***
— Пустите меня на арену! — Хром говорила ровным, непривычно требовательным голосом, несмотря на рекой льющиеся из ее глаз слезы. — Это противоречит правилам испытания. Нельзя вмешиваться в сражение этих двоих, они должны решить все самостоятельно, — ответил Девятый. — Но это невозможно! — вступил Гокудера агрессивным тоном, но сбавил обороты, почувствовав прикосновение руки Такеши к своему плечу, понимая намек на то, что нужно успокоиться. — Неужели вы не понимаете, что ситуация непредвиденная? — Непредвиденность ситуаций как раз полезна и показательна. Все должно быть приближенно к реальности, а в реальности и не настолько тяжелые ситуации бывают, — напряженно аргументировал нынешний Вонгола. — Я разве не доходчиво объяснял правила? — Доходчиво, мы как раз все поняли, а вот вы, кажется, чего-то не понимаете, — вспылил Хаято, вновь забыв о субординации. За что получил подзатыльник от Хранителя Дождя, который продолжил вместо него. — Правдоподобность в испытании важна, никто не спорит, господин Девятый. Но не забывайте, что Босс семьи имеет подчиненных, которые верны ему и готовы прийти на помощь. И это реалистичнее некуда, я могу ответить Вам точно, по себе сужу, да и все присутствующие тут Хранители подтвердят. В реальности мы бы не оставили Десятого одного в таком положении. Медицинская помощь, оказанная товарищем из семьи — очень естественная вещь, которая может произойти в условиях любого боя, если ситуация соизволила предоставить возможность и время. — Ямамото Такеши, вмешательство в испытание недопустимо, я ясно дал это понять. Тсуна должен справиться сам. Или вы не верите в своего Босса? — Это похоже на издевательство, — процедил Гокудера сквозь зубы. — Вы сами можете видеть, что происходит. Десятый ранен, черт возьми, он физически не может себе помочь. И испытание как раз теряет реалистичность от того, что Вы запрещаете Хром подлечить раны, ведь за пределами арены в момент затишья мы бы точно сделали попытки приблизить состояние Десятого ближе к нормальному. Сейчас же он просто беспомощен и одинок, так не должно быть! — Хватит, вы же видите, что это бесполезно, — вмешался Хибари, оставаясь единственным сохранившим непоколебимость твердого голоса, и единственный, у кого хватало терпения оставаться в кресле. — Пусть испытание продолжается, а Савада остается неподвижной мишенью. Реборн придет и просто выстрелит, попав в «Десятку», испытание закончится, Тсунаеши проиграет. Очень показательно, непредвиденность ситуации, с которой наследник не смог справиться. — Я вижу твои попытки манипулировать словами, Хибари Кея, но мы не можем просто взять и дать Тсуне «вторую жизнь». — Ну и я про то же, Девятый. К чему бой, где Савада демонстрирует свои способности, сопротивляется и в полную силу сражается с сильнейшим человеком среди мафии, чтобы доказать свое достоинство? Он недостоин такой зрелищности. Если испытание закончится здесь, он не покажет все, на что способен, то так тому и быть. — Хибари, — удивленно прошептала Хром и крепче сжала кулаки. — Обидно, конечно, — продолжал Хранитель Облака, — что все будет зря. Такая арена, организация, а в итоге все сольется в одностороннюю стрельбу. Но что поделать, не нарушать же принципы мафии. Савада должен справиться сам. Не смог — сам виноват и сам поплатится. — Хибари Кея, прекрати, — Девятый раздраженно сморщился. — Твоя ирония действует на нервы. Тсуна должен победить сам. — Так не урезайте ему возможность победить. В погоне за вашей проклятой реалистичностью вы превратили арену в комнату пыток, где все только жестоко и безнадежно, забывая про то, что в жизни бывают и положительные стороны. Он может победить сам, никто и не просит Вас разрешить нам вмешаться в бой между этими двоими. Но отказывая Хром в просьбе помочь