«Каждую ночь я рвал себе сердце, а по утрам оно снова срасталось».
Женя лениво накидывала на плечи пуховик, пробираясь сквозь толпу. Внезапно девушку схватили за руку. — Господи, Настя! Напугала! — Женька вскрикнула от неожиданности, но моментально расслабилась, увидев знакомое лицо. — Прости... Ты спешишь? — Чиги держала в левой руке бокал красного вина. — Ну, мне нужно Мирона везти домой, знаешь же. Ты с Ваней пришла? — Муродшоева очень хотела провести время с подругой, но дела не терпели отлагательств. — Ну а как ещё? Пришлось стрим на Godlike Machine отложить. Он меня сюда прям притащил, — Настя улыбнулась. — Звякни мне сегодня, пожалуйста, поговорим хоть. А то мне бежать надо. Сейчас они там упьются, а Мир и так уже ни черта не вывозит со своим здоровьем, — шатенка, поглаживая подругу по предплечью, сделала шаг назад. Чиги как-то погрустнела, ведь она сюда шла отдохнуть в компании Муродшоевой, но в то же время Настя понимала, что Женя должна идти, потому что ничего важнее проекта «Oxxxymiron» для неё не существовало. — Обязательно позвоню. Иди, отковыривай своего додика от барной стойки, — Белоусова попрощалась с подругой и неспешно ретировалась в неизвестно направлении. По всему периметру стойки толпился народ. Муродшоева помнила только примерно, куда отвели Мирона, поэтому около десяти минут она раздвигала худыми руками спины рослых мужчин, пыталась разглядеть за джунглями длинных ног симпатичных дам и мускулистых рук каких-то парней кроссовки или хотя бы куртку Фёдорова. — Женя! — когда менеджер услышала знакомый акцент, её немного отпустило. «Нашла!» Сквозь уверенную живую стену из чужих спин, выпутавшись из крепкой хватки какой-то очаровательной подвыпившей незнакомки, Муродшоева протянул руку Органик. Трэвис отрешённо от своей компании весь вечер пил из широкого стакана виски с колой, нехотя выслушивал постоянную болтовню местного бармена и пытался усердно отражать атаки одиноких красавиц. Рядом с ним в оживлённой словесной баталии сцепились Ваня, Лёха и Рикка. Тимарцев уже давно куда-то ретировался, а вот Мирон сидел за углом барной стойки и очень мило беседовал с какой-то незнакомкой. Девушка прижималась к рэперу всем телом, Федоров положил руку ей на бёдра, они что-то страстно шептали друг другу, почти соприкасаясь губами. — Что случилось? — Флитвуд был готов начать разговор на любую тему, лишь бы не продолжать общение с той приставучей девушкой. Женя бросила взгляд на Мирона, который уже был во всю готов выебать брюнетку в своих объятьях. — Ничего не случилось. Сядь, выпей, найди себе какую-нибудь тёлку, — в Муродшоевой закипала злость. Девушка отвернулась от Ганика и направилась в сторону Фёдорова. Трэвис погрустнел, но возвращаться за стойку не спешил. — Мирон! — Женя вторглась в личное пространство этой парочки, словно вихрь. Шатенка резко выпутала незнакомку из объятий Фёдорова и, толчком отправив брюнетку в свободное плавание, подняла рэпера на ноги. — Ты че, ахуела?! — Мирон не мог даже стоять, его шатало, а речь было трудно разобрать. Женя выдохнула и опустила глаза. — Ты мне обещал! Ты же знаешь правила! Что ты творишь?! Поехали домой, пьянь! — схватив со стула куртку Мирона, менеджер стала тащить рэпера в сторону выхода. — Пошла нахуй, Муродшоева! Ты заебала меня! Я тя уволю, блять! Отойди от меня. В пизду это здоровье. Хватит меня контролировать! Ты заебала меня. Я тебя ненавижу. Пиздуй нахуй! Я тут остаюсь! — Мирон совсем не мог держаться на ногах, да и говорил очень плохо. Он выдал все эти слова не думая, в нём от души пиздел алкоголь, но Жене все равно было больно. — Ладно. Оставайся. Быстрее сдохнешь, — шатенка всхлипнула, оттолкнула рэпера и