Превзойти тебя

      Внутри Тсуны что-то оборвалось. Все чувства и эмоции, все ощущение реальности, все мысли, все куда-то исчезло. Осталась лишь немая тишина и абсолютная пустота. Он стоял, широко раскрыв глаза, затаив дыхание, не в состоянии даже выдохнуть. Время будто остановилось, река за окном остановила течение, ветер не игрался с высокой травой.       Вдруг откуда-то издали, а потом все громче и громче одна фраза эхом отдавалась в голове снова и снова: «убить Реборна, убить Реборна». Тсуна хотел зажать уши, но это бы не помогло, ведь эти ужасные слова звучали в его голове. Мальчик хотел закричать, убежать, упасть, разбить что-нибудь, но он боялся пошевелиться, боялся, что это не сон, что он не проснется. Он боялся, что это реальность.       «Убить Реборна».       Эта фраза повторялась не переставая, вновь и вновь, и с каждым разом все громче. Она достигла уже оглушающей громкости, голова начинала раскалываться, связь с реальностью терялась все сильнее. А Савада все стоял и ждал, когда же он очнется в холодном поту у себя в комнате, в своей постели. Рядом будет Реборн, надменно ухмыльнется и замахнется чем-нибудь тяжелым, чтобы с криком «А ну подъем, глупый Тсуна» ударить мальчишку по спине, чтобы тот окончательно проснулся. А потом они пойдут завтракать в шумной кухне, битком набитой неугомонными и раздражающими, но родными людьми. Мальчику снова придется сражаться за свою порцию завтрака, иначе он будет довольствоваться объедками. А потом в дом завалятся Гокудера и Ямамото, наделают еще больше шума, после чего потащат Тсуну куда-нибудь, откуда его неожиданно и грубо заберет Реборн на очередную тренировку.       Но сон не заканчивался.       Тсуна упал на колени и почувствовал боль от удара о твердую плитку, но мальчик не сморщился, не вздрогнул, ничего. Чувства потихоньку возвращались, но теперь это была не тревога, а отчаяние. Этого не может быть, просто не может. Кто додумается до такого задания? Конечно, этого быть не может, наверное, просто показалось. Мальчик хватался за последние соломинки и пробудил в себе тлеющий огонек надежды на то, что он все не так понял из-за того, что перенервничал.       — Чт… Что В-вы сказали? — переспросил Тсуна запинаясь, но тут же сильно прижал ладони к ушам и сморщился. Нет, надежда беспочвенна, это не ошибка. Он отчетливо слышал условие и не хотел услышать его снова. Это мафия, это важный день, тут не шутят.       Мальчик не знал, что ему делать. Плакать, кричать, истерично смеяться? Он встал с колен и самым несчастным и отчаявшимся взглядом посмотрел на Девятого. Тот ответил неподдельным сочувствием и печалью в глазах.       — Я могу понять, как неожиданно было для тебя услышать такое, мальчик мой. И мне жаль. Чтоб ты знал, я до последнего не решался установить такое условие…       — Так почему же в итоге решили?! — старика перебил срывающийся крик Тсуны, — Это шутка, да? Вы проверяете меня на прочность? Если я сейчас заплачу, или что-то типа этого, я не прошел тест? Что это, черт возьми, значит?!       Слезы хлынули из его глаз, но Савада резким движением вытер их рукавом пиджака. Он решил, что лучше злиться, чем грустить. От злости больше толку, грусть же только обезоруживает.       Тсуна обернулся назад и увидел обескураженных хранителей, лица Хром и Гокудеры и вовсе выражали тихий ужас. Ямамото стоял, опустив голову, зажмурив глаза и сжав кулаки. Самым спокойным был даже не Хибари, в глазах которого также читалось недоумение, а Ламбо, но, скорее, из-за того, что он не понимал в полной мере, что происходит. Но, хвала небесам, ему хватило ума никак не показывать себя. Видимо, даже до него через напряжение и ужас в воздухе дошло, что ситуация серьезная. Тсуна перевел взгляд на Реборна. Тот снова смотрел в пустоту, скрыв глаза под тенью от пол шляпы.       — Реборн… — произнес дрожащим голосом Савада и, шатаясь, направился к репетитору. Подойдя, он схватил его за ворот и потянул так сильно, что можно было услышать треск лопающихся нитей, — почему ты молчишь, Реборн?       