Саваде залечить раны, вы мало того что противоречите своему правилу о «правдоподобности» (ведь и за рамками испытания она нашла бы способ прийти на помощь), но и бросаете его на произвол, не давая ни единого шанса на удачный исход. Я не верю, что вы не понимаете недостижимость победы в нынешнем состоянии мальчишки. Если оставить так, то испытание действительно бессмысленно. Ни вы, ни Реборн не увидите его истинный потенциал, а просто потеряете наследника. — К тому же, первая схватка может считаться своего рода победой. Даже Реборн отметил это, пусть и нарушив правило, — поддержал Ямамото, опустив взгляд. — Пожалуйста, подумайте над нашими словами. Нет ничего неправильного в том, чтобы допустить облегчение ситуации. Не всегда все только усугубляется. — Вы невозможные, — Девятый сел обратно в кресло, сплел пальцы между собой, положив руки на колени, и закрыл глаза. — Я обещаю, что не буду принимать никакого участия в непосредственной схватке Реборна и Босса. Сражение будет честным. Как раз более честным, чем если Вы оставите все так, ведь тогда бой будет более честный в их новом «раунде». Дайте Боссу шанс, — Хром положила руку на сердце, чувствуя призрачную надежду на успех в этой сложной дискуссии. Девятый долго молчал. Слишком долго, чтобы ребята смогли почувствовать тяжесть нависшей атмосферы и ее мрачность. С каждой секундой становилось все напряженнее, ожидание убивало веру в лучшее. Но Хранители ждали, затаив дыхание. Пожалуйста. Пожалуйста! — Что ж, — наконец вымолвил Девятый, — пожалуй, иногда мне стоит прислушиваться к другим. В ваших рассуждениях есть разумные мысли. Хранители аж вскочили на месте, способность дышать вернулась. — Я пойду вам навстречу. Не знаю, пожалею ли я об этом после или нет, но на данный момент вы смогли убедить меня, что помощь такого рода имеет смысл и только поможет испытанию. Но, Хром, тебя пустят на арену всего на пару минут: поможешь Тсунаеши — и обратно, ты можешь взять с собой только вещи из аптечки, делаешь свое дело и сразу же уходишь. Доверюсь тебе и пущу на арену без охраны, чтобы не создавать лишних трудностей и неловкостей, но буду пристально следить через камеры, так что без фокусов, иначе мы немедля вмешаемся и примем меры, поверь, никому это не нужно. — Д-да, естественно, я и не планировала ничего, кроме помощи Боссу… — закивала Хром, не в силах сдержать улыбку облегчения от услышанного утвердительного ответа. Даже просто медицинская помощь уже сделает ситуацию намного лучше, ибо сейчас она абсолютна безнадежна и мрачна. — Как только ты закончишь с Тсунаеши — сразу же идешь к выходу, из которого пришла. Он достаточно далеко и хорошо спрятан, чтобы участники не могли его найти, так что, когда будешь искать Десятого, запоминай дорогу. — Спасибо большое! — Хром быстро поклонилась и поспешила к выходу из наблюдательной комнаты. — На выходе из здания тебя будет ждать человек, он проведет тебя ко входу на арену. Можешь идти, — последние слова были и не нужны, девушка уже была в процессе закрывания двери за собой, успев промолвить взволнованное «Спасибо» перед тем, как полностью ее закрыть. — Продержись еще чуть-чуть, Босс, прошептала Хром и побежала к лестнице, ведущей вниз. Уже почти ступив на ступеньку, Докуро почувствовала неловкое прикосновение к своему плечу, которое было настолько неожиданным в этот момент, когда мысли были заняты лишь тем, как скорее бы прийти на подмогу, что она вскрикнула и споткнулась. — Эй, тише, — благо, упасть ей не позволил тот, кто и напугал. Он обхватил ее сзади и потянул назад от лестницы. Хром резко развернулась, пытаясь вернуться от своих мыслей в реальность, и увидела перед собой не менее взволнованное лицо красноволосого мальчика с пластырем на носу. Энма приложил палец к губам, давая знак вести