Нарисуй мне шарик

Бангор, 2011 год.

      Карандаш скользил по бумаге легко и быстро, оставляя ровные, аккуратные штрихи. Постепенно на альбомном листе проступили очертания куста роз с одним распустившимся большим бутоном по самому центру.       Это был уже, наверно, десятый рисунок за день, но Патрик Дэнвилл знал, что для него десять — далеко не предел. Благо в больничном дворе росло множество роз, и рисовать их ему очень нравилось.       Это дарило покой и ощущение защищенности.       Закончив набросок, Патрик полюбовался готовым рисунком, а затем перелистнул альбомную страницу и быстро выискал взглядом еще один розовый куст. Карандаш возобновил свой танец по бумаге.       Солнце начало ощутимо припекать. Это означало, что скоро наступит полдень, и санитар выйдет во двор, чтобы позвать прогуливающихся пациентов обедать. Пропускать это мероприятие было чревато, пара таких случаев — и можно было запросто лишиться на некоторое время возможности гулять, Патрик это уже успел выяснить.       Он так и не запомнил, как называется эта больница — он вообще старался никогда не заострять внимание на подобном — но четко усвоил две вещи: она находится в Бангоре, и порядки в ней царят очень строгие. Но, насколько он помнил, в больницах и не принято иначе.       Патрик тяжело вздохнул. Возвращаться в палату совершенно не хотелось. Нет, конечно, рисовать он мог и там, да только витающий повсюду отвратительный, характерный запах совершенно выбивал из колеи, вызывая стойкое желание деться куда-нибудь, но только не чувствовать его. Запах дезинфицирующих средств и различных медикаментов с едва уловимым налетом чужих боли, страха и отчаяния.       Так пахла больница.       Слишком прочно этот запах ассоциировался в сознании Патрика с...       ...с чем-то плохим.       Воспоминания вдруг рассыпались, разлетелись стайкой перепуганных рыбок, оставив вместо себя невнятные, крайне простые образы.       Патрик замер, закрыл глаза, представив бескрайнее синее небо с лениво плывущими по нему редкими пушистыми облаками, и медленно сосчитал до десяти. Затем еще раз и еще. Он остановился только когда сердце перестало бешено колотиться и паника, моментально поднявшая голову, отступила. Постепенно, звено за звеном, воспоминания начали возвращаться на свои места.       Его зовут Патрик Дэнвилл. Он родился в городе Дерри, штат Мэн. Его мать умерла в центральной больнице Дерри, когда ему самому было тринадцать. В четырнадцать лет он едва не угодил за решетку. В пятнадцать — сбежал из города вместе мужчиной по имени Джошуа (в этот момент Патрик с силой закусил нижнюю губу, но даже не заметил этого), а через полтора года этот самый Джошуа искалечил его и едва не изнасиловал. После чего почти месяц пришлось провести в больнице. Вот почему он ненавидит этот запах.       Патрик выдохнул и открыл глаза. Воспоминания вернулись полностью, более не грозя пропасть. К счастью, такие эпизоды временной потери памяти, как этот, возникали все реже и были все короче. В первое время они очень сильно пугали его, а он, в свою очередь, пугал медсестер и докторов, пока, наконец, не осознал, что ключ к избавлению от них — спокойствие.       Работавший с ним психолог — или психиатр, в эти мелочи он тоже старался не вдаваться — охотно показал Патрику несколько простых методик, помогающих взять разбушевавшиеся эмоции под контроль, и после этого дело пошло на лад.       Сбереги себя, малыш Патрик, и возвращайся домой.       Слова возникли сами по себе внутри головы, гулкие, прочно засевшие в подсознании. Каждый раз, когда воспоминания норовили исчезнуть, а потом снова возвращались, вместе с ними возвращались и они.       Патрик знал, кому принадлежали эти слова и тот властный, не терпящий возражений голос, которым они были произнесены.       Пожирательница Миров.       