Luscinia

      В небольшую квартиру, пропитанную запахом кофе, с охотой пробивались первые солнечные лучи, оседая пятнами на поверхностях мебели, освещая сонные комнаты, светлыми каплями растекаясь по стенам с винтажными обоями, рисуя тенями замысловатые узоры. Стол был завален исписанными и смятыми листами, брошенными с так и не завершенными идеями. Чуть дальше, в углу на комоде красовался патефон, а около него аккуратная стопка пластинок. Возле окна, рядом с креслом покоилась гитара, на спинке висел темно-зеленый, уютный халат, тут и там лежали вязанные пледы, добавляя общему виду художественно-захламленной квартиры некоей мягкости. Будто сами стены здесь насквозь были пропитаны теплом пледов, музыки, винтажного изящества и…одиночества. Одна куртка висела на крючке около входной двери, одна, самая любимая, чашка дожидалась возле кофеварки, когда в нее плеснут бодрящего горячего, одна зубная щетка в стаканчике у зеркала в ванной, и один человек, досыпающий последние минуты в горячей ото сна постели.       По смоляным волосам, разметавшимся на бледной спине, скользил свет, отблескивая оттенками синего, словно вороное перо, изумительно контрастируя с молочной, почти фарфоровой кожей. Спрятанных под упавшими на лицо, длинными прядями, ресниц едва касался свет, танцуя на самых кончиках, растекаясь по острым, даже аристократичным чертам лица, заставляя идеальную светлую кожу почти сиять в рассветных лучах, но никак не стараясь разбудить его. Тонкое запястье левой руки опоясывала красная нить, как символ удачи и защиты, которых ему не хватало, вторая же рука вообще свисала к полу, касаясь пальцами паркета. Он сам источал сейчас умиротворение и спокойствие, изящно развалившись на темной постели и уткнувшись носом в подушку. Тихо, едва слышно вздохнув, он лениво открыл глаза, глубокой зеленью прищурившись в сторону приоткрытого окна, из которого по комнате гулял свежий, утренний воздух. Перевернувшись на спину, сладко, до хруста, потянулся во весь свой немалый рост, блаженно выдохнув и таки зевнув в ладонь, даже не стараясь стряхнуть с себя приятную сонливость, растекающуюся по телу щекочущим теплом, покалывающую кончики пальцев, умоляющую и дальше нежится в нагретой кровати. Утро, которое никуда не торопит, поистине можно назвать добрым, особенно когда солнце так приятно расползается по комнате, а тишину не разрушает даже пение птиц. Никаких дел на ближайшие часы и тягучее время опоясывали ленью, навивая еще больше сонливости. Подцепив пальцами края одеяла, он натянул его повыше, пряча обнаженную грудь, дотянул почти по самый нос, довольно жмурясь и думая о том, что у него даже не болит голова, как это обычно бывало. Не пришли мысли даже о любимом кофе, который свежий, по таймеру приготовленный, дожидался его на кухне. Только бы полежать вот так еще немного, насладится полной идиллией, а может, снова провалиться в сон, чтобы потом вскочить ближе к обеду и вспомнить о том, что на поздний вечер у него все-таки были планы. Или же он мог приготовить все заранее, а потом до самого выхода просидеть в кресле за книгой или, завернувшись в плед на небольшом диване, продремать весь оставшийся день. И он, недолго думая, зевнул, лениво садясь на кровати и спуская босые ноги на холодный паркет, который тут же, от самых кончиков пальцев, послал приятную стайку мурашек. Скинув с ног одеяло, мысленно радуясь тому, что живет он все-таки один и никто не видит его пагубной привычки спать обнаженным, встал, качнулся, проморгавшись, и нашел взглядом висящий на кресле халат. Подцепив его пальцами, проследовал в сторону небольшой ванной, уже внутри повесил халат на крючок и, настроив воду, залез под горячие струи, которые даже немного болезненно обжигали кожу. Но что это за душ, если ты не испытываешь бодрящего жара? Блаженно выдохнув, запрокинул голову, подставляясь ласкающей воде, убирая волосы с лица и окончательно отгоняя от себя сонливость, чувствуя, как энергия медленно растекалась по венам. До дрожи в пальцах предвкушая сегодняшний вечер, он забылся, массирующими движениями намыливая плечи и шею, улыбаясь про себя, словно он уже держал гриф в руке и бережно перебирал гибкие струны гитары, тая в мелодии и разливаясь пением. При всей своей любви сидеть дома, он жаждал этих концертов больше воздуха, этих восхищенных взглядов, этих аплодисментов, которые принадлежали только ему. Это было схоже с сексом, наверное, ибо все тело покрывалось мурашками, которые жаром скользили по коже, доставляя неописуемое наслаждение, ни с чем, им испытанным, не схожее. И сейчас, отдаваясь таким тягучим мыслям, которые заглушили практически все, он улыбался, поверхностно дыша и ощущая кожей каждую каплю, огибающую изгибы гибкого тела.       