поправить, но Ланкмиллер поймал мою ладонь, расстегнул заклёпку, заставляя браслет соскользнуть на покрывало. Провёл большим пальцем по повреждённой полоске коже, рассматривая. Понял, от чего это. – На второй такой же? Я мельком посмотрела в его лицо, потом, не выдержав тяжёлого взгляда, опустила глаза. – Прости, я… – мои неловкие сдавленные извинения прервали, прижимая, буквально вдавливая в себя. Я ощутила его ладонь на волосах и неосознанно только сильнее притёрлась к нему. – Через сколько же ты прошла... Тебе не обязательно ничего говорить, – прошептали мне на ухо убаюкивающе, – всё рассказывать прямо сейчас. У нас ещё будет время. – Я бы хотела всю оставшуюся жизнь у тебя в объятиях прожить, даже если она будет очень короткой. – Ты говоришь страшные вещи, – Вест вдруг отстранился, порывисто выдыхая, отошёл к окну. Да, и такие вещи не говорят нормальным людям. Потому что, ну… Что ему с этим делать? Когда смотрю на его спину, всё сжимается. В голове вспышками мысли, отравляющие меня всю, от начала и до конца. Ты вообще-то спала с его сыном. Тебе это нравилось. – Я много думал о тебе, – наконец вздохнул старший Ланкмиллер. – Вернее, я, конечно, старался не. Потому что мне полтинник, а ты ещё совсем маленькая. Потому что я не самый лучший человек в твоей жизни, и вообще далеко не самый лучший человек. Потому что если ты и будешь счастлива, то точно не в этом доме. Ещё много всяких «потому что». Но ты не отпускаешь меня, словно ведьма. Я таких жутких женщин ещё не встречал. Каждый день… – он замолчал, когда я обняла его сзади, тыкаясь носом между лопатками. Четыре года прошло, а с тех пор всё равно совсем не выросла. Весть развернулся, задыхаясь, прижался к моей щеке, слегка царапая щетиной. Мы бы, наверное, поцеловались, но у меня на всю комнату совершенно беззастенчиво заурчал живот. У него был странно высокий обеденный стол и стулья тоже высокие, как будто барные. Без спинок и довольно жёсткие. Дом младшего Ланкмиллера с огромными панорамными стёклами, почти целиком состоящий из света и воздуха, казался полной противоположностью этому. Из гостиной здесь было видно едва-едва одного окно, за которым, как кисель в кастрюле, сгущались сумерки. Там на улице наверняка сейчас здорово пахнет закатом, но похоже, все форточки в доме были наглухо задраены, в углу на тумбочке работал очиститель воздуха. Может быть, в этом секрет того, что на мебели не было ни пылинки. Передо мной поставили салат с зеленью, какую-то отбивную. Шикарно. Минималистично. Заставляет неловко ёжиться. Вест сидел напротив с наполовину наполненным бокалом красного вина, и, видимо, ничем кроме – ужинать не собирался. – А ты разве не… – начала было я, но домохозяйка сварливо одёрнула таким едким тоном, что чуть было не заставила подскочить на месте. – Совсем стыд потеряла, господину «тыкать», никакого воспитания! – Не понимаю, какое вы имеете к этому отношение? – пробормотала я, глядя в тарелку. – Подерзи мне, – опершись на стол, она резко подалась вперёд, как была, с ножом в руке, и мне уже действительно пришлось подскочить и отстраниться, чтобы случайно не заработать колотую рану где-нибудь на щеке. – Тише-тише, она гостья, – умиротворяющим тоном вмешался Вест, одним взглядом приказывая ей выйти, потом, когда дверь за ней закрылась, обратился ко мне. – Видишь ли, это люди старой закалки, они со мной ещё из… из старого дома. Им нелегко переучиться на новые порядки. Не принимай близко к сердцу. Я подумала об Алисии. Вспомнила, как он бухнулся на колени передо мной во время нашей предпоследней встречи. Просил простить его. Думал ли он тогда об этом? Насколько страхи из прошлого его мучают? – Я думаю, мне нужно… – едва не подавилась, потому что слишком резко вдохнула. Мне нужно уйти и никогда не возвращаться. Пока ещё не поздно. Пока ты ещё не знаешь, что «потому что» существует гораздо больше, чем можно себе представить. А я уже получила всё, что хотела. Это и так было страшно эгоистично с моей стороны, так бесцеремонно ворошить прошлое, и я не в праве причинить тебе ещё хоть немного боли. Когда я снова вдыхаю воздух, намереваясь всё это сказать, Вест вдруг отставляет бокал в сторону, и смотрит на меня внимательно, с озорной хитринкой, оставшейся от вина. Спрашивает: – Останешься на ночь? Господи. Господи. Я бы осталась у тебя навсегда. Засыпать, положив голову на колени. Будить поцелуями в нос. Всё вот это. Мне нельзя. И это на самом деле очень страшно, но я соглашаюсь. В кабинке душа и дышать почти нечем из-за пара, но я сама сделала воду такой горячей. Хотела прийти в себя, почувствовать под ногами пол, наорать на себя, мол, одумайся, что же ты, блять, творишь, ты же себя угробишь, его, ты же... Получалась только горячая вода. Почти кипяток. Судя по звуку, открылась дверь ванной, послышался голос Ланкмиллера. Я не видела, потому что стекло запотело от пола до потолка. – Я принёс тебе халат, он мой, но это лучше, чем ничего, у тебя же нет с собой одежды… Оставлю тут, на полке возле зеркала. Такой простой, смешной. Сердце замирает, а потом ухает, как будто в пропасть. Я открыла дверцу, что посмотреть на него. Очень домашний в этой немного мятой футболке и с таким растерянным выражением лица. И только потом до меня доходит, что я сделала. Что я сделала. Слишком поздно, потому что он уже шагает внутрь, стягивая мгновенно намокшую майку, и меня прижимают к прохладной стене, так резко контрастирующей с водяным огнём, что кожу прошивает мощный электроимпульс. И мысли мешаются, словно спутываясь в единый колючий шерстяной клубок. Я же ни с кем больше не, я даже от Энзо сбежала. Ланкмиллер обязательно увидит то, что ему видеть не нужно. Если я и представляла это себе в худшие из ночей, то точно не так сумбурно и как-то совсем не романтично. Не так выжигающе безумно, словно последние остатки разума сейчас уйдут от нас, и останутся только любовь и смерть. Эти руки на моей коже абсолютно сводят с ума, придавливает ощущением эйфорического счастья и глухой неизбежности. Сквозь мокрую ткань штанов отчётливо ощущается его эрекция. Вест тянет с тем, чтобы взять меня, целует, задыхается. Я тоже задыхаюсь от того, как все неправильно. Неправильно. Правильно.