Распутывая хитросплетения

Он сначала просто сидел рядом и смотрел на меня широко распахнутыми глазами. А потом засмеялся. Мы такими дурацкими, должно быть, выглядели со стороны. На полу, посреди комнаты, с бешеными глазами, как ненормальные. Я, замерев, слушала, как он смеётся и медленно понимала: его голос – всё, что делает меня живой. Он гонит по венам хмельную тягучую патоку, тяжёлый наркотик, почти что смертельный яд – подсаживаешься сразу и плотно, без всяких шансов и компромиссов. Такой вот поезд в один конец, который может и без «жили долго и счастливо», но точно с «умерли в один день». – Она сказала «да», атас, – просмеявшись, Кэри выдохнул обессилено и счастливо, откидывая голову назад, к подлокотнику дивана, и приглушённый солнечный свет коснулся его волос. Когда-то давно, лет пятнадцать назад, когда он был самым желанным трофеем всех девушек пансиона, когда один только его взгляд приводил в движение их мир, тогда он вряд ли мог подумать, что спустя много лет ему придётся два года, два чертовых бесконечных года ждать, пока его предложение примет совсем не одна из них, а какая-то странная, едва живая, множащая неприятности на сто одним своим появлением. Как мало мы знали о том, кем станем. – Подумай ещё раз, я старый, долго не проживу, – Ланкмиллер подмигнул, всё ещё посмеиваясь, рождая желание ткнуть его в нос рукой, чтоб он больше не... – Хватит так шутить. Несколько тяжёлых секунд падают с потолка в ладони, оседают на коже инеем, холодным пеплом, заставляя ёжиться. И я понимаю. Он не шутит. Значит, придётся мне. – Ты ведь знаешь, я люблю постарше, – это, в общем, больше подъёб, чем шутка, и, наверное, она получается, больнее, чем ожидалось, но это даже хорошо. Он заслужил сейчас. Всё ещё хмурясь немного, я посмотрела прямо в его глаза, пронзительно и долго. Укор, просьба, мольба из тех, которые выхаркивают ночью, бредя в пыли вдоль дороги, обращаясь в немое сумеречное пространство без дна и края, к небу. _Хватит делать это со мной._ – Ах, ну да, как я мог забыть, – меня мягко привлекли к груди, потрепали по волосам. Сердце замерло на секунду, потом стукнуло в рёбра, отзываясь горькой кипящей болью, потому что, ну, он сдался напору почти мгновенно, он свёл всё в шутку, но всё равно не справился с тем, чтобы скрыть этот надлом в голосе. Я выдохнула в ворот его рубашки, получилось прерывисто. Будь ты проклят. Во что я ввязалась, блять. Тепло от контакта кожи к коже давало пьянящий эффект, такой, от которого ты почти не думаешь, всё что остаётся внутри: инстинкты и чувства. Не знаешь, что делать ни с тем, ни с тем. Необычно, что он так близко теперь. Что дышит мне в макушку и держит за руку. Это благоговение щемящее, восторг и ужас, ужас, которого вдруг так много. Слова захлёбываются в глотке: «не отпускай меня, я не переживу». Остатками разума ты ещё себя одёргиваешь, ну хватит этих драм, от них становится жутко. Но пальцы дрожат, как у последнего пропойца. Это не влюблённость, это почти болезнь, лихорадка, которая нас прикончит. Я разучилась думать о нём, как человеке. Забыла, что он вообще-то живой. Это осознание только теперь открылось мне, оставив наедине со своими демонами. Приподнявшись немного, глядя широко распахнутыми глазами, я положила ладонь ему на щёку. Линия скул, отчётливо ощущавшаяся под пальцами, губы, чуть дрогнувшие от моего прикосновения, словно от поцелуя. Мне хотелось до каждого сантиметра достать, дотронуться, запах его впустить в себя, и эта жажда, наполнявшая разреженным воздухом и дребезжанием, была почти маниакальной. Прядь волос за ухом, морщинки у уголков глаз. – Роуз? – его голос заставил опомниться, вернул в реальность и остудил. – Прости! Мне все ещё сложно осознать, – я неловко отдернула руки, отстраняясь немного. Это не тянуло на что-то здоровое. Это вообще, должно быть, пугающе выглядело со стороны. – Да, в этом я тебя понимаю, – задумчиво протянул Ланкмиллер, всё ещё мягко удерживая моё запястье. – Жуткое чувство и кажется, я никогда не испытывал такого. – А что тогда было... с Элен? Я уже прикусила себе язык, кашлянула на вдохе, настигнутая осознанием, что этот порыв не забрать обратно после того, как он слетел с губ. Тебе стоит быть осторожней с