Матвей себя чувствовал не в своей тарелке, стоять под пронзительным взглядом в одних трусах, сомнительное удовольствие, знаете ли. Он подошел к стулу на котором были аккуратно сложены его вещи и стал одеваться. Митя смотрел, и от его взгляда кровь в начинала бежать быстрее, поэтому пришлось как можно быстрее облачаться — это давало хоть какую-то иллюзию защищенности.
Дима молча наблюдал за анти-стриптизом: джинсы скрыли длинные, сильные ноги, футболка накрыла голову, скользнула ниже по рельефному торсу, закрывая руки, грудь, пресс. Сквозь тонкий белый трикотаж просвечивались маленькие соски и Митя сглотнул, во рту собралась слюна, а ладони зачесались. Почему-то эта картина показалась ему очень возбуждающей, хотелось ласкать языком сквозь ткань, так, чтобы через намокшие участки соски виднелись еще ярче. Нужно было отвлечься и Митя не придумал ничего лучше, чем заправить кровать.
— Родители в курсе, что я тут? — Матвей иронично наблюдал за мельтешащим Митей, серьезный разговор все не клеился, ему хотелось убежать и спрятаться. Все эти выяснения отношений и нервотрепки, были не для него. Матвею, конечно, не часто приходилось таким заниматься, а если честно, вообще никогда до этого, но по внутреннему сопротивлению, было ясно, сцены мелодраматического плана ему не по душе.
— Да, я рассказал… почти как есть. Они с твоими предками в торговый центр поехали, потом за тобой заедут. Сказали, что бы ты их у нас дожидался, — Митя в третий раз разгладил покрывало на кровати.
— И что, никаких лишних вопросов?
— В общем-то, нет… Никаких. Ты напился, я притащил тебя к нам, какие могут быть вопросы? — Митька пожал плечами.
— Ну да, ну да. Может начнешь? — Матвей попытался улыбнуться присевшему на кровать Мите, стараясь не показывать смятение и дикий коктейль из чувств, разыгравшийся внутри. — Только старайся быть убедительнее, потому что я не собираюсь верить ни единому твоему слову…
— Хорошо. Только сначала, скажи мне, откуда ты узнал? — Митька всматривался в любимое лицо, ловя малейшее изменение, которое поможет правильно вести разговор. Облажаться еще один раз он не собирался.
Матвей стоял посреди комнаты со скрещенными на груди руками, устраиваться поудобнее в его планы не входило, тогда может расслабиться и быть мягче, чем планировал. Услышав последний вопрос он вздрогнул, а лицо застыло, как восковая маска. Митька испугался, один вопрос и такие перемены, что же будет дальше по ходу разговора, чудо его убивать кинется?
Матвей стушевался, в том, что он подсушивал разговор Глеба с Митей, признаваться не хотелось. С другой стороны, какого черта он должен стесняться? Это Митьке должно быть стыдно, в конце концов, это он подлец, а не жертва!
— После приезда ты из кафе мне звонил и не отключился… я слышал, о чем вы с Глебом говорили, — Матвей смотрел в окно, не желая наблюдать за реакцией Митьки.
— Ты подслушивал? — Дима был искренне изумлен.
— И что? — Матвей повернулся и теперь гневно сверкал глазами.
— Ты все слышал? — хотя, если бы он слышал все, то таких последствий не было, это было ясно, как божий день.
— Незнаю. Скорее нет, не все… — Матвей на секунду задумался. — Но мне хватило!
— Ну, уж коли взялся подслушивать, то хотя бы сделал это до конца, — было обидно, если бы Матвей дослушал, все было бы по-другому, нет, скандала избежать бы не удалось, но было бы совсем не так. Расклад выходил, как назло, фиговый… И виноват во всем Митя, он этого не отрицал.
— Вот только не надо стрелки переводить, — Матвей закипел. — Это ты у нас герой-любовник, и девушка у него, и парень, как только от гордости за себя не лопнул? Интересно, долго мне полагалось рогатым лохом ходить, прежде чем ты мою жопу, как переходящее знамя, Глебу бы передать не собрался? А?
Еще немного и вместо разговора им светит очередная драка.
