The long road to the Stars

      и послать бы тебя, и прогнать бы тебя взашей,       и не видеть тебя, и не слышать, о чём ты там.       я по силе сравнима со стержнем       карандашей.       научился ломать — собирай теперь по частям.       В свете неоновых огней Хлоя двигается змеей: плавно и медленно, не обращая внимания на музыку и людей вокруг себя; в ее волосах искрят и вспыхивают прожектора иллюминаций.       Сегодня выходной; а значит, завтра можно не ехать в галерею, не заниматься бумагами и не думать о Колфилд; значит, завтра она будет спать весь день, а вечером встанет, чтобы купить себе еще пива; а после вновь уснет под какой-нибудь старый сентиментальный фильм.       А сейчас она танцует, обнимая какую-то незнакомую девчонку; прижимает ее к себе, и в месте, где их оголенная кожа случайно соприкасается, вспыхивают искры.       Девчонка достает из кармана узкой юбки две таблетки и кладет себе на язык. Тянется к Прайс; та слышит, как они шипят, соприкоснувшись с влагой.       Хлоя осторожно уворачивается, жестом показывает, что идет к бару; поворачивается к девице спиной и, выругавшись от неожиданности, сталкивается нос к носу с Прескоттом-младшим.       — Прайс, ты что, в завязке?       Золотому мальчику — золотая рубашка, думает про себя Хлоя, разглядывая мерцающую поверхность ткани; тонкий галстук небрежно повязан вокруг шейного ремешка фотоаппарата, словно насмешка над правилами.       Хлоя слишком пьяна, чтобы ответить что-то остроумное, поэтому она просто снова начинает танцевать; низкие джинсы оголяют тонкие бедренные кости, и Прескотт будто снова оказывается в Блэквелле: худые и накачанные алкоголем тела, громкая музыка и волком воющая от ревности Чейз на заднем плане.       Если бы Прайс только что при нем не отказалась от очередной порции наркотика, то Нейтан бы подумал, что она под двойной дозой героина.       — DOUBLE KILL! — Хлоя наставляет на него руки-пистолеты и стреляет.       — Не делай, блять, так, — рычит Нейтан. Его это бесит.       Хлоя не слышит; у нее в голове играет музыка, отличающаяся от той, которая разносится по клубу.       Прайс прыгает на кровати с Макс под Nirvana, едет в машине с папой под Beatles, плачет под Linkin Park, целуется с Рейчел под Kodaline.       Режет руки под Placebo.       Слушает одну на двоих Firewalk с зеленоволосой девочкой в клинике.       У Хлои резиновые кости; она выгибается дугой, нелепо взмахивает руками, но быстро находит точку опоры и вновь погружается в бездну воспоминаний.       Прескотт все это время смотрит на нее, не сводя глаз; затем идет к бару и возвращается к ней, держа в руках бутылку ледяного «Budweiser».       ЩЕЛЧОК — ВСПЫШКА — ЩЕЛЧОК — ВСПЫШКА.       Неоновая Хлоя окрашивается холодным светом айсберга; Нейтан быстро просматривает сделанные кадры, но остается недоволен.       Тогда он нажимает на кнопку кольца и осторожно добавляет белоснежный порошок в пиво; ни одна песчинка не просыпается мимо бутылки.       Наркотик растворяется в алкоголе слишком быстро; и к тому моменту, как Хлоя должна будет сделать последний глоток, он уже будет иметь действие.       — Черт возьми, мне нравится твоя забота, — говорит она заплетающимся языком.       В Нейтана впивается какая-то девушка, начинает что-то шептать на ухо, цепляя длинными ногтями грубый ремешок камеры, но тот грубо отталкивает ее, вновь возвращаясь к Хлое:       — Еще пива? — участливо спрашивает Прескотт.       