Распутывая хитросплетения

Закат вздымался от горизонта плотным лучом света, разрывая сливки из облаков, разливая по небу тёплую лимонную цедру. Его было хорошо видно в зеркало заднего вида. На Викторию сполз сонный прозрачный туман с гор и висел теперь в воздухе зыбким белёсым маревом, размывая свет уличных фонарей. Я сидела, прижавшись виском к стеклу, и взглядом провожала плывущие за окном дома. Возвращаться в одно из привычных Ланкмиллерских обиталищ по понятным причинам не было для нас вариантом, а потому Кэри и Матиас решили, что хорошей идеей будет временно обосноваться здесь же, в Виктории. В доме Хироши, не даром же он родственник. Меня от такого поворота событий чуть не хватил удар, благо, Ланкмиллер вовремя успел заверить, что самого дядюшки в доме не будет. И вообще никого не будет, кроме нас. Такара предпочёл временно вернуться на родину, так что дом свободен, волноваться не о чем. Сначала этот выбор показался мне странным, но позже я нашла ему объяснение, которое Кэри, конечно же, не озвучил. Он бы не хотел ставить под удар никого из своих знакомых или родственников, поэтому ни Матиас, ни даже Феликс не могли нас приютить. Это было для них опасно. А потому Такара. Такара, которому ничего не угрожает, потому что он за много тысяч километров отсюда, в совершенно другой стране. Фарси затормозил на лужайке около дома. Он был небольшой и не настолько устрашающий, насколько я его представляла. Открытая терраса, увитая плющом, словно плотным пологом. От деревянных ворот к веранде тянулась дорожка из крупных плоских камней, почти полностью укрытых ковром из мха. Они ещё не отпустили впитанное за день тепло, и ступать по ним босыми ногами было приятно. Матиас и Ланкмиллер распрощались, я стояла чуть в стороне, чтобы не мешать им. Дани одолжила мне кое-какие шмотки, так что я перестала выглядеть так похабно, и это немного успокаивало. Хочет ли Кэри остаться здесь со мной, я предпочитала не уточнять. Не зависимо от того, что я услышу в ответ, идти мне некуда. Возвращаться в общагу сопротивления означало делать глупейшую в жизни вещь. Уверена, им немного времени понадобиться, чтобы понять, что их обманули так топорно. И пусть я чувствовала себя немного не в своей тарелке рядом с Ланкмиллером, похоже, других вариантов у меня не оставалось. Он отпер дверь своим ключом и вступил в уютную тишину дома с усталым вздохом. От ужина Кэри отказался, направился сразу в спальню на второй этаж. Может, и правда утомился или сердце давало знать о себе, и он хотел это скрыть, исчезнув с глаз моих. В любом случае, лучшее, что я могла для него сделать – это не беспокоить сейчас. Так что упорствовать я не стала, однако у самой живот крутило от голода, поэтому я, злорадно представляя, как взвился бы Хироши, узнай, что я здесь хозяйничаю, направилась к нему на кухню, чтобы что-то сообразить. Продукты все у него были какие-то разрозненные: замороженные креветки, морская капуста, рис. С горем пополам вышло что-то вроде паэльи. Пока я возилась, стемнело окончательно, поэтому ужин проходил при слабом уютном свете бумажного фонарика на террасе. При малейшем дуновении ветра свеча в нём отбрасывала на листья танцующие отблески. Я ещё какое-то время сидела над опустевшей тарелкой, подперев руками голову, и слушала концерт, который в глубине сада затеяла целая армия сверчков. Таких вот летних вечеров осталось совсем немного, потом направление ветра поменяется, и горы перестанут защищать от его порывов. Воздушные потоки с северо-запада принесут с собой тяжёлые тучи, и начнётся сезон дождей. А пока можно сидеть, всматриваясь в тёмную глубину сада, и слушать сверчков. В конце концов на террасе стало прохладно, и я ушла в дом. Прибрала за собой на кухне и собралась с духом проверить как там Кэри. Неслышно взбежала по лестнице и остановилась напротив приоткрытой двери, ведущей в спальню. Первое, что привлекло к себе всё внимание – отчётливо ощущавшийся в воздухе запах алкоголя. У меня и самой аж сердце прихватило. Худшие опасения подтвердила пустая бутылка, сиротливо оставленная у тумбочки. – Кэри, что же ты наделал… Тебе ведь нельзя пить! – растерянно пробормотала я, заламывая пальцы от нервов. Ланкмиллер не обратил на мои причитания особого внимания. Он сидел у изголовья кровати, склонившись над какой-то книгой без движения, словно статуя у надгробья. Что же это с ним сталось? Кэри на моей памяти напивался так только раз, когда понял, что пропал, влюбившись в Элен. Что заставило его сделать это сейчас, страшно было даже предположить. Я бесшумно скользнула в сумрак комнаты и подсела к нему. Только тогда увидела, что это вовсе