себя тише, и когда удостоверился, что девушка больше не под воздействием испуга, дышит ровно и готова слушать, начал говорить: — Не знаю, как вам удалось, но спасибо, что поможете Тсуне. — Что? Ты знаешь? — Я не мог спокойно сидеть и смотреть, меня начало тошнить и я побежал в уборную, — Энма неловко почесал затылок, — но проходя мимо вашей комнаты, я услышал крики и даже что-то похожее на драку, я не мог не задержаться, потому что узнал ваши голоса. В общем, я все слышал. — Пожалуйста, не задерживай меня, Боссу нужна помощь, — незлобно, но с возрастающим волнением в голосе промолвила Хром и была уже готова развернуться и снова побежать, но Энма быстро положил свои руки ей на плечи, остановив. — Стой, подожди. Да, прости, нельзя тянуть, но я тут не ради благодарности. Скажи, ты действительно уйдешь с арены, как только поможешь Тсуне с его ранами, — спросил он с необычайно серьезным для него лицом. — Да, мне разрешили только так, но этого достаточно, нельзя упускать и такой шанс. Нужно идти. — Конечно, сейчас пойдешь, только дослушай! У меня есть идея. Не знаю, насколько она хороша, у меня не было времени думать, но я считаю, что нужно попробовать. Испытание — ошибка. Нельзя его продолжать.14. Затишье после бури
22 июля 2018 г. в 13:12
Свет начинал ослеплять, проникая в наконец сумевшие приподняться дрожащие веки. Глаза с трудом приходилось заставлять открываться, и то — каждый раз совсем ненадолго. Это ощущение было похоже на очень тяжелое пробуждение после глубокого продолжительного сна, когда ты спишь много часов подряд, но все равно не высыпаешься. Тело налилось свинцом и было безумно холодно, причем холод будто шел изнутри. Тсуна не сразу смог понять, что происходит, где он, кто он. Мальчик не чувствовал конечностей, да и вообще ничего не чувствовал, несмотря на то, что спиной лежал на полу, усыпанному осколками. Вокруг образовалось несколько кровавых лужиц, некоторые из них превратились в красные разводы от безуспешных попыток опереться и заставить себя приподнять свое тело. Но Тсуна опустился обратно на поверхность линолеума смешанного с битым стеклом. Еще не время, сил еще нет. Очевидно, ведь даже простреленные руки не отдавали должной болью. Ощущения будто притупились. Интересно, сколько времени прошло? Наверняка достаточно, чтобы Реборну хватило вновь настигнуть своего соперника, но что-то его здесь не слышно. Хотя, может, органы чувств также притупились, и мальчик просто не слышит того, что происходит вокруг него, не слышит шагов, звук перезарядки обоймы пистолета, дыхания, возможно, рядом находящегося мафиози.
Однако дело все же не в безнадежно изтерзанном состоянии мальчика. Реборна на самом деле не было здесь. И это очень странно. Он, вроде как, был настроен серьезнее некуда, ведь даже однажды перейдя на теплый тон, все равно беспощадно продолжил калечить несчастного мальчика. Что его остановило от того, чтобы спуститься и продолжить? Теперь было бы еще легче. Ведь тяжело сопротивляться, пока лежишь без сознания.
Хотя, наверное, вот и ответ. Возможно, Реборн и приходил, но предпочел остановиться на сегодня и не трогать и без того пострадавшее обессиленное тело. Даже не приходя и не осматривая мальчика наверняка можно было понять, еще стоя на крыше, что поединок на сегодня окончен. Тут Тсуна вспомнил последнее, что увидел перед тем, как погрузился в холодную темноту обморока: испуг в глазах Реборна. Поединок мог окончиться смертью, это падение не было похоже на запланированное действие с целью побега, тем более, в таком-то состоянии. Но, благо, все обошлось хорошо. Однако насколько это можно назвать «хорошим»?.. Савада лежит на изрезанной спине, упираясь ею же в острые осколки выбитого стекла, с простреленными руками, размазывает собственную кровь по полу.