Губы мафиози были плотно сжаты, он не собирался отвечать. Он лишь приподнял голову, чтобы позволить Тсуне заглянуть в его глаза. И от вида этих глаз у мальчика сжалось сердце. Полные печали, безнадежности, сожаления и чувства вины серые глаза. Савада замер и долго не мог пошевелиться. Слезы, вновь нахлынувшие, затуманивали взгляд, скрывая из виду эти невыносимо грустные глаза. Он никогда не видел Реборна таким, даже тогда, когда он на секунду потерял контроль над своим образом и показал слабость, отворачиваясь, сегодня перед поездкой.       — Ты знал… — произнес Тсуна почти шепотом, но потом перешел на крик, — Ты знал?! Как? Как ты мог на это согласиться? Почему ты не сказал мне?! Реборн!       Реборн молчал. Ему было не менее тяжело, он не мог произнести и слова. Мальчик ослабил хватку, закрыл глаза и, спотыкаясь, начал отходить от репетитора:       — Нет, ты говорил… Ты постоянно мне говорил. Ты кричал мне, а я был так глух и слеп. Говорить ведь можно не только словами, верно? — мальчик снова начал говорить тихо, остановился, слезы текли по его щекам, он уже не пытался их остановить, — Словами очень сложно такое сообщить, даже ты не смог, Реборн.       — Позволь объяснить, — осторожно начал Девятый.       Тсуна медленно повернулся лицом к боссу. Он не знал, что ему делать и злость вперемешку с отчаянием лишили его дара речи.       — Я еще раз скажу, что мне жаль, Савада Тсунаёши. Я до последнего не хотел принимать такое решение, потому что в случае твоей победы мир мафии лишится одного из лучших людей. Но причина не только в этом. Я прекрасно знаю, насколько сильно ты привязан к Реборну. Вы важны друг для друга, вас уже связывают какие-то особенные узы. Не побоюсь сказать, что он для тебя один из главных персонажей твоей жизни.       — Тогда почему… — мальчик глотал слёзы, но старался твердо стоять на ногах, — Если Вы все знаете и понимаете, зачем заставляете меня делать это. Вы же знаете, что это принесет мне страдания, я просто не смогу…       — А в этом и суть, Десятый, — Девятый закрыл глаза. — Мир мафии — очень жестокий мир. И страдания — его неотъемлемая часть. Твоя победа над Реборном покажет не только уровень твоей физической силы, уровня способностей мафиози, но и силу духа и способность идти наперекор своим чувствам и интересам в пользу достижения интересов мафии и поставленной цели. Никто не может гарантировать, что тебе не придется сражаться с тем, кто тебе по каким-либо причинам дорог. Это может быть предатель или просто друг, действующий в противоположных интересах. Если ты не сможешь взять себя в руки и в полную силу сражаться, ты не сможешь считаться боссом сильнейшей семьи.       Каждое слово протыкало Тсуну насквозь невидимыми шипами. Ноги почти не держали его.       — Я не хочу быть боссом. Это противоречит моей сущности. Я думал, что Вонгола тоже против неоправданных жертв? Если нет, прошу простить, я ухожу, — он уже отвернулся и готов был уйти прочь, но ноги подвели его и подкосились.       Мальчик упал в чьи-то объятия. Реборн словил его до того, как обессиленное хрупкое тело встретилось с твердой плиткой.       — Реборн…       — Пожалуйста, терпи, глупый Тсуна, — сказал он тихо-тихо, но опять очень твердо и четко, хотя в его голосе слышалось сожаление. После этого он поставил своего ученика на ноги.       Савада просто уже был не в силах сопротивляться. Даже в такой ситуации он доверял Реборну и не мог бороться с этим привычным доверием. Он вновь повернулся лицом к Девятому.       — Это все причины, из-за которых вы пришли к такому аморальному решению?       — Я могу еще многое сказать, Савада Тсунаёши, но в этом нет смысла, если ты не откажешься от предрассудков и личных чувств к Реборну. Я хочу, чтобы ты слушал меня как наследник мафии, а не как незрелый ученик, которому приказали убить любимого учителя.       — Я не могу! — Тсуна вновь сорвался, — Я не хочу…       — А меня послушаешь? — низкий голос репетитора резко ударил по ушам своим неожиданным появлением. Этот голос был слишком твердым, решительным и непоколебимым, будто это вовсе не Реборн не так давно смотрел на Тсуну самыми грустными глазами на свете. Сколько же усилий тебе приходится прилагать, чтобы добиться такой уверенности в голосе, когда в душе ты разлагаешься, Реборн?       