-10-
12 декабря 2017 г., 17:40
Нас грубо выдернули из сна обоих разом.
— Sturmbannführer, вы в курсе, который час? — вопросил Вернер, беспардонно ворвавшись в офицерскую спальню.
— Иди к черту, Дреас… — прохрипел Рихард и закашлялся. — Я что, уже всем нужен?
— Не всем, но мне не помешал бы. Ты заболел, что ли? — последовала пауза, и Вернер ехидно объявил: — Я знаю, чья коса торчит из-под твоего одеяла.
— Я бы его пристрелила, честное пионерское… — сонно пробормотала я и почувствовала губы Рихарда на затылке. Он тут же замер, ожидая моей резкой реакции на необдуманную ласку. Я стянула одеяло с лица и мрачно посмотрела на лыбящегося Андерля. — Скажи ему, чтобы достал мед.
Рихард ощутимо расслабился.
— Ты опять будешь творить со мной свои варварские ритуалы?
— Да.
Я выскользнула из его рук и теплой постели и оправила платье.
— Мед.
— Что? — растерялся Вернер.
— Она хочет, чтобы ты достал den Honig для меня. На кухне нет.
Я сбегала за стаканом из-под полоскания и собрала на разносе пустую посуду, намереваясь оставить немцев вдвоем.
— Я принесу тебе соду, не смей уходить.
— Русская ведьма.
Я быстро показала ему язык и выскользнула мимо стоящего столбом Вернера.
— Это что было вообще? — настиг меня его возглас уже в коридоре, такой удивленный, что я невольно растянула отвыкшие губы в улыбке.
Осознанно или нет, Рихард меня вытаскивал. Своей болезнью он дал мне мотивацию делать что-то, ощутить свою нужность. Фашисту, немцу, врагу. Мужчине, в которого я уже давно была болезненно влюблена. Я смешивала для него полоскание и заваривала чай.
— Honig! — отрапортовал Вернер, уже в обед поставив передо мной банку.
— Спасибо, — ответила я по-русски.
Он ничего не понял и ушел. Вечером Рихард смеялся, ругался по-немецки, кашлял и звал меня ведьмой, а себя идиотом. Я вывозила в меду его шарф.
Он упрямо переносил болезнь на ногах. Я волновалась, сбивала по утрам температуру, на ночь оставалась с ним. Но он оказался куда крепче меня и уже через пару дней окончательно выкарабкался. Я перестала бывать наверху, но зато облазила кладовку и нашла вязальные спицы. Проносить их мимо немца в свою комнату было волнительно.
Ханна навещала меня раз в неделю — по распоряжению Рихарда или по привычке, не знаю. Именно у нее я попросила, тщательно выговаривая слова:
— Ich brauche ein Knäuel, um einen Schal zu stricken. [1]
Она, знавшая о болячках всех и каждого в вверенном ее профессионализму батальоне, долго и заразительно смеялась, колыхаясь всем телом.
— Фройляйн давно говорит по-немецки?
— Учится три месяца, — неуверенно подсчитала я и нескладно добавила: — И это секрет.
— Что фройляйн учится?
— Что фройляйн хочет вязать шарф.
Секрет раскрылся уже через день, когда я набрала из раздобытой Ханной шерсти первые сантиметров десять. Меня сгубила самоуверенность и любовь к камину. Неожиданно явившийся после обеда Рихард застал меня за вязанием в малой гостиной.
— Кто позволил тебе иметь при себе продолговатые острые предметы?
— Никто. Пронесла под платьем мимо охраны, — с вызовом ответила я, краснея.
— И что это будет?
— Шарф.
— Март на излете, Kleine.
— Русская весна коварней русских партизан. Хочешь снова глотать разведенную соду?
Он с улыбкой покачал головой и шагнул ко мне. Нагнувшись, взял, как раньше, лицо в ладонь, внимательно глядя в глаза. Ласково погладил пальцем по щеке, придвигаясь ближе.
— У меня в руках острые спицы, штурмбаннфюрер… — тихо напомнила я.
— И куда ты планируешь их мне воткнуть?
— Дай я ряд довяжу…
— Не дам.
Он поцеловал меня в губы — осторожно, будто и в самом деле ждал, что я воткну в него спицы.
— Можно я тебя поцелую?
— Спрашивать нужно было прежде, че… ммм…
Рихард выпустил меня и негромко рассмеялся. Провел кончиком своего носа мне от переносицы вниз. Я отстранилась и воткнула спицы в клубок, откладывая вязание. Он присел рядом, обнимая меня за плечи. Я просто положила ладонь ему на грудь — и каким-то непостижимо-естественным образом оказалась у него на коленях. Мы целовались, будто не было этих ужасных недель, когда я отчаянно пыталась сделать нас чужими. Будто между нами ничего не было — ничего, что могло бы нас разделить. Даже двойная руна «зиг» на его петлице у меня под пальцами.
— Heil Hitler!
Дверь захлопнулась с каким-то особенным ожесточением. Рихард прижал меня, дернувшуюся как от тока, к груди.
— Heil. Не так резко, Андерль. Что-то срочное? — он аккуратно ссадил меня обратно на диван. Я машинально подобрала вязание. Отчего-то стыдно было поднимать глаза.
— Ты нужен на площади. Машина у крыльца.
— Иду.
— Восхитительная идиллия, — не удержался от колкости Вернер. — А она знает, что ты помолвлен?
Я вздрогнула и замерла, не веря, что правильно поняла это слово.
— Кто тебя просил?.. — прошипел Рихард.
Я подняла взгляд и встретилась им с Андерлем.
— Она что, понимает?.. — он распахнул глаза, стремительно наливаясь краской. Рихард тоже обернулся.
— Маша…
— Вас ждет машина, штурмбаннфюрер… — сказала я, прижала к груди начатый шарф и ушла в спальню, плотно прикрыв за собой дверь.
Примечания:
[1] Мне нужен клубок пряжи. Вязать шарф.