Превзойти тебя

      Если бы Тсуне предоставили шанс загадать одно единственное желание, он бы загадал исчезнуть прямо здесь и сейчас. Провалиться сквозь землю, испариться, обратиться в пепел, неважно, лишь бы больше не существовать с тем грузом, что на него навалился. Он готов продать душу дьяволу, отдать что угодно взамен на это желание. Хотя о чем речь? Ему нечего отдавать. У мальчишки ничего не осталось.       Все, что он ценил, все, что было ему дорого, все, что радовало его в этой жизни — его товарищи. Тсуна никогда не умел ничего, не знал элементарных вещей, считал себя по-настоящему никчемным. Какой смысл проживать жизнь таким человеком? Но почему-то по каким-то неведомым для него причинам у него появились друзья, его Хранители, Реборн, товарищи из других мафиозных семей. Эти люди придавали жизни мальчика каких-то красок и осмысленности. До встречи с этими людьми пробуждение не было таким приятным, осознание начала нового дня стало чем-то радостным только после приобретения этой дружбы. Никчемность собственной личности и существования отходила на второй план. Только эти люди могли быть причиной открыть глаза и встать с кровати утром. Они — единственное, что Тсуна имел. Единственное, во что верил. Но все обратилось в прах.       Вот так просто. За несколько минут он лишился друзей. Он не мог назвать друзьями тех, кто подписал ему приговор. Они все предатели. Они все знали, как дорог ему Реборн, они все знали, видели, как больно было ему находиться в зале и слушать условия финального испытания. Все видели его слезы, отчаяние на его лице, что он не смог скрыть, несмотря на сотню глаз, наблюдавших за мальчиком. Зная отношение Савады к своему репетитору, они дали добро на поединок насмерть. Плевать на правила мафии, плевать на последствия их несоблюдения. Они просто не должны были этого делать. Тем более после всей той неоценимой поддержки, что они оказали своему боссу.       Савада шел по траве по направлению к бурной реке, находившейся недалеко от здания. Взгляд его был затуманен, голова пуста, походка прерывиста. Он буквально волочил ноги по земле, потому что чувствовал себя слишком истощенным. Ни одно происшествие не ударяло по его нервам и ментальному состоянию так сильно, как эти несколько минут в резиденции. А финальное испытание еще даже не началось.       На удивление, никто не побежал за Тсуной и не попытался его остановить и вернуть в зал. Даже самые бесчувственные, наверное, смогли проникнуться всем ужасом, что приходится переваривать совсем еще молодому парнишке. Все понимали, но никто не возразил против такого жестокого условия финального испытания. Даже его друзья. Какое гадство!       Мальчик шел, пока не встретился глазами со своим же отражением. Поток воды был быстрым и шумным, однако Тсуна все же мог разглядеть в водяном зеркале свое лицо и взгляд, в котором абсолютно отсутствовала жизнь. Пустые глаза, бледное лицо, плотно сжатые губы. Савада бы удивился своему виду, если бы у него остались на это силы.       Он смотрел на свое отражение и не мог пошевелиться. Груз пережитого давил на его плечи, вот-вот он готов был упасть на колени, а после и всем телом, и отдать себя бурному потоку реки. Чтобы тот унес его куда-нибудь. Абсолютно не важно куда. Теперь уже вообще ничего не важно.       Кто бы там что ни решил, играть по таким правилам мафии Тсуна не будет. Он не направит удар в сторону Реборна.       Он был бы не против стать злейшим врагом мафии, попасть в розыск, быть мишенью. Лишь бы быть на другой стороне баррикад. Мафия уничтожила его морально, и, кажется, Саваде ничего не стоит подставиться под удар и позволить уничтожить себя еще и физически. Мальчик ненавидел мафию, всей душой он проклинал тот день, когда связался с ней.       