Эти роли не для нас

— А ты молодец — прозвучал голос из-за спины Сандвика, заставив того обернуться. Тарьей стоял на остановке, слушая музыку в наушниках, ни о чем не думал. И тут опять он. Опять этот самовлюбленный актеришка, мистер Хенрик Холм, который привлекает слишком много внимания окружающих его людей, который может взглядом очаровать любого, и который пугает Сандвика больше всего. Не в смысле, что он страшный. Просто это первый человек, к которому Тарьей понятия не имеет, что чувствует. Думает об этом двадцать четыре на семь, хоть и пытается отвлечься. Увы, безуспешно. Каждый раз когда Сандвик начинает думать о реальных вещах, это в итоге наталкивает его на воспоминании о коллеге. Невыносимо. Это уже перерастает в привычку или…болезнь. Разве этого хотела Юлие? Все смешалось. В один миг он начинает думать, что было бы если бы обстоятельства сложились так, что Хенрик все же нравится Му. И что тогда? Неизвестно. Нет никаких перспектив на их совместное будущее, и в следующий миг Тарьей гонит эти мысли прочь, осуждая себя за тупые фантазии в голове и всякий бред. С другой стороны, от простых прикосновений обычных «приятелей» так не шарахаются, и это уж Тарьей точно понимал. — Спасибо — тихий вздох. — Слышал следующие несколько дней мы можем не появляться в студии. Заслуженый выходной рабам, — улыбнулся Холм, оголяя белоснежные зубы. По всей видимости, это должна была быть шутка. Ну, так скажем, разбавить обстановку сойдёт. Тарьей натянул улыбку. — Уж ты то точно повеселишься, эм… со своей роднёй— не желая больше произносить слово «девушка», отрезал Тарьей, после чего зашел на только что подъехавший автобус. Хенрик пошел следом. — Откуда тебе знать, как я проведу выходные? — Хенрик надел капюшон, на случай встречи с людьми, знающими, что такое Скам. — Ниоткуда. Мне не интересно. И снова ложь. Сандвику было не то что не интересно, но его мучили мысли о  том, что Хенрик будет проводить время с Леей, гулять с ней, обнимать. Его тошнит от подобных фантазий, поэтому думать не хочется, как и говорить о ней. Более чем понятно, что Му не хочет говорить, потому что все-таки понимает, что Холм и Леа — это правильно, и что он с Хенриком — просто коллеги. Все оставшееся время в общественном транспорте ребята едут молча. Тарьей не удостаивает старшего и взглядом, а Хенрик, наоборот, смотрит в основном только на него. Напрягает. Зачем он это делает? Мотивы всех этих действий непонятны и нелогичны. « И что ему только нужно?» — проносится в голове у младшего. Тот неловко мнется на одном месте, не отрывая взгляда от пола, чувствуя как его буквально прожигают взглядом. Так и хочется повернуться лицом к Холму сказать, что Му не картина в галерее, чтобы так рассматривать, но он все равно молчит. Когда транспорт останавливается на знакомой остановке, Сандвик выходит и совершенно не удивляется, заметив следом Хенрика. Ничуть. Ни капли. — Ты переехал, или как? — спиной спрашивает младший. — Где ты живешь? — пропускает мимо ушей слова Сандвика. — А тебе есть до этого хоть какое-то дело? — дерзит. Хенрик шумно усмехнулся. — Думал ты хоть на чай позовёшь — старший щенячьим взглядом смотрит на Тарьея. Тарьей оборачивается и вздохнув, кивает, понимая, что сопротивляться бесполезно. Его волнует, что они будут в доме одни. Одни, мать вашу! После того случая Му начал настороженно относится к Холму. Смешно. Остерегаться того, с кем будет целоваться по сто раз на день в ближайшем будущем. — Заходи, но не чувствуй себя как дома. Тарьей зашел первый и сразу пошагал на кухню, надеясь, что в холодильнике еще осталась обычная вода. В горле жутко пересохло и, кажется, это было не от сухой погоды. — Ты сама гостеприимность, Тарьей — Хенрик облокотился о стол, наблюдая за хозяином дома. — Тебе чего? Чай, кофе? — Вообще-то я хотел с тобой поговорить, — младший так и застыл с двумя чашками в руках. — Ну, чай так чай, — продолжил Му. — Уходишь от темы, — Холм нахмуренным взглядом смотрит на младшего, который старательно заваривает горячий напиток, сосредоточившись на чашке. — Хорошо, говори, — бездушно протягивает горячую кружку. — Не могу понять, ты действительно социопат или только прикидываешься? Тарьей удивленно уставился на Хенрика, который обеспокоенно и немного зло смотрел тому в глаза. — С чего ты взял?  