Серые будни

«Прости меня, Боже, ибо я согрешил». Проснувшись под громкий шепот, Зак не сразу сообразил, где находится. Последнее, что он помнил — гнусно-счастливое лицо какой-то высоченной женщины. Принюхавшись, Зак уловил железную вонь крови. Была ли женщина мертва, не важно — свое уже получила, да и Зака больше интересовало, что это за темная решетчатая комнатушка с короткой скамейкой, послужившей ему на ночь кроватью. Шепот неизвестного голоса усилился. Зак мотнул головой, заставляя себя не отвлекаться от мыслей. Принялся шарить по полу и скамье, ища нож. — Отец, вы слушаете? Зак замер. Другой человек определенно находился где-то рядом. Обычно это не представляло угрозы — нож или священник были поблизости. Но не сейчас. К тому же священник точно разозлился за порчу «заблудшей овцы», как Зак слышал, называли приходящих людей живущие в церкви, так что помогать вряд ли бы стал. «Отец» — было их же обращение к священнику. Выдавать себя этому человеку было огромной ошибкой, но Зак не мог повернуть время вспять. Разве что притвориться, что человек один и надеяться, что тому наскучит сидеть в тишине и тот уйдет. Так Зак и поступил. Но человек оказался совсем не из терпеливых, превзойдя самого Зака. Начав стучать и звать священника, человек выдал Заку местонахождение оконца с плотной сеткой, застучавшей от прикосновений. Не имея оружия, Заку оставалось или ждать, что тот все-таки уйдет, или попытаться найти другой выход. Под создаваемый человеком шум Зак стал шарить по занавешенным тканью стенам, ища хоть что-то, напоминающее дверную ручку. Когда голос человека наполнился истеричными нотками, Зак с громким щелканьем нашел и надавил на ручку. Толкнув дверь, Зак поспешно выбежал из комнатушки. В глаза брызнул не яркий, но болезненный свет, вызвавший слезы. Зак не успел их стереть, как позади раздалось еще одно щелканье и из странного на вид ухоженного сарая с двумя дверьми по краям вышел человек, голос которого он все это время слышал. — Отец?! — взвизгнул мужчина, — откуда здесь ребенок?! Это возмутительно! Спиной отступая назад, Зак оскалился, надеясь испугать не бинтами, но страшным лицом. Человек этого даже не заметил и, шагнув к нему, протянул руку, собираясь поймать его. Инстинкты Зака сработали раньше соображения. Отскочив назад, едва не запнувшись за скамейку, Зак зашипел. — Да стой ты уже, грязный мальчишка! Грязным Зак не был и не собирался выслушивать оскорбления от неизвестного. Наступавший на него мужчина был высоким. Но не один человек, каким бы высоким не был, не мог противостоять ножу. Но ножа не было, и Зак завертел головой в поисках другого оружия. Ряд скамеек, разделивших его и мужчину, был пуст, расставленные в проходах канделябры выглядели слишком тяжелыми. Зак отступил за еще одну скамью. Мужчина шагнул следом. На первый взгляд они сохраняли дистанцию, но конец скамеек и пустое пространство дальше неумолимо приближались. Зак присмотрелся и узнал, наконец, где находится: в большом зале, где проходили какие-то «мессы». Место, многолюдное по каким-то особым случаям и где постоянно кто-то находился, но почему-то не сейчас. Неожиданно раздался третий источник шума. Видя, что мужчина отвлекся, Зак опустился на четвереньки и заполз под ближайшую скамью. Прислушался. Преследовавший его человек перестал кричать, только чтобы вновь зашуметь, но уже тише. — Наконец-то хоть кто-то появился! Послушайте, я пришел исповедоваться, но в исповедальне вместо отца был какой-то ребенок. Вот он. Короткая пауза подтвердила, что на первый взгляд Зак хорошо спрятался. Мужчине что-то ответили, но недостаточно громко, чтобы Зак расслышал. Послышались шаги — к радости Зака — удаляющиеся от его укрытия. Еще спустя минуту или две повторился звук, скорее всего, открывшейся двери и все стихло окончательно. Зак выждал еще немного и вылез. Осмотрелся. Вспомнил то, что стоило сказать и, хотя человек, к которому эти слова были обращены, ушел, все равно их произнес: — Я не… не… гря… Зак посмотрел на свои ладони. Тонкий слой пыли отпечатался и на покрывающих колени бинтах. Зак сжал кулаки. До того, как ему пришлось прятаться — он был чистым! Уверенный в своей правоте, Зак сел на ближайшую скамейку, принявшись отряхиваться. Идти ему все равно было некуда. С момента, как он пырнул женщину ножом, прошел, наверное, целый день. Зак чувствовал себя уставшим. Голод еще не дал о себе знать, но непременно дал бы. И дальше думать о побеге в таких условиях было глупостью, на которую не пошел бы даже Зак. И, какое бы наказание его не ждало, даже голодовка, все было лучше, чем спать на прогнивших досках в вони и сырости приюта. Зак был уверен, что настолько отвратительного места в этой церкви нет — священник говорил, что не «приемлет» беспорядка и, что бы это не значило, оно подразумевало — «нет сырым углам».