Но тут же при этой мысли в голове возник образ Реборна. Одна за одной в сознании воспроизводились сцены их совместных приключений, тренировок, шуток, сражений. Улыбка и голос репетитора, его подколы и усмешки. Верно: не будь в жизни мафии, не было бы и Реборна. Не было бы самого дорогого человека, ставшим для мальчика светом и смыслом. Мафия подарила Тсуне самое лучшее, что только могло с ним случиться. Но сейчас она же и приказала это уничтожить собственными руками.       Савада уже решил, что не будет никого убивать. Он не сможет жить с этим. Вместо этого он позволит себя убить. Никто ведь не говорил, что победа обеспечена, и поддавки со стороны Реборна не предусмотрены и нелогичны, если исходить из условий испытания. Так что мафиози будет сражаться в полную силу.       Тсуна даже совсем чуть-чуть приободрился от осознания, что осуществить задуманное будет не так-то сложно. Реборн не будет поддаваться, а значит, ему не составит труда убить Тсуну, он же сильнейший мафиози. Кто вообще сказал, что они равные соперники, Савада же реально не дотягивает. Даже без задумки проиграть бой, шансы на победу были бы невелики. Проиграть — не такая уж сложная задача, с таким-то соперником. Неужели хоть эту идею у него получится воплотить? Он не убьет Реборна, этого можно избежать.       Можно ли сказать, что мальчик начинался потихоньку радоваться? Радоваться тому, что сможет умереть. Похоже, он сходит с ума. Тсуна и сам осознавал абсурдность своих мыслей. Он не хотел умирать. Он хотел провести еще много лет со своими Хранителями, с друзьями. С Реборном. Тсуна хотел жить. Но иного выхода не видел. Больше своей жизни он желал лишь жизни Реборна. Он был так счастлив спасению от проклятия. Мафиози должен прожить долгую жизнь после такого, никто не смеет лишать его будущего.       Слезы текли из безжизненных глаз Тсуны. Почему в столь юном возрасте ему приходится думать о смерти? Это ненормально.       — Как ты? — прозвучал низкий голос из-за спины мальчика. Поток воды частично заглушил его, что Тсуна сначала подумал, что его сумасшествие подарило ему еще и слуховые галлюцинации. Но нет, Реборн действительно пришел, собственной персоной.       — А как ты думаешь? — хрипло и безэмоционально ответил мальчик, даже не обернувшись.       — Не хочу я об этом думать. Знаю, что тяжело, — печально произнес Реборн, опустив голову.       — Тогда на кой-черт спрашиваешь?       В голосе Тсуны не было ни единой нотки агрессивности, которую следовало бы вложить в интонацию при таких-то словах. Но силы он все еще не восстановил, а эмоции их требуют.       Реборн не нашел, что ответить. Понятное дело, он пришел успокоить и поддержать своего ученика, но разве может идти речь о каком-либо облегчении при данных обстоятельствах.       Савада заметил, что вода стала темнее, отблески не такие яркие. Да и солнце уже не так слепило и грело.       — Сколько времени прошло?       — Ты ушел из зала полтора часа назад и все это время был здесь.       Тсуна сглотнул. Он совсем потерял ориентацию во времени.       — Откуда ты знаешь, что я был здесь? Смотрел за мной?       — Да.       Тсуна вздрогнул. Эти короткие фразы заставили его вновь осознать, насколько этот человек много значит. Он всегда заботился и беспокоился о никчемном Саваде, сейчас бы мальчик не имел бы ничего из того, что имеет, если бы не его репетитор. Его бросили все, даже на Реборна он злился неимоверно за то, что он позволил сделать себя мишенью, но даже при таком раскладе мафиози был самым близким и необходимым человеком. Тсуна был рад, что он пришел. Наконец парниша развернулся и показал Реборну свое лицо, мокрое от слез и обезжизненное, демонстрирующее полное отсутствие сил и надежды на что-то хорошее.       — Что мне делать, Реборн? Что же мне делать? — новая волна слез хлынула из его глаз.       Реборн подошел ближе к мальчику и стал напротив него так, чтобы они оба могли хорошо видеть лица друг друга. Тсуна смотрел в глаза учителя снизу вверх, в его пустых глазах вновь начали появляться нотки глубокой печали и отчаяния. Реборну тяжело было это видеть, он на секунду закрыл глаза, чтобы скрыть от себя это зрелище. Но все же продолжил поддерживать зрительный контакт с учеником. Тсуне это было необходимо.       — Просто делай то, что должен. Мне очень жаль, глупый Тсуна, но у тебя и правда нет выбора. Просто сделай это.       — Выбор есть. Я не хочу причинять тебе вред, Реборн, — Савада сжал рукав пиджака своего репетитора и наклонил голову, почти положив ее на грудь Реборна, — Я знаю, что ты отнесешься плохо к тому, что я тебе сейчас скажу, но у меня нет сил и настроения придумывать оправдания и скрывать правду. В нашем сражении должен погибнуть кто-то один, да? Я не для того из шкуры вон лез, спасая тебя в заварушке с вендиче, чтобы теперь пытаться лишить тебя права на полноценную жизнь. Победишь ты, Реборн. Ты убьешь меня.       Глаза Реборна расширились от услышанного:       — Да, я подозревал, что ты задумал. Я слышал то, что ты сказал, покидая зал, и это взволновало меня. Ты действительно этого хочешь?       Тсуна начал всхлипывать, его голова упала на грудь Реборна. Реборн в ответ приобнял мальчика одной рукой, прижав его к себе чуть ближе.       — Нет. Я не хочу умирать. Я больше всего на свете хочу жить. Я хочу просыпаться каждое утро из-за разных причин, хочу завтракать в компании дорогих мне людей, воевать за свою еду, как обычно, хочу ходить в школу, тренировать новые приемы, попадать в разные передряги и выкручиваться из них, хочу веселиться со своими друзьями, хочу злиться на них и мириться, хочу любить, хочу смеяться и плакать, хочу. Я хочу жить! — Тсуна ухватился за пиджак Реборна теперь и второй рукой, укрепив хватку. — Больше всего на свете я хочу жить!       — Ну так живи. Все это ты сможешь, — тяжело произнес Реборн, который, казалось, был тоже уже на грани. Он не камень, он такой же человек. Просто чуть более сдержанный. Однако ради мальчика он продолжал держать себя в руках и выдерживать уверенность в голосе.       — Нет. Не смогу. Я не смогу драться с тобой. Я не смогу тебя убить, я просто не хочу этого делать. Да и без тебя невозможно будет жить. В каждом эпизоде своей жизни, который я только могу вспомнить, фигурируешь ты. Я не помню жизни до встречи с тобой. Это была и не жизнь вовсе. Прости меня, Реборн, прости, пожалуйста. Если бы я был менее гордым, если бы я чаще говорил тебе, насколько ты важен, если бы я смог вовремя донести до тебя свои чувства, быть может, ты бы не согласился на это все. Все было бы иначе. Ты неотъемлемая часть моей жизни, часть меня, ты слишком много значишь, играешь слишком большую роль, — мальчик боролся с истерикой, глотая непрерывно льющиеся слезы и сжимая пиджак репетитора все сильнее, — я люблю тебя, Реборн, я слишком к тебе привязан. У меня больше нет сил скрывать то, что я чувствую, и вообще скрывать все это было большой ошибкой. Это я виноват, прости. Я не должен был позволить тебе участвовать в этом, я должен был дать тебе осознать твою ценность.       