Сейчас ее не было рядом, а с Патриком всего лишь говорила его собственная память, но он все равно ощутил холодок, пробежавший вдоль позвоночника, и последовавший за этим укол жгучего стыда. Потому что он почти сделал выбор, который был ему любезно предложен.       Патрик опустил глаза и продолжил рисовать очередной розовый куст, но уже куда медленнее.       Путь назад не будет легким, особенно тот, который тебе предстоит проделать внутри себя самого.       Память услужливо подкинула новые звенья воспоминаний: он был избранником Судьбы, ему предстояло спасти двоих и стать причиной гибели одного. Этот самый один — Алый Король — пытался его извести с самого детства всеми доступными способами. А когда Патрику еще не исполнилось и девятнадцати — он, несмотря на все старания Алого Короля, ступил на свой собственный путь, ведущий к Темной Башне.       Пожирательница Миров убила его по его же просьбе, после чего Патрик Дэнвилл пришел в себя уже совершенно в другом мире. И встретил там мужчину, который назвался Джо Коллинзом. Встретил Дандело. Поначалу они вроде как даже поладили, и слишком поздно пришло понимание, что хорошее отношение Дандело всего лишь искусная игра.       Карандаш в руке дрогнул и оставил на рисунке неаккуратную черту. Патрик снова с силой закусил губу, но тут же одернул себя — эта дурацкая привычка появилась у него совсем недавно, и из-за нее его губы все время были покрыты ранками, которые никак не могли зажить — и сосредоточенно принялся встраивать дефект в рисунок. Это помогло быстро взять себя в руки.       Остальные его воспоминания о пребывании в другом мире были зыбкими и нечеткими, с каждым днем они блекли все больше и больше, и Патрик питал несмелую надежду, что однажды они растворятся окончательно.       Дандело был детенышем Пожирательницы Миров, ее первенцем, перешедшим на сторону Алого Короля — о чем он первым делом поведал с огромным удовольствием и злорадством, как только перестал прятаться за маской радушия. Он питался эмоциями Патрика, силой заставляя его их испытывать, измывался над ним морально и физически, а еще морил голодом.       А однажды, когда отчаяние Патрика, как казалось ему самому, уже достигло предела, Дандело попросту вырвал язык из его рта так же легко и быстро, как ребенок отрывает крылышко у мухи, а потом заливисто хохотал, глядя как его пленник катается по полу, то вопя от боли, то захлебываясь собственной кровью.       И этот гулкий смех — последнее связное воспоминание, которое сохранила память Патрика.       Король Роланд может отправить тебя назад, к роботу по имени Билли. Не ходи к нему.       Рассудок Патрика не просто треснул тогда, в подвале жуткого дома на Оддс Лейн — он разлетелся на осколки. От его личности практически ничего не осталось, лишь жалкие обломки, которые с трудом собрались в нечто единое, когда кошмар, наконец, завершился.       Патрик знал, что спас его Король Роланд и женщина по имени Сюзанна. Он с огромным трудом мог вспомнить сейчас, как они выглядели, но, пока эти образы были более четкими — успел зарисовать их. Хотя и не исключал, что когда-нибудь будет смотреть на рисунки мужчины и женщины с аккуратно подписанными именами и не понимать кто они, и почему их зовут именно так. И не был уверен, что его слишком печалит этот факт.       Конечно, забывать своих спасителей не хотелось, и до сих пор при мыслях о них в груди разливалось тепло, но кошмар, который произошел с ним в другом мире Патрику хотелось перестать помнить куда сильнее.       Возвращайся на это самое место, к дереву с обломанной под острым углом веткой. И снова нарисуй дверцу в логово, в этот раз тебе хватит обычного рисунка. Она появится, даю слово. И приведет тебя ко мне.       Как Патрик добирался до заветного дерева и рисовал дверцу, которая могла привести его в родной мир, он не помнил совсем. Только знал, что умудрился заблудиться, снова находился на грани истощения и, кажется, был ранен. А вот что отпечаталось в его памяти очень хорошо, так это яркий, пронизывающий все оранжевый свет, окутавший его, как только он перешел на другую сторону.       