I'm here

Локи тянет с ответом и пробует на вкус то, что плескалось в стакане и тут же морщится: — Мне кажется, или это топливо для этой посудины? Отвратительно. Тору остаётся помалкивать, что он уже выхлебал пару графинов, но так и не почувствовал ни облегчения, ни опьянения, ни отвращения. И горечь его мыслей эта гадость не заглушила. Трикстер показательно щелкает пальцами и стоящий на столе графин и жидкость разлитая по стаканам меняются. — Думаешь алкоголь тебе хоть как-то поможет? Брат привычно ершится и за словом в карман не лезет, Тор отвечает с улыбкой и некоторой ленцой, словно парировать фразы Локи ему не хочется, но и молчать в ответ решительно невозможно: — Я не думаю. Локи понимает — чувствует — что нельзя продолжать вот в таком, полушутливом тоне, словно ничего и не произошло. Тор говорит то, что не может не произнести, и трикстер пытливо всматривается в его лицо. И видит, насколько Тор сомневается. Читает, словно открытую книгу, все мысли, которыми его брат загружен. И точно знает, что теперь Тор готов стать правителем. Не тогда, когда он веселился и балагурил на пирах, уверенный, что правление — это такое же веселье, не тогда, когда самодовольно заявлял, что именно он — будущий король Асгарда, а сейчас, когда полон сомнений. — Мне было проще, я воспользовался отлаженной системой правления отца, — покачивая в руках стакан и вино в нём, Локи хмыкает и прячет чувства за тонкой, словно стилет, усмешкой, — раздавал указания, многое переложив на чужие плечи, и наслаждался жизнью. Тебе, к слову, это же советую — не стоит одному нести эту ношу, собери людей, которым доверяешь, распредели обязанности, прислушивайся к советам, но больше думай сам. — Проще, говоришь? — Тор вертит в пальцах граненое стекло, но лишь за тем чтобы занять чем-то руки, — при тебе Асгард не знал войн, и мы помогали другим найти мир. Но в одном ты прав — в одиночку мне это не вытянуть. И, кажется, одного советника я себе уже нашел, — Тор улыбается, искренне и легко, без былой горечи, словно она отступила совсем, а не затаила своё жало там, на самом донышке сердца, — если ты, конечно, не против. И приподнимает стакан, словно это мог быть хороший тост. — Только если ты мне выделишь роскошные апартаменты на этой посудине. И только не говори мне, что мест здесь больше нет. Локи подходит ближе и кладет бледную ладонь на сильное, смуглое плечо: — У тебя всё получится. Только эта твоя идея отправиться в Мидгард — очень глупая. Никто нас там не ждет. Люди злы и трусливы. Большинство из них, и ты это знаешь, не спорь! Люди бояться того, чего не понимают, что превосходит их по силе, и пытаются уничтожить то, что вызывает их страх. Ты же не хочешь, чтобы за нами всеми, за каждым асом велась охота? Ты же не хочешь, чтобы твой народ прятался по трущобам? Сильно они захотят, чтобы такие как мы были среди них? Самым ужасным было то, что Локи был прав, и Тор это понимал. Совершенно отчётливо, но всё равно не собирался менять своего решения. Не из упрямства, а не зная других, лучших вариантов. — Да брось, — он пытается отмахнуться от всех доводов брата, но они слишком весомы, чтобы можно было закрыть на них глаза. И слишком правдивы и терзают мысли самого Тора, чтобы выдержать оборону сомнений с двух сторон. — Я знаю, — со вздохом отзывается он на слова Локи, хоть и хмурится, словно его речь вызывает у него сомнения, — Я всё это знаю. Но нас не ждут не только в Мидгарде, но и в любом другом мире. Мы можем воззвать к политическим союзам, но это мало что нам даст — даже если кто-то распахнет нам двери своего дома, он всё равно не будет рад нас видеть. Я так же желаю лучшего для нашего, — он интонацией выделяет слово, ставшее ключевым в разговоре, — народа. Ведь Локи не всё равно. Иначе он не был бы здесь, не давал бы совет, не высказывал сомнения. Не был бы рядом. По-настоящему. — Но послушай, мы сейчас как лёгкая добыча. Память Мидгарда ещё свежа о том, как я помог им преодолеть их завоевание и конец света, — Тор умалчивает, что одно из завоеваний было организовано