не книга в его руках – куда больше похоже семейный альбом. Он был раскрыт на странице с фотографией молодой женщины. «Фуюми Хироши» – косым размашистыми почерком приписано снизу, на узкой полоске серой, выцветшей от времени бумаги. Меня осенило простой внезапной догадкой. – Это девичье имя твоей матери? – оперлась о его плечо, наклоняясь ниже, потому что в темноте было толком не рассмотреть. Она казалась завораживающе красивой, словно живая фарфоровая кукла – от одного взгляда захватывало дыхание. Счастливая, со спокойной, немного насмешливой улыбкой. Она глядела на нас с этой фотографии, и сложно было поверить, что это единственное напоминание, которое о ней осталось. – Такой я её помню, – глухо проговорил Ланкмиллер, прикрывая глаза. Комната – словно отдельный космос, заполненный отчаянием и запахом алкоголя. – Отпускать всегда так тяжело… Николь, потом Эли, – он как-то неловко обнял меня, притискивая к себе, и трогательно уткнулся лбом в плечо, – ты хоть не оставляй меня, Кику-тян. Я на секунду ошалело замерла, потом рассеянно пригладила его по встрёпанным волосам. «Ты ведь знаешь, что это неправильно». «Почему ты говоришь такие вещи мне, тебе ведь есть, кому сказать их». Я впервые видела Кэри таким… уязвимым и… беспомощным? Здравый смысл твердил с завидным упорством, что он надрался, и слова его не нужно воспринимать всерьёз. Я горько усмехнулась. Хотела было высвободиться и тихо уйти в соседнюю спальню, пока между нами не случилось ничего лишнего, но тут рука, которой Ланкмиллер опирался на покрывало, соскользнула, и он завалился на кровать. Я, не выдержав его веса, тоже. Кажется, в сложившемся положении его всё вполне устраивало, потому что менять его он не собирался. Эх, Кэри. Какой ты всё-таки дурацкий. Кто бы ответил, зачем во мне столько нежности к нему, столько шершавой горячечной боли. Немного повозившись, я тоже решила никуда не смываться и последовать девизу: если ты упал в кровать, то спи. Утро напекло щёку солнцем сквозь занавеску. Я неосознанно прижала ладонь к нагретой коже, разлепляя глаза. Свет сочился сквозь неплотно задёрнутые шторы, неумолимо открывая неприглядные подробности вчерашней попойки. Ланкмиллер, словно почуяв волны моего молчаливого осуждения, пробудился почти сразу же. Долго жмурился на солнце, потом смерил меня отсутствующим взглядом и выдал глубокомысленное: – Не помню, как ты пришла. – Не помнишь... – отозвалась эхом, и тут почему-то такая злость меня одолела, что я без всяких зазрений совести врезала ему кулаком в плечо, – ах ты чёрт горбатый, ты разве не знаешь, что тебе спиртное нельзя?! Лупить его хотелось ещё и ещё, чтоб он вот прям почувствовал. Но удары у меня были слабые, так что на какой-то действенный эффект рассчитывать вряд ли приходилось. Ланкмиллер повалил меня, руки прижал к кровати. – Тише, Роуз, ты чего разбушевалась? – он звучал несколько удивлённо, видно было, что не ожидал такой бурной реакции. – Я тебе покажу «разбушевалась», отпусти меня! – завозилась под ним, пытаясь избавиться от этой хватки, как вдруг он огорошил меня новым своим заявлением на миллион. – Поехали к Алисии. –…что? – я даже замерла, оставив на время попытки выбраться. Хотелось попросить его, чтоб повторил. Кэри и сам убрал от меня руки, сползая на край кровати. – Подумал, будет жалко, если я умру, так ни разу и не увидев сестру. Всё-таки, я очень по ней скучаю. Мне очень её не хватает в этом кошмаре. «Ты помирать собрался?» – едва не вырвалось у меня, но я успела вовремя прикусить язык, хотя колючий комок, едва помещаясь в грудной клетке, уже свернулся где-то под сердцем, заставляя меня пожалеть о том, что я вообще до сих пор хоть что-то чувствую. Он вчера очень много думал о смерти. Он, наверное, последние недели две много о ней думал, и это рождало во мне смутное болезненное желание то ли снова отлупить его, то ли обнять. Вместо вопроса вышло какое-то потерянное, довольно жалкое лепетание: – Погоди, эти дела так просто не делаются. Надо как-то её подготовить… – Да как к такому подготовишь… – со смешком печально спросил у воздуха Ланкмиллер. И поспорить с ним было сложно. Исторический центр Анжи стоял тихий и благородный, как то ему полагалось по статусу. Знакомый табачный магазин, лавки, от которых вкусно тянуло едой, варёной кукурузой, кажется. Фарси устроил из Ланкмиллерской хотелки целый театр безопасности, но его можно было понять. И я, и Матиас, наверное, волновалась по поводу предстоящего визита больше, чем сам Кэри. Тот сидел рядом со мной довольный, и по его лицу едва ли можно было понять, что он чувствовал на самом деле. Та самая широкая светлая лестница встретила