Кровавый сосуд, где потонут ровно двое.

Этот год, кажется его мало кто помнит, а зачем? Зачем помнить, то, что делает так больно. Каждая секунда нахождения в этом клочке памяти делает неописуемо большой по периметру и площади ментальный надрез в области сердца, так, что даже недели не хватит, дабы оно успело вновь обрасти пуленепробиваемой коркой из безразличия. Выкройка из того, что в народе зовут семьёй осталась там же, в том году, который ведь помнит прислуга старая, помнят крестьяне, помнят все, но не Эл, хотя он скорее притворствует. Пара противоречий сказанных выше имеют смысл, но смотря для кого, взглянуть так прямолинейно или же вовсе поверхностно каждый может, иначе люди не были бы людьми. Но кто даст сил юному графу, чтобы не вспомнить, то что кажется мало кто помнит, одновременно с тем, что запомнили все. Верно, лишь дворецкий, чьё мнение всегда стояло ребром, хотя...ведь сейчас сей факт не так важен или необходим для упоминания как факт упоминания тех самых событий. Детский смех, такой звучный, на толику раздражающий, но для какой-то персоны родной, для кого-то единственный издаваемый в принципе. Он заглушал весь мир, особенно тихого малыша Эла, который не был как все дети. С самого детства младший Лоулайт среди всех был белой вороной. Самый бледный, как снег, самый худой, словно вовсе не живой, самый молчаливый, будто говорить не умеющий вовсе, самый холодный и отчужденный, нелюбимый остальными, даже когда пытался поиграть с кем-либо. На щеках заблестели наивные слезки ещё маленького Лоулайта, ему не было и шести отроду, но грусть была самой знакомой его эмоцией. -Мамочка...почему они сделали это?...-дрожащий писклявый голосок, запуганный и готовый сорваться на истеричные вскрики. -Всё хорошо, родной, хорошо.- такая же бледная женщина, даже нет, девушка обнимала ребенка на руках, поглаживая по голове, в потугах утешить. Бледные, до боли худые ручки мальчика покрытые синяками цеплялись за платье нежно-персикового оттенка, хотя сами синяки в фиолетовый переливом. Страх в огромных глазах, настолько темных, что радужка со зрачком слились в одно целое. -Это не хорошо, мамочка...-он зажмурился, капли слез воедино соединяясь превращались в нечто большее. -Ты самый лучший, родной, самый красивый, самый умный.- девушка с глазами темнее смоли, угля или же попросту космоса, но без звезд, не иначе сказать, так прекрасны, те глаза унаследовал сын, но улыбку так и не смог найти в своей детской душеньке. Малыш прижался крепче, собирая оборки тощими ручками, цепляясь в них с большей силой. Всё это было так счастливо на фоне последующих событий жизни юного графа. Но так смутно осталось это в его голове. Ночь никогда малыша не пугала. Не верил он в монстров или всяких рассказанных старшими пугалок, призванных утихомирить дитя в ночное время суток. Потому создание любило гулять по замку ночью, играть с тенями, домашним котом по кличке Йозеф, много что ему было любо в детстве. Так хорошо было с подругой-тьмой, когда мерзкие отпрыски многочисленных дядь, тёть, дедушек, бабушек, кузенов и кузин родителей не мешались в его владениях. Огонек в конце зала, красивый такой, будто фея, в каких он не верил, но любил читать о таких же. Так странно, что же забыл огонёк в такой час, да в таком месте? Интерес превыше всего, в мыслях лишь это необычное явление. Но тут грохот, крик адски громок, это кажется мама кричала. В испуге недюжинном детские ножки пытаются добраться до второго этажа. Там ведь мама и папа, они должны спать, тогда почему мама кричит? Ещё один грохот, топот, топот ещё, разный тон и звучание, но в одном направлении. Огонек двигался? Грохот, эта ступенька всегда скрипела, скрип малоприятный конечно же, но в ночи громче обычного из-за тишины внешней. -Мамочка...- он еле достаёт до дверной ручки, ростом-то от горшка два вершка. Дверь со скрипом открывается, а далее месиво из образов. Окровавленное тело матери, лежащее на полу, лик отца прямо на пороге комнаты, из груди его торчит острая шпага. Новый вскрик, это женщина, служанка или фрейлина, не важно, но кричит так пронзительно, что в комнату сразу сбегается ещё несколько человек... То событие, случай, определенный момент, на вопрос :"Что могло надломиться в нём?" отвечает именно он.