Путь сердца

Вечерние тучи сгустились ещё сильнее и к полуночи хлынул самый настоящий дождь. Ливни на Корусанте часто имели затяжной характер и были очень сильными. Этот не стал исключением, по оконным стёклам каждого из домов застучали частые тяжёлые капли. -Бам-бам, тук-тук, - сквозь сон услышала Асока. Заснула девушка крепко и потому не сразу вынырнула из густой истомы. В первый миг ей отчего-то показалось, что она в храме, отсыпается после очередного сложного задания. А за стеной так же мирно спит её учитель и на долю секунды ей вдруг стало спокойно и хорошо, как прежде. Однако, едва Тано открыла глаза и посмотрела на электронные часы, сразу пришла в себя. На чёрной панели светились красные цифры: 1:25, следом взгляд выхватил фиолетовые цветы на обоях и картину с абстрактным рисунком, висевшую над кроватью. Ей двадцать, храм далеко и о ней, скорее всего, там давно не вспоминают. Асока перевернулась на другой бок и, накрывшись одеялом с головой, закрыла глаза. Бесполезно. Нарушившись один раз, сон упорно не хотел возвращаться. Тогрута со вздохом встала и пошла на кухню. Ночью тишина в квартире стала ещё более осязаемой. По стенам бродили синеватые тени и отблески от уличных фонарей и фар пролетающих спидеров. Девушка взяла кувшин, стоявший на столе кухонного гарнитура и достав с полки стакан, наполнила его водой, обычно её это успокаивало. Теперь же сознание продолжало гнуть свою линию, не желая приходить в норму и толкая его владелицу к совсем неуместным сейчас мыслям. Вслед за водой выпила стакан подогретого молока и несколько капель валерианы, но и эти меры не возымели эффекта. - С чего бы это вдруг? Раньше я, вроде, не страдала бессонницей, - недоумевала Асока, плотнее запахивая на себе халат. Вскипевшее молоко немного выплеснулось на плиту, покрывая блестящий металл белыми разводами. Тогрута взяла тряпку и принялась вытирать. Молоко, будучи до этого чисто белым, теперь, соприкоснувшись с тряпкой, превратилось в грязно-серую жидкость, бессмысленно стекавшую в водосток раковины. - Вот так же и с доверием, - подумала она вдруг, - стоит ему смешаться с подлостью, как оно уже никогда не станет, как прежде, безупречным. Так, стоп, Асока! Это очень опасные мысли, не углубляйся в них, а то затянет! - приказала себе девушка строго. Но поздно, они уже успели угнездиться в растревоженной душе. Асока заметила приклееный к холодильнику Календарь-магнит. 27 июля, ну вот, понятно, отчего она так встревожилась. Девушка подошла к окну и пройдя в прорезь между оранжевыми, в цвет гарнитура, занавесками, глянула на улицу. Двор был пустынным, ни одно из окон соседних домов не горело, всё было охвачено сном; лишь ночные таксисты подвозили последних клиентов. Гремел дождь, заливая асфальт, деревья и скамейки, спускался извилистыми струями с углов крыш. Сон был повсюду, не спалось только ей. - Завтра, то есть, уже сегодня, - поправилась девушка, - 27 июля, ровно три года, как я оставила Орден и покинула навсегда храм Джедаев. И я до сих пор помню эти события так, словно они произошли вчера. Вглядываясь в плавные линии холодного ливня, Тано начала невольно видеть в них картины событий того времени. Тогда тоже был дождь. Нет, когда она уходила, ещё светило скупое вечернее солнце, но как только тогрута вышла за ворота храма, как тут же синее небо посерело и с него сорвались первые холодные капли. Это как нельзя лучше соответствовало состоянию девушки. Несколько дней назад произошёл взрыв ангара храма, Орден начал искать виновного и после известных событий нашлись улики, указавшие на нее. Но не сам тот факт удивил Асоку и задел за живое. А то, с какой лёгкостью каждый из членов Ордена поверил в возможность её вины. Даже не усомнились и не разу не спросили себя :"могла ли она так поступить?". Асоке никогда не забыть тех ужасных дней в тесной холодной камере, где и так радости немного, а ещё и несправедливые упрёки и взгляды прежних друзей, полные укора и почти ненависти. Все, все до единого приняли версию о её причастности. Даже те двое, кого Тано считала ближе всех. Магистр Пло, лучший друг, практически отец и Энакин, её учитель и... первая большая любовь, безответная, тайная, непонятая и заведомо невзаимная, но не перестававшая быть. Это оказалось больнее всего, что можно вот так просто, за один, даже ещё не доказанный толком, проступок взять и перечеркнуть всё то хорошее, что было связано с ней и то, сколько она сделала для Ордена. Но вот свершилось чудо - нашлась настоящая виновная. С Асоки тут же сняли все обвинения и, искренне попросив простить случившееся, Магистры предложили ей вновь вернуться к работе. Но