побрела к выходу из бара. Трэвис не знал, что они говорили друг другу, но очень жесткую ссору между этими двумя видели все. Флитвуд взял куртку и, просачиваясь через толпу, пошёл за Муродшоевой. — Женя! — Ганик поймал девушку лишь на улице, около бара. Шатенка остановилась и медленно повернулась к Трэвису лицом. — Что случилось? — Ганик положил руку шатенке на предплечье. Женя дёрнулась. Она не хотела прикосновений, не хотела разговоров, она хотела плакать. — Ничего. Возвращайся, тебя там ждут. Я домой поехала, — Женя сделала два шага назад, медленно повернулась и побрела дальше. — Я с тобой, — Ганик зашагал вслед за Муродшоевой. — Нет! Я сказала - нет! Вернись в бар! Отстань от меня! — из глаз у Евгении брызнули слёзы. Наступила совершенная тишина. Ганик, остолбенев и выпучив глаза, смотрел на Муродшоеву, которая с истеричной резкостью накинула капюшон и побрела в сторону выезда.***
Женька закрыла за собой дверь квартиры, лениво стянула обувь и прошла прямиком в гостиную. Ноги потеряли силу, и девушка рухнула на диван прямо в тёплом пуховике. Гордая одинокая слезинка дорожкой скатилась по румяной щеке, упала на декоративную подушечку и пропала в волокнах ткани, оставив от себя еле заметное мокрое пятнышко. Шатенка повернулась на спину и устремила взгляд в потолок. Перед глазами прозрачным силуэтом стоял Фёдоров, который кричал Жене что-то обидное, омерзительное, очень неприятное. — Пошёл ты в пизду, Мирон Янович! — Женя закричала, что есть мочи. Её все равно никто не слышал, зато она могла хоть немного выпустить пар. Завтра они помирятся - это понимали все. Они не могут друг без друга долго. Но сейчас Муродшоева вдоволь могла его ненавидеть. Почти на час Женя ушла в глубокий омут ненависти, слёз и самоистязаний. Девушка повесила пуховик в шкаф, натянула огромную потёртую футболку, оставшуюся от бывшего мужа, убрала диски Мирона и фото с ним с полок в тумбочки, открыла бутылку вина и провалилась в горькое небытие. Ненадолго. Дверной звонок раздражающе задребезжал. Женя поднялась с дивана, поставила пустой бокал на кухонную стойку и лениво поплелась к входной двери. Пальцы обхватили вентиль дверного замка. Поворот. Поворот. Дверь отворилась. На пороге стоял Ганик. — Трэвис!? — Муродшоева от удивления высоко подняла брови и сделала пару-тройку шагов назад. Он прошёл в квартиру весь мокрый, продрогший и трясущийся. Одним движением он стряхнул ледяные капли с плоского козырька кепки. Женя чувствовала этот холод от промокшей одежды и пронизывающего питерского ветра, который несколько минут назад чувствовал Флитвуд. — Боже, Трэвис! Ты же весь промок! Как ты здесь оказался!? Там что, дождь?! Господи! — Муродшоева кинулась к рэперу, помогая расстегнуть его насквозь промокшую ветровку. — Да, дождь. Я поехал от бара на такси. Не помнил адрес. А таксист не знал английского. В итоге я минут сорок бродил по району. Продрог знатно, — Флитвуд усмехнулся. Его зубы стучали так сильно и громко, что и говорить Ганик толком не мог. — Молчи. Блин. Для чего ты это сделал? Вас бы с утра домой с Мироном в целости и сохранности привезли. Зачем ты один попёрся?! — шипела шатенка, пытаясь справиться с замком куртки, который запутался в шнурке толстовки. Трэвис дрожал от холода. — Я за тобой поехал. Я не мог тебя бросить, — в словах Флитвуда была доля правды. — Что за херню ты говоришь?! — Женя, стягивая с Ганика куртку, немного злилась, но не на Флитвуда, а на себя. Ведь из-за Жени он попал под дождь и чуть ли не сдох в питерском холоде. Девушка кинула куртку в шкаф. — Давай снимай, у тебя даже толстовка насквозь мокрая! — Муродшоева подцепила пальцами крася чёрной кофты. — Я сам, — Ганик положил свои