Можно ли считать, что такой ценой Тсуна выиграл время? Если Реборн не изменит себе, то вряд ли он явится и нападет, когда соперник в таком состоянии. Это обесценит все испытание, а для репетитора оно (уже давно понятно) важнее, чем для самого наследника титула главы Вонголы.
Если так, то лучше полежать и передохнуть. С начала испытания прошло не так много времени, но столько всего уже произошло. Раненный трижды с заново растерзанными и внутренними травмами, Тсуна лежал и смотрел вверх на белый потолок, рассматривая трещины и определяя их четкостью степень возвращения своего зрения в нормальное состояние. Уже лучше — мальчик хотя бы может держать глаза открытыми. А боль в пострадавших конечностях вновь обретает свою яркость. Но тут уже не ясно, хорошо это или плохо.
Савада надеялся, что время остановилось. Пусть он и подозревал, что Реборн из принципа не будет торопиться к раненному сопернику, все равно эта пауза не может продолжаться вечность. А только вечности и хватит, чтобы переварить все, что произошло за этот короткий промежуток. Неизбежность нагрянула, и давно нужно было это принять, но все никак не получается. В голове всплывали обрывки образов недавней схватки. Холоднейший взгляд репетитора, такой же холодный голос, который вдруг обрел мягкость, произнося непонятную неуместную похвалу, которая сначала ввела в ступор, а после дала «второе дыхание».
К чему были те слова? «Ты делаешь успехи»… О каких успехах речь, если он сейчас лежит, неспособный двигаться, абсолютно побитый и снаружи, и, кажется, внутри. Что Реборн имел в виду? Он произнес это, когда мальчик плакал от внутренней кромсающей боли и извинялся. Это было неуместно, разве нет? Тсуна прокручивал схватку в ноющей голове, но «успех» со своей стороны заметить не мог. Трус, лишь защищающийся и убегающий трус. Он чувствовал себя настолько уничтоженным, что не был горазд даже допустить мысль о чем-то хорошем, связанным с ним, что он с чем-то справился. В чем успех? Где? Реборн, ты странный.
Тсуна с трудом, медленно повернул голову на бок и посмотрел на свою руку. Обычная вязанная и уже потрепанная перчатка с цифрой 27. Ладонь вспотела, но не было никакой физической возможности освободить ее. Мальчик попытался сжать руку в кулак, но из-за усилившейся от небольшого движения адской боли смог лишь слегка согнуть пальцы. И тут вспышкой перед глазами возник очередной обрывок воспоминания: Тсуна хватается за плечи репетитора в полете, чтобы перевернуться, отталкивается «взрывами» Пламени, тем самым задевая им и самого Реборна. Это… считается за удар? На последней тренировке мальчик приближался к Реборну близко, старался наносить удары, пробовал и пробовал, но ни разу так и не смог прикоснуться и к краю одежды репетитора. Возникла тень реального осознания, насколько тренировка разнится с реальным сражением. В активном течении боя он даже не обратил внимания на то, что он не просто прикоснулся, а даже схватил и оттолкнул мафиози. На тренировке мальчик был максимально нацелен на поражение цели, но не осилил этого ни единого раза, а в первом раунде испытания он даже перевыполнил
эту задачу, когда в приоритете ее и не было — были мысли избежать урона и покинуть поле боя.