Патрик плыл в нем, как в невесомости, испытывая поначалу ужас, граничащий с помешательством, и отвращение. Но постепенно свет перестал пугать, наоборот, согревал и давал отдых глазам — тогда он прекратил сопротивляться и растворился в том.       Ты не увидишь меня, ибо не готов к этому, но почувствуешь.       Когда свет отступил, а Патрик открыл глаза, то понял, что находился в пещере. Все его онемевшее тело покрывала паутина. Не хотелось ни есть, ни пить, было тепло и совсем не страшно. А еще впервые начали появляться связные воспоминания о прежней жизни. Патрик трижды засыпал в уютном коконе из паутины, а когда в очередной раз открыл глаза, то осознал, что снова ощущает себя практически целостной личностью. Его память о прежней жизни вернулась, пусть воспоминания то и дело норовили спутаться, тогда как все, что он пережил в другом мире, по большей части испарилось из сознания. А еще он почувствовал, что его язык снова на своем месте.       Ты вернешься к людям, они тебе помогут.       Паутина больше не удерживала его, и Патрик поспешил покинуть пещеру, запрещая себе оглядываться по сторонам. Теперь он вспомнил, что находится вокруг и кого он может увидеть. И точно знал, что совершенно не готов к этой встрече.       Как только деревянная дверца осталась позади, за спиной раздался негромкий перезвон бубенцов. И в тот же момент в памяти всплыл образ Пеннивайза, яркий и четкий, а следом за ним не менее яркий образ совсем другого шута. Не оглядываясь, Патрик бросился прочь что было сил.       Ужас захлестывал его с головой волнами, яркие воспоминания, одно противнее другого, вспыхивали словно сигнальные огни, а следом накатывал жгучий стыд. Патрик знал, что Пожирательница Миров не причинит ему вреда и никогда не поведет себя с ним подобно Дандело. Знал — она не виновата в том, что сотворило ее дитя. И все же он не хотел и не мог себя заставить хотеть ее видеть.       Слишком яркими были воспоминания, слишком болезненными. И в то же время Патрик по-прежнему любил Пожирательницу и не желал злить, разочаровывать или невольно причинять ей боль собственными разбушевавшимися эмоциями.       У тебя будет много времени, чтобы прийти в себя и все обдумать.       Он бежал что есть мочи, совершенно не думая о направлении и об осторожности, лишь желая оказаться как можно дальше от логова и существа в нем обитающего. Несколько раз Патрик упал, еще чаще спотыкался и ударялся о стены, и в конце концов совершенно выбился из сил. В какой-то момент левую лодыжку пронзило острой болью и дальше выходило только еле-еле ковылять. Эмоции полностью подчинили его себе, а когда воспоминания вдруг начали истаивать, Патрика охватила самая настоящая паника, окончательно заставившая рассудок помутиться.       Дальнейшее Патрик узнал от полицейского, который услышал отчаянные вопли, доносящиеся откуда-то из Пустоши. Офицер Джеймс Нелл поначалу подумал, что какая-то собака провалилась в одну из многочисленных ям и сломала лапу. И каково же было его удивление, когда вместо псины он увидел крайне истощенного, дрожащего и выпачканного с ног до головы нечистотами парня.       Более-менее в себя Патрик пришел уже в палате интенсивной терапии центральной больницы Дерри. Его отмыли, накачали успокоительными и в любой момент готовы были подключить к аппаратам жизнеобеспечения.       Однако таких радикальных мер не потребовалось. Несмотря на сильное истощение, обезвоживание и общее переохлаждение, а также больше число ушибов, ссадин разной степени глубины и вывихнутую левую лодыжку, состояние Патрика оставалось стабильным. По крайней мере это касалось физического аспекта.       Потому что я даю тебе выбор.       В отличие от тела, разум его находился в куда худшем состоянии, пусть самое страшное и осталось позади. Патрик все время находился на грани паники. Ему казалось — еще немного и воспоминания снова пропадут и больше уже не вернутся. Он потеряет себя окончательно.       