Реборн молча слушал исповедь Тсуны, неосознанно прижимая его рукой к себе ближе. Каждое слово пронзало его, с каждой секундой становилось тяжелее дышать. Никогда он еще не чувствовал такой печали и волнения. Когда поток признаний закончился и Саваде потребовалось взять перерыв и отдышаться, Реборн решил ответить:       — Я прекрасно все о тебе знаю. Не нужно переживать, я все понимаю и всегда понимал. Послушай меня внимательно, я буду говорить, возможно, эгоистичные, но очень важные вещи. Тогда, быть может, ты меня поймешь, и это поможет тебе принять неизбежное. Ты не виноват, глупый Тсуна. Никто не виноват. Это мир мафии, в котором, увы, тебе пришлось оказаться. Жестокий мир, который ты не заслужил. Я был бы рад, если бы ты жил жизнью обычного школьника, не подвергая себя опасности, веселился с друзьями, поступил в университет, нашел работу, завел семью и проживал счастливую безмятежную жизнь. Но с другой стороны, я рад, что ты в это вляпался. Это позволило нам встретиться, я стал твоим репетитором и провел потрясающие несколько лет в твоей компании. И я ни разу не сомневался, что ты разделяешь мои чувства по этому поводу. Привычные обязанности репетитора-мафиози стали для меня чем-то приятным. Ты мне нравишься как человек, глупый Тсуна. Спустя какое-то время после нашей встречи я осознал, что ты — тот, кто станет целью моей жизни. В том плане, что именно тебе я хочу отдать все, что имею, научить всему, провести до победного конца. Ты должен стать главным показателем моего мастерства репетитора-мафиози. Ты стал смыслом моей жизни, наверное, можно даже так сказать, моей целью. И она будет выполнена, когда я пойму, что дал тебе все, что мог, сделал тебя сильнейшим и достойнейшим. Я сам предложил именно такое условие для финального испытания. Только так я смогу доказать самому себе, что я достиг того, чего хотел. И моя жизнь не будет бессмысленна после выполнения этого условия. Мне не жалко умереть. Более того, именно так я и хочу умереть. Умереть, видя перед глазами то, чего я добивался долгое время. После нашей разлуки моя жизнь утратит смысл. Ты — моя цель и смысл. Ты станешь Десятым и репетитор тебе не понадобится, я уйду. Таковы правила. И я не хочу скитаться по жизни без смысла. Я быстро устану от этого, она мне станет неинтересна, мне не нужна такая жизнь. А только твоя победа в испытании покажет мне, что я смог совершить задуманное и жил все это время не зря. Это не будет убийством, это будет исполнение моей цели, моего желания. Это очень глубокая тема, пожалуйста, постарайся понять. Помоги мне, Тсуна. Превзойди меня.       Тсуна плакал уже навзрыд, но внимательно слушал все, что говорит ему репетитор. Он прекрасно слышал и обдумывал каждое его слово, вслушивался в интонацию. Он понимал Реборна. Теперь он его понимал. И стало так горько.       — Ты выбрал глупую цель, Реборн, очень глупую, — всхлипывая произнес Савада, — а еще меня глупым называешь. После меня могут быть еще ученики, получше в разы, а ты…       — Не недооценивай себя. Ты — действительно лучшее, что могло со мной произойти. И именно ты достоин быть моей целью.       — Это так ужасно, Реборн…       — Может быть. Но я так решил. Ты поможешь мне, Тсуна?       Тсуна до последнего боролся с собой, все еще пытаясь найти пути отступления, какое-нибудь иное решение. Но слова Реборна схватили его за душу. Он любил Реборна больше всего на свете и был готов сделать для него все. И если Реборн хочет выполнить свою цель больше, чем продолжать жить, то так тому и быть.       — Обещай, что будешь сражаться в полную силу, Тсуна, — попросил репетитор тихим голосом.       — Обещаю. И ты обещай, — мальчик почти перестал дрожать, ослабил хватку, но остался стоять, прижавшись лбом к рубашке Реборна.       — Конечно. Я тоже не буду поддаваться, иначе в этом не будет никакого смысла. Бой будет максимально честным, а исход справедливым.       — Хорошо. Прости меня, Реборн.       — Спасибо, Тсуна. Большое спасибо.