Учитель, а я вам нравлюсь?

      И пятница наступает так же, как и все остальные дни – приходится рано вставать, собираться, идти до школы, думая только о своих учениках. В последнее время мысли Марка на девяносто процентов только об этих детях. А восемьдесят из них о Донхёке, и с этим ничего уже нельзя поделать. Без него жизнь начинает казаться чёрно-белой, и Марк с нетерпением ждёт каждого урока, чтобы просто посмотреть на него.       Что говорить о понедельнике, который приближался очень быстро, и это пугало. Марк боялся, что ничем хорошим их встречи один на один не закончатся, но так хотелось просто побыть рядом, слегка прикоснуться и тихо обсуждать что-то важное. И выпить чаю, конечно же.       В пятницу у Марка нет первого урока, но он всё равно приходит где-то к девяти, потому что журналы никто не отменял. Считает минуты, когда закончится урок у тупого восьмого класса, когда закончится эта шумная перемена, и когда, наконец-то, порог переступит, громко смеясь, Донхёк.       Пройдёт к своей парте, закинет сумку куда-то вниз, а потом начнёт громко обсуждать с Джисоном уроки, особенно домашку с геометрии, которая в этот раз была очень тяжелой. Марк старался задавать как можно меньше, но дети всё равно постоянно жаловались, что у них ничего не выходит.       Хотя уровень знаний у класса был довольно высокий, но Джисон вечно прогуливал, а Хёк словно специально ничего не делал и не отвечал, даже если знает ответ. Вот это уже не могло не бесить, но Марк понимал, что бороться с этим не в силах – домашние проблемы Донхёка пока что были не в его компетенции.       Джисон выглядел очень уставшим, но с удовольствием отвечал на вопросы и получил заслуженную пятёрку. Марк понимал, что для него это чертовски важно. Но всё о чём мог думать старший в это время – сегодня физра. И он был ответственным за этого парня, но опять-таки ничего не мог поделать. В голове давно начинал вырисовываться какой-то план, что угодно, только не оставлять его одного в этой проблеме. Потому что Марк был в ней один, и ничего хуже придумать нельзя.       Чэнле постоянно переговаривался с Ренджуном на китайском, что раздражало Джэмина, который не мог сосредоточиться на уроке. И они не замолчали, пока Марк вскользь не упомянул завуча – сразу наступила идеальная тишина в классе. Волшебное действие немецкого и строгих взглядов. Просто дети не видели, как Джэхён на самом деле ведёт себя рядом с учителем английского.       Марку уже официально сообщили, что в классе действительно будет новенький, но он пока не решался говорить об этом остальным – зачем заранее нервировать? Но нервничал пока что только он. Никто не говорил ему, что быть классным руководителем настолько сложно.       Конечно, Марк пытался думать о геометрии, о треугольниках и углах, но в голове была только одна фигура – восемнадцатилетнего Донхёка с ярко красными волосами. Она постоянно маячила перед глазами, не давая думать о чём-то другом. И Марк боялся, что просто заболел, причём заболел чем-то смертельным и очень страшным. Чем-то, от чего уже никогда не сможет избавиться.       Весь урок Хёк катался на стуле, даже не смотря в сторону учителя, сонно жмурясь и зевая. Марк сделал ему не одно замечание, а когда вызвал к доске – стул сломался. Хёк просто встал, а тот развалился прямо под ним, и сразу после этого раздался звонок. Вот такая вот очередная история, которую придётся разгребать, конечно же, Марку.       И вроде по правилам – надо пойти к завучу, но Марк понял, что просто боится. Даже сильнее, чем эти дети, совсем не было желания выслушивать его криков (особенно, когда он вставлял страшные слова на немецком).       Хорошо, если рядом с ним будет Джонни – он всегда умел его успокоить. Но что, если портить имущество в этой школе преследуется законом? Частная школа, в которой царят свои правила, и все до одного регулируются завучем. Красивым чёртом, который умеет испортить настроение всем вокруг.       Все в классе медленно собирали тетради и учебники, внимательно смотря на Хёка, который так и продолжал стоять, готовый, кажется, вот-вот заплакать. Сам не веря, что он действительно что-то сломал. А ведь ему говорили – не катайся, сломаешь.       Теперь сломал. Уже ничего не вернуть. Вроде мелочь, но почему-то чувствуешь себя ужасно, словно не стул сломал, а чью-то жизнь. Когда все покинули класс (Марк их очень вежливо попросил), то учитель подошёл к Донхёку вплотную, заглядывая за чужую спину.       