Нарисуй мне шарик

Дерри, 2008 год.

      В этом году весна рано вступила в свои права. Обычно снег в Дерри лежал долго, нехотя тая под теплыми солнечными лучами, то и дело снова выпадая в наиболее холодные дни. Но на сей раз природа словно бы торопилась получить свое, поскорее избавившись от снежного покрова, умывшись талыми водами и начав расцветать во всем своем многообразии.       Такой ранней и красивой весны в Дерри не видели уже очень и очень давно. Все что могло цвести — цвело бурно и обильно. Зелень пробивалась тут и там. Птицы пели особенно громко и заливисто. Город за какую-то неделю буквально наполнился цветами, звуками и жизнью.       И даже такое мрачное место, как кладбище, не могло заставить Патрика перестать наслаждаться красотой природы. А потому ему приходилось тщательно следить за собой, чтобы случайно не начать мечтательно улыбаться. Все же похороны — не то событие, где уместна радость.       Правда, судя по недовольному сопению стоящей рядом Натали, которая то и дело дергала его за рукав куртки, получалось у него не очень хорошо.       В очередной раз мысленно отвесив себе пинка, Патрик попытался сосредоточиться на монотонной речи священника, провожающего покойного в последний путь. Это давалось с трудом, то и дело подмывало начать оглядываться по сторонам, вслушиваясь в пение птиц, и любоваться прекрасными цветами, распустившимися повсеместно в огромном количестве.       Отчего-то Патрику казалось, что не его одного одолевают такие желания. Это не было удивительным — последние два года выдались для Дерри и его жителей крайне тяжелыми. Многие даже уехали навсегда, потеряв всякую надежду. И потому происходящее сейчас с городом и природой воспринималось не иначе, как самое настоящее чудо.       Патрик все же позволил себе на несколько минут закрыть глаза, отрешаясь от происходящего вокруг и давая потоку воспоминаний подхватить себя. Тем не менее, он не забывал сохранять серьезное выражение лица.       Год назад в это же время вокруг еще лежали сугробы. Зима, и так начавшаяся раньше обычного, словно никак не хотела заканчиваться. Еще долго жители города будут с содроганием вспоминать слишком сильные и продолжительные морозы, работающее с перебоями электричество и занесенные снегом обледенелые дороги, ставшие причиной страшных аварий.       Самая ужасная — бензовоз, врезавшийся в перевернувшийся школьный автобус — произошла в самом конце осени и оказалась лишь первой из многих. Все вместе они унесли за одну только зиму около полусотни жизней, а число пострадавших в той или иной мере и вовсе исчислялось сотнями.       Поначалу уставшие от невзгод люди покидали город, но, как ни парадоксально, после Рождества поток желающих найти более спокойное место для жизни полностью иссяк. Никакая сила не удерживала людей в Дерри, но каждый из оставшихся — в основном это были старожилы и их семьи — отчетливо осознавал, сколь ошибочно будет покинуть родной город в тяжелый для него час.       Все они готовы были оставаться в Дерри до самого конца, ощущая собственную неразрывную связь с городом и друг с другом. Ощущая единение. Хотя, конечно же, никто не произнес бы подобного вслух.       А когда снег, наконец, стаял, во всей красе открылось поистине удручающее зрелище, которое теперь представлял из себя Дерри. Повсюду царила грязь, серость и разруха. Наполовину заброшенный город, казалось, поразила какая-то тяжелая болезнь, от которой тот никак не мог оправиться.       И Патрик знал, насколько это было близко к истине. Но он также понимал и настоящие причины происходящего, а потому не сомневался, что они — все они, и Дерри и его жители — справятся.       Кризис миновал, и силы начали возвращаться к Пожирательнице Миров, но все равно ей приходилось очень нелегко — несмотря ни на что последствия длительного истощения упорно продолжали давать о себе знать. Если относительно свежие травмы почти полностью зажили, то старые, полученные еще в далеком восемьдесят пятом году, вдруг напомнили о себе с новой силой.       Патрик узнал об этом случайно.       Оно довольно часто приходило к нему — находиться в его компании Пожирательнице явно было намного спокойнее, нежели в одиночестве, в чем, конечно же, она ни за что бы не призналась — но никогда не распространялось о собственном самочувствии.       