Тсуна не повернулся. Он не понимал, что делать, но точно знал, что нельзя верить твердости голоса своего учителя. Кроме того, он боялся, что Реборн сможет своей речью убедить его, а Тсуна не желал допускать и малейшую мысль о согласии на такое условие финального испытания. Однако в то же время внутри загорелся огонек надежды.       — Ты не должен…       — А я все же скажу, иначе ты своим упрямством загубишь себя и своих хранителей, глупый Тсуна.       Мальчик улыбнулся, но в этой улыбке не было ничего веселого, скорее, это была гримасса боли и отчаяния. Такое обращение умиляло его и показывало близость с репетитором, а сейчас он чувствовал на своих плечах огромную тяжесть угрозы не услышать это «глупый Тсуна» больше никогда.       Реборн продолжил:       — Меня никто не заставлял насильно участвовать в этом. Я согласился добровольно, когда выслушал все аргументы присутствующих на совете. Босс Вонголы должен быть силен телом и духом, должен уметь не сломаться даже под тяжестью неподъемного груза. Я — нынешний сильнейший мафиози, и меня направили быть твоим репетитором, чтобы я сделал из тебя достойного Десятого. Босс сильнейшей семьи должен быть сильнейшим. Главная цель, Тсунаёши, — это превзойти меня. Самый достоверный способ это сделать тебе и озвучили как условие. Отними у меня звание сильнейшего мафиози, Тсуна. Стань сильнейшим. Превзойди меня.       Савада стоял бездвижно и внимательно слушал каждое слово. Он еще никогда не был настолько внимательным слушателем. Он слушал и искал зацепку — что-нибудь, что могло бы помочь выбраться из этой ужасной ситуации. Мальчик надеялся, что Реборн в своей речи даст ему какую-то подсказку, чтобы без последствий избежать или изменить условия финального испытания. Ведь Реборн всегда был на его стороне и всегда помогал. И сейчас, как никогда, Тсуне нужна была помощь. Но ничего не было. Реборн был абсолютно серьезен, в его словах не было никакого потайного дна.       — Кроме того, у меня есть еще и свои причины пойти на этот шаг, — мафиози повернулся к хранителям, — Пожалуйста, подумайте еще раз. Сделайте правильный выбор: поставьте подпись и обеспечьте себе будущее под именем Вонгола. Я готов вступить в схватку насмерть — даже не так — я хочу этого, таково мое желание, — поймав на себе вопросительные взгляды, он договорил. — Свои личные мотивы я предпочту не раскрывать прямо здесь и сейчас, но я попрошу вас довериться мне. Они имеют почву, и подписать эту проклятую бумагу — моя личная просьба к вам.       — Бумагу? — Тсуна обратил внимание на стопку, что лежала на столе перед креслом Девятого. На верхнем листе красовалась яркая и большая печать с логотипом Вонголы. Были какие-то надписи, напротив — пустота, которую, судя по всему, нужно было заполнить подписями Хранителей.       — Да, — отозвался Девятый, — финальное испытание будет проводиться только при наличии подписей от всех хранителей колец Вонголы на этом документе, — он поднял и продемонстрировал лист. — Их подписи будут означать согласие с условиями испытания.       В Тсуне зародилась надежда. Этого кошмара все же можно избежать?       — Хотите сказать, если в документе будут не все подписи, испытание проводиться не будет? — борясь с комом в горле спросил мальчик.        Девятый закрыл глаза и вздохнул. Он ожидал такого вопроса и сразу же выдал ответ на него так, будто готовился и репетировал:       — Верно, испытание не состоится, если тут не будет стоять хотя бы одной из подписей. Но это будет так же расцениваться как отказ от имени Вонгола и бегство от ответственности. Ты и все хранители будут признаны предателями. Вас объявят врагами мафии и вы подвергнетесь преследованиям. Это вынужденные меры, нам необходим Десятый, и срыв церемонии передачи титула нанесет огромный ущерб семье, так что не держи зла и обиды, подумай еще раз, Савада Тсунаёши. Я могу представить, как тебе тяжело прямо сейчас, но такова твоя участь.       Тсуна оцепенел. Холод разлился по всему его телу, он не знал, что сказать. Такова участь? Либо убить одного из самых близких ему людей, либо подвергнуть опасности друзей. Черт! Савада не просил этого, он не хотел быть боссом, он хотел жить простой жизнью школьника-неудачника. Ужасная мафия, проклятая мафия, ненавистная мафия! Почему он? Почему он должен выбирать между двух зол? Нужно найти выход, но его, кажется, нет.       — Я не буду подписывать! — резкий голос Гокудеры прогремел и эхо заполнило огромный зал.       Тсуна развернулся к своему другу и увидел, что тот уже готов к драке, но его крепко сдерживал Ямамото, у которого хватало силы воли держать себя в руках. Однако даже он был неспокоен, судя по его напряженному прищуренному взгляду. Негромко, но очень четко и категорично он произнес:       — Я тоже.       — И я, — голос Хром звучал увереннее, чем можно было себе представить.        Хибари молча сложил руки на груди и закрыл глаза. Похоже, это означает, что и он не собирался ничего подписывать. Тсуну наполнило приятное чувство признательности и надежды, но тут же пронзил страх, когда через мгновение он вспомнил, чем это упрямство может обернуться.       — Тогда вы станете живой мишенью для Вонголы и всех союзных семей, — невозмутимо напомнил Реборн, хотя в его взгляде читалось некоторое замешательство. Не ожидал, что все будут против его смерти? Как глупо, разве могло быть иначе?       — Да плевать я на это хотел! — Гокудера вырвался из крепкой хватки Ямамото и выступил вперед, — Пусть будет так, но мы не позволим Реборну драться с Десятым. Я лучше буду всю жизнь бегать от мафии, чем позволю этому случиться. Мы были в стольких передрягах, что нам не составит труда жить, ежесекундно спасая свою шкуру, нам не привыкать к такому. Я готов быть врагом мафии, более того, я СТАНУ врагом мафии, если вы посмеете не прекратить этот цирк и не смените условия. Реборн и Десятый не будут драться друг против друга.       Девятый скрестил пальцы рук так, что костяшки побелели. Напряжение росло.       — Ты понимаешь, что ты говоришь, Хаято Гокудера? Вас всех будет преследовать все объединение мафии, ваши жизни будут в смертельной опасности, вы забудете о мирной жизни навсегда.       — Наша жизнь уже давно не мирная и больше никогда таковой не будет, — вмешался Ямамото. — С тех пор, как мы связались с мафией, с нами происходило слишком много непонятных и невероятно опасных событий, мы не раз уже были на волоске от смерти. Гокудера прав, нам не привыкать. И Реборн, и Тсуна будут жить еще очень долго. Пусть мы будем считаться предателями и беглецами, но такую большую жертву ради мафии мы не принесем никогда. Я тоже выбираю войну с мафией, если нет иного выхода, моей подписи вы не увидите. Я буду защищать своих друзей, а не смотреть, как они пытаются убить друг друга.       Тсуна стоял, как вкопанный, и не понимал, как ему реагировать. Его переполняла благодарность, но страх преследования и бесконечной опасности все еще не ушел. Он смотрел поочередно в горящие от ярости глаза Гокудеры и в переполненные уверенностью глаза Ямамото. Наконец нашел в себе силы снова глянуть на Реборна. Тот стоял, сложив руки на груди, уставившись куда-то в пустоту взглядом, вновь скрытым полами проклятой шляпы. Спустя пару секунд сверления взглядом репетитора, Саваду пронзила уверенность, которая когда-то давно покинула его и не появлялась так долго. Да будет так. Реборн слишком дорог. Не для того была вся та заварушка с вендиче и проклятием Аркобалено, не для того Тсуна и ребята пытались его спасти, чтобы сейчас вновь подвергать смертельному бою. Реборн будет жить. Даже если несостоявшемуся Десятому и его хранителям придется всю оставшуюся жизнь бегать от мафии.       — Вы слышали решение моих друзей, — мальчик сам удивился такой непоколебимой уверенности в своем голосе, но его это только раззадорило сильнее, — Я не собираюсь драться с Реборном, тем более насмерть. Мало того, что он мой друг и человек, который слишком много для меня значит, он еще имеет большой вес в мире мафии. Как вы вообще можете думать о приношении в жертву сильнейшего мафиози? Сражения не будет.       В зале повисла тишина. Отчего-то уверенность, переполнявшая Тсуну секунды назад, стала постепенно уходить. Нет, он был точно уверен в своем решении, однако снова начало расти чувство, что что-то не так, что его мир рухнет вновь. Что ж такое. Впервые за долгое время он обрел уверенность, но вот-вот ее потеряет.       