вопросами, дорогая. Если, конечно, эти прогулки по битому стеклу тебе уже надоели. – Ты действительно хочешь поговорить об этом? – в его голосе появилось отчётливо различимое ехидство, он стал шершавым. – Я же тебя не спрашиваю, что там было с Вестом. – А ты бы спросил, – проворчала, устраиваясь в его объятиях. – Мне кажется, есть очень мало вещей, которых ты не знаешь обо мне и Весте. Но если тебе хочется узнать больше, спроси. Хватит с меня секретов. – Не знаю, мне кажется, я не очень готов к этому разговору, – тяжёлый вздох, Ланкмиллер пятернёй взъерошил волосы, запрокидывая голову. – Не готов сказать тебе то, что ты хочешь услышать. Нервный смешок, который не удалось сдержать. Я всегда буду недостаточно хороша. С ней невозможно тягаться, она отстоит от меня на сотни немыслимых расстояний. Но может, мне не стоило напоминать об этом нам обоим, хотя бы сейчас. – Чем бы это ни было, это в прошлом, – от его тяжёлого вздоха кольнуло сердце, так напомнили о себе остатки совести. Я будто тисками из него эти слова вытащила. То, что он совсем не планировал говорить. Тварь бесчувственная, думающая только о себе. – Так говоришь, будто прошлого не существует, – я легонько стукнула его кулаком в грудь, улыбаясь себе под нос. – Если это в прошлом, значит, это теперь часть тебя. – Что ж, наверное, тебе придётся принять меня со всеми моими частями, даже теми, что о прошлом. Мы ведь оба знаем, это далеко не худшее, что в нём было. – Я уже сказала, что согласна. И спасибо, что ты именно так ответил, просто… Не лги мне больше, пожалуйста. Он посмотрел на меня задумчиво, рассыпая в руке прядь волос. Слишком устало даже для тридцатилетнего. Наш лимит на недоговорки исчерпал себя. Ланкмиллер знал об этом и сам. Пару секунд ему понадобилось для того, чтобы вернуть привычное самообладание. Обычно, это гораздо меньше времени занимало, он сдаёт. – Ну хорошо, мне нужно к Ричарду, – вздохнул, поднимаясь, утягивая меня за собой наверх. – Поедешь со мной? И я сказала, что поеду. У меня, правда, не нашлось одежды, подходящей к злому осеннему холоду, и мне был выдан его пиджак с шерстяной подкладкой. На пару секунд застряла у зеркала, поправляя свежеприобретённую деталь гардероба, отфыркиваясь. Прямо как модель с обложки: видок дурацкий, совсем не к месту, но что-то в этом есть. Прикрыла глаза, измученно усмехаясь. Я, в общем, по жизни совсем не к месту, но идея носить его шмотки мне нравится. Запах ночного леса и миндаля. – Готова, котёнок мой? Меня обняли меня сзади как-то неловко, удерживая под подмышки, как это обычно делают с детьми. Неловко, но тепло. Руки у него тёплые. И это смешное дурацкое объятие словно не даёт развалиться тебе. Напоминает о покое, о том, что сегодня утром, минут тридцать назад, наверное, я избавилась от того, что неизбежно оставило бы меня мокрым пятнышком на асфальте. – Оно улыбается, невероятно, – с лёгкой язвинкой проворковал Кэри в моё плечо. Я перевела взгляд на зеркало, в уголке которого собирались прозрачные солнечные лучи, пробравшиеся из-за сапфировой занавески, и поняла, что да, улыбаюсь. «Оно», хех. Это улавливалось из воздуха, то, что я была для него какой-то странной взъерошенной штукой, с которой не совсем понятно, что делать. Можно подхватывать подмышками и сопеть в шею. У меня от таких экспериментов колени дрожат. До сих пор. – Кэри… прости меня за этот вопрос, – я осилила свои сбивчивые извинения, только когда он повернулся ко мне спиной, поднимаясь по ступеням медцентра, подкидывая в ладони ключи от автомобиля. Ланкмиллер понял сразу, без уточнений. – Я давно смирился со своей участью. Может, когда-нибудь мы даже об этом поговорим, – его взгляд всё равно прошёлся бритвой по мне, иначе, не так, как раньше: спокойный и тихий свет пугал своей отрешённостью. Кэри будто был не здесь сейчас, не со мной. Мягко взял меня за плечи, останавливаясь у входа. – Останешься здесь? Я знаю, как ты не любишь это место. Даже сейчас, когда до двери остаётся ещё целых пара шагов, от неё уже веет холодом, пахнет концом. Страх подбирается незаметно, но кожу сдирает заживо. Он знает. Я ему ни разу ему об этом не говорила. – Нет, одна не останусь, – проворчала куда-то в сторону. – Это ещё хуже. Ричард принял нас не в