Оно не проявляло особой активности и, находясь в облике Роберты, как правило, лишь тихо сидело рядом и наблюдало, невидимое для всех остальных. Касаться себя Пожирательница также не позволяла, но Патрик считал такое поведение нормальным, учитывая все то, что она пережила. Он и сам с огромным трудом переносил чужие прикосновения — за исключением прикосновений Роберты и Натали, те, наоборот, дарили ощущение тепла и покоя — хотя на его долю выпали испытания куда меньшие.       И потому поначалу казалось, что все в порядке.       А однажды поздним летним вечером Патрик ощутил острый укол тревоги, словно кто-то загнал ему в грудь ледяную иглу. Ему потребовалось лишь несколько мгновений, чтобы понять — что-то не так с Пожирательницей. Она не звала его осознанно, но, судя во всему, после событий в доме Дорранса Марстеллара, когда Оно вкусило крови Патрика, а сам он побывал в Мертвых Огнях, между ними установилась некая довольно прочная связь.       Не колеблясь ни секунды, Патрик наскоро написал короткую записку для Натали, в которой просил не терять и по необходимости прикрыть его, а затем тихо выбрался из дома через окно, меньше всего желая привлечь к себе ненужное внимание Элен.       За эти месяцы Патрик уже успел на своей шкуре прочувствовать, каково было Натали все эти годы. Элен обрадовалась его возвращению, и в то же время до глубины души ужаснулась полученным им травмам. В отличии от миссис Рид, она сразу поняла, что все эти синяки и ссадины — вовсе не результат какой-либо аварии. В конце концов, точно такие же отметины она когда-то так часто видела на собственном лице и теле.       Элен изо всех сил старалась поддержать Патрика, за что тот был ей безмерно благодарен, но и в то же время принялась опекать его, словно он являлся несмышленым ребенком. И очень быстро такая непрошенная забота стала утомлять и даже раздражать.       Элен хотела, чтобы Патрик отныне жил у них дома, и он с радостью согласился. Возможные проблемы, которые могли возникнуть с отцом, его теперь нисколько не волновали. Впрочем, была довольно велика вероятность, что Рик просто-напросто забыл о существовании сына, вычеркнув того из своей жизни после столь внезапного побега.       Также она считала, что Патрику нужно продолжить прерванное обучение, хотя бы заочно, и получить аттестат о среднем образовании. И он был с ней согласен. В конце концов, до окончания школы ему оставался какой-то год, и учеба не казалась чем-то трудным. Ни о каком колледже после, конечно же, и речи не шло, но знать, что жизнь покатилась под откос из-за Джошуа не настолько сильно, как думалось поначалу, было бы бесценно.       А вот все остальные предложения Элен нравились Патрику куда меньше.       Она настояла на полном медицинском обследовании, не веря, что от побоев можно оправиться так быстро — через неделю после возвращения в Дерри от травм Патрика не осталось и следа — и ее так и не вышло переспорить. Как и следовало ожидать, обследование не показало ничего, кроме небольшого общего истощения организма, произошедшего, по мнению проводившего его доктора, на нервной почве.       Впрочем, это не слишком успокоило Элен и теперь она уделяла здоровью Патрика слишком пристальное, по его мнению, внимание. И если полезное, но совершенно невкусное питание еще можно было как-то пережить — Патрику по большому счету было все равно, чем утолять голод, и культ из еды он никогда не делал — то бесконечные подробные расспросы о самочувствии и регулярные настойчивые попытки измерять его температуру и давление уже начали утомлять.       Элен хотела провожать Патрика, куда бы он ни направился, а когда не сумела уговорить его на это, то принялась каждый раз не менее дотошно, чем о здоровье, расспрашивать куда он собирается пойти, с кем, что будет делать и сколько это займет времени.       Патрик не скандалил, но спокойно и упрямо раз за разом пытался отстоять свою точку зрения и право на самостоятельность. Получалось у него с переменным успехом и чем дальше, тем труднее становилось сдерживаться.       Вот и сейчас он совсем не хотел терять время на спор, который, к тому же, учитывая поздний час, мог легко перерасти в ссору.       