The long road to the Stars

      боль бессмысленна,       неотъемлема,       но конечна.       с этой мыслью я       выключусь       из сети.       ну зачем было нужно       меня       калечить?       неужели было сложно       меня       Спасти?       Хлоя опаздывает; стоит в пробке, нервно курит, стучит пальцами по рулю «Туарега», хватается за телефон, давит на гудок.       Взлетает на третий этаж, бросает тканевую сумку на пол рядом со столом и обводит взглядом всю свою команду.       Их безмятежность и спокойствие, казалось бы, ничто не может сломить. Прайс готова дать руку на отсечение, что если на город сейчас налетит гигантский мегашторм, то ни один из них даже не пошевелится. Если, конечно, галерея будет вне опасности.       Брук сидит на диване, поджав под себя ноги, огненно-рыжие волосы заплетены в косы, на коленях макбук, пальцы летают по клавишам. Брук пьет кофе из картонного стаканчика через цветную трубочку; Прайс знает, что она любит черный, без сахара и молока. Ее верный спутник — дрон — лежит на полу, грустно мигающий значком OFF.       Виктория сосредоточенно, но негромко говорит по телефону; солнечный свет отражается в блестящей синей помаде на ее напряженных губах.       — Да, нам определенно нужны эти работы, но мы не можем дать такую сумму за них.       Джастин и Тревор, как сиамские близнецы, срослись плечами на диване рядом с Брук: Тревор водит пальцем по огромному планшету, Джастин вертит на экране 3D-картинку; кажется, они о чем-то спорят.       Справа от них, устроившись в мягком кожаном кресле, заправляя за ухо непослушные длинные волосы, то и дело сверяя с калькулятором записи в толстой записной книжке, сидит Стелла — последний, недостающий фрагмент этой звездной мозаики. Стелла выделяется среди других: на ней строгий костюм-двойка, белоснежная рубашка, изящный тонкий галстук. Она единственная, кто выглядит собранной и готовой ко всему.       Даже к самому худшему.       — Мне нужен адвокат, — говорит она сотый раз за час. — Мне нужна помощь, черт бы вас всех побрал.       Прайс стоит посредине богато украшенного холла, готовая сорваться прямо здесь и сейчас. Действие крэка подходит к концу, ей срочно нужны деньги, чтобы достать еще; а еще ей нужна работа, с которой ее только что выперли, и оплата счетов, которые приходят на ее имя каждый чертов день. Задолженности. Кредиты. Долги. Хлоя стала воплощением этих трех слов за время пребывания в Лос-Анджелесе.       Она дергает голым плечом, поправляет сползшую лямку белья и ждет, пока эта гребаная секретарша подойдет к ней.       Но она не подходит.       Хлоя злится, топает ногами, бегает курить каждые десять минут.       — Мисс Прайс, наши услуги достаточно дороги.       Мерзкая секретарша, наконец, обращает на нее внимание.       — Сколько? — рычит Хлоя, хлопая себя по карманам. — Сколько нужно?       — Услуги мисс Хилл стоят от тысячи долларов. Вы уверены, что можете себе это позволить?       «Сможете себе — это не про меня», — думает Хлоя. В кармане только пятьдесят долларов мелочью — скромная зарплата официантки — и чаевые, заработанные лицемерием и подхалимством за долгие часы работы.       — Сколько стоит консультация? — уточняет она и замирает в ожидании ответа. Это единственная контора, которая вообще пустила ее на порог — обдолбанную и нищую, никому не нужную, с бинтами на запястьях и голыми плечами в осеннее время года.       Секретарша смотрит на нее сочувствующим взглядом.       — От ста долларов за час, — отвечает она.       Сто долларов. Два слова режут ее пополам от макушки до пят, заставляя раскрошиться на кусочки, исчезнуть из этого мира, не оставив после себя ничего.       Прайс делает шаг вперед, второй, третий. Подходит к столу, высыпает все монеты на него. Секретарь брезгливо осматривает грязные, мятые купюры и ржавые монеты.       — У меня только пятьдесят, — голос Хлои срывается.       — Консультация стоит сто. Простите, мисс, мы не можем Вам помочь. — Она отворачивается. — Заберите, пожалуйста, Ваши деньги и уходите.       — Но мне больше некуда идти, — шепчет Хлоя. Монеты рассыпаются вокруг нее, закатываются под шкафы с книгами. Захочет собрать — не соберет. — Пожалуйста, я умоляю...       — Мисс, я прошу Вас уйти, иначе мне придется вызвать полицию.       — Пожалуйста...       — Мисс, уходите! — секретарша встает, ее стул отъезжает назад, задевая телефонный провод. Аппарат падает, раздается писк. — Что Вы наделали?! Сломали телефон! Немедленно уходите отсюда, иначе, богом клянусь, я точно вызову охрану! И деньги Ваши заберите! Хлоя сгребает мелочь со стола, распихивает купюры по карманам; остаются только те монеты, что рассыпаны по полу. Она встает на колени и быстро-быстро, помогая себе другой рукой, собирает их в ладонь.       — Что здесь происходит? — раздается голос над ее головой. — Кэти, кто это?..       Хлоя стоит, опираясь ладонями об стол, натянутая словно струна. Огромные, почти нелепые часы на хрупком запястье отсчитывают секунды. Мир замирает, когда она закрывает глаза и медленно поднимает веки. Виктория кладет телефон в карман, Джастин убирает планшет, Брук отвлекается от макбука. Стелла не убирает калькулятор, но поднимает голову и несколько секунд пристально смотрит на Прайс.       — Хлоя? — голос Тревора выводит ее из ступора.       — «Эспанада» через шесть недель, — медленно проговаривает Прайс, даже не поздоровавшись. — А через гребаных четыре недели в соседнем здании открывается арт-центр какого-то фотографа из Сиэтла. В соседнем здании, — повторяет она, — через четыре, мать его, недели.       — Ну... — Джастин ведет плечами. — Пусть открывается, нам-то что? Будут там модные фотки висеть.       — По нашим данным, «Арт-центр» разослал восемьсот приглашений на свое открытие.       — ...Как у них мэйл не взорвался от такого количества? — шепотом спросил Тревор.       — Если авторам понравится эта площадка...       — То они заберут свои контракты у нас и отправятся к ним. — Джастин нервно подскакивает на диване.       — Новички просто хватаются за любые возможности, а для более продвинутых они предложат что-то максимально выгодное, чтобы сделать себе репутацию, — заканчивает за него Брук.       — Мы тоже так делали, — миролюбиво вставляет Тревор.       — Но мы были единственными, — возражает Виктория. — Вот именно здесь, на Эмпайрн-уэй.       — Кто вообще выбирает место для арт-центра рядом с арт-галереей? Это еще надо додуматься до такого, — задумчиво протягивает Джастин.       — Это все неважно. — Прайс вертит в руках карандаш. — Важно другое. Сколько сейчас действующих контрактов?       — Сорок два, — отвечает Тревор. — Из них только пять закончатся через полтора месяца.       — Если хотя бы тридцать процентов оставшихся расторгнет договор досрочно, то?..       — То мы потеряем около сорока процентов годовой прибыли и половину второго этажа. — Он разводит руками. — Это не крах компании, но удар по репутации достаточно серьезный. Мы дышим за счет прибыли от постоянных контрактников и известных авторов, таких как Эдмунд Роше, Тейлор Уилсон, Дэвис Браун, Кейт Аведон. Но они никогда не пойдут к конкурентам, ведь последние два года мы их постоянная площадка, они уверены в нас. На вопрос: «Будут ли они рисковать?» — я бы твердо ответил «нет».       — До запуска рекламной компании «Эспанады» остались считанные дни, — говорит Джастин. — Мы можем начать ее раньше и попросить сделать пресс-конференцию уже завтра.       — Мы также можем разослать приглашения сразу после нее, — договаривает Брук. — Снять короткий ролик и объявить о записи на участие в свободных площадках.       — И сколько свободных площадок у нас тогда будет? — язвительно замечает Виктория. — Все?       — Будет десять, если стопроцентное количество приглашенных подтвердит свое участие, — отвечает Джастин, — и внесет вступительный взнос.       — Да, двадцать тысяч долларов, — кивает Тревор. — По предварительным подсчетам, как минимум пятьдесят процентов их заплатят.       — Нам нужно больше, — отрезает Хлоя. — Больше рекламы. Больше имен. Больше зрелищ. Организуйте закрытую вечеринку после выставки. Пригласите всех, до кого мы сможем дотянуться. Заставьте их прийти. У нас фуршет на открытом воздухе. Добавить туда салютов. Обеспечьте им красную дорожку, зовите этих мелких прихвостней, чертовых журналюг, зовите пиарщиков. Свяжитесь с фан-клубами, разошлите VIP-приглашения для своих руководителей.       — У нас нет... — кажется, это Джастин.       — Так заткнись и придумай! — а вот это уже Виктория.       Хлоя ударяет ладонями о стол.       — Все должно пройти как по маслу, — говорит она. — Это должно стать шоу года.       Прайс вновь хватается за карандаш и сильно сжимает его в руках. Отчего-то она нервничает сильнее, чем положено.       — Я договариваюсь с блогерами, — вставляет Брук, стуча по клавишам.       — Джастин, на тебе пресса. Завтра в восемь у нас пресс-конференция, объявим об открытии. Займись этим. — Хлоя указывает на него кончиком карандаша. — Тревор, мне нужен отчет о всех финансах, в том числе о том, сколько мы можем позволить себе потратить на все это дерьмо с пиротехникой. Брук, на тебе инженеры и связь. К завтрашнему утру мне нужен список всех, кто придет к нам из внешнего мира. Включая твоих блогеров.       Брук показывает большой палец; Хлоя, наконец, выдыхает. В горле першит, ей нужен стакан воды или виски и полное спокойствие, которого, как ей кажется, больше уже никогда не будет.       «Эспанада» — первое мероприятие настолько широкого масштаба. Оно пришло Хлое в голову сразу после того, как один замечательный испанский художник предложил разместить ей у себя в галерее с десяток своих работ совершенно бесплатно. «Сделайте выставку», — пошутил он. Хлоя прониклась к нему симпатией и отвела под его картины стенд сразу у входа в галерею, напечатала несколько сотен листовок и разместила объявление на страницах поисковиков. «Вы сами можете оценить стоимость картин, — написала она. — Лишь предложите свою сумму». Тогда, год назад, они заработали на продаже картин около пятидесяти тысяч долларов. Половину из них Хлоя честно перечислила автору, остальное откладывала на банковские счета.       После этого устраивать мини-аукционы стало их традицией. Она поручила Джастину прочитать с десяток книг о таких продажах, и теперь Уильямс мог поднять планку со ста долларов до тысячи за пару минут. Пока Джастин плел хитрую паутину вокруг покупателя, Тревор уже выписывал бумаги на покупку.       — Насколько, по Вашим меркам, дорога эта картина?       — Она очень дорогая, — отвечал Джастин. — Неприлично дорогая. Баснословно дорогая. Она просто кричит о своей стоимости. Посмотрите сами. Гарантирую, что гости в Вашем доме будут ошарашены этой вещью. Они будут завидовать Вам.       Вечером Хлоя и Виктория, склонившись над горою бумаг, ставили на них печати и подписи. Часть Чейз всегда относила в банк, гасила кредиты, откладывала на новые покупки, раскладывала по красным зарплатным конвертам, а оставшуюся сумму Хлоя тратила на мелкие закупки вроде кулеров для воды, закусок для фуршетных столов, оплату услуг клининга и садовника. Перед галереей была очень красивая зеленая зона, где Виктория распорядилась посадить белые полиантовые розы. Хлоя относилась к этому скептически и задавала вопрос: «На кой черт они тебе?» До тех пор, пока поздней зимой не увидела Викторию, бережно накрывающую защитной пленкой рассадку. Больше Прайс эту тему не поднимала.       И сейчас Хлоя, отбросив карандаш, разглядывает план «Эспанады». Более сотни приглашенных звезд индустрии современного искусства, около трехсот различных работ (от мелких памятников до живых картин), тысячи предложений участия в проекте. Чтобы все это полностью себя окупило и принесло двухсотпроцентную прибыль, им нужно выполнить больше, чем девяносто пять процентов плана. Открывающийся рядом арт-центр станет предметом обсуждения для многих людей и будет мешать ей вести переговоры.       — Там не будет таких цен, — говорит Хлоя сама себе, но каждый из присутствующих смотрит на нее, ожидая расшифровки послания. — В фотоцентре. Там не будет таких цен, как у нас. Сколько стоили наши первые картины? Сто долларов? Пятьдесят? «Водопады» Хетчерсона? Миллион. — Она ​​говорит это слово на выдохе. — Им не допрыгнуть до нас. Это невозможно.       — «Водопады», может, и купят за миллион, — задумчиво протягивает Тревор, — но есть еще «Саванна», циклы «Цирк» и «Закулисье»...       — Насрать, что там есть, — обрывает его Виктория. — Мы продадим одну картину за миллион, а они продадут двести фото за два миллиона. Ты к этому?       — Ага, — кивает Хлоя. — Количество. Не качество.       — Восемьсот человек покупают восемьсот фоток по двести баксов за каждую, — Тревор считает на калькуляторе. — Один человек покупает одну работу за миллион. Шестнадцать миллионов против одного. Вот что Хлоя пытается до нас донести. Я же верно понял?       — Ага, — снова говорит Хлоя. — Вряд ли там влезут восемьсот фоток, конечно. Но смысл таков.       — Вместимость соседнего здания всего на пару десятков метров меньше, чем наша, — возражает Джастин.       — Напомни, почему мы его не взяли? — это уже Брук.       — Отсутствие парковочных мест, — начинает загибать пальцы Джастин, — невозможность пристройки этажей в случае расширения территории, плохое местоположение, там рядом уже лет десять ведется стройка торгового комплекса, постоянный шум от их работ...       — Аренда той земли стоила меньше нашей в два раза. Из-за этого, — вставляет Тревор.       — И это тоже. Здание неправильной формы, аварийное состояние лестниц, плохая крыша. Мне продолжать?       — И КАК, ТВОЮ МАТЬ, ОНИ УМУДРИЛИСЬ ОТКРЫТЬ В АВАРИЙНОМ ЗДАНИИ ВТОРУЮ ГАЛЕРЕЮ? — взрывается Хлоя. — Что ты упустил, Джастин? Что ты, черт возьми, упустил?       — Освобождение от налогов и помощь государства в восстановлении здания.       Мисс Хилл говорит первые слова с момента начала встречи. Она не отрывается от своих расчетов ни на секунду, не поднимает головы, не ввязывается в перепалки или обсуждения. Она просто есть здесь, готовая прийти на помощь в любой момент. Как талисман, думает Хлоя.       — Раньше там был национальный музей. В том здании, — говорит Стелла. — Возможно, хозяин пообещал его отреставрировать и наполнить экспонатами.       — Но арт-центр...       Стелла отмахивается.       — Неважно, как ты назвал корабль, если он уже плывет. Она допишет строчку «при поддержке государства» и ускорит свой путь в сто раз. Это очень умный ход.       — Государственный арт-центр? — Хлоя вскидывает левую бровь. — Церковь, что ли?       — По статусу.       — Значит, борьба бесполезна? — спрашивает Тревор.       Вопрос висит в воздухе несколько секунд, а потом обрушивается на них, словно ведро ледяной воды.       — Если хочешь поймать рыбу, не бойся намокнуть, — загадочно отвечает Стелла. — Я не была бы адвокатом галереи, если бы боялась воды.       Она возвращается к расчетам, показывая, что разговор закончен.       — Я думаю, нам пора взяться за работу. — Виктория идет к двери. — Время больше не терпит. Как и я.       Брук подхватывает дрон и, сунув компьютер подмышку, уходит за ней. Джастин долго копается в блокноте, но передумывает и зовет Тревора в аукционный зал.       Когда дверь за ними захлопывается, Стелла и Хлоя остаются наедине.       Хлоя взвинчена до предела, воздух вокруг нее раскален. Стелла, напротив, излучает спокойствие.       — Я не знаю, что мне делать. — В тишине голос Хлои звенит и срывается.       — Ну, ты держишься очень хорошо, — замечает Стелла.       — У тебя есть хоть что-нибудь?       Хилл загадочно улыбается.       — Пока центр не функционирует полностью, я ничего не могу тебе сказать, но, мне кажется, открытие обнажит все их косяки. Мы можем ужесточить условия контрактов с первого числа, увеличить сумму неустойки за досрочное расторжение и оставить за собой право присвоить себе любой из экспонатов. Еще мы можем сделать рекламу нас на их портале. Ведь у них наверняка уже есть рекламные площадки. Все, что я могу сейчас для тебя сделать, — это искать юридические лазейки. Национальные галереи не такие уж и чистенькие, как люди думают. Отсутствие налогов само по себе подразумевает черную бухгалтерию. Добраться бы до этих бумаг, — задумчиво произносит адвокат. — На это нужно время.       Хлоя обнимает себя руками. На несколько секунд она выглядит так, словно ей снова шестнадцать: хрупкая, взъерошенная и потерянная.       — Хлоя, я твой юрист. — Мягкий голос Стеллы доносится до нее сквозь пелену тяжелых мыслей. — Я не позволю тебе сломаться.       — Я хочу сломать шею их владельца собственноручно, — цедит Хлоя.       — Владелицы, — поправляет Стелла.       — Что?       — Их владелец — женщина.       — Да ну? — удивляется Прайс. — И кто же?       Громко звенит телефон, трещит и шипит локальная связь; Хлоя навечно проклинает автора этой идеи.       — Чего тебе?       — Пост охраны. К вам посетитель, мисс Прайс, — запыхавшись, чеканит охранник. — Говорит, хозяйка арт-центра. Пускать?       — Да господи боже, да блять, — говорит Хлоя, закатывая глаза. — Она выросла в деревне, что может просто так взять и прийти? Предупреждать не умеет? Чего ей надо?       — Она сказала, что это Вы ее позвали, — удивленно отвечает охранник. — Я и сам удивился...       — Пусть поднимается. — Хлоя жмет на «отбой».       — Что за херня? — Она ​​поворачивается к юристу. — Я ее не звала!       — Это я ее пригласила. — Стелла встает со своего кресла. — Нам пора знакомиться. Тихий поток нецензурной брани из уст Хлои останавливается только тогда, когда она слышит стук каблуков по лестнице. Еще десять секунд, и она собственноручно отгрызет голову той, что пробует занять ее место по соседству.       — Мисс Прайс, это мисс Колфилд. — Стелла улыбается. — Хозяйка «Арт-центра мисс Колфилд». Мы рады видеть Вас здесь.