— Чуд, ты что? Никому я тебя передавать не собирался!..
— Да ты что-о-о? А кто открыл очередь на мою задницу? Я сам? Я? Или, бля, мне все приснилось и ты такого не говорил! — Матвей перебил Митьку, он кричал, обвинял и останавливаться не собирался.
Митя зарылся руками в волосы, и зажмурился, со стороны выходило все именно так, как это видел Матвей. Поток ругательств все никак не иссякал и Митя с болезненным стоном поднялся, подошел к своему чудовищно любимому парню, хватая руками за плечи и встряхивая:
— Помолчи! — что удивительно, Матвей заткнулся. — Все верно, ты слышал то, что слышал. Вот только, я ему еще сказал, что в этой очереди ему придется сдохнуть, потому что хрен ему, а не ты. Сказал, что если приблизится к тебе, я ему руки-ноги выдерну и в его же жопу засуну. Сказал, что ты мой и я никому, слышишь, никому я тебя не отдам!
Митя замолчал глядя в ошалевшие глаза, и больше не мог произнести ни слова. Они тяжело дышали, Матвей дрожал, предательский румянец залил щеки.
— Правда? — казалось, что больше надежды в голос вложить просто невозможно.
— Правда, — Митя начал расслабляться, еще чуть-чуть, они поцелуются и забудут эти две недели, как страшный сон. Но расслабляться было рано, Матвей опять напрягся и выдохнул:
— Не верю! — парень вывернулся из нежных рук и подошел к окну.
— Мамой клянусь! — эта фраза заставила обоих рассмеяться. Матвей развернулся к Митьке, улыбка медленно стекла с его лица.
— Допустим, тут я не дослушал… Но ведь про девку свою ты не сможешь отрицать! Измену я прощать не собираюсь!
— Какая измена? Матвей, я не изменял и не собирался! Согласен, отрицать не буду, я виноват, смалодушничал... но, мне на тот момент казалось, что я поступаю правильно! — Матвейка в ответ только фыркнул и закатил глаза.
— Ну-ну, чеши дальше, — а верить хотелось, больше всего на свете ему хотелось верить Димкиным словам.
— Только не перебивай, пожалуйста, — сейчас Мите казалось правильным не оправдаться, а донести причину, объяснить, почему все так получилось, и пускай он миллион раз был не прав, главное, чтобы Матвей понял, что он не хотел его обидеть и сделать больно.
— Исповедоваться будешь? — к Матвею вернулось прежнее ехидство.
— Типа того. Понимаешь, Катька лучшая подруга Вероники, сестры Глеба. — Матвей на эту фразу только поморщился. — Не кривись, это важно… Они очень много времени проводят вместе. Как я начал с ней встречаться, это отдельная история, просто скажу сразу, мне Катя никогда особо не нравилась. Но… В прошлом году меня конкретно понесло. Пьянки, вечеринки, девочки, а Катя была отличным вариантом официального сопровождения. Отличное прикрытие и для предков, и вообще. Во-о-от. И когда у нас с тобой начались отношения, я от нее отморозился, стал избегать, надеялся, что она сама со мной порвет.
— Не вижу никакой логики, — Матвей не удержался и вставил свои пять копеек. — Что, смелости не хватило, или жалко девочку стало?
— Может и смелости! Но нет, не жалко! Дело совершенно в другом. Если бы я сам ее бросил, об этом сразу бы узнал Глеб! И начал бы выспрашивать, вынюхивать… Он прекрасно знал почему я встречаюсь с Катькой, и отмазаться словом — надоела, я бы не смог. Я не хотел чтобы он знал о наших отношениях, не сосвсем понимал почему, но не хотел. Это я теперь в курсе, что эта гнида сама все пронюхала и глаз на тебя положила, а тогда… Тогда у меня было ощущение, что лучше не выносить это все на обозрение, — Митя старался быть убедительным, он говорил глядя Матвею прямо в глаза, чтобы тот не смог в нем усомниться. — Я уже триста раз себя линчевал за это все, но чуд, ты не представляешь, как я себя виню. Просто понадеялся, что проблема рассосется сама по себе, и тебе ничего не сказал потому, что не видел смысла, если нет проблемы, о чем тогда говорить?