Старший поставил напиток на стол и развернулся лицом к парню. В его глазах Холм не мог ничего рассмотреть. Было непонятно, злится он или ему просто фиолетово на Хенрика, что чувствует. Это жутко не нравилось Холму. Когда люди относятся к тебе без эмоций, это просто выводит из себя и угнетает. Тарьей был хорошим актером, потому сейчас ему хотелось сорваться с места и обнять. Крепко. Рассказать о своих мыслях. Сандвику уже было невыносимо молчать. Холм вторгся в его жизнь слишком нагло, слишком неожиданно, слишком… Сколько еще этих слишком? Но Тарьей только молчит и не двигает ни единой мышцей на лице. Он знает, что если скажет о том, что Холм ему начал нравится, это будет как минимум странно. Так вообще не должно быть. Всего этого. — Вижу, Ти. Ты не из тех людей кто определенно точно считает окружающий мир дерьмом. Тарьей тихо вздохнул, после чего грустно посмотрел на Холма. — Возможно, ты прав. Прости. Хенрик удивленно уставился. Он ожидал этих слов. Тарьей не из тех, кто вот так отказывается он своих намерений. Упрямства ему не занимать, а уж признать правоту — из ряда фантастики. За несколько мгновений Холм преодолел расстояние между ними и крепко обнял младшего. Тот выглядел подавлено. Тарьей не отошел, не оттолкнул, что не могло не радовать. — Зачем ты это делаешь? — послышалось из-за спины. Холм отстранился и недоумевающе посмотрел в глаза младшего. Его взгляд был пропитан грустью и… беспомощностью. Он действительно не понимал, почему Холм просто не забьёт на его странности и не пойдет заниматься своими делами. — Беспокоюсь за тебя. Как бы ты ничего с собой не сделал, а то в последние дни ходишь такой, будто в жизни все настолько уж хреново. Тарьей сжался от мурашек, прошедших по тонкой коже. Холм? Беспокоится? Да чушь какая-то. И все же эти слова немного успокоили парня. — Не бойся, не сделаю. В противном случае путь в дурку мне обеспечен, — отмахнулся младший, а потом сразу сделал задумчивое лицо. — Хотя… это неплохая идея. А что? В психиатрической больнице меня не ждут никакие заботы… — Даже не думай об этом, — укоризненно сверкнул взглядом Хенрик, но Тарьей не перестал. Наоборот, он только оживленнее стал рассуждать о способах самоубийства, дабы позлить старшего. — Можно попробовать покушать таблетки, что скажешь? Или… — Если ты сейчас же не успокоишься, я успокою своим способом! Хенрик уже немного начинал злиться. К сожалению или к счастью, Тарьей все не унимался и тогда Холм не выдержал. — Ну все, сам напросился! Холм резко схватил ошарашенного младшего за шиворот, притягивая к себе и прижимаясь своими губами к губам подростка. Тот едва успел понять что происходит, как его уже повалили на диван, нависая сверху. Тарьей рвано выдохнул, когда парень коснулся холодными пальцами его ключиц. Он почувствовал себя беззащитным рядом с Холмом, и с ужасом понимал что ему это нравилось. Сейчас он сходил с ума по этим поцелуям, которые переходили на шею, а потом и на ключицы. И Тарьей вовсе не желал это прекратить, как было бы раньше. Он чувствовал это впервые. Впервые он испытывал такие чувства к кому-то…

***

Утром Тарьей проснулся от горячего дыхания, обжигающего шею. Хенрик лежал рядом в такой близости, что Тарьей мог услышать равномерное биение его сердца. Диван был слишком мал. Осторожно Сандвик выполз из объятий старшего и направился прямиком в ванную. Умывшись холодной водой он посмотрел на своё отражение. Припухшие губы придавали некую детскую натуру, но вот на шее виднелись уже ярко бордовые, в некоторых местах посиневшие, засосы. Тарьей легко дотронулся до одного из них и приятная дрожь разлилась по телу. «О чем я вообще думаю?» — кричал разум. Он сейчас стоит и пялится на свое отражение с довольным лицом, сам не понимая отчего довольным. От того, что вчера Холм… они чуть ли не… Господи. Тарьей еще раз умылся и почистил зубы. Надо поговорить с Хенриком. Определенно. Когда парень вошел обратно в гостиную, Холм все уже проснулся и сонно бродил по комнате, рассматривая ее. — А у тебя здесь неплохо все. «Только не говори, что остался бы тут, иначе придётся принять экстренные меры» — Спасибо. Голоден? Тарьей прошёл на кухню, заглядывая в холодильник. На какой-то момент ему показалось, что вся эта ситуация чем-то смахивает на типичную обстановку влюблённых пар. Что? Серьёзно? Кого? Младшего неловко передернуло от этих фантазий, когда Хенрик зашёл на кухню. —Ммм, симпатичные засосы, — сладко произнёс он у самого уха Тарьея, отчего тот в испуге отпрыгнул бы в сторону, если бы не сильные руки, пригвоздившие к уже закрытой дверце. — Между прочим, они твои. Тарьей развернулся лицом к парню и наткнулся на пронзительный взгляд голубых глаз. Неловкость накрыла в следующее мгновение, а алые щёки выдавали сполна. Сердце Холма пропустило приятный удар от осознания реальности сказанного только что. Действительно, его. Эти багровые пятна как метки, метки чувств к этому