девушка, не думая ни секунды, ответила отказом. Рана, что нанёс её верному преданному сердцу этот случай, оказалась слишком глубокой, чтобы она смогла всё простить и, как ни в чем не бывало, продолжить общаться и работать с теми, кто был готов отдать девушку под суд. А может даже и казнить, если бы все-таки дошло до этого. И вот, она произнесла роковое: "Я не вернусь, учитель" и, выпрямив спину, быстрым шагом устремилась вперёд, постепенно сливаясь с закатом. Энакину, стоявшему в тот момент на крыльце, осталось лишь молча смотреть ей вслед. И, едва исчезнув из поля его зрения, Асока почувствовала, что мужество её оставляет. Во время суда и прощания она держалась ровно и показательно спокойно, теперь же, оставшись одна, девушка бросила скрывать эмоции. Голова опустилась вниз и слезы одна за другой побежали из глаз, смешиваясь с начинающимся дождем. Что было дальше, Асока помнила смутно, вроде бы, пошла на нижние уровни и сняла дешевую комнату на первое время. Где-то неделю она провела в полной прострации, потом острота произошедшего немного спала и на смену боли появилась злость и желание доказать самой себе, что она чего-то стоит и без Ордена. - Вот вы со мной значит как! Ну так смотрите, что будет дальше! Я добьюсь многого и вы все на коленях ко мне приползете, а я ещё сто раз подумаю, стоит ли даже смотреть на вас! - думала Тано с ожесточением. Она всегда была целеустремленной и потому от слов сразу же перешла к делу. Асока сразу же поняла, что именно сделает - создаст свой бизнес. Вот так, постепенно, день за днём, из маленькой мастерской по ремонту коммуникаторов выросла довольно большая корпорация. Молодая хозяйка была довольна, в частности тем, что работа съедала почти все её время и не было возможности остаться наедине со своими мыслями и подумать о своих чувствах. Асока приходила в здание к восьми утра и уходила в восемь вечера и, едва ступив на порог дома и наскоро поужинав, а иногда и без этого, тут же падала в кровать и засыпала крепким тяжелым сном без сновидений. Выходные тоже старалась проводить на службе, отпуск за эти три года не взяла ни разу. Просто боялась свободного времени. Понимая, что сна не будет теперь уже долго, растревоженная душа не позволит, Тано включила радиоприёмник. -Нечем здесь помочь, ведь дождь льёт всю ночь. Дождь льёт всю ночь, дождь всю ночь.- донёсся из динамика голос малоизвестной молодой певицы. - Надо же, прямо с мыслями моими перекликается, - пробормотала Асока. А певица продолжала: Гром и гроза, два неразлучных друга. В слезах все глаза, мы потеряли друг друга. Песня закончилась, Асока тяжело вздохнула и выключила приёмник. Услышанное лишь подлило масла в огонь. Тёплая слеза, не удержавшись, сорвалась вниз и побежала по щеке, оставив прозрачную дорожку, тут же, догоняя её, выкатилась вторая, третья и вскоре тогрута потеряла им счёт. Она не плакала с момента ухода из Ордена. Просто запретила себе подобное. Слезы - это проявление слабости, а ей нужно быть сильной, ведь теперь она руководитель, владелец своей фирмы. С подчиненными Тано была строгой и требовательной, не допуская никаких излишних сантиментов, и в это же время справедливой: никогда не кричала и не наказывала просто так, только по делу. И уж точно ни за что на свете не позволила бы им видеть свои эмоции. Но сейчас что-то изменилось. Напряженная до предела долгое время психика требовала разрядки, не выдерживая многолетнего натиска. Прозрачные капли срывались с ресниц и капали на ворот халата, Асока не заботилась о том, чтобы их вытереть. Просто стояла и молча сжимала руки в кулаки до побелевших пальцев, всё ещё надеясь подавить нервный срыв. Потом наконец сдалась и опустившись на кухонную банкетку возле стола, закрыла лицо руками и разрыдалась - горько, надрывно, со стоном и всхлипами. - Ненавижу! - вырывалось у неё между всхлипами, - Предатели! Как вы могли поступить так со мной? Превратили в бездушного робота, способного лишь работать бесперебойно! А ведь я была другой! Помните, да? Вот ты, Магистр Пло, папочка названный, зачем подобрал меня тогда, в детстве? Чтобы затем вот так поступить? А ты, Энакин, джедай женатый, - эти слова девушка выплюнула с особой злобой, - даже не понял, что я на самом деле к тебе чувствую! Милуешься со своим сенатором и ничего не видишь вокруг! Ненавижу тебя! Ненавижу всей душой! А почему ненавижу? Да потому, что люблю! Всем сердцем люблю, вот! И тут её силы иссякли и, опустившись на банкетку, Тано медленно закрыла глаза и погрузилась в нервный тревожный сон. - Что ей снится, когда слезы на её ресницах? - прозвучало из радиоприемника спидера, пролетавшего мимо окна Асоки.