нас запахом средства для мытья полов – здесь регулярно убирали. Я бы взбежала по ней быстрее, если б так не мешали дрожащие коленки. Предстоящее воссоединение должно быть волнительно для родственников. Чего мне-то переживать? Мне даже говорить-то особенно не придётся. Встала перед дверью и, немного поколебавшись, нажала кнопку звонка. Долго буду думать – только больше измучаюсь. Из глубины квартиры донёсся какой-то шорох, шум, шаги, и через пару секунд дверь мне отворила Алисия в перемазанном фартуке. – Роуз! – меня сходу заключили в объятия, такие крепкие, что было не продохнуть. – Тебя так долго не было! Я звонила, переживала! У тебя всё в порядке? – Лис отстранилась на мгновение, оглядывая моё лицо, и тут же уверенно заключила, – У тебя не всё в порядке. Заходи. Генриха дома нет, он отъехал в командировку. Так что можем хоть до ночи сидеть на кухне, всё расскажешь! Я поймала себя на смущённой улыбке. Какой она светлый лучик. Как не хочется сделать ей больно даже случайно. Меня втянули в её мир без всяких проволочек и промедлений, цветущий, пахнущий хлебом, залитый светом, льющимся сквозь бирюзовый тюль через окно на кухне. Мир, которому я готовила основательное потрясение. Мне бы сейчас не помешала бутылка виски. – Эм, Алисия… – я остановилась на плетёном коврике в прихожей напротив зеркала и стиснула подол до побелевших костяшек, – прости, я даже тебя не предупредила, что приду, но это… в общем… вот… Отступила в угол и кивнула в сторону незакрытой двери. Ланкмиллер переступил порог. Лис замерла на месте, глаза её расширились, стали как два огромных блестящих блюдца. Тряхнула головой, рассыпая по плечам рыжие кудри, и зажала руками руками рот, всё так же не решаясь двинуться с места. Наблюдать за этим со стороны было всё равно что подбирать замёрзшего котёнка с улицы: так и хочется обнять, спросить «Ну что же ты?», подтолкнуть в тепло. Плечи маленькой сестрёнки уже вздрагивали от рыданий, когда Кэри наконец притянул её к себе, прижал к груди. – Идиотский брат! – всхлипывала Лис, обнимая его так крепко, что на рубашке затрещала ткань. – Я так скучала, я никогда не верила что ты по-настоящему... что ты... От такого трогательного воссоединения у любого глаза были бы на мокром месте. Прижавшись затылком к шкафчику с зеркалом, я вспоминала собственную реакцию. В сравнении с этой её сложно было назвать эмоциональной, её сложно даже было назвать живой. Я усмехнулась про себя. Меня в каком-то смысле в целом сложно назвать живой. Ланкмиллер что-то шептал сестре, гладил по волосам, успокаивал. – Ты знала? – она обернулась ко мне, кулаком стирая влажную дорожку со скулы. – Я запретил ей рассказывать, боялся за тебя, – ответил вместо меня Кэри. – Ну что вы за дураки такие?! – беспомощно попеняла Алисия захлёбываясь слезами, словами и воздухом. Понадобилось ещё много времени, чтобы она хоть чуть-чуть пришла в себя. Из спальни выглянул Оскар со своим игрушечным пуделем на веревочке. Он очень серьёзно и озадаченно оглядел всех собравшихся, потом остановил свой взгляд на Кэри и строго спросил: – Ты кто? Пойдёшь смотреть со мной динозавров? Лис только при появлении сына немного взяла себя в руки. Подозвала его, чтобы поправить сползший на бок воротничок, на что он ответил уверенным отказом, но убежать далеко не успел, потому что был пойман Ланкмиллером и полнят на руки, что привело его в полный восторг. Да кто бы сомневался, что мелкому понравится Кэри просто от того, что он Кэри. – Это что, мой племянник? – тот весело подмигнул сестрёнке. – Ну ты даёшь. Она как-то неловко улыбнулась, потом снова принялась утирать рукавом бегущие слёзы. Лис боялась даже глаз от брата отвести, будто он мог в любую секунду раствориться в туман. Хотя что уж там, это ощущение было мне хорошо знакомо. Сестра наконец потащила Кэри в комнату, не выпуская его руки. Оскар очень быстро освоился с новым родственником, забрался к Ланкмиллеру на колени и начал рассказывать про свои детские переживания насчёт динозавров, иногда пуская слюни дядюшке на рубашку. Я ушла на кухню, чтоб не мешать семейной идиллии. Им было, что обсудить, всем троим. И они в действительности очень долго разговаривали, не замечая ничего вокруг. За окном уже дымкой начали собираться сумерки, а из спальни всё ещё доносились приглушённые голоса. Сомнения, которые я до сих пор неосознанно хранила в себе, развеялись. Страх потерять не должен быть сильнее любви. Жизнь стоит того, чтобы её жить. Не откладывать на потом, не мучиться, загоняясь. Я никогда не видела такими счастливыми их обоих. Это и меня делало счастливой в какой-то степени. Счастливой, но немного чужой.