Распутывая хитросплетения

Я перевела на них взгляд, стараясь, чтоб он не выглядел затравленным. Мне предстоит выбрать между ними. Между человеком, ближе которого у меня никого нет и человеком, в котором мне дорога сама идея того, что с изнанки можно вернуться и жить счастливо, который оказался здесь по трагической случайности, расплачиваясь за мои ошибки. Кого мне предстоит оставить здесь, в мрачных застенках Сопротивления, и может быть, тем самым подписать ему смертный приговор? Я с тревогой заметила нездоровую бледность на Ланкмиллерской физиономии. И тут же задавила в себе эту тревогу, сглотнула густую чёрную пустоту, изнутри обжёгшую холодом. Не время. Сейчас мне нужно собраться. – Сестра должна уйти отсюда, она и так уже слишком много времени провела в этом злачном месте, – твёрдо заявил Кэри. – Она здесь не при чём, и мы не можем больше её вмешивать. – Я хотя бы не инвалид-сердечник, – неожиданно резко отозвалась Алисия. – Так что у меня побольше шансов это пережить. А ещё потому что у отца к Кэри, кажется, что-то личное. Вообще к Ланкмиллерам. – Замолчите оба, – прошипела я, хватаясь за виски, потому что перед глазами заплясали вдруг чёрные точки. Так тяжело это признавать, но Кэри прав, и мне придётся запереть его здесь, подписать ему приговор. На обоим есть, за что расплачиваться. Лис этого не заслужила. Я подождала, пока комната перестанет уплывать от меня, и выдохнула: – Отпусти Алисию. – Как скажешь, – отец озарился такой лучезарной улыбкой, будто я играла весь этот спектакль в точности по его нотам, не отступая ни на шаг от задуманного сценария. В груди что-то ёкнуло. – Её проводят. Кто-то из охраны взял Ланкмиллерскую сестру за плечи, уверенно подталкивая к дверям. Она всё ещё держала брата за руку. Перед тем, как уйти, она обернулась, обменявшись с ним немыми прощальными взглядами. Их руки разжались. Алисия исчезла в дверном проёме. Отец, с насмешливой улыбкой наблюдавший за этой сценой, переключил своё внимание на меня. Приблизился медленно, словно боялся, что от резких движений я его покусаю. – Ты так выросла, Роуз. Стала очень похожа на мать, – за умилительными интонациями скрывалась едкая ирония. Мы оба хорошо знали, что значат для него эти слова. – Я скучал по тебе. – Меня сейчас стошнит. Может, сразу к делу? Кажется, он был готов к такому ответу. Скользнул по присутствующим победоносным многозначительным взглядом с ноткой наигранной скорби. Словно это было своеобразное «я же говорил». О, кажется у меня среди здешней публики сложилась определённая репутация. Забавно. – Что ж, услуга за услугу, – Райнхард мгновенно перешёл на деловой тон. – Раз уж ты теперь вхожа в «Змеиный зуб» и выбрала себе другую семью, мне нужно, чтобы ты внимательно присматривала за Аваланшем, – он так явственно отчеканил это своё «внимательно присматривала», что стало ясно, он хотел сказать «шпионила», просто выбрал слова покрасивее. – Ты будешь рассказывать мне обо всех изменениях в компании. И в семье. Вполне вероятно, что у меня будут появляться к тебе и другие маленькие… просьбы, но сейчас не будем о них. А в качестве перестраховки от двойной игры тебе нужно сейчас записать видео с компроматом на Артура, – отец продемонстрировал увесистую кипу бумаг, которые, по всей видимости, и составляли тот самый компромат. – Если вдруг забудешь, чем ты обязана Сопротивлению, это видео всплывёт, и тогда твой дядюшка вновь станет твоим палачом. Что впрочем, едва ли спасёт его самого. Там очень серьёзные обвинения да ещё и от члена семьи. – Я ничем не обязана Сопротивлению, – отстранённый и чужой голос, тяжёлый от копившейся во мне злобы. – Разве не оно вытащило тебя из лап Вестона, напомни? – вопрос вышел слишком резким, словно удар поддых: отцу не по душе пришлось, что его прервали. Он был таким хорошим и простым в те далёкие годы, а стал уродливым слитком из притворства и надутого самомнения. Его испортила ненависть. Сломала. – Меня удалось оттуда вытащить, потому что Ева так сильно этого хотела, что поставила на кон собственную жизнь. И Кэри тоже. Сопротивление здесь не при чём. Ещё немного, и воздух начнёт трескаться между нами от напряжения, лопнет время, по швам пойдёт раскалённая ткань пространства. Мы говорили, не повышая тон, но