Он любил махровые халаты, зеленый цвет и запах кофе, а свою кофемашину с таймером он любил больше всего, ибо что не утро - так свежая кружка бодрящего напитка. Вот и сейчас, сидя в кресле, волшебным образом уместившись в нем с длинными ногами, он потягивал горьковатый кофе без сахара, прижмуриваясь от удовольствия и, как бывало довольно редко, даже не думал о том, что обычно ядом разъедало его изнутри - о прошлом. Что-то ему подсказывало, что сегодняшний день, как и вечер, обещает быть хорошим, даже приятным, и одна только эта мысль проходилась электричеством по коже. Он не мог понять, почему у него такое стойкое ощущение чего-то необъяснимого, но внутренне уже практически ликовал. - Какая глупость. - хрипло произнес, вперившись взглядом в окно, за которым виднелись последние рассветные лучи, пляшущие по кронам деревьев, проникая в комнату сквозь прозрачную тюль, придавая этой небольшой квартире некоей таинственности и мягкости. Возможно, ее хозяин этого хотел, или, быть может, был таковым - уютным и мягким, хотя и показывал снаружи только холодность. Его могли выдать только переполненные эмоциями и переживаниями изумрудные глаза, но в них мало кто пытался заглянуть, ограничиваясь тем, что он так активно показывал на первых парах - лукавость и колючесть. Все происходило до боли знакомо, точно так же, как и в его прошлом, где его шпыняли все, кто сильней, не особо разбираясь что и как, где ребята постарше запирали его в шкафчиках, туалетах, отбирая и разрывая книги, разбивая плееры, доставляя, в общем, только неприятности. Никто не сходился с ним, мягким и настоящим, в детстве и потому, по мере взросления и печального опыта, ему пришлось стать едким к окружающим. Запереться в своей квартире с музыкой, кофе и алкоголем, который хоть не на долго глушил отвратительные воспоминания. Но сегодня, сегодня он не думал ни о бутылке, ни о проблемах. С самого утра внутри что-то мелодично звенело, предвкушая нечто невероятное, такое, что могло бы что-то изменить, хоть что-то во всем том круговороте, в котором он вертелся с восемнадцати лет. И как бы он не хотел вырваться - ему это не удавалось. Он все бился о скалы немой рыбой, пытаясь выжить любыми способами после того, как выбрался из скотского приюта, где его ненавидели и презирали все, а тот, кому он доверился - жестоко предал.       Время близилось к вечеру, дочитанная книга покоилась на подушке, уснуть повторно он даже не пытался. Выбранные черные рубашка и темные джинсы дожидались своей минуты на кровати, пока из ванной доносилась шипящая ругань на тех, кто придумал "жесткую" воду. Почти двадцать минут ушло на то, чтобы высохшие в виде гнезда, из-за забытого на голове полотенца, волосы превратить во что-то более ли менее нормальное, и потом еще столько же, чтобы найти медиатор. Они вечно терялись, особенно на его захламленном мелочами столе, ну а жизнь нас ничему не учит.       Возле зеркала он остановился на более долгое время, чем обычно, как если бы готовился к свиданию. Хотя, откуда ему знать, ведь их было столько, что можно сосчитать по пальцам одной руки. С тех самых восемнадцати прошло не так уж много лет. Мальчишка, который сильно походил на девчонку длинными, черными волосами, изумрудными глазами и тонкими запястьями, вырос в откровенно великолепного мужчину - с острыми чертами лица, хитрым зеленоглазым прищуром, угольным шелком волос, спадающим на ключицы, тонкой статью фигуры, подчеркнутая длинными ногами и высоким ростом. Да, он отдавал себе отчет в том, что выглядел притягательно для людей, но сам абсолютно этим не пользовался, ибо когда пытался - выходило из рук вон плохо, или того хуже. И потому, комплименты и попытки познакомиться рикошетели людям язвительными шуточками и резким отказом. Однако, сегодня он был явно в приподнятом настроении, что даже решил выглядеть чуточку лучше обычного.       