Среди снегов и тумана

Якобссон весь день мерил шагами гостиную и думал о случившемся. Стыдно было за своё поведение. Почему он не сдержался? Почему сорвался и наорал, как какой-нибудь мудак, не дав возможности другому высказаться? Может, не надо было выставлять Берга на улицу? Но Ларс до жути страшился правды, боялся услышать одну из тех историй, где рассказчик обвиняет всех и вся в своих проблемах в надежде, что его, бедного-несчастного, пожалеют и поглядят по головке, и от осознания этого было тошно. Ларс ещё раз просмотрел найденные фотоизображения и заметил одну странность. Фотографии Хидде с альфой и омегой датировались около четырёх лет назад, когда ему стукнуло девятнадцать. Дальше шёл долгий перерыв, в течение которого в прессе отсутствовали любые упоминания о гамме. А нынешних снимков было с гулькин нос, и то с одного королевского приёма, устроенного в честь юбилея правящего монарха. На этих фото Берг красовался в смокинге и, несмотря на наличие пирсинга и дредов, был сногсшибателен. Хидде растянул губы в своей задумчивой джокондовской улыбке, и Ларс в энный раз напомнил сам себе, какой же он всё-таки придурок. Якобссон изучил все доступные фотографии с того приёма, но ни Петера, ни Михила в радиусе досягаемости Берга не наблюдалось. Они расстались с Хидде? Или это совпадение? Его размышления прервал звонок мобильного. Якобссон не хотел отвечать и намеревался нажать на сброс, но, увидев, кто добивается его внимания, в последний момент передумал. Звонил Мюллер из «Олимпии». - Да, Дитрих, чего тебе? – пробурчал Ларс, приготовившись к словесному поносу знакомого. - Слушай, Ларс, - Мюллер вещал явно откуда-то из подземелья, потому как его было почти совсем не слышно. – Заклинаю всеми богами, приди и сделай с ним что-нибудь. Мои силы уже иссякли. Якобссон удивлённо хмыкнул. - Я не улавливаю твою мысль. Что сделать? С кем сделать? - С ван дер Бергом! – взвизгнул Дитрих в трубку. – Он чуть ли не с утра сидит в баре и пьёт! - И что? – небрежно кинул Ларс, но сердце сжалось от воспоминаний. – Хочет – пускай пьёт. Он совершеннолетний, имеет право. - Ах, так! Вот как ты со мной поступаешь?! – воскликнул Мюллер. – Приволок его ко мне в гостиницу, а мне расхлёбывай?! - Вообще-то, он твой постоялец, заплативший дохуища денег за номер, - напомнил Якобссон. – Так что тебе по должности положено расхлёбывать его капризы. - Ну, пожалуйстааа… - на другом конце провода послышались всхлипы. – Оливер меня убьёт, если будет хоть малейший скандал… Ну, спаси меня. Что тебе стоит? Вы же друзья с этим ван дер…тьфу! Дурацкая фамилия! - Не друзья мы с ним, - возразил Ларс. - Да какая разница?! – бесился Дитрих. – Просто разрули эту ситуёвину! А взамен проси всё, что душе угодно! Обещаю, выполню любое твоё желание! - Ладно, скоро буду, - сдался Якобссон и отключился. Ничего ему не было нужно от Дитриха. С такими людьми, как он, лучше не связываться, ибо дашь однажды слабину – они потом на шею залезут. Но он чувствовал вину и беспокойство за Хидде. В баре отеля было немноголюдно. Дитрих ткнул пальцем в дальний угол, и Ларс усмотрел за столиком Берга, подпирающего рукой голову и потягивающего алкоголь из бокала. - Ты мне соврал что ли? – приподнял бровь Якобссон. – Я думал, он подчистую опустошил твой винный погреб, а у него всего одна бутылка стоит. Да и на бухого он не похож. - Одна, две, три, десять – не имеет значения! – Мюллер подтолкнул его в направлении Хидде. – Он странно себя ведёт, а это уже наводит на определённые мысли. У Ларса кулаки зачесались заехать Дитриху по морде, но потом вони не оберёшься. Якобссон не торопясь приблизился к ничего не подозревающему Бергу и спросил: - Можно присесть? Хидде в испуге вскинул голову и уставился на него. - Ба! Кого я вижу! Не весь ушат грязи на меня вылил? Ещё что-то осталось? – съехидничал Берг. Он был выпивши, но ещё не пьян. Ларс взял бутылку и нагло отхлебнул из горла. - Это моё! – запротестовал Хидде. - Неплохое пойло, - констатировал Якобссон, вытирая ладонью рот. Он поставил стеклотару на место и сел напротив, так и не дождавшись разрешения. Хидде недоверчиво зырил на него, сжав губы. - Ты прости меня, - в упор глядя на собеседника, сказал Ларс, когда пауза слишком затянулась. – Я