Но Хлоя уже не здесь.       Волна накрывает ее с головой, и в ушах звенит металлический голос Макс.       — Хлоя, пришли хотя бы точку!       Но она же не может; она даже дышать не может; в ее легких полно воды, ледяными иглами пронзающей альвеолы изнутри.       Хлоя падает вниз, погружается все глубже, а потом резко отталкивается от самого дна и тянется наверх, к свету.       — Мне очень нужно с тобой поговорить!       Поверхность уже так близко, что Хлоя чувствует теплоту солнечных лучей.       — Умоляю, ответь мне!       Остается последний рывок; и Хлоя собирает все остатки сил, чтобы выбраться из отчаянно-морозящей бездны.       — Прости меня.       Спасительный вдох секундой на поверхности: раскаленное солнце, жаровня, тлеющие угли испепеленного мира вокруг.       Волна накрывает ее с головой.       — Хлоя? Ты в порядке? — Брук находит ее в толпе и тянет за руку в более-менее тихий угол. — Ты выглядишь... обкуренной.       Хлоя мотает головой; ей требуется еще немного времени, чтобы прийти в себя и понять, что она не захлебывается водой, а стоит в клубе рядом с Брук.       — Я видела Прескотта, — отвечает она. — Он сунул мне бутылку, сфоткал меня и ушел. Чертов извращенец.       — Мужчины странные, — пожимает плечами Брук. — И где бутылка?       — Я сунула ее той девице с таблетками.       Брук поднимает брови вверх, на секунду становясь похожей на Викторию, и смеется:       — Что ж, если он хотел накачать тебя наркотой, у него не вышло.       Собранные в высокий хвост огненные волосы Брук весело торчат во все стороны; Хлоя отмечает начинающей трезветь головой, что она чертовски сексуальна; наверное, так не выглядит даже вечно пафосная и в любой момент готовая к приему у самого короля Чейз.       Хлоя не может отвести взгляд от тонких цепочек в ее сосках, так нагло выступающих через белоснежную майку.       — Как насчет шутки про то, чтобы смотреть мне в глаза?       Прайс пытается сказать что-то вроде «Я пытаюсь», но Брук уже снова хохочет, и ее смех разносится по всему залу, попадая в паузу между песнями.       Если бы у Хлои хватило смелости, то она призналась бы себе, что хочет слышать этот смех чаще; но у нее не хватает, и мысленно Прайс окрещивает себя трусом и слабаком.       Но лучше так, чем бороться еще и с такой зависимостью.       Хлоя быстро трезвеет; вкус пива все еще остается во рту горьким осадком, но больше последствий она пока не ощущает; возможно, адское похмелье придет завтра?       Брук кружится в танце вместе с толпой под какую-то попсовую песенку, какой-то парень угощает ее коктейлем, и она, подумав, кивает. Хлоя видит, как шевелятся ее губы, благодаря; как она откидывает голову назад, опрокидывая в себя шот, и ее волосы, наэлектризованные заряженной атмосферой, стоят дыбом.       Скотт сует в рот лимонную дольку, замечает, что Прайс смотрит на нее, и улыбается.       Хлоя готова поспорить, что видит ямочки на ее щеках.       Брук готова поспорить, что видит ревность в глазах Прайс.       Они обе готовы поспорить, что если простоят так еще минуту, то накинутся друг на друга прямо здесь.       Но Хлоя усилием воли разворачивает себя к бару; заказывает водку с томатным соком и старается не поворачиваться к танцполу.       Она безумно боится — и страстно желает — чтобы Брук снова ее обняла.