— Я так понимаю, что Глеб уже знает? — Матвей к своему сожалению и досаде видел логику в Митькиных словах. Не одобрял, не был согласен, но понимал, почему так сложилось.
— Напрямую я ему не говорил, что мы встречаемся, но дал понять. Да и Катьке сказал, что люблю другого человека. А она, гарантирую, Глебу донесет, — Митя передернул плечами, отгоняя возникший перед глазами образ бывшего друга с подлой ухмылкой на губах.
— Ты с ним сейчас общаешься? — ответ на этот вопрос был отчего-то очень важным.
— Нет конечно!
— А если он сплетни начнет распускать? — Глеб никогда не нравился Матвею, а теперь и подавно. Было ясно, отчего Митя не горел желанием посвящать такого скользкого типа в свои отношения с кем бы то ни было.
— Не начнет, я об этом побеспокоился, — Митя усмехнулся, припоминая все подробности их с Глебом разговора.
— Расскажешь? — Матвею было действительно любопытно.
— Сказал, что если уловлю хоть какое-то подобие слухов, автоматически буду считать, что их распустил Глеб. В ответ расскажу всем, что Глеб сам очень хотел залезть мне в штаны, а теперь бесится от ревности. Ну это так, краткое содержание, — Митя замолчал, ему так много хотелось сказать, но слова почему-то закончились.
— А ты интриган! — Матвей усмехнулся, он больше не злился, начал понимать, только к прощению это никакого отношения не имело.
Митя робко улыбнулся, надежда цвела буйным цветом, лицо бить ему пока не собираются, что уже, само по себе, является результатом положительным.
— Матвей! Прости меня, прости. Я же не хотел, я дурак и ошибся. Но я действительно только тебя люблю! И Катьку послал вместе с Глебом ко всем чертям. А если захочешь, то моя задница в твоем полном распоряжении, я твою и пальцем не трону, только прости и будь со мной, а?
***
— И он простил? Вы помирились? — смешной, низенький и круглый, как пончик психолог, с интересом наблюдал за клиентом. Называть людей, с которыми ему приходилось работать, пациентами, он не любил. Ведь что значит пациент? Человек, который болен и его следует лечить, а доктор Джон Картер, не лечит, он помогает людям, которые попали в трудную ситуацию.
Митя смотрел на доктора долго и пристально, сколько таких докторов он повидал за полтора года? Этот представитель был на редкость комичным, и на первый взгляд не оправдывал репутацию одного из лучших специалистов. Сидя в душном кабинете, в дурацком клетчатом костюме, протирал платочком потеющую лысину и сквозь стекла, таких же дурацких очков, рассматривал собственных посетителей.
Сейчас перед ним сидел Митька и думал, что вряд ли именно этот врачеватель душ поможет ему избавиться от чувства вины, и накатывающих депрессий. Это Митя еще о своих панических атаках никому не рассказывал, с ними ему прямая дорога к более радикальным методам лечения.
А лечиться Митя не хотел, он не хотел нормально жить, он хотел чувствовать вину и каждый день себя наказывать.
— Нет, тогда не помирились, хотя думаю, что Матвей простил. Просто он был еще очень обижен и решил меня помучить. Но, я могу и ошибаться. Мы потом никогда на эту тему не говорили.
— И все-таки, как вы опять сошлись? — доктор вертел в руках карандаш, которым делал пометки в своем блокноте.
Дима вздохнул, воспоминания о днях, когда он был счастлив, заставляли рассеиваться туман в голове. Он начинал нервничать и тогда, перевел взгляд взгляд на левую руку, где на предплечье, от самой кисти до локтя на золотистой коже отчетливо белели тонкие параллельные шрамы. Он ласково гладил каждый указательным пальцем правой руки и кусал губы.
— Эти шрамы… Я наверное забегаю наперед, но это нужно для анализа. Вы пытались совершить суицид? — сегодня Митя был в футболке с короткими рукавами, и доктор сразу обратил внимание на следы. Это обеспокоило, иметь дело с суицидниками Джон не любил — не его профиль.
Митя растрепал волосы на затылке, и поправил челку, иногда он жалел, что остриг волосы, ходить с хвостиком было удобнее, может опять отпустить шевелюру?