Патрик отбежал на некоторое расстояние от дома, а затем перешел на быстрый шаг. Он не знал, где сейчас находится Оно, а потому постарался расслабиться и позволить собственному чутью вести себя. Был уверен — рано или поздно он найдет верную дорогу.       И когда ноги вынесли его к дому номер двадцать девять по Нейболт-стрит, Патрик, уже морально готовый к очередной прогулке по канализации, только облегченно улыбнулся.       Не особо скрываясь, но в то же время стараясь избегать лишнего шума, Патрик пробрался в дом. Он двигался осторожно, помня об огромном количестве разнообразного хлама внутри, о который с легкостью можно было запнуться или даже пораниться.       Электричества, конечно же, не было, но лунного света, льющегося в окна, хватало, чтобы не врезаться в стены.       Патрик медленно продвигался вглубь дома. И стоило лишь миновать гостиную, как он услышал тихие звуки, больше всего напоминающие невнятные стоны, доносящиеся из ванной комнаты. Тревога и внутреннее напряжение тут же возросли многократно.       Так быстро, как только возможно, Патрик направился в сторону ванной. Замер на несколько секунд у порога, а затем толкнул дверь.       Лунный свет едва пробивался сквозь небольшое окошко под самым потолком, но глаза Патрика уже достаточно привыкли к темноте, чтобы различить нескладную фигуру в дальнем углу.       Пеннивайз сидел, подтянув колени к груди, обхватив их руками и уткнувшись в них лбом. Он слегка покачивался и негромко, на одной ноте скулил. И, кажется, Патрика он совсем не замечал. И вот как раз это было скверно — если Оно настолько утратило бдительность, значит дела плохи.       Патрик шагнул внутрь и медленно приблизился к Пеннивайзу. И только когда он подошел на расстояние вытянутой руки, Оно, наконец, ощутило, что уже не одно.       Пеннивайз мгновенно замолк, вскинул голову и оскалился. Его глаза вспыхнули во мраке янтарным светом, и ярость в них мешалась с болью. Когда-то, очень давно, Патрик уже видел этот взгляд.       — Убирайся домой, мелюзга! Нечего тебе тут делать!       — Нет, — Патрик, стараясь не делать резких движений, опустился на пол рядом с Пеннивайзом.       Находясь так близко он, даже не касаясь Оно, сумел понять, что же было не так. Собственно, надо было оказаться последним слепцом, чтобы не сообразить в чем дело, и никаких потусторонних сил для этого не требовалось.       Пожирательнице было больно. Очень-очень больно и, судя по всему, продолжалось это довольно давно.       — А я говорю — катись! — из горла Пеннивайза вырвалось низкое, угрожающее рычание. — Если захочу твоего общества — приду сам. А теперь пошел вон!       — Нет, — голос Патрика был полон решительного спокойствия.       Пеннивайз вновь раздраженно зарычал и щелкнул зубами, стоило Патрику лишь протянуть к нему руку. Тот едва успел отдернуть ее — клыки сомкнулись в каком-то миллиметре от его предплечья.       — Не трогай меня! — Пеннивайз подался было вперед, возможно, желая выпроводить Патрика силой, но тут же вздрогнул всем телом и, коротко заскулив, вновь вжался в стену и зажмурился. Голос его теперь походил на испорченную магнитофонную запись. — Ты не понимаешь по-хорошему, верно? Неужели не видишь, что все равно ничем не поможешь? Единственное, что ты можешь сделать — уйти как можно скорее. Довольно с меня унижений…       — Нет, — вновь повторил Патрик, а затем вдруг быстро подался вперед, немного неуклюже обнимая Пеннивайза за плечи, — я не уйду, пока не пойму, что с тобой происходит. Если тебе очевидно, что я никак не могу помочь, то мне — нет.       Патрик ощутил, как видоизменяется тело под его руками, и одна личина переплавляется в другую.       — Ты невероятно упрям, малыш Патрик. И это не комплимент, — Роберта тряхнула головой, позволяя волосам закрыть лицо, обхватила себя руками и вновь уткнулась лбом в колени.       — Я не стану мучить тебя своим присутствием, если и правда ничем не смогу помочь, Бобби, — Патрик ощутил, как мелко дрожат плечи Роберты, как напряжено ее тело и как часто, тяжело и прерывисто она дышит. — Но, быть может, попробовать что-то сделать не самая плохая идея, не так ли?       Роберта только что-то неразборчиво пробормотала, и затихла. В отличии от Пеннивайза она не издавала ни звука, но когда Патрик бережно убрал пряди волос от ее лица, то различил на щеках влажные, поблескивающие в лунном свете дорожки слез.       — Тебе так больно, Бобби. Раны тревожат тебя? Ты говорила, что они затянулись…       — Так и есть. Свежие затянулись, — Роберта дернула головой, вновь пряча лицо от Патрика, — но есть другие. Старые. Слишком старые. Они не заживут сами, их можно только вырезать из тела.       — Ты этого не выдержишь…       — Без тебя знаю, умник. Сейчас — точно нет. Они и раньше тревожили меня. Но не так, как теперь, — Роберта говорила обрывисто, дрожь ее усилилась. — Но они — не самое плохое. Внутри все болит. Невыносимо. Никак не проходит. Так и раньше бывало, но не настолько долго. Личины немного притупляют боль. Но недостаточно.       Патрик прерывисто вздохнул, а потом крепче обнял Роберту, прижимая ее к себе. В этот раз она не противилась, лишь судорожно сжала руки на груди. И в этот самый момент, глядя, как Пожирательница бессильно плачет от нестерпимой боли, Патрик очень остро захотел стереть с лица земли тех, кто сотворил с ней такое. Стереть в самом что ни на есть прямом значении этого слова.       — Я же говорила, что ничего тут не поделать. Только и остается, что ждать. И я не хочу, чтобы меня кто-либо видел. Теперь-то ты оставишь меня в покое, мелюзга?       Вместо ответа Патрик мягко, но настойчиво повернул голову Роберты к себе, заставляя уткнуться себе в шею.       — Что?..       — Пей.       — Патрик… Ты не понимаешь…       — Пей, Бобби. Ты сама говорила, что моя кровь особенная. Тебе должно стать лучше. Обязательно. Я в это верю.       — Ох, Патрик, Патрик… И научил же тебя старый дурак на мою голову. Я могу потерять контроль…       — Это не важно. Не медли, Бобби.       Роберта с явным трудом пошевелилась, уже самостоятельно теснее прижимаясь к Патрику, а потом вдруг рванула ворот его футболки, оголяя плечо и тут же впиваясь в него клыками. Судя по всему, она все же не настолько доверяла себе, чтобы рисковать и кусать шею в опасной близости от крупных сосудов.       Боль, острая и обжигающая, мгновенно пронзила плечо Патрика, заставив того вскрикнуть и выгнуться. Но он и не подумал отталкивать от себя Роберту, наоборот, он держал ее так крепко, словно бы боялся, что та решит сбежать от него.       Патрик чувствовал, как кровь пульсирующими толчками покидает его тело, и как судорожно, едва ли не давясь, глотает ее Роберта.       Ему показалось — прошла целая вечность, прежде чем Роберта отстранилась, дрожа всем телом и хватая ртом воздух, а затем обессилено привалилась к нему, положив голову на здоровое плечо.       Патрик зажмурился, стараясь выровнять собственное дыхание, ощущая, как противно липнет к телу пропитавшаяся кровью футболка, как слезы непроизвольно текут по щекам, как бешено колотится сердце, а плечо, шея и рука до самых кончиков пальцев пульсируют болезненным жаром и наливаются свинцовой тяжестью.       — Ну вот, я же говорила, что не сдержусь… — голос Роберты звучал устало и даже сонно, но при этом Патрик слышал в нем огромное облегчение.       — Плевать. Заживет, — Патрик через силу улыбнулся, удобнее обхватывая Роберту здоровой рукой. Дрожь ее уменьшилась, дыхание выровнялось, и сама она явно расслабилась, ощущая себя куда лучше.       В ответ Роберта лишь едва слышно фыркнула, а потом затихла, судя по всему позволив себе задремать. Она явно была слишком вымотана и не настроена на долгие разговоры.       Патрик же замер, очень стараясь не потревожить ее, и всеми силами пытаясь отрешиться от реальности. Главное, что его идея сработала — боль, терзавшая Пожирательницу, стихла, и теперь та сумеет, наконец, отдохнуть.       Плечо продолжало нестерпимо жечь, тело затекло и противными волнами накатывали слабость и тошнота. Патрик полагал, что ему придется еще долго терпеть все это, не в силах отключиться, однако, не прошло и нескольких минут, как он сам провалился в забытье.       А придя в себя и открыв глаза, обнаружил, что лежит на кровати в собственной комнате. В окно ярко светило солнце, и, если бы не раны на плече, уже не кровоточащие, но все еще отдающиеся неприятной болью при каждом движении, Патрик мог бы подумать, что все случившее в доме номер двадцать девять ему попросту приснилось.       Оно было слишком гордым, чтобы благодарить Патрика за помощь, однако проявленная к нему забота говорила красноречивее всяких слов.       