не должен был так себя вести. Это твоя жизнь, и я не имею никакого права… Тут он осёкся и замолчал. - Не имеешь права ревновать меня, - закончил за него Берг. - Так ты считаешь? Якобссон безмолвно кивнул. - А вот я был бы не против. Но не до такой степени, как сегодня, - откликнулся Хидде и пригубил спиртное. – Ты повёл себя, как последняя свинья! - Ты прав, - не стал отрицать Ларс. – Я мразь и сволочь. - Нет, ты хуже. Намного хуже, - шипел Берг. - Но отчасти я понимаю тебя, а потому не могу не простить. Было время, когда ненависть буквально переполняла меня. И если бы тогда у меня была возможность, я бы к херам напалмом всё сжёг. - Не хочешь поделиться? – предложил Якобссон. - А оно тебе надо? – горько усмехнулся Хидде. - А тебе? Берг пожал плечами. - Тогда приготовь носовой платочек и слушай. С Петером и Михилом я познакомился, когда поступил после школы в колледж. Мы сразу подружились и были не разлей вода. Была ли это настоящая любовь на троих? Не знаю. Но влюблённость всё же присутствовала в наших отношениях, и мы были первыми друг у друга в сексуальном плане. Мы понимали друг друга с полуслова и полувзгляда, и нам казалось, что эта идиллия будет длиться всю жизнь. Мы реально планировали пожениться все втроём. Понимаю, бред, и только двое могут заключить брак, но тогда мы свято верили, что нам море по колено. Однажды, нас пригласили на студенческую вечеринку. Выпивка, танцы до упаду, веселье через край – в общем, все атрибуты бесшабашной молодости. Петер и Михил надрались вусмерть. Я тоже был подшофе, но всё же кое-как довёз их до нашей общаги. Как мы тогда в аварию не попали – ума не приложу, видимо, так было предопределено свыше. Короче, свалил я их на кровать и устроился рядом. Они тотчас засопели, да и я тоже моментально отключился. Продрал зенки я от резкой боли в животе. Меня так скрутило, что малейшее движение причиняло жуткую боль, но лежать и терпеть тоже было невмоготу. Я попытался растолкать Михила и Петера, но они не проснулись. Попинав их руками и ногами, я понял, что придётся самому выкручиваться, и с трудом дополз до своей мобилы, которая валялась где-то на полу. Набрал службу спасения и прежде, чем потерять сознание, попросил вызвать скорую. Когда очнулся на больничной койке, выяснилось, что я пролежал в коме три дня. А Петер и Михил… Хидде запнулся. Он схватил бутылку, плеснул себе алкоголя в фужер и залпом выпил. Он был бледен, как полотно. У Ларса подступил комок к горлу, предчувствуя что-то страшное. - Проще говоря, тогда я очухался в постели с двумя трупами. Оба мои альфа и омега умерли во сне. Врач сказал, что доза яда в их крови была настолько огромной, что они практически не страдали, просто заснули и тихо скончались. Меня это потрясло до такой степени, что я проклял свою везучесть. В тот момент меня охватили такие эмоции, что я почти ничего не соображал. Помню, кричал, дабы меня тоже лишили жизни, помню папины слёзы и виноватый взгляд отца, а братья глотали успокоительное. Даже сейчас я иной раз жалею, что выжил. Берг откинулся на спинку стула и сумасшедше улыбнулся, глядя на Якобссона взором ненормального. - А знаешь, что было на самом деле? Ларс осознавал, что это, своего рода, риторический вопрос, и Хидде и так расскажет, но всё равно проблеял, ощущая сухость во рту: - Нет… - О! Это очень банальная, но оттого не менее своеобразная история. Мой отец, весь такой из себя крутой бизнесмен, построил свою империю практически с нуля, и для меня с братьями он всегда был кумиром, кем-то недосягаемым, чуть ли не богом. Но как-то раз он положил глаз на одну фирму. Не сказать, что эта фирма была каким-то прибыльным предприятием, скорее, она дышала на ладан. Отец предложил владельцу продать её ему, но тот отказался, сказав, что ещё не всё потеряно. Но мой родитель не сдался. Он специально обанкротил эту контору и купил её за гроши. А уже бывший владелец затаил обиду. В ходе расследования выяснилось, что у него в моём колледже учился родственник, он-то и помог ему провернуть дельце - был устроителем той самой вечеринки. Этих дебилов повязали практически сразу, они даже не удосужились улики скрыть. На первом же допросе оба во всём сознались. Парень слёзно уверял, что доза не должна