* * *

      К трем часам утра изрядно пьяной Хлое приходит на ум мысль посетить «WAITHERFISH» и поздороваться с Каем. Она не помнит, уехал он в поездку или уже вернулся, поэтому зловеще говорит водителю: «Подожди меня минут десять, и если не вернусь — я мертва, и ты можешь оставить десятку себе».       Экстраординарный Кай намывает стойку; в баре темно и тихо — до закрытия осталось меньше часа.       — Брат, ты не уехал? — вальяжно говорит Хлоя, падая лицом на свежевычищенную поверхность; химический запах лимона бьет в нос, и она поворачивает голову, оставаясь лежать на щеке.       — Здравствуйте, мисс Хлоя. Я только что здесь помыл... Уехал? — переспрашивает Кай. — Куда?       Хлоя пытается прокрутить в памяти их последний разговор: кроме слова «Рождество» на ум ничего не приходит.       Но Прайс не сдается.       — Ты говорил, что уедешь. Ты что, обманывал меня?       Наученный горьким опытом общения с не очень трезвыми — и совсем не трезвыми — посетителями, Кай загорается улыбкой:       — Вероятно, я хотел навестить свою бабушку. Но что-то не сложилось.       — У тебя есть бабушка? — удивляется Хлоя.       — У всех есть бабушки, — резонно отвечает бармен.       И правда, думает Хлоя.       Кай сам ставит перед ней чашку крепкого американо и пытается что-то сказать про более агрессивные методы снятия похмелья после водки, но Хлоя лишь отмахивается.       — Что-то праздновали? — осторожно спрашивает бармен.       У него, работающего третью смену подряд, размазанные черные тени на глазах и очень мягкий взгляд; Хлоя на секунду останавливается в темном пространстве бара, просто разглядывая его.       — Похороны, — отвечает она.       Кай тактично молчит, и Хлоя добавляет:       — Своей жизни.       Бармен облегченно вздыхает: у него каждый третий посетитель устраивает поминки по самому себе, каждый второй приходит с разбитым сердцем; он вообще очень редко видит счастливых трезвых людей и оттого задается вопросом: а есть ли счастье без порции мартини?       Хлоя бросает пачку сигарет на стойку, достает одну и королевским жестом закуривает; Кай ставит рядом вторую чашку кофе; Прайс снова роняет голову на стол.       — Та дама, — говорит он, — ждет Вас здесь каждый вечер.       — Колфилд? — Хлоя отрывает голову от стола. — Пусть катится к своему... своему...       — Уоррену, — подсказывает Кай. — Кажется, так зовут того молодого человека.       — Да! — Хлоя бьет кулаком о дерево. — Именно! Это именно то, как я хотела бы его назвать!       Кай вздыхает и ставит перед ней высокий айриш, до краев наполненный двойным эспрессо.       Хлоя не трезвеет.       Они слушают музыку; Кай включает ради нее Rolling Stones. Хлоя колеблется пару секунд, а потом идет на середину зала и начинает водить руками в воздухе под хрипы Мика Джаггера.       Потом они слушают Guns N' Roses; не попадают в ноты, но пытаются подпевать Red Hot Chili Peppers, а после Кай кружит ее под Depeche Mode. Хлое хорошо и легко; так чувствуют себя дети в ночь на Рождество; и вместо ночной прохлады она ощущает удушливо-теплое опьянение, разливающееся по венам.       Хлоя пьет кофе, запивает его виски, бросает мелочь вокруг себя, падает на пол, играя на импровизированной гитаре; Кай щелкает ее на свой старенький iPhone и смеется.       Когда первые рассветные лучи проникают сквозь витражные окна «WAITHERFISH», Кай и Хлоя засыпают сидя, прислонившись спиной к барной стойке; и на лице Прайс все еще играет полубезумная, но счастливая улыбка.       Кай будит ее после обеда, когда просыпается из-за своего пришедшего сменщика, и долго пытается объяснить тому, что Хлоя — просто его друг.       Все еще не до конца проснувшаяся, но уже чувствующая похмелье Прайс не может подтвердить или опровергнуть этот факт, поэтому молча пожимает руку Каю, объявляет его своим лучшим другом и выходит на солнечную улицу.       Солнце бьет по глазам; непривычно жаркое для середины декабря утро заставляет Хлою снять куртку и тем самым оголить руки и плечи.       