Тишину прервал Реборн:       — Ты действительно очень глупый, Тсуна, — в его голосе слышалась злость, — нет, даже ярость — которую он старался сдерживать. Он поднял голову и направил взгляд прямо в глаза мальчику. Этот взгляд был испепеляющим, пронзительным, невозможным, еще никогда Савада не видел такого взгляда. — Неужели я недоступно объяснил? Согласие необходимо, ты должен стать Десятым, ты должен завершить начатое. Ты должен показать, каким достойным боссом ты стал. Ты должен заставить всех тобой восхищаться, подчиняться и вести всех за собой.       Тсуна смотрел в глаза репетитора, не собираясь отводить взгляд. Это было похоже на схватку, и тот, кто отведет взгляд — проиграет. Противостоять разгневанному Реборну было невыносимо трудно, но Савада не мог сдаться. Он хотел показать, насколько он уверен в своем несогласии с такими ужасными условиями, и даже такой взгляд учителя его не остановит.       — Я ранее уже сказал, для чего тебе выдвинули именно такие условия, — продолжил Реборн. — Кто ты такой, если не можешь их выполнить? Для достижения целей придется делать много работы, Тсуна, в том числе моральной, ты должен бороться с собой. Просто не будет. Сразись со мной и превзойди меня, такова твоя миссия.       Тсуна молчал и продолжал смотреть. Реборн заметно успокоился, видимо, поняв, что мальчишка все же вырос и яростным взглядом его не проймешь.       — Хорошо, я попробую еще раз, — Реборн поправил галстук и отвел взгляд в пустоту. — Мир мафиози — жестокий и порой несправедливый мир. Политика семьи Вонгола довольно мирная, она старается быть гуманной и как можно менее жестокой, но ты же понимаешь, что мафия неразрывно связана с насилием и нередко со смертью. И раз уж тебе не посчастливилось оказаться в этом мире, тебе нужно приспособиться к его условиям. Каждая семья преследует свои цели, каждый мафиози преследует свои цели, и эти цели абсолютно разные и не всегда справедливые и приятные. Будут поступки, которые ты будешь совершать, сдерживая слезы. Тебе будет больно, ты будешь страдать, это неизбежно. Ты должен быть сильным, чтобы выживать в мире мафии, из которого ты не сможешь сбежать. Но у тебя есть выбор: стать важной персоной этого мира, который сможет распоряжаться им и менять его условия, расширять рамки; или же быть изгоем, преследуемым и презираемым, не имея ни малейшего шанса что-то изменить.       Он сделал паузу. Все молча внимательно слушали речь Реборна. Он повернул голову и посмотрел на Тсуну. На этот раз очень мягким взглядом:       — Стань боссом Вонголы, глупый Тсуна, и меняй мир мафии в лучшую сторону. Это будет лучше для тебя и твоих хранителей. Это лучше, чем быть гонимым и просто презирать мафию, — он сделал еще одну паузу, глубоко вздохнул, — И для меня будет лучше.       После этой фразы Тсуна вздоргул, будто его ударило током.       — Ч-что?       Реборн повернулся к хранителям:       — Повторюсь. Моя личная просьба. Пожалуйста, подпишите бумагу и позвольте испытанию состояться. Я пока не готов подробно раскрыть свои мотивы, но прошу вас довериться мне и поверить на слово: они серьезные. Не сочтите за гордыню, но я много раз помогал вам и Тсуне, многое делал, помогите теперь и вы мне. Вся проделанная мною и вами работа — лишь для этого момента. Я и сам ненавижу ультиматумы, поэтому мне неприятно это говорить, но вы должны это сделать. Поставьте подписи.       Голос Реборна был тверд и даже немного резок, но можно было услышать умоляющие нотки. Всякому было понятно, что для этого мафиози финальное испытание неимоверно важно. Его речь звучала слишком убедительно.       — Ну и чтоб окончательно расставить все точки над «i» и помочь вам принять правильное решение, сообщу, что в случае отказа вы станете врагами мафии, а значит, и моими врагами тоже. Я буду одним из тех, кто будет преследовать и пытаться убить вас. Савада Тсунаёши, конечно же, главная цель. Будьте уверены, сражения не избежать, что бы вы ни выбрали. Так подумайте же, как лучше его организовать.       