ординаторской, где я привыкла видеть его в последнее время. Встреча была назначена в том самом кремовом кабинете ближе к концу коридора, там, где он впервые узнал, что в доме Ланкмиллеров появилась новая наложница. Там, где Фолиан, понизив голос, рассказывал мне о трёх способах покинуть гарем, один из которых – сдохнуть. Мы как будто замкнули круг, снова собравшись здесь первоначальным составом. И, показалось, доктор тоже заметил это, но ничего не сказал, у него только глаза блеснули иронией. Он, если подумать, насмотрелся вдоволь на нашу драму, ему теперь, должно быть, смешно. – У меня нет плохих новостей для тебя в кои-то веки, это нужно отметить, – так Ричард заключил свою пятнадцатиминутную речь о результатах анализов и обследований. – Так что ждём тебя через две недели, по плану, как и договаривались. Он не уточнил, но речь всё же шла об операции судя потому, как пальцы у Кэри сжались. Он не отпускал мою руку всё время, пока мы были здесь. – Я смотрю, вы наконец разобрались между собой, – Фолиан всё-таки не выдержал, но ехидство его вышло весьма изящным, оно едва сквозило в голосе, скрытое за широкой улыбкой. – А ты обычно легко находил общий язык с девушками, а тут вы прямо извели друг друга. – Это уже не просто девушка, это моя будущая жена, – пользуясь шансом, гордо объявил Ланкмиллер, притискивая к себе, целуя в макушку. – Вот даже как! А где кольцо? – Вот чёрт! Как-то внезапно всё получилось, не было кольца наготове. – Ради такого нужно носить в кармане всегда! – по-отцовски попенял Ричард. – Я своей жене предложение сделал, сразу как она меня откачала. Неудачно в воду приземлился после прыжка с парашютом по молодости лет. Решил, что, если выживу, больше тянуть не буду. Господи, а у него гораздо более насыщенная жизнь, чем кажется на первый взгляд. – Что ж, видимо, придётся делать предложение в третий раз, когда всё закончится, – возвеселился Ланкмиллер. – Только уже по-нормальному, чтобы красиво было. – А ты не передумаешь до того времени? – я усмехнулась в рукав. Это реально становится нашим хобби. – Мечтай, ты от меня уже не отделаешься, – меня игриво щёлкнули по носу. – Да ладно, всё должно гладко пройти, мы ведь уже отрепетировали. – Так, невеста, его категорически нельзя волновать в этот период, оба уяснили? – напутствовал Ричард, провожая нас до двери. – Устройте там у себя, как это сейчас модно говорить, благоприятный климат, без выяснения отношений и этих ваших качелей обычных. Договорились? И Ланкмиллер заверил его, что мы очень постараемся, что будем паиньками, что только плед, семейные комедии и яблочные пироги в ближайшие две недели, и никаких скандалов и потрясений. – Ну вот, а говорил «не переживу» – Фолиан придержал его за локоть на выходе, уже почти переступившего порог. – Видимо, теперь придётся пережить, – с беспечной улыбкой отозвался Кэри. – Я ведь лет десять протяну ещё, а? – Иди уже. Хорошего дня. И видно было, что Ланкмиллер не скрывает ничего на этот раз, ничто не тяготит его. И сколько бы там дней ему ни отписали в небесной канцелярии, он возьмёт их все. И выживет, выпьет, сделает своими, нашими. От начала и до конца. Мы их отвоевали. Мы стали сильнее тьмы. – Как насчёт кофе? – заговорщицким тоном предложили мне, когда мы спускались на подземную парковку. – Я не понимаю, он так издевается надо мной? – аж рука зачесалась от желания треснуть. – Пардон, оговорился. Мне кажется, если я произнесу это слово при тебе ещё раз, закончу на кладбище гораздо быстрее, – заметил он со смешком. – Нет, Ланкмиллер, тебе не кажется. – Здесь недалеко есть одно милое заведение, обедал там пару раз. И знаешь, у них прекрасный чай. Молочный улун плюс черничное пирожное, и ты в раю. Как тебе такое предложение? Лично я не выдержу ещё один день взаперти. Как тебе объяснить… Когда ты подмигиваешь так, я согласна почти на всё. Кофейня оказалась в полуподвальном помещении, и вывески у неё не было. Заведение для своих и вряд ли ты попадёшь сюда по случайности. Воздух сразу окутал бархатом: мятный раф и яблочный шоколад, такой обычно пряным послевкусием остаётся на языке. Когда дверь за спиной захлопываются, все звуки с улицы перестают существовать. Остатки принесённого с собой холода стекают с