Это была всего лишь одна отвалившаяся ножка, но Марк совершенно не разбирался в том, как чинить стулья. Всю свою жизнь он учил математику и другие предметы, зубрил и бесконечно читал. Мечтал стать учителем. Но никогда в жизни даже не думал, что учителям надо уметь чинить стулья, решать чужие любовные проблемы и скрываться от злых завучей.       Они попытались приделать эту ножку, но она только продолжала отваливаться, что вызывало смех. Донхёк мило улыбался, когда Марк говорил «всё будет в порядке, всё будет в порядке…». Но Хёку просто пришлось уйти, потому что начался следующий урок. - У нас труды, лучше не опаздывать… - Хёк виновато пожал плечами.       Через пару минут до Марка дошло, что у них труды. Конечно, он никогда не видел трудовика, потому что на первом собрании он был на курсах, на втором собрании у него был отпуск, а на третьем он заболел гриппом. Но сегодня им просто суждено встретиться, и Марк надеялся, что уж профессионал сможет ему помочь.       Он с легкостью нашёл чужой кабинет, который находился на втором этаже, прямо рядом с кабинетом английского, откуда раздавался громкий голос Джонни.       Марк немного волновался, но, предварительно постучав в дверь, переступил порог. Свои труды Марк помнил по запаху древесины и металлическому звуку. Но тут не пахло ничем, разве что осенью, которая веяла из открытого окна, а главным звуком был красивый и высокий голос трудовика.       На секунду Марк даже забыл зачем пришёл – уж очень красивым был этот учитель. С холодными русыми волосами, пухлыми губами, идеальной кожей и большими глазами. - Мне… - парень внимательно смотрел на него, так внимательно, что у Марка побежали мурашки, - стул починить надо.       В одной руке он держал тот самый злополучный стул, а в другой отвалившеюся ножку. Парень улыбнулся. Но не так, как улыбаются люди, это была по-настоящему дьявольская ухмылка. Красивая, притягивающая, но пугающая. - Какой стул? – он засмеялся. – Мы тут шить учимся вообще-то. Максимум – могу сделать для тебя юбку.       Учитель соблазнительно подмигнул. Марк ошарашено перевёл взгляд на класс – и действительно, все сидели за швейными машинками, вокруг валялись куски ткани, на партах были миленькие подушечки для иголок. - Ты ведь новый математик? Меня зовут ЧонУ. – Трудовик еле сдерживался, чтобы не засмеяться. – Иди к завучу, он поможет тебе с твоим стулом.       И Марк даже не заметил, как уже стоял у кабинета завуча. Это знакомство определённо добавляло школе баллы в пользу странности. Куда его вообще занесло преподавать? Лучше бы пошёл в место попроще.       Завуч, даже не глядя на тот стул, за пару секунд приделал ножку, и попросил Марка больше не беспокоить его по таким мелочам. Сейчас он занимался документами, но если бы Марк зашёл во время урока – его бы самого потащили к директору за ухо.       На перемене к Марку приходит Донхёк, сначала вежливо спрашивает насчёт стула, а потом, солнечно улыбаясь, говорит, что убедил Джисона прийти на физру. Что сегодня Марку не надо будет гоняться за ним по всей школе и уговаривать сходить, сегодня это бремя ложится на плечи Донхёка.       И старший свободно выдыхает, он просто ждал этой фразы весь день, потому что настолько устал, что даже смотреть на Джисона не было сил. Но если бы он его не отвёл, потом было бы стыдно говорить со своим другом.       Он благодарен Донхёку, говорит «до понедельника» и остается заполнять журналы. А Хёк улыбается, хотя внутри настоящий пожар, никогда ещё он не чувствовал столько адреналина и столько сожаления одновременно. Вроде бы он не прав, надо срочно сказать учителю, что что-то происходит. А с другой стороны.... что-то происходит, и Донхёк жутко счастлив, что может в этом участвовать.       Это его стихия – врать сквозь улыбку, делать вид, что всё нормально, просто шалить так, чтобы никто не понял где виноватый, а где правый. Хёк называл это веселиться, а все вокруг говорили – заниматься ерундой. Было очень обидно, но он умел терпеть, с самого детства умел.       И вот после шестого урока Хёк на весь класс декламирует, что Тэён их отпустил с урока. Все громко и радостно подрываются с мест, хватая свои сумки и за секунду вылетая со школы. Джисон тоже улыбается, думая, что это лучший день в его жизни. Хёк крепко держит его за руку. День становится худшим в истории. - Но не тебя. – Хёк улыбается. – Прости.       Джэхён заводит Джонни к себе в кабинет, пытаясь за что-то ругаться – кажется, тот снова не заполнил журналы. А Марк просто не успевает справляться за двоих.       Джонни только улыбается, усаживаясь за стол самого завуча. Тот пытается кричать, что-то рассказывать, отчитывать, но замолкает, когда Джонни притягивает его за галстук для поцелуя.       