ладони поверх ладоней Женьки. Девушка одёрнула руки, будто прикоснулась к чему-то очень горячему. — Твою мать! — шатенка будто испугалась, — У тебя руки совсем ледяные. Господи, и губы почти посинели! Девушка взяла мужские ладони в свои руки. Очень нежными движениями шатенка немного растёрла заиндевелую кожу, немного согревая пальцы Трэвиса своим дыханием. Флитвуд, приоткрыв рот, очарованно, внимательно следил за действиями петербурженки. Женя подняла глаза вверх, соприкасаясь взглядом с Гаником, аккуратно завела его руки себе под волосы, положила их себе на шею и накрыла его холодные ладони своими. Мороз обжёг её нежную шею, шатенка немного вздрогнула, но руки не убрала. Она уткнулась лбом в грудь Ганика и прикрыла глаза. Эта девушка не жалела тепла для других. Она отдавала всю себя заботе и любви к друзьям. — Тепло? — Муродшоева снова подняла глаза на Ганика только, когда почувствовала, что её шея стала полностью ледяной. — Теперь да, — он улыбнулся. — Пойдём быстрее, ты мокрый весь! Тебе надо переодеться, — Женя обошла Флитвуда и подтолкнула его в спину в сторону гостиной. Зайдя в гостиную, Ганик моментально воспроизвёл в голове душераздирающую картину, как Женя страдает в одиночестве от чужих слов: плед на диване небрежно брошен, около плиты на кухонном столе полупустая бутылка вина, на стойке пустой бокал. — Сядь здесь, закутайся в плед. Хоть бы не заболел, — Женя достала из холодильника молоко, налила его в огромную кружку и поставила в микроволновку, — Жди здесь. Сейчас приду. Ганик молчал. Муродшоева в спешке ретировалась в спальню и не было её чуть больше пяти минут. Вернулась шатенка со стопкой каких-то вещей в руках. — Вот. Сухая одежда. Переодевайся скорее, а то заболеешь. Я пока тебе попить сделаю, — Женя, направляясь к кухонной зоне, деликатно отвернулась от Трэвиса, чтобы не смотреть на него обнажённым. В огромной кружке горячего молока она щедро размешала две столовые ложки мёда. Из верхнего шкафчика была изъята пачка шоколадного печенья, которые были высыпаны в стеклянную миску. — Футболка прямо огромная. А носки - просто прелесть, — усмехнулся Флитвуд, обозначая то, что он переоделся. Женя предложила Органику в качестве сухой сменной одежды большую чёрную футболку со стёртой надписью «King», серые спортивки и тёплые шерстяные носки с сердечками. Женька посмеялась. — Носки мои, просто большие очень, извини, других не было. Футболка от бывшего мужа осталась. А вот штанцы Мирона, — Мурошоева, улыбаясь, переставила на стойку кружку молока и печенье. — Твой муж был здоровым мужчиной, — подметил Ганик. — Не будем об этом... Садись, тебе нужно обязательно выпить это, ну и печеньки съесть для поднятия духа, — шатенка тоже села за стойку напротив места, приготовленного Флитвуду. — Да я... Как-то не хочу, — спокойно возразил рэпер. — Так. Никаких «не хочу»! Ну-ка быстренько сел и всё умял, а то заболеешь ещё! — нахмурилась шатенка. Перед её приказательный тоном никто не мог устоять. Ганик сел и начал есть печенье с тёплым молоком. — Ты похожа на сестру, — молоко с мёдом Трэвису не нравилось всегда, но он всё равно сидел и пил его. — В смысле? — Муродшоева жевала печенье. — Она тоже добрая, и заботится о всех. О мне меньше всего, правда, но всё-таки, — Флитвуд с сожалением вздохнул. Женя встала из-за стойки, подошла к холодильнику, взяла оттуда небольшую пачку морса с трубочкой и вернулась на место. — Расскажи ещё о ней, о твоей сестре, — искренне попросила Муродшоева, пытаясь прогнать тревожные мысли о Мироне прочь. — Ну... Её зовут Анджел Флитвуд. Она самая лучшая сестра на свете. У неё есть муж. Он крутой мужик, достоин её. Ещё у неё есть две дочки, мои племянницы. Люси