продрогших пальцев и тонут в густой кофейной полутьме, наполненной уютом, чем-то предновогодним почти. Клетчатые пледы на спинках стульев, подушки на выступе у стены. Столики здесь оказались маленькими совсем, поэтому мои коленки невольно упирались в ланкмиллерские, но что-то мне подсказывало, что в этом была задумка. Повозившись немного, пока несли заказ, я всё-таки устроилась поудобнее, но найденное положение было шатким: одно неверное движение и нам не избежать двусмысленности. Ланкмиллера всё устраивало, судя по чертовски довольной роже. Я заказала ровно то, что он посоветовал, и когда принесли, склонилась над тарелкой, пытаясь унять дрожь в пальцах. Давай с его тепла переключимся на еду, чтобы ты не выглядела совсем уж больной на голову. Йогуртовый мусс таял прямо на губах, я даже дыхание задержала от неожиданности. Поймала на себе его удовлетворённый взгляд. «Я же говорил. Ты в раю». – Ну почти, – вытянула ногу под столом, почти упираясь между его колен. – мне кажется, не хватает чего-то. Начинки, может? Кэри подался вперёд, вынуждая второй раз за пару минут задержать дыхание. – Ты всегда так неаккуратно ешь? – осведомился ехидно, большим пальцем стирая с губ остатки крема. Ну вот, теперь я знаю, чего не хватает. Чтобы он прижал меня к стенке своим весом и грязно поцеловал. Мы даже можем это устроить. Теперь. Ланкмиллер отстранился, наблюдая, как я пытаюсь привести в порядок сбившееся дыхание. Пара отрывистых вдохов, судорожно сжатые кулаки. В голову бьёт жаром, и от этого хорошо. – Знаешь, я хочу взять тебя на свою малышку, – вдруг заявили мне. – На… куда? – я кашлянула сдавленно. Зная Ланкмиллера, это могло оказаться весьма неприличным предложеньицем. – Ах да, я же не рассказывал. На «Сирин», – Кэри снова подался вперёд, на этот раз не осознанно, и глаза его заблестели. – О, детка, это лучшая яхта из когда-либо построенных, невероятная красавица. Она была отцовская, ну, теперь уже наконец-то моя, – он запнулся ненадолго, видно, обдумывая, своё «наконец-то» и закончил с саркастичной, не слишком весёлой усмешкой, – Нехорошо так говорить, наверное. Особенно, когда сам же его и угробил. – Двадцать восемь узлов, подъёмный киль, в штурманском блоке всё по последнему слову техники, голосовое управление, спутниковая навигация. Трансокеанское плавание для такой малышки – всё равно, что вечерняя прогулка. – Ого. Я не думала, что ты так… вовлечён во все эти судостроительные штуки, – пробормотала, глядя на него широко распахнутыми глазами. Он чуть изогнул бровь, ожидая, когда до меня дойдёт, и до меня дошло. – О… о боже… – сползая со стула, прячась от Ланкмиллера за меню. – Если б это было первое свидание, я бы его провалила, да? Сказать такое человеку, который судостроение считает делом всей жизни – это облажаться феерически. Как такое вообще могло выскочить из головы? – Ну, я не очень строгий хозяин, – ладонь под столом легла на моё колено, заставив выпрямиться. – Всегда даю шанс исправиться, – сообщили мне, сокращая расстояние между нами до интимного, голос понижая до шёпота с хрипотцой. – Что скажешь? Недели на две, подальше ото всех. Такой вот медовый месяц. Ладонь медленно скользнула вверх, многообещающе, дразняще. Я почти потеряла способность дышать, когда у Ланкмиллера на столе навязчиво затренькал телефон, возвращая нас к реальности. – Да кого это там, господи… – Кэри вздохнул раздражённо, переворачивая мобильник экраном вниз. – Возьми, вдруг что важное. Тебе уже давно не звонят по пустякам. Ланкмиллер завёл глаза к потолку, но трубку взял. Тот, кто был по ту сторону, похоже не предлагал диалог: он говорил один. Кэри молча слушал, и по тому, как он с каждой секундой всё сильнее стискивал в руке мобильник, я поняла: что-то идёт не так. Что-то заставляет серые глаза наливаться свинцом, покрываться льдистой морозной коркой, от одного вида которой перехватывает горло. Экран погас за секунду до того, как мне показалось, что Кэри швырнёт об стену эту трубку сейчас. – Херов старый козёл. Когда доберусь до него, урою, – процедил сквозь зубы низким от злобы голосом, а потом поднял на меня взгляд, неумолимо сообщая новость, не давая даже перевести дух. – Это был твой дружок из Сопротивления, Лиам. У него Алисия.