Каждую ночь ему снились кошмары, главную роль в которых играли Дандело и Алый Король, отчего он просыпался от собственных криков.       Его язык снова был на своем месте, но у Патрика никак не выходило поверить в это. Он ощущал его, мог им шевелить, но не решался заговорить, словно от одного этого действия тот растворится во рту, словно его и не было. И как бы доктора ни бились, но Патрик так и не произнес ни единого слова.       Он помнил все о себе — большую часть времени по крайней мере — но словно бы специально упрощал воспоминания, не заострял на них внимания кроме самого необходимого. Он без проблем ориентировался в пространстве и времени, не был агрессивен, не пытался наложить на себя руки, понимал все, что ему говорили, и отвечал на все вопросы по большей части правильно — письменно, конечно — если понимал, что именно этого от него хотят. А когда от него не требовалось демонстрировать насколько хорошо он воспринимает окружающую действительность — Патрик тут же замыкался в себе, словно уходил в какой-то собственный внутренний мир, где ему было уютнее и спокойнее, отрешаясь от окружающего.       Ты можешь навсегда покинуть Дерри, и если поступишь так, то твои воспоминания о городе и обо мне полностью исчезнут, так же, как жители города, в том числе твои знакомые, забудут о тебе.       Он рассказал все, что мог о себе полиции и докторам, правда старательно обходя непривычные простым людям, необычные подробности. В итоге вышло не так уж много: Патрик хорошо помнил, как спустился к Кендаскигу в день, когда пропал, и как брел по канализации в день, когда вернулся, а все остальные воспоминания были смутными и обрывочными. Его держал в подвале некто, называвший себя Джо Коллинз, но даже внешности своего пленителя Патрик не мог толком описать.       Из его небольшого рассказа полицейские пришли к выводу, что некто похитил Патрика, увез далеко от Дерри и истязал на протяжении длительного времени. Скорее всего, насилие было так же и сексуальным — хотя доктора не нашли ни одного характерного следа на теле, но склонялись к версии, что их, вероятно, старательно избегали оставлять. А когда игрушка почти вышла из строя — похититель попросту выбросил полуживого Патрика в канализацию Дерри, полагая, что тот там очень быстро сгинет. Патрик не пытался оспорить эту версию, потому что она во многом была верной, и очень хорошо укладывалась в рамки той реальности, в которую верили окружающие его люди.       Ты начнешь жизнь с чистого листа, свободный от своей Судьбы, от болезненных воспоминаний и от меня.       Сам Патрик в свою очередь практически не задавал вопросов. Он не пытался выяснить, что будет с ним дальше, не спрашивал название больницы, не интересовался никакими происходящими в мире событиями. Все время он только рисовал, прерываясь лишь на сон и еду.       Впрочем, всю необходимую информацию Патрику предоставили и так. Он узнал, что отсутствовал в родном мире чуть больше трех лет. Поначалу его пытались отыскать, но так и не преуспели. В итоге поиски быстро прекратили и про Патрика практически забыли, так легко и просто, как это обычно происходит Дерри. Его отец около полугода назад, когда деньги на выпивку в очередной раз закончились, устроился работать на стройку и буквально через неделю погиб в результате несчастного случая. Расследование постановило, что вина в гибели Рика Дэнвилла полностью лежит на строительной организации, которая непростительно пренебрегла мерами безопасности своих подчиненных, и обязало ее выплатить родственникам погибшего материальную компенсацию.       А так как кроме Патрика у Рика не осталось живых родственников, то деньги были переведены на его счет, который когда-то давно открыла на его имя Элен Дипно и который так и не был заморожен, несмотря на то, что Патрик Дэнвилл считался пропавшим без вести. И теперь, если будет на то желание, Патрик мог ими воспользоваться.       