была причинить вреда, тем более, до летального исхода; а экс-владелец той фирмы повторял, как заведённый, что это его месть и поделом нам всем. Нет, я прекрасно осознаю, что это бизнес и всё такое, и никто не застрахован от подобного. Но, блять, Петер и Михил тут при чём? Они-то ни в чём не виноваты! Вся их вина состояла в том, что они были вместе со мной! Лучше б мы никогда не встречались, и они остались бы живы. Слава Богу, пресса не донимала меня во время расследования и судебного процесса, иначе я бы с катушек слетел. Отец позаботился, чтобы меня никто не беспокоил и не лез в моё горе. Хидде глубоко вздохнул, набирая в лёгкие побольше воздуха, и через секунду громко выдохнул, силясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Руки его дрожали, и он заелозил от волнения. Ларсу стало жаль его. - Но ты тоже ни в чём не виноват. Ты такая же жертва. И не надо корить себя за преступление других людей, - мягко и вкрадчиво произнёс Якобссон. - Я знаю, но от этого не легче, - усмехнулся Берг. – Четыре года я с этим живу. Четыре года не нахожу себе места. А по ночам просыпаюсь с ощущением, что ко мне прижимается кто-то холодный с синей кожей и пустыми глазницами. С тех пор я обязательно сплю при свете, иначе не усну. Ларс покачал головой, сжав кулаки. Захотелось собственными руками придушить тех двоих, которые такое сотворили. - Надеюсь, этим сволочам нехило прилетело, и они ещё долго не выйдут на свободу. - Они никогда не выйдут! – припечатал Хидде. – Прокурор просил суд назначить обоим смертную казнь. Мои родители, а также предки Михила и Петера были согласны. Но я, как потерпевший, потребовал для них пожизненное. - Почему? – поразился Якобссон. Берг подался вперёд и ядовито прошептал: - Чтобы они жили в четырёх стенах и мучились от осознания, кто им сохранил жизнь и заставил влачить такое жалкое существование. Я хочу, чтобы они сгнили в тюрьме. Смерть – это роскошь! Её надо заслужить! – он помолчал мгновение и спросил. - Ты меня осуждаешь за это? - Нет, - не моргнув ответил Ларс. – Ты сделал то, что посчитал нужным в тот момент. И, в каком-то смысле, ты имел на это право. Я сам много пережил, когда служил, всяко бывало, и знаю, что все мы несём ответственность за свои поступки. Те подонки получили по справедливости. И, во всяком случае, с тобой в итоге всё хорошо. В этот миг лицо Хидде искривилось, взгляд его остекленел, и Якобссону стало не по себе. - Хорошо, говоришь? Ну да, я выжил, но заплатил слишком дорого за это. То отравление имело последствия. Мне сперва ничего не сказали - не хотели расстраивать. Но потом врач мне сообщил, что у меня больше никогда не будет детей. Представляешь? Я, гамма, и бесплоден, будто меня стерилизовали, и вследствие этого аромат притупился. Я не смогу ни зачать ребёнка, ни выносить. Пус-то-цвет! Ларс побелел, а к горлу подступила тошнота. - Быть не может… - прошелестел он, и вновь бутылка оказалась в его руке. Якобссон припал губами к горлышку, как изнывающий от жажды, и вскоре ёмкость опустела. - Ещё как может, - Хидде говорил буднично, словно это была пустая сплетня, которая уже завтра забудется, отчего становилось ещё более жутко. – Я сначала не поверил. Прошёл обследование в одной клинике, потом в другой, в третьей… Везде было одно и то же: никакой надежды на исцеление. Я уехал за границу, но и там не произошло чуда. Я обратился к традиционной медицине, ходил к знахарям, шаманам и ещё Бог знает кому – и ни черта! Даже в Тибет ездил. Я готов был на Луну смотаться, лишь бы в результате был бы хоть один процент из ста, что у меня будет свой ребёнок. Но, когда я окончательно осознал весь ужас моего положения, начался настоящий ад. Я решил, что если мне не суждено быть родителем, то и жить не за чем. Я впал в такую депрессию, что порезал вены, и психушка почудилась на горизонте; благо папа вступился за меня и не позволил увезти. А после я пошёл вразнос. Напивался в барах, дрался, пробовал наркотики, трахался с кем попало и где попало. Я жил одним днём и буквально звал смерть, но костлявая явно забила на меня. Ларс нахмурился, прикидывая, что Хидде совсем не похож на торчка или пьяницу. Скорее, он выглядел даже лучше своих лет. Но упоминание о разгульной половой жизни