— Нет, я никогда не пытался расстаться с жизнью. Эти шрамы не от того, что я резал вены, — Митя пристально смотрел в маленькие глазки психолога.
— Но, они имеют отношение к тому, что сейчас с Вами происходит? — доктор сделал пометку в блокноте.
— Да, но давайте не будем бежать впереди паровоза. Ок, док? — парень откинулся в кресле и сложил руки на груди. Все говорило о том, что он начал закрываться и доктор, хмыкнув, сделал очередную пометку.
— Тогда, расскажите, что было дальше.
Митя закрыл глаза, ему хотелось подумать о том, что нужно купить в магазине, ведь дома было пусто, а кушать надо. Еще нужно не забыть подготовиться к завтрашним лекциям. О том, что осталось в прошлом, беззаботном и светлом, когда он был любимым, когда он был самым счастливым на свете, думать было больно. Он был любимым, а любил? Нет, не любил… любит, все еще любит.
— Он мучил меня еще почти три недели, — Митька прикрыл глаза, тогда казалось, что эти недели похожи на «Ад». Тогда про «Ад» он не знал ничего, сейчас знает все. — А потом, в один прекрасный день, в школе, мне пришло сообщение: «Больше не могу, место встречи изменить нельзя. Сейчас!». Так и помирились.
***
— Пойми, мне нужно решить, смогу ли тебе доверять? Ты меня обидел, очень сильно обидел. То, что для тебя казалось ерундой, для меня серьезный удар по отношениям, не знаю, смогу простить или нет.
Эти слова, сказанные Матвеем, всплывали в Митькиной голове каждый раз, когда глаза натыкались в школе на любимое чудо. Но, самое тяжелое время было перед сном, когда оставшись один на один со своими мыслями, Митя корил себя, только сделать ничего не мог. Оставалось только любить, ждать и передавать записки с Анетт.
Она, конечно, поддерживала, как могла, но…
Матвей простил, давно, почти сразу и безоговорочно, но на восстановление отношений идти не спешил. Его испугало то, с какой легкостью он поверил Мите, как легко простил. Он хотел проверить сможет ли жить без него, и как долго. Вывод был неутешительным — не может, это не жизнь, а существование. Он извелся, соскучился, и самое главное, от чего становилось еще больнее, видел, что любимому тоже плохо.
До конца учебного дня оставалось еще два урока, но Матвей учиться не собирался. Он закрылся в их кабинке и ждал, когда пройдет минут двадцать после звонка, чтобы отправить сообщение. Сил быть не вместе, порознь, больше не осталось. Права была Анетт, в жопу гордость!
Когда Митька появился Матвей чуть не расплакался от облегчения. А тот стоял, молчал и ласкал глазами, не решаясь приблизиться и обнять.
— Мы вместе? — это сейчас было самым важным для Мити.
— Да! — Матвей первым шагнул навстречу сжимая Диму в железные тиски, так, чтобы косточки хрустели, безропотно принимая, такие же по силе, объятия. Они не целовались, не ласкались, а просто проверяли, что тот, кого любишь, рядом и это не сон.
Когда Митя первым легонько прихватил нижнюю губу Матвея и замер, время остановилось, молил, чтобы его не оттолкнули и позволили быть рядом. Матвей только с шумом вдохнул воздух, приоткрыл рот впуская язык, подаваясь ласке навстречу.
Поцелуй был жадным, горячим, страстным, до лопнувшей кожицы на губах, заставляющий чувствовать вкус крови. Руки цеплялись пальцами за одежду, не решаясь перейти к большему.
— Мить, — Матвей отстранился немного, но объятий не разорвал, — второго раза не будет, я не вынесу, не переживу, если ты еще раз предашь!
— Не предам! Чудо, я сам чуть не сдох, никаких больше секретов. Люблю тебя, — между словами Митя покрывал лицо Матвея поцелуями.
— Тогда, давай смоемся с уроков!
— Давай. Куда отправимся? — Дима с любопытством рассматривал искусанные губы.
— В гостиницу, номер я уже забронировал, — Матвей рассмеялся, выражение лица у Митьки в этот момент, было просто незабываемым.