Впрочем, собственное материальное положение — это последнее, о чем Патрик задумывался все эти дни.       Ты заслужил это, малыш Патрик, и, если выберешь этот путь — я не стану держать на тебя зла.       Когда угроза для жизни окончательно миновала, его перевели из Дерри в Бангор, в более крупный и оснащенный медицинский центр, для более подробного обследования. В конечном счете доктора сошлись во мнении, что Патрик совершенно адекватен, а все его поведение и панические атаки являются проявлением перенесенной сильной психологической травмы.       Они давали ему самые благоприятные прогнозы, при условии, что Патрик продолжит реабилитацию и дальше.       Тогда лишь после твоей смерти мы вновь воссоединимся и станем единым целым в Мертвых Огнях.       Доктора признали Патрика совершенно вменяемым, способным обслуживать себя и отвечать за себя. Через пять дней, когда придут последние результаты анализов — и они будут в совершенном порядке, в том Патрик ни минуты не сомневался — его выпишут, дав адрес нескольких хороших реабилитационных центров. Патрик сможет выбрать тот, который придется ему более всего по душе — деньги, которыми он теперь владел, позволяли ему воспользоваться услугами любого из них.       Ну а если вдруг Патрик не захочет связываться ни с какими центрами, то в любой момент сможет воспользоваться услугами психолога, если станет слишком тяжело.       И, откровенно говоря, Патрик склонялся к мысли, что реабилитационный центр это не такая уж плохая мысль. Там он сможет еще некоторое время побыть наедине с собой, ну а после все же попытаться научиться вновь жить вместе с другими людьми.       Если же ты захочешь остаться со мной, то просто возвращайся в Дерри, когда решение будет принято.       Патрик закончил рисунок розы и закрыл альбом. Рисовать что-то еще больше не хотелось. Быть может, все же отправиться в палату и подремать немного перед обедом не самая плохая идея. Воспоминания далеко не всегда выматывали его, но сейчас они словно набросились на него с утроенной силой.       Потому что Патрик был уверен, что если он отправится в реабилитационный центр, то выйдет из него уже совсем другим человеком. Спокойным, уравновешенным и совершенно ничего не помнящим о себе прошлом, лишь самые основные, ключевые факты.       И как же отчаянно он этого хотел.       Стать свободным. Забыть все болезненное. Не думать больше ни о какой судьбе, ни о каком предназначении, ни о какой Башне. Просто жить, плывя по течению и наслаждаясь спокойным существованием. Денег ему на первое время хватит, ну в потом он мог бы продавать свои рисунки, чтобы сводить концы с концами.       И вновь, как много раз до этого, от подобных мыслей сердце Патрика быстрее забилось, наполняясь надеждой, предвкушением и одновременно стыдом. Потому что, несмотря на все слова и обещания, ему казалось, что своим выбором он фактически предает Пожирательницу Миров и свои чувства к ней.       Все это уже когда-то было.       Когда-то он точно так же хотел быть свободным. Он боролся. Он рвался. И в итоге добился своего, но так и не обрел счастья и покоя, более того, едва не лишился рассудка и самой жизни.       Да, сейчас все обстояло совершенно иначе, он не сбегал — его отпускали. И память не должна была больше тревожить его, заставляя тосковать по родному городу.       И все же Патрик слишком хорошо помнил, через что ему пришлось пройти, чтобы осознать наконец свои чувства к Пожирательнице, чтобы понять и принять ее. Помнил, какой высокой оказалась для них обоих цена за это взаимопонимание. Помнил, как счастлив был, когда перестал убегать от самого себя. Имел ли он право перечеркивать все это, фактически обесценивая?       И какая-то часть его настойчиво твердила, что нет, не имел он такого права.       