самим Локи, это то, с чем придется столкнуться в будущем, но серьезной проблемы Бог Грома в этом не видел, разве что ещё не знал, какими словами объяснится со Стрейнджем, — Если воззвать к их чувству долга, то можно выиграть время. Нашим людям нужна земля под ногами, небо над головой и отдых, а не невесомость вокруг и незнание, чего ждать от завтрашнего дня. Было бы здорово, если бы они могли поселиться там, остаться навсегда. Мидгард стал Тору родным, достаточно понятным и близким, но Громовержец понимал, что Земля и Асгард слишком разные, чтобы безболезненно сродниться. Скорее всего, один из двух миров попытается поглотить другой, а это может привести лишь к войне. — Тор! — Трикстер повышает голос, пытаясь достучаться до здравого смысла брата, — Не равняй людей по себе! Это у тебя есть благородство и чувство долга! А у людей — нет! И Тор чувствует, насколько Локи прав в своих пусть и резких, но достаточно метких суждениях. Не стоит равнять людей по себе. Не стоит им доверять. Не стоит мерить на них собственные идеалы. Их жизнь коротка и быстротечна, сами они, подвижные словно пламя, точно так же то разгораются, то гаснут. Они жалуются, ропщут, ищут виновных во всех, кроме самих себя. Люди слабые, хрупкие, ненадежные — об этом говорил ему Локи. И Тор знал это, но уже видел в них и другое: силу, самоотверженность, стремления, доброту, храбрость. А храбрость тоже может быть очень разной. Тор знал, что у Мидгарда всё просто ещё впереди. — Локи, — теперь Тор кладет ему широкую ладонь на плечо, в молчаливой просьбе прислушаться и довериться, — я знаю, что это решение может казаться поспешным и не самым мудрым, но я нахожу его сейчас одним из лучших. Нам нужно время и место, где мы сможем отдохнуть и перевести дух, и Мидгард всё это нам может дать. — Тебя не переубедить, — вздох брата получается тяжелым, как и смирение, — свяжись хоть сначала со Старком, пусть сообщит обстановку и посоветует куда приземлиться. — Я выйду на связь с Тони, — Тор понимает необходимость ещё и предупредить об их появлении, чем свалиться мидгардцам на голову нежданно и практически в буквальном смысле, — обещаю. И если это дело не выгорит, то мы развернём корабль и полетим туда, куда укажешь ты. Улыбнувшись, Тор словно подводит черту в этом споре, в котором каждый так и остался при своём мнении, но ничего ужасного Громовержец в этом не находил. Тор верил в Локи — всегда. Возможно слишком самонадеянно и глупо, но в действительности Локи ещё никогда его по-настоящему не подводил. «Я боготворил тебя, брат», — уже сказал он однажды и был готов это повторить, изменив во фразе самую малость. Так было — и так будет. — А ведь мало кто мог представить тебя мудрым правителем, но эта роль больше подходит тебе, брат, чем мне. Всё, что делал я, до сих пор было связано лишь с войной и, боюсь, я могу повести наш народ только в новую битву, но никак не к миру. Тору всё кажется, что он не успел понять и научиться у отца чему-то важному, без чего царём не стать. А теперь у него нет времени. Вообще ни на что. Нужно срочно что-то делать, а что именно, он не понимает. Время просачивается через его сомкнутые ладони, требуя чего-то, чего ни оно, ни Тор не могут объяснить. Ему нужно бежать. Делать. Срочно. А то опоздает. А если совсем честно, то он уже опоздал. — Мне есть чему учиться, только время, кажется, неподходящее. Времени вообще нет. А теперь придётся схватывать всё на лету, а ошибки будут стоить вдвое, а то и втрое дороже. Тор отходит от столика и опускается в кресло, делает глоток вина, чувствует терпкий вкус, и как тепло угольком спустилось в желудок. — Давай сыграем, — предлагает он так серьезно, как только может. Только взгляд больше не настолько тяжелый, как ещё до их встречи. — Правила предельно простые: я задаю вопрос, ты отвечаешь сразу, не думая. Потом наоборот. Громовержец делает ещё один глоток и, подавшись вперед, локтями опирается на колени и испытующе смотрит на брата: — Честно сказать я не думал, что после Сакаара мы встретимся. Но ты пришел. Почему?