Привычный запах алкоголя, секса в потемках туалетных кабинок и табака хлестко ударил в лицо, стоило только ему открыть дверь излюбленного паба "Трон". Музыка просто оглушала, в воздухе стоял густой дым от кальянов и сигарет, атмосфера пусть и далекая от уюта, но до боли приятная. Там и тут танцевали люди, зажимались парочки, громыхала музыка, вытесняя собой все возможные мысли. Это было вторым помощником после алкоголя. Улыбнувшись охраннику на входе, кратко кивнув тому в знак приветствия, прошел вглубь паба, огибая танцующих и следуя в сторону помещений для персонала, уже внутри сбагривая с себя гитару и шумно сдувая волосы с лица. Ему предстоял очередной концерт, которого он ждал всю неделю, ведь ему таки удалось закончить песню, за которую он взялся почти месяц назад, а теперь просто жаждал показать ее всем тем, кто сегодня окажется в зале.       Не прошло и получаса, как от перечитывания текста, который он и без того знал наизусть, его оторвал стук в дверь. - Локи, твой выход. - сообщил заглянувший в комнатушку местный ди-джей, подмигнув и скрывшись за дверью. На секунду сердце ухнуло куда-то вниз и он, глубоко вдохнув и выдохнув, вверенным движением убрал волосы назад, взял гитару и пошел на сцену.       В зале не унимался шум, пока не затихла фоновая музыка и свет софитов не был направлен в сторону сцены, где на высоком, барном стуле у микрофона сидел Локи. Взгляды десятков пар глаз были устремлены только на него, скользили по нему слишком ощутимо, заинтересованно, в ожидании. Дыхание немного перехватило, как было и всегда, Локи волновался, когда на него смотрело так много людей, но и не мог отказать себе в удовольствии своих небольших концертов. Внимание такого количества людей одновременно смущали и восхищали, как если бы они признавали в нем кого-то, кем он никогда не был. Гриф гитары уютно лежал в руке, добавляя уверенности и полностью отгоняя мысли. Пальцы коснулись гибких струн, извлекая первую, протяжную ноту, чтоб в следующий момент, блаженно прикрыв глаза и чуть склонив голову к плечу, с глубоким вздохом раствориться в песне. Наполняя помещение музыкой, плавясь под взглядом множества глаз, он с придыханием пел так, будто это важнее воздуха, немного ведя плечами и никак не открывая глаз. Он фактически растворялся в этой атмосфере, нежно касаясь струн любимой гитары, бесшумно хватая губами воздух, чтоб тут же разразиться очередным куплетом. Он был прав - концерты доставляли почти физическое наслаждение, разрядку негативу, которую он искал на дне бутылки. Это дарило ему, хоть не на долго, чувство собственной важности и превосходства. Он хотел этого отчаянно, но редко сам себе в этом признавался. А люди в зале совсем затихли, все уставились на мужчину на сцене, что грацией тонких пальцев и тягучим голосом заполнял воздух почти осязаемым удовольствием. Казалось, что сам он забыл, где находится, полностью отдавшись процессу, ощущая только струны под подушечками пальцев и чей-то слишком цепкий взгляд. Противореча сам себе, он откровенно наслаждался этим ощутимым взглядом, почти купался в нем, немного ерзая на месте, на высоких нотах чуть изгибаясь, всем своим видом источая удовольствие, в котором он сам тонул. Но глаза он не рискнул открывать, прекрасно зная, что если увидит смотрящего, поймает его взгляд, то точно запнется, зависнет - а за это он себя не простит.       Когда музыка затихла, а Локи отважился открыть глаза и посмотреть на обомлевший народ, он безошибочно уставился на того, чей взгляд не сходил с него этим вечером - широкоплечий блондин, похожий больше на канадца или викинга, сидел за барной стойкой с чем-то горячительным в бокале, предположительно виски. От одного вида внушительных плеч и длинных, светлых волос, собранных в низкий хвост, у него в горле пересохло и он, как и ожидалось, завис. А глаза...глаза у этого шикарного блондина были чертовски синими, до того яркими, что их отлично было видно даже в полутемном зале клуба. И эти глаза неотрывно смотрели только на Локи.