Да, для Оно несколько десятков лет ничтожно малый срок, и то попросту спокойно дождется, когда Патрик закончит свой земной путь, и уже после воссоединится с ним. По большому счету Пожирательница больше не нуждалась в нем — предначертанное было исполнено и уже не было никакой необходимости беречь избранника Судьбы и держать его рядом с собой.       И все же, когда Оно впервые в жизни поступило не как хотело само, а дало Патрику самый настоящий выбор — он растерялся.       По-настоящему начать жизнь с чистого листа было дико заманчиво. Но в то же время Патрик не был уверен, что своим решением он не вычеркнет из своей жизни что-то очень важное, что все это время делало его самим собой.       Размышлять об этом было почти что физически больно. Сомнения никак не удавалось загнать вглубь себя. Тревога то и дело норовила выйти из-под контроля и вновь перерасти в панику.       Кажется, медсестра что-то сказала ему, когда он проходил мимо, но Патрик лишь бездумно кивнул, не вдаваясь в смысл услышанного и не пытаясь даже запомнить сказанное.       О том, что послушать медсестру все же стоило Патрик понял, когда приблизился к своей палате. Кроме него в ней не было пациентов, но сейчас совершенно точно он ощутил, что внутри кто-то есть.       Кто-то пришел к нему.       Патрик замер у самого входа, судорожно сжимая альбом во враз вспотевших руках. Неизвестность пугала его. Кто мог захотеть его навестить? Кто вообще мог узнать о нем? На ум отчего-то сразу пришли отвратительные крысолюди, прячущиеся под человеческими масками.       А что, если они еще не знают о судьбе своего Господина? Вдруг они продолжают слепо выполнять его приказы, не осознавая, что в тех уже нет никакого смысла?       А, может быть, там кто-то еще хуже?       Острая боль и металлический вкус крови, мгновенно наполнивший рот, вывели Патрика из испуганного оцепенения. Похоже, он снова до крови прикусил губу, но на сей раз не мог не признать, что эта неприятная привычка пришлась кстати.       Патрик закрыл глаза и сосредоточился — и тут же облегченно выдохнул, мысленно отвесив себе хорошего пинка. В палате его ждал самый обычный человек. Никаких монстров и никаких их прихвостней. Если бы он сразу прислушался к себе, то его воображение попросту не успело бы разгуляться так сильно.       Чувствуя, как на смену страху приходит жгучее любопытство, Патрик решительно толкнул дверь и быстро прошел внутрь.       Первое, что бросилось ему в глаза — стоящий на подоконнике горшок с прилично разросшимся лимонным деревом. И еще до того, как его нежданный посетитель обернулся и заговорил, Патрик понял, кто пришел к нему.       — Мне пришлось пересадить его. В твоем горшке ему стало тесно, — обманчиво спокойно проговорила Натали Дипно, а потом метнулась к нему и с такой силой толкнула в грудь, что Патрик не удержал равновесия и повалился на кровать, невольно выпуская альбом и карандаш из рук и слыша, как те с громким стуком упали на пол.       Патрик во все глаза смотрел на Нат, узнавая и не узнавая одновременно. Три года — совсем небольшой срок, и когда живешь с кем-то бок о бок, почти не замечаешь изменений в нем. Но достаточный, если все это время не видеться.       Нескладная девочка-подросток исчезла, ее место заняла миловидная девушка с длинными черными волосами, собранными в немного растрепанную косу, и пронзительными голубыми глазами, которые сейчас едва ли не метали молнии.       — А я говорила тебе! Я говорила, что твоя затея не приведет ни к чему хорошему! Ты дурак, Пат, кретин, каких поискать! И это я тоже тебе уже говорила. Раз сто! Я до последнего не верила ни твоему доктору, ни себе, но теперь-то вижу, что все-все оказалось правдой. Ну как ты мог довести себя до такого, Пат?!       Натали несколько секунд продолжала сверлить Патрика полным ярости взглядом, а потом отступила, без сил опустилась на стоящий в углу стул, закрыла лицо руками и отчаянно разрыдалась.