Сердце Тсуны ушло в пятки. Реборн ведь блефует, да? Это не может быть правдой. Выход должен быть всегда. Не станет же он охотиться на того, с кем жил, кого так долго тренировал. Мальчик уже не стеснялся думать о том, что Реборн по-человечески привязался к нему, такие вещи Тсуна умел чувствовать очень хорошо. Он просто не мог поверить в слова репетитора. Они не могут быть врагами, ни при каких условиях. Савада дрожал, ком подступил к горлу, он чувствовал, что силы стоять на подкашивающихся ногах вот-вот иссякнут, но, собрав последние остатки уверенности, он выпалил:       — Все равно отказываюсь.       — Какое упрямство, — вступил Девятый. — Мальчик мой, пойми, согласие — лучшее решение.       В зале вновь воцарилась тишина. Тсуна слышал, как пульсирует его кровь в венах, слышал свое слишком громкое для такое тишины дыхание, казалось, он даже моргал со звуком. Беспросветное отчаяние заполняло все вокруг и ощущалось физически. Как же хочется проснуться, прямо сейчас. Ну пожалуйста. Пожалуйста!       Резко послышались шаги. Каблук туфлей бил о керамическую плитку. Тсуна краем глаза увидел, как черноволосый парень обходит его и направляется к столу с бумагами. Мальчик поднял голову, но не смог четко рассмотреть парня, потому что из глаз резко хлынули слезы и затуманили взгляд. Он и не видя ничего все понял. Хибари подошел поставить подпись. Сердце Тсуны начало колотиться с бешеной скоростью, когда он услышал еще шаги. Множество шагов, шаги, которые совершали его друзья, идущие к столу с целью подписью согласиться втянуть Десятого в самое ужасное испытание на свете.       Мальчик почувствовал, как кто-то положил руку на его плечо. Но он не шелохнулся. Он лишь стоял и плакал. Он знал, что сейчас услышит что-то типа извинений или оправданий, но уже все равно. Тсуна ненавидит это место, мафию, этих людей и этот мир.       — Тсуна, мне жаль, но, похоже, у нас действительно нет иного выбора, — прозвучал дрожащий голос Ямамото. Тсуна смахнул его руку со своего плеча.       — Да? И ты говоришь мне это после той пламенной речи, что вы закатили на пару с Гокудерой?       Такеши молчал. Все молчали. Документ больше не был пуст с одной стороны. Напротив каждой фамилии стояла подпись. Подписи были неровные, прерывистые. Что, неужели было сложно подписать? Не хотели? Жалеете?       — Но вы все же подписали, — Тсуна глотал слезы, но голос больше не срывался, не дрожал, — подписали мне приговор. А недавно говорили, что готовы называться предателями, — внезапно мальчик улыбнулся, расширил глаза, изобразив безумную гримасу боли. — Ну что же. А так и есть. Вы не предали мафию. Но вы все равно предатели, я думал, мы друзья.       Тсуна направился к выходу. Гробовая тишина сопровождала его, лишь звуки шагов эхом отдавались на весь огромный зал. Как они могли? Они же знают, насколько сильно Тсуна любит Реборна, насколько сильно привязан к нему. Репетитор стал неотъемлемой частью его жизни, без которой мальчик уже просто не мог себя представить. Тот, кто всегда действовал в его интересах, помогал становиться сильнее, не давал скучать, смеялся вместе с ним, сражался рядом с ним, проводил столько времени от пробуждения и до ночи. Пожалуй, Реборн стал самым важным человеком для Савады, отрицать нет смысла. И сейчас его друзья обрекли его на убийство самого дорогого человека. Как отвратительно. Какие они отвратительные.       — Мне жаль, Савада Тсунаёши, — вдогонку произнес Девятый, — но спустя время ты поймешь, что все обернулось наилучшим образом. Все так, как должно быть.       Тсуна резко затормозил и остановился, уткнувшись носом в резную деревянную дверь. В нем зажглось нечто. Нечто, вновь вселившее призрачную надежду. Печального исхода не избежать, но мальчик все равно не хотел идти на поводу этой противной мафии.       — Сражение насмерть, говорите? Мы с Реборном будем пытаться убить друг друга?       — Верно, — ответил Реборн, — после твоей окончательной победы в этой схватке, испытание будет считаться пройденным и ты станешь Десятым Вонголой.       Тсуна рассмеялся. Это был смех отчаяния, боли, истеричный прерывистый смех, ничего веселого в нем не было. Ох, Реборн, так мило с твоей стороны. Ты так говоришь, будто Десятый точно сильнее тебя, ты так уверен в нем, уверен в его выигрыше. Но «бой насмерть» ведь означает, что обе стороны подвергнуты риску погибнуть?       — Я не собираюсь побеждать, — спокойно сообщил Тсуна, отворил дверь и покинул зал.