и Памела. Они просто невыносимые, но, блять, как же я их люблю! — Ганик, придавшись воспоминаниям, довольно закусил губу. — Я уверена, что они классные, — Муродшоева представляла, как Трэвис нянчится со своими милыми племяшками, пока его сестра что-то готовит на кухне. — А ты что расскажешь? — Флитвуд чувствовал, как тепло наполняет его тело, дикая дрожь пропадает. За окном ветер с размаху бил в окна. — Ну, сестра у меня есть. Ей пятнадцать. Она с родителями живёт в Душанбе. А это даже не в России. Не очень хочу об этом говорить, — Женя прочесала волосы пятернёй и снова стала тянуть брусничный морс через трубочку. — Ну вот! Про мужа ты не говоришь, про семью тоже. Про что тогда расскажешь? А то как-то неравноценно. Я тебе и про KOTD, и про семью, а ты мне ничего, — усмехаясь, возмутился Органик. Женя от понимания того, что её застали врасплох, подняла взгляд в потолок. — Не знаю, что рассказать. — Давай тогда про Мирона, — для Орги это тоже была довольно интересная тема. — А что про него говорить?! Он дурак. — Что сегодня случилось? Давай как на духу: без пиздежа и недосказанностей, — попросил Трэвис. Он чувствовал, что они сейчас близки, как никогда. Не физически, а морально. Евгения вздохнула, собралась с мыслями и всё же решилась рассказать всё, что так сильно мучает её сейчас. — Мы давно установили некие «правила» с Мироном. Когда я больше стала углубляться в работу, отдаляться от мужа, напрямую волноваться о здоровье Мирона, мы пошли с ним на осмотр. И ему сказали, что если будет курить - туры он выдерживать перестанет, голос его подведёт, если он будет пить - не только голос будет сдавать, но и организм в общем перестанет выдерживать деятельность музыканта. Мы договорились, что курить он бросает и старается не пить, что если он идёт в бар, то берёт стакан виски с колой или бокал пива и растягивает это на целый вечер. Конечно, идеально все эти условия он не соблюдал, организм у него стал сдавать. Я пытаюсь следить за ним, но это очень трудно. И сегодня... Он опять нахуярился. Бессовестный, — к концу тирады Женя стиснула зубы до звона в ушах. Флитвуд прикрыл глаза руками. — А с девкой той что? — Которую я оттащила от него? Блять. Отдельная тема. Я не хочу, чтобы он подцепил сифилис или, не дай бог, СПИД. Я, блять, просто этого не переживу. А такие куклы-вуду, как она, только для этого и предназначены. Они сидели очень долго на кухне под светом тусклой лампы. Женя думала о том, как было бы хорошо узнать, что Мирон сейчас дома, спит, а вот в голову Флитвуда начали лезть мысли о том, как бы неплохо было забрать Женю с собой в Канаду. — А что за проект, о котором вы сегодня с Окси говорили в такси? — Трэвис хотел говорить с Женей снова и снова, и неважно о чем. Муродшоева усмехнулась. — Он хочет купить дом под Питером. Какой-нибудь двухэтажный коттедж недалёко от города, — пояснила менеджер. — Бля, думаю, вам это влетит в копеечку, — подметил рэпер. — Да, разумеется. Но, я вчера посчитала немного, и мы с ним решили, что мы можем себе это позволить, — заверила друга Евгения. — Ты будешь постоянно ездить к нему туда? Или он к этому времени собирается жениться? — слегка фальшиво посмеялся Флитвуд. Муродшоева улыбнулась в ответ и слегка отвела взгляд. — Возможно, если мы купим дом, я к нему туда перееду. — По-моему, вы всё-таки обязаны пожениться, — Трэвис сказал это так, будто данная тема его совсем не заботила, будто эти слова были совсем ему не нужны и не интересны. А на деле он рвал себе сердце собственными руками от этих слов. — Да какой там. Мы друзья. Типа. Правда друзья. Даже нет, не так. Мы семья. У нас будут в будущем свои семьи, дети, но сейчас мы делаем одно