мальчишке, который наверняка уже подумывает о том, чтобы вызвать полицию или скорую. Или вообще думает, что Хенрик Холм умом тронулся, ну или таким способом пытается придать опыта юноше, чтобы на камере смотрелось правдоподобно. К сожалению или к счастью, ни один из этих догадок не был верным. На самом то деле Холм и правда чувствовал что-то к этому школьнику. Хотелось его защитить, помочь справиться с этим нервным состоянием, ведь ему сейчас нелегко. Хенрику знакомы эти чувства, потому как ещё буквально несколько лет назад у него были похожие проблемы, разве что на съёмках ему надо было всего лишь выглядеть сногсшибательно для обложки, а не целоваться с парнем. А Леа… Неужели ещё не было очевидным то, что эта девушка только для галочки и пиара? Она красивая, да и от этих псевдоотношений обоим была выгода. Хенрика не спрашивали на каждом углу о том, не нашёл ли он себе половинку, а вот Лея зарабатывала себе еще большую популярность помимо модельной карьеры. Вроде все счастливы, но в какие-то моменты Холму хочется это изменить, хочется разорвать к черту эти «отношения», хочется быть с тем, кого он на самом деле любит. Он ведь тоже человек, в конце концов. — Думаю, нужно поговорить, — начал разговор старший. Тарьей немного вздрогнул. Он и сам хотел это предложить, и в какой-то степени он рад, что Хенрик сам предложил это, но где-то в глубине души над ним повисла тень сомнения. — О чем… будет разговор? — Ты ведь помнишь Леа? « Так и знал, что разговор будет о ней. Не стоило соглашаться.» — Угу — промямлил он, добавив тихое неуверенное «твоя девушка». — Моя? — Хенрик игриво усмехнулся, заставив этим жестом младшего расслабиться. — Нет, блин, моя! — закатил глаза Тарьей. — А у тебя она разве вообще была?  В ответ Сандвик злобно посмотрел на парня. Щеки уже краснели то ли от злости, то ли от смущения. — Не твоё дело, Холм! Хенрик фыркнул. — Может перестанешь называть меня по фамилии?  Вроде не первый день знакомы. — Хорошо, — вздохнул, — И как же мне вас называть, ваше высочество? — Да хотя бы просто по имени или… ну мама называет меня Хенке… — Ммм… Хенке? Тарьей соблазнительно закусил губу, после чего залился смехом, в то время как Хенрик стоял неподвижно. «Черт, это было…горячо» — подумал он про себя, но не мог не улыбнуться этому зрелищу. Надо же, Тарьей Сандвик Му, вечно упрекающий в чём-то и всем недовольный, умеет смеяться? Хенрик рад видеть его таким, смеющимся. С его то внешностью ну точно ребёнок, которого хочется обнять и не выпускать из рук. — Ты, кажется, есть хотел? А впрочем… — Холм немного затянул с продолжением фразы, — Мы могли бы пойти позавтракать в кафе. Оно мамино, так что, думаю, она не будет против. — Что? — испуганно воскликнул Тарьей. — Но… может не надо? Как я ей буду в глаза то смотреть? А если она увидит это? — Тарьей оттянул футболку, открывая вид на свежие багровые пятна. Хенрик улыбнулся, опустив глаза в пол. — В смысле, не сможешь смотреть ей в глаза? Между нами ничего такого не было чтобы ты… ох Тарьей,  — голубоглазый в один миг притянул к себе смущенного юношу, — Моя мама не похожа на типичных родителей. Сам убедишься. «Ага, не было. Едва ли.» — произнёс про себя Тарьей. Тем не менее, слова навевали тоску. А что это тогда было? — Но… —Одень толстовку, — снова перебил старший. — Думаю, будет незаметно, если ты так уже стесняешься… —Хенрик! — вскрикнул Тарьей, немного отойдя назад. Он раздраженно посмотрел на Холма, намекая, чтобы тот прекратил говорить на такие темы. Его это ставило в неловкое положение, не говоря уже о том, что Хенрик может обсуждать со своей мамой все, что взбредёт в голову. И как вообще так можно? Она же все-таки мама… Для Му это было непонятно. Он почти не обсуждал со своей матерью ничего из своей личной жизни. Нет, он, конечно, понимал, что у других подростков отношения с родителями куда более благоприятные, но чтобы пойти и вот так прямо признаться маме в том, что их сын…ну… этого Тарьей не мог представить. «Моя мама не похожа на других родителей» — вспоминал он слова старшего, пока натягивал на себя одну из многих толстовок, которые ему безумно идут. С одной стороны Тарьей был как высокомерный и нетерпеливый мальчишка. Вечно грубил и почти никого не слушал. Но Хенрик все равно видел в нем что-то такое, что отличало его от многих в его окружении. Все эти слова, грубость — только маска, которую Тарьей надевал изо дня в день при общении с Хенриком. И в то же время не смотря на детский нрав была доля независимости, самостоятельности и пессимизма, которая порой слишком сильно давила на младшего, вызывая ложные убеждения.