После этого случая Патрик еще несколько раз делился кровью с Пожирательницей, как только ощущал, что ей становится хуже. Та никогда не напрашивалась сама, но и не отказывалась от предложенного, ограничиваясь, правда, лишь несколькими глотками, и уже не раня его тело так сильно.       А когда пришла зима Патрик с радостью ощутил, что Оно окончательно восстановило свои силы и оправилось от всех последствий плена.       И наступившая весна лишь подтвердила это. Не только природа расцвела — сам город буквально вернулся к жизни. Спешно ремонтировались дороги, приводились в порядок здания, открывались магазины и приезжали люди, желающие переселиться в Дерри.       Патрик открыл глаза, выныривая из пучины воспоминаний, и крепко сцепил руки, всеми силами стараясь удержаться от улыбки.       Он как никогда остро ощущал, что не только Дерри — но и он сам словно бы обновился за эти полтора года.       Тяжелые воспоминания все реже и реже тревожили Патрика, ночные кошмары с Джошуа в главной роли не приходили больше полугода. Тело заметно окрепло, а разум был ясным, как никогда.       Патрик вновь смог наслаждался каждой прожитой минутой, как было когда-то, и больше не ощущал себя лишним в этой жизни. У него была Элен, может быть чрезмерно заботливая, но искренняя в своем желании помогать. Была Натали, беспокойная и вспыльчивая, но при этом открытая и честная. И, наконец, была Пожирательница Миров, знающая его целиком, до самого последнего тайного помысла и безоговорочно принимающая его таким, каков он есть.       Все свое время Патрик проводил либо общаясь с кем-то из них, либо читая книги, которые Элен по его просьбе приносила из библиотеки, либо рисуя. О да, за эти полтора года он много, очень много рисовал, и с каждым новым рисунком болезненные события, случившиеся в его жизни, все больше и больше блекли.       Даже сейчас, находясь на кладбище, где покоилась в том числе его мать, Патрик не ощущал тоски и подавленности, лишь легкую грусть на самом краю сознания, почти ни на что не влияющую.       Тем временем священник закончил свою речь и гроб с телом покойного опустили в подготовленную могилу. Люди вереницей потянулись к ней, дабы в последний раз попрощаться и почтить память ушедшего. Все происходило без спешки и напускной скорби — в конце концов, когда умирает кто-то, кому перевалило за сотню лет, это воспринимается как закономерность, а не безвременная потеря.       Патрик и Натали, тем не менее, остались стоять на месте. На них и раньше бросали удивленные взгляды — на кладбище собрались в основном старожилы Дерри, и два подростка, не являющиеся к тому же родственниками покойного, вызывали закономерное любопытство.       Только вот удовлетворять его Патрику совершенно не хотелось. Натали, судя по всему, придерживалась такого же мнения.       — Как думаешь, старина Дор не обидится на нас, если мы не будем бросать цветы на его гроб? — Патрик нахмурился, заметив среди толпы людей Майкла Хэнлона, который то и дело заинтересованно поглядывал на них. — Мне бы хотелось поскорее вернуться домой.       — Не обидится, можешь быть спокоен, — Натали фыркнула, проследив за взглядом Патрика, а потом схватила его за руку и потянула прочь с кладбища. — А уж той пустышке, которую тут закапывают, и подавно все равно.       Лишь оказавшись за оградой кладбища Патрик позволил себе замедлить шаг.       — Ты не очень-то любишь мистера Хэнлона, да, Пат? — Натали чуть крепче сжала его руку. — И не отпирайся, я знаю, что ты сам не ходишь в библиотеку, и книги тебе приносит моя мама.       — Ты права, не люблю. Знаешь, он не плохой человек, но мне не хочется лишний раз с ним разговаривать. Я каждый раз ощущаю себя, как на допросе.       А еще опасаюсь наговорить лишнего. Или сотворить то, о чем потом буду сильно жалеть.       — Вот как, — Натали закусила губу, явно раздумывая о чем-то, а потом вдруг выпалила. — А мне он тоже не нравится. Знаешь, у него очень странная аура. Я хочу держаться от него подальше.       — Почему? — удивление в голосе Патрика было совершенно искренним. Он сам не любил Майкла по собственным, личным причинам, связанным с Оно, и не понимал, отчего вдруг Нат невзлюбила добродушного на первый взгляд библиотекаря.       — Просто… она словно двойная, — Натали замолчала, пытаясь подобрать слова, — то есть она вроде как обычная. Такая, как у всех. И да, мистер Хэнлон на самом деле не плохой человек, можно даже сказать, отважный и благородный, совсем как рыцарь из сказки. Да вот только под этой обычной аурой прячутся… не знаю, как сказать… какие-то вкрапления. Словно нечто чужеродное. И это пугает.       — Наверно именно их я и чувствую, только по-своему, — Патрик ободряюще улыбнулся Натали. Он понятия не имел, что могли значить эти вкрапления, но пусть лучше Нат думает, что его неприязнь связана с ними. Потому что посвящать ее в историю Оно и Неудачников он совершенно точно не хотел.       Некоторое время они шли молча, а потом Натали вдруг выпалила:       — Знаешь, мой отец тоже был хорошим человеком.       — Твой отец? Эд Дипно?       — Ну да, разве у меня был еще какой-то папаша? Так вот, мама на эту тему не сильно хотела говорить, но я немного надавила на Дора, и он рассказал мне, что знал о нем. Может быть не все, конечно, но достаточно. Так вот, мой отец был тоже хорошим человеком. Он думал, что спасает детей, которые еще не родились. Думал, что поступает правильно, и так будет лучше. Что небольшие жертвы принесут радость и мир всем остальным людям. Он был сумасшедшим, но стал им не сразу. Его что-то свело с ума, что-то, что им управляло. Что-то, внушившее ему мысль о тех несчастных детях. И мне кажется… мне кажется, что мистер Хэнлон, при всей своей порядочности может повторить его путь. Им тоже могут начать управлять. Только я понятия не имею — кто именно и зачем.       — Думаю, тебе этого знать и не нужно. Поверь, некоторым тайнам лучше оставаться тайнами, — Патрик слегка ускорил шаг и постарался улыбнуться как можно радостнее и беззаботнее. — Думаю, это все не наше дело. Но чтобы было спокойнее — будем приглядывать за мистером Хэнлоном. Аккуратно. Со стороны. Договорились?       — Да. Думаю, да, — судя по недовольству, явно прозвучавшему в ответе Натали, она была не в восторге от этого решения, но спорить не стала.       Патрик же лишь от души понадеялся, что Нат на самом деле послушается его и не станет делать глупости. Потому что, в отличие от нее, он прекрасно знал, кто управлял Эдом Дипно, и кто, вполне возможно, мог управлять Майклом Хэнлоном. Только одно существо никак не могло смириться с тем, что Дерри продолжает стоять на месте, а Патрик Дэнвилл все еще остается среди живых.       Алый Король.       И Патрик знал, что сделает все, дабы уберечь Натали и не позволить ей невольно подвергнуть саму себя огромной опасности.       Весь оставшийся путь до дома они преодолели в молчании, думая каждый о своем.       Натали заговорила только на кухне, когда Патрик поставил перед ней тарелку с дымящимися тостами.       — Через пару дней приедет какой-то родственник Дорранса. То ли правнук, то ли внучатый племянник, я точно не знаю. Он — его единственный наследник и хочет осмотреть дом. Спорить могу, ему так понравится в Дерри, что он непременно останется, — Натали аккуратно взяла дымящийся тост и принялась сосредоточенно намазывать его джемом, при этом то и дело поглядывая на Патрика. — Хочешь, вместе сходим и познакомимся с ним?       — Не думал, что у Дорранса были дети и внуки. И племянники.       — А их и не было. То-то и оно, — и Натали, не удержавшись, хихикнула.       А в следующую секунду они с Патриком уже в голос хохотали. Все напряжение, повисшее между ними после довольно неприятного разговора, бесследно растворилось.       — Как думаешь, зачем Дору понадобилось все это? — отсмеявшись, Патрик уселся рядом с Натали и тоже принялся за тосты. — Я имею в виду собственная смерть и возвращение под видом своего наследника.       — Потому что ему было больше сотни лет, столько люди не живут. Он начал привлекать к себе внимание, — Натали пожала плечами, а потом хитро улыбнулась. — Ну, или этот старый пройдоха просто внезапно влюбился и решил, скажем так, обновить свое тело на более молодое.       — Или он уже давно был влюблен, но ему только сейчас ответили взаимностью, — вторил Натали Патрик, а потом они вновь хором рассмеялись.       Патрик понятия не имел, насколько их с Нат шутки близки или далеки от истины, да и искренне полагал, что не его это дело. Лишь одно имело значение — здесь и сейчас он был счастлив.       А когда наступила ночь и Патрик Дэнвилл заснул, ему впервые за много лет вновь приснилась Темная Башня.       И она звала его.