Серый мир вновь насыщается красками — на этот раз желтым, оранжевым и красным. Она медленно бредет вверх по улице, наслаждаясь тишиной тесных улочек, выходит на Бульвар, наполненный спешащими на работу людьми, и решает, что просто не может провести этот день дома.       Как вызвать такси, она не знает; телефон разрядился еще в баре, но верный бумажник — ему, наверное, уже лет десять — при ней; и Прайс машет ближайшей оранжевой машине с зеленым VACANT на шашке.       Они проезжают центр, едут вниз через Инглвуд, Хотор и Лондейл; сворачивают на S91 и прямиком направляются к пляжу.       Хлоя сбегает по склону, снимает кеды, бросает куртку и бежит по теплому песку к океану.       Золото песчинок отражает солнечные лучи, и на секунду Хлоя вспоминает волосы Рейчел, но этот образ быстро исчезает из памяти, унесенный порывом ветра.       Сегодня Хлоя не думает о черноте своей вселенной, о пустоте планет или ядовитом метеоритном дожде; она слишком свободна для этого. В ее голове все еще звучит Дэйв Гаан, поющий свое «Сокровище»; играет свое потрясающее соло на гитаре Кит Ричардс.       До туристической Хермосы-Бич еще километров семь, и здесь, почти у самого въезда на S91, спокойно и умиротворенно.       Хлоя распахивает руки и на полной скорости влетает в воду.       Холодной водой океан лижет ноги Хлои; ее джинсы намокают до колен, а потом волна сносит ее с ног, и Прайс падает на спину. Почти вся она — даже волосы — теперь пропитана солью.       Хлоя переворачивается на живот и подставляет свое тело волнам: теплая пена щекочет кожу, и она жмурится.       Проходящие мимо люди смотрят на нее, как на сумасшедшую: в это время года почти никто не купается, но Прайс все равно: она поворачивается на спину, зарывается ногами в песок, поднимает майку и завязывает ее на груди, оголяя живот; закрывает глаза.       И если бы где-то мир заканчивался и останавливался, то она хотела бы, чтобы это произошло здесь и сейчас.       Океан омывает ее мысли, мелкими ранками щиплет по телу, выпрямляет ее согнутый внутренний стержень.       Хлоя живет.       От ее алкогольного опьянения или утреннего похмелья остается только соль на губах и нагретый солнцем лоб; ресницы дрожат, и она улыбается.       Рейчел смывается с нее приливной волной; злость на Макс уходит с мелкими камешками, щекочущими ей ноги; и Хлоя заполняется умиротворением.       Сколько она так лежит, погружаясь в соленую воду и выныривая обратно, она не знает; но солнце жарит все сильнее, и песок вокруг нее нагревается. Хлоя думает о том, что нужно идти — эта мысль тянется прилипшей к подошве жвачкой, — но не может заставить себя встать, не в силах оторвать распахнутых глаз от бездонного синего неба.       Она слышит щелчок фотоаппарата и лениво посылает незадачливого туриста в далекое путешествие, поднимая вверх руку с отставленным средним пальцем.       И слышит:       — Я это определенно заслужила.       Прайс приподнимается на локтях, и особенно большая волна накрывает ее с головой, не оставляя ни единого сухого места.       Макс сидит в метре от нее, по-турецки скрестив ноги, и держит в руках полароид — тот самый, с которым бегала когда-то по всей Аркадии за белками, а после — снимала закатную Хлою у маяка.       Колфилд выглядит плохо: у нее в глазах пепельное море, а щеки горят двумя болезненными пятнами; если бы Хлоя была врачом, она бы поставила диагноз «температура» или что-то вроде того.       Прайс борется с водой еще полминуты, а затем поднимается на ноги и делает шаг навстречу Макс.       Колфилд ждет и смотрит на нее своими глазами-асфальтовыми лужицами; а затем умоляюще просит не уходить прямо сейчас.       — Мне нужна минута, чтобы убедить тебя в том, что я заслужила хотя бы просто ответ на звонок.       — На какой из тысячи? — уточняет Хлоя, тянется к брошенной куртке и достает сигареты.       — На все, — отвечает Макс, и пальцы ее скользят по полароиду, ласково гладя все углы.       Холодные потоки воздуха заставляют Хлою продрогнуть до костей; она чертыхается, думает секунду и недовольно бурчит:       — Ладно. Поехали ко мне.       Макс сияет.