Джэхён всегда помнил себя таким – строгим, уверенным в себе и сильным мужчиной, которым никто не может владеть. «Всегда» - это до момента появления Джонни, учителя английского, за чьей харизмой нельзя не следовать.       И он начинает краснеть, причём до самых кончиков ушей, начинает нарушать правила (и в подсобке, и в чужом кабинете, и где только можно себе представить), начинает слушать чужое мнение и дрожать от простого прикосновения.       Хотя Джонни не делает ничего особенного – улыбается, целует, смеётся с собственных шуток и просто любит. Джэхён чувствует себя так, словно поменялся с учениками местами, и теперь он подросток в пубертатном возрасте.       За дверью раздаётся грохот и громкие голоса старшеклассников, Донхёка и Джисона, последнего завуч как раз и искал. Приходится разорвать поцелуй, потуже затянуть галстук и выйти из кабинета. - Джисон! – Он кричит им в спины, парни моментально замирают, боясь оглянуться. – Директор просил сделать тебе предупреждение: ещё один прогул и отправишься к нему в кабинет.       Донхёк поворачивается со своей самой милой улыбкой на свете, но уголки губ в прямом смысле дрожат от страха. - А мы как раз на физкультуру, да, Джисон? – Хёк наступает ему прямо на ногу, потому что тишина затягивается.       Джисон рьяно кивает. Завуч произносит ещё пару поучительных фраз, а потом возвращается в кабинет. Там его ждёт занятие поинтереснее, чем отчитывать шкодливых выпускников.       А Хёк просто тащит Джисона за ухо по всей школе в спортзал. Тот кричит и вырывается, но это психологический момент, сразу кажется, что тебя завуч тащит к директору, потому что таскать людей за уши - это его любимое занятие.       Хёк громко хлопает за другом дверью, закрывает их снаружи на ключ и чувствует себя самым лучшим в мире сводником. Хотя ещё не так давно клялся, что ради них даже пальцем не пошевелит. Но теперь воспоминания о их с Марком… отношениях, кажутся приятными и таким легкими, что хочется создать такие же и для кого-то ещё.       Джисон сразу чувствует прохладный воздух спортзала и по телу бегут мурашки. Что угодно, но оставаться с физруком один на один? Это было просто выше его сил. Тем более всё ещё жутко болела рука, с которой только вчера сняли гипс. Его ведь не заставят отжиматься с такой рукой, правда?       По центру, прямо к парню спиной, стоит никто иной, как физрук. Он стоит без футболки, давая Джисону насладиться изгибами чужих мышц. Бесконечные мурашки бегут уже явно не от прохладного воздуха, а в штанах становится слишком тесно.       Даже думать о нём, даже произносить чужое имя, всё это было жутким испытание, но стоять прямо перед ним и рассматривать чужое вспотевшее тело…. Это. Было. Слишком.       Дверь не поддаётся. Джисон осознаёт, что теперь бежать просто некуда. Тэён закидывает свой трёхочковый, а потом медленно подходит к Джисону. Слишком близко. Настолько близко, что младший чувствует его дыхание. Смотрит ему прямо в глаза и пытается не дышать.       И Джисон ожидает, что на него будут ругаться, ожидает, что заставят сдавать нормативы, ожидает, что, может быть, попытаются вывести на чистую воду. Но он чувствует только тёплые прикосновения чужих губ на собственной шее.       Парень сам щипает себя, но всё равно не верит, что это не сон. Потому что все мечты и все кошмары одновременно становятся реальностью. И чужие крепкие руки усаживают его на подоконник, а поцелуи не останавливаются ни на секунду, превращаясь в засосы и лёгкие укусы.       Физрук запускает парню руку в штаны, Джисон продолжает громко дышать ему на ухо, оставляя все сомнения и страхи где-то позади. И руки Тэёна творят чудеса, Джисон до крови прикусывает губу, потому что они в школе и если кто-то их увидит, то проблемы будут у обоих.       Но Тэён не останавливается, оставляя на чужой шее ожерелье из укусов, у Джисона смешивается больно и приятно, размывая любые границы. Парень кончает в руку собственному учителю, до сих пор не веря в происходящее.       Тот улыбается, вытирает руку салфеткой, открывает дверь своим ключом. - Надеюсь, ты больше не будешь прогуливать, а? – Тэён смеётся.       Джисон не может смотреть на чужие губы, потому что чувствует их прикосновения на своей коже. Укусы яркие, приходится застегнуть кофту под самый подбородок.       Он не говорит этого вслух, но точно решает, что это было хорошим уроком. И теперь он ни при каких обстоятельствах не пропустит ни одного урока физкультуры. Только не после того, что случилось. Никогда.