близость взрыва отчётливо ощущалась в воздухе. – У Евы вряд ли бы что-то вышло без нашей помощи. Спросишь её на досуге, – небрежно заметил Райнхард, оглядываясь на свою девочку, стоявшую у двери. – Да и как бы там ни было, тебе ведь есть за что ненавидеть Артура Аваланша. Так что я рассчитываю, что ты нам не откажешь. – То, что он предлагает – самоубийство, – сквозь шум в ушах, я различила слова того, кого сама обрекла остаться здесь, дышать этой липкой промозглой взвесью и быть свидетелем мелкой семейной ссоры. Он говорил очень серьёзно, без тени иронии и насмешки. Охранники оттеснили Ланкмиллера в дальний угол кабинета, и я едва могла видеть его, только слышала голос. Не беспокойся, Кэри. Я это и так знаю. По губам скользнула тень невесёлой усмешки. Прежде чем я заговорила вновь, прошло какое-то время. – Есть два пути, которым могут обернуться события, если мы сделаем всё, как ты сказал. Первый: служба безопасности Артура догадается обо всём задолго до завершения плана. Фарси далеко не глуп и опытен в своём деле. Вы же действуете грубо. Уже одно похищение будет сложно от него скрыть, а за ним потянутся и все остальные ниточки. Если мы всё же каким-то чудом преуспеем, и я унаследую «Змеиный зуб» после смерти Артура, я очень быстро последую за ним, не так ли? Я всё думала, чего ты добиваешься. Всё это Сопротивление – ради чего вообще? Рабство существует там, где законы под него написаны. Ты своим террором ничего не решаешь. Даже если империя Артура падёт, на его место придёт новая, на его место… придёшь ты, унаследуешь от меня компанию по праву крови. Сопротивление не про свободу. Оно про месть. Твою месть Амалии. Ты хочешь стать всем, на что она тебя променяла. Это её не вернёт. Её больше вообще ничто не вернёт. Пощёчина и следующая за ней звенящая тишина. Кожу обожгло, и на языке почудился вкус металла. – Это я должна давать тебе пощёчину. Ты заслужил. Ещё одна. – Хватит. Хватит использовать меня в своих играх, – я подняла на отца взгляд, пылающий от неистовой жгучей злобы. Казалось, ещё немного и она хлынет наружу чёрным фонтаном горечи через трещину в грудной клетке. Разговоры стихли, всеобщее внимание было приковано к нам. – Ну должна же ты ещё хоть на что-то сгодиться, кроме того как всю свою жизнь быть ланкмиллерской подстилкой, – это было больнее, чем пощёчина, он, видимо, заметил. Скривился в змеиной усмешке. – Что, думала, я не знаю? У меня разветвлённая сеть информаторов. Я знаю что ты вокруг этого семейства уже много лет вьёшься. То с первым в кровать ляжешь, то со вторым. Я знаю всю правду. – О да? Тогда почему бы тебе не раскрыть её всем собравшимся? Давай начнем с того, кто продал меня в «Змеиный зуб», когда мне было тринадцать, – я шагнула навстречу, заставив его отступить к стене, и по нервно блеснувшему взгляду ясно стало: он не ожидал такого отступления от сценария. – Ну что ты молчишь? Почему ж ты не раскроешь им правду? Скажи им правду! Отступать было некуда, отец лопатками упёрся в книжный стеллаж. Я загнала его в угол. Шёпот прерывистым шелестом скользнул вдоль стен. Кто-то присвистнул и тут же тишина, ошарашенная и надломленная десятками взглядов, снова повисла в воздухе. И в этой тишине снова зазвучал мой голос: – Разветвлённая сеть информаторов тебя подвела. Что, думал я забыла? Эти воспоминания вернулись первыми, раньше всех остальных. Ева Грейс зажала ладонью рот. – Так его, – усмехнулся Кэри. Райнхард Майер проглотил свой позорный провал. Сощурился: – Не будешь, значит, сотрудничать? – Не вздумай, – донеслись до меня слова Ланкмиллера. – Это смертный приговор. Он не увидел, как я завела глаза к потолку. Серьёзно думает, что я не знаю, боже. А он у меня, оказывается, наивный мальчик. Я вернула своё внимание отцу, выплёвывая ему в лицо единственные слова, которыми можно было ответить ответить на его предложение: – Пошёл ты со своим Сопротивлением. – Что ж, бог видит, я хотел по-доброму, – в его голосе проступила отчётливая угроза, уже ничем не сдерживаемая, заставившая меня лишь пренебрежительно фыркнуть. – Что, ещё недостаточно испортил мне жизнь? Давай, я боли не боюсь. – Да неужели? Смотря кому её причинить. Он вдруг посмотрел куда-то поверх меня. В дальний угол своего подземного кабинета. На Кэри.