неприятно кольнуло. - Но одним прекрасным утром всё изменилось, - продолжал Берг, не замечая, как Якобссон на него смотрит. – Я проснулся в обшарпанном мотеле в одной постели с похмельем и каким-то толстопузом. Он одновременно храпел и хрюкал, а его брюхо качалось в такт дыханию и было похоже на желе. Мне это показалось настолько смешным, что я заржал в голос. Этот гиппопотам тут же вскочил и уставился на меня своими свиными глазками. Мне так стало противно, что я полчаса блевал в туалете от одной мысли, что трахался с ним. Но последней каплей были деньги, которые он мне протянул, когда мы прощались. Он решил, что я проститутка, хотя в моих силах было купить и весь отель, и его самого со всеми потрохами. До меня в тот день дошло, что надо взять себя в руки и как-то дальше продолжать жить. К тому моменту я запустил учёбу в колледже, и меня чуть не выгнали. Но я сумел нагнать программу, и всё обошлось. А по окончании колледжа я открыл своё дело: приобрёл магазин для взрослых у одного знакомого, с которым мы в пору моего распутства посещали БДСМ-клуб. Дела сперва шли не ахти, но потом я сумел раскрутиться, сделав неплохую рекламу, и начал прилично зарабатывать. Папа и братья с энтузиазмом восприняли мою авантюру, а вот отец был недоволен и ворчал, что я позорю семью. Но через год он поменял своё мнение, когда мой доход чистыми перевалил за полтора миллиона. И сейчас работа – это то, чем я живу. Ни семьи, ни возлюбленного, ни ребёнка. Хидде замолк, а Ларс задумался. Он всегда полагал, что им, бетам, достались едва ли не все тяготы жизни, а остальным космически свезло. Но, как говорится, богатые тоже плачут. У Берга с самого рождения было всё и даже больше, но в итоге и лиха он хлебнул за десятерых, а ведь в тот момент ему не было и двадцати. Хоть Хидде и опустился когда-то на самое дно, но всё же сумел справиться с собой, и теперь перед Ларсом сидел успешный и привлекательный гамма, пусть и с печалью в глазах. Якобссон протянул руку и взял ладонь Берга в свою. Ларсу хотелось как-то ободрить его, поддержать, и первые пришедшие на ум слова сами слетели с языка прежде, чем он осмыслил, что говорит: - Не переживай. Всё будет хорошо. Ты обязательно встретишь замечательного человека и обретёшь с ним своё счастье… Не успел он договорить, как Хидде вырвал свою руку и процедил, недобро сверкнув глазами: - Да неужели?! От тебя ли я это слышу? Если ещё не дошло, то я встретил замечательного человека, как мне казалось. Но недавно выяснилось, я на хрен ему не облокотился! А после того, что я ему рассказал, так и подавно! Берг встал из-за стола и бросил пробегающему мимо официанту, указывая на бутылку: - Запишите на мой счёт. Официант кивнул и унёсся по своим делам. - Ты куда? – запаниковал Ларс и тоже поднялся. - В свой номер. Я спать хочу, - небрежно ответил Хидде. - Ты придёшь завтра?.. – робко поинтересовался Якобссон. Берга передёрнуло от его вопроса. - Ты же выгнал меня. А теперь жалко стало? Так вот, можешь засунуть свою жалость сам знаешь куда! И Хидде, резко развернувшись, буквально вылетел из бара. *** Ещё одна бессонная ночь тянулась бесконечно долго. Ларс сидел на подоконнике, смотрел на искрящийся лунными бликами снег и абсолютно не замечал этой красоты. Все его мысли были обращены к Хидде и его истории. Он злился на людей, которые поломали жизнь Берга, на его отца, который допустил такое, на весь белый свет, на вселенскую несправедливость, а больше всего на себя самого. Якобссон прекрасно осознавал и ранее, что Хидде далеко не монах и не обязан был придерживаться целибата, но ревность, взыгравшая при виде альфы и омеги возле него, затмила здравый рассудок. Он должен был изначально выслушать Берга, а не прогонять, как надоевшую попрошайку. Ларс обидел его, очень сильно обидел, и теперь надо было постараться, чтобы загладить свою вину. А что если признаться Хидде в своих чувствах? Честно рассказать, что любит его? Поверит ли он после всего произошедшего? Или опять решит, что Якобссон его жалеет? Ларс слез с подоконника, ощущая свинцовую усталость, вразвалку дошёл до дивана и мешком повалился на него. Подушки ещё хранили сладковатый мускусный запах. Свернувшись калачиком, Якобссон уткнулся в них носом и скоро задремал.