дело, которое поглощает нас с головой, поэтому мы вместе всегда. Мы вместе работаем, вместе отдыхаем. Ничего не поменяется, если мы и жить вместе будем. Разве что жизнь станет ещё проще. Муродшоева с последним словом шумно выдохнула и поднялась из-за стола. Она поставила использованную посуду в раковину и, подняв со столешницы какою-то аккуратно сложённую тряпочку, протёрла поверхность стойки, за которой сидел Ганик. — Я могу постелить тебе здесь, на диване, — предложила Муродшоева. — Да нет, я пожалуй пойду, — покачал головой рэпер. — А, ну ладно. Можешь ещё посидеть, ерундой пострадать. Телевизор посмотри, все такое. Когда пойдёшь, просто дверь резко захлопни - она закроется. А я спать пожалуй пойду. Твоя одежда сушится в ванной, — Евгения зевнула, взяла со столешницы телефон и направилась в спальню. — Спокойной ночи! — Трэ улыбнулся. — Взаимно, — ответила менеджер. За девушкой захлопнулась дверь. Флитвуд по-хозяйски достал из холодильника банку какой-то газировки, опустился на диван и замер, будто ожидая чего-то. Он думал, что такого сказать Жене, чтобы она... полюбила его? Звучало глупо, но правдиво. Трэвис всегда знал, что нужно сказать, что нужно сделать, а главное - что предложить, чтобы девушка стала принадлежать ему. Но сейчас Ганик не знал ничего. Он хотел бросить к ногам Женьки целый мир - всё, что он нажил и что сотворил за все эти годы. Да какое там, Орги готов был для неё звезду с неба достать, самую яркую. Но проблема была в том, что Муродшоевой ничего из этого не было нужно. У неё было все. Даже больше чем «все». Евгения пусть и не имела любви всей жизни, но у неё была семья. Мирон был для неё и мужем, и братом, и другом, и домашним питомцем, и ребёнком, и бог знает кем ещё. Ганик настолько сильно углубился в истязающие его самого мысли, что почти поверил в то, что канадский мальчишка «с гетто» не будет нужен Евгении Муродшоевой. Минуты шли, газировка наконец-то кончилась. Настало время идти «домой». Ганик выбросил в мусорное ведро пустую банку из-под «Mountain Dew», как-то особо медленно переоделся из выданной Женей одежды в свою, уже высохшую, и, вроде как, собрался уходить. Но что-то подтолкнуло его сделать пару-тройку шагов, заглянуть в спальню, где Муродшоева видела уже седьмой сон. Флитвуд бесшумно прошмыгнул в комнату и оцепенел, смотря на Женьку. Ей явно снилось что-то приятное: может это был отпуск, или какой-нибудь грандиозный концерт Мирона, или просто вкусная еда. Но Трэвис непроизвольно надеялся, что шатенке снится именно он. Телефон на тумбочке так и манил прикосновения к себе. Оторвавшись от наблюдения за спящей Евгенией, Ганик дотянулся до гаджета и заглянул лишь «на пару секунд». Телефон оказался без пароля, перед репером открылся целый мир Евгении Муродшоевой. Но заместо того, чтобы узнать что-то интересное, Трэвис выключил все ранние будильники, которые Женя успела себе поставить на завтра, положил телефон на место и благополучно ретировался из спальни, а затем и из квартиры. Заботливый молодой человек попался.Женьке и вправду снилось нечто приятное. Она стояла где-то на пристани или набережной: уже не особо греющее в это время года солнце садилось за горизонт, слегка синеватая вода под ногами молчала, прохладный ветерок нежно трогал короткие каштановые локоны, за спиной виднелось множество домов, целый город из небоскрёбов и стареньких кирпичных домиков, но людей почему-то не было. Был лишь Он. Он держал Женю за руку. Она повернул голову направо. Трэвис Флитвуд нежно сжимал её руку и смотрел куда-то вдаль, на почти чёрную линию горизонта и алеющие небеса. На одном из домов за их спинами развевался красно-белый канадский флаг. «Мы дома, Жень».