Голова потихоньку прояснялась, образы битвы становились четче. Тсуна вспомнил свое резко возникшее стремление, когда он бросился на мафиози, замахиваясь зажженным кулаком, немедля воспользовался моментом и оттолкнул, а после осмелился на выстрел лучом Пламени. Из трех попыток удачной вышла одна, но это уже успех?.. Или, может, дело еще и в самом стремлении и воле к достижению цели, которых не хватало во время тренировки из-за недостаточной серьезности обстановки. Тсуна не смог увидеть всего этого сразу, даже успел себя чуть ли не возненавидеть за свою бесполезность. А Реборн сразу все заметил.
По щеке скатилась слеза. Второй раз за сегодня, но сейчас это были совершенно иные слезы, нежели прошлые. Это слезы благодарности и от переполнения именно теплыми чувствами — слишком быстро и резко, но он вдруг был по-настоящему растроган. Мальчик не ожидал, что от такого тоже можно плакать, но больше всего на свете ему хотелось сейчас обнять Реборна, сказать спасибо. Этот мафиози действительно обратил внимание на такие вещи в разгар боя, в котором никто не имеет права поддаваться, и даже нашел время словами приободрить своего ученика. Что за человек.
Лучший человек в жизни Тсуны.
— Пора вставать… — произнес мальчик сам себе, удивившись способности четко говорить. Мысли о Реборне придали сил? И вновь ты помог, Реборн. Спасибо.
Опираться на руки — гиблая затея, Савада уже это понял. Не используя их, он согнул здоровую ногу в колене и огромными усилиями подтянул туловище к нему. Взору мальчика сквозь разбитое панорамное окно открылся вид не на высотки с противоположной стороны улицы, которые он ожидал увидеть. Он находился даже не высоком этаже, а прямо на уровне земли, а за окном светило ослепительное солнце, освещая зелень травы и деревьев.
— Что за?..
Первые секунды в голове была полнейшая пустота от неожиданности увиденного, но после в памяти всплыли правила и условия испытания, в котором упоминались смены локаций, которые могут происходить произвольно. Что ж, с мегаполисом решили так быстро закончить? Ну, может, оно и к лучшему. Эта локация не выглядит столь многолюдной. Сражаться в таких условиях будет не так страшно, не нужно будет постоянно оглядываться и опасаться, что можешь кого-то задеть. А также не будет риска оступиться и подвергнуть себя опасности быть разбитым в лепешку от падения с высотки.
Так, с локацией ясно, она способствует наиболее удобным условиям для поединка. Однако есть проблема, которая все же не решена, но требует того. Руки повисли и отказываются двигаться, а если попытаться — отвечают вспышкой невыносимой боли. А еще нога, которая, слава богу, судя по внешнему виду, все же вряд ли сломана, но ушиблена достаточно сильно, чтобы отвергать свою основную функцию — удерживать и помогать нормально передвигаться. Тсуна все же нашел в себе силы, чтобы перетерпеть боль при попытке встать, ведь просто оставаться и сидеть на месте он больше не мог. Он заковылял к «выходу» из помещения, образованным разбитым окном, аккуратно, насколько только мог, избежал соприкосновений с торчащими стеклянными шипами, оставшимися после удара. Чуть было не потерял равновесие (не удивительно — имея лишь одну не пострадавшую конечность), оперся плечом о неподалеку стоявшее дерево.
— И куда я собрался? — простонал мальчик. — Идиот, на что я способен в таком состоянии?
Он скатился вниз, прислонившись поцарапанной спиной о колючую кору дерева, стиснув зубы от боли. Ткань пиджака сзади уже превратилась в лохмотья и нисколько не защищала.
— Что мне делать? — отчаянно прошептал Савада. Недавние приятные благодарные мысли помогли расслабиться всего на пару минут, но сейчас он страдал от этого контраста, когда осознал, что ничего же не изменилось: Тсуна по-прежнему находился на поле боя и вынужден сражаться, но теперь все осложнено недееспособными частями тела, которые в бою нужны, пожалуй, больше всего. Как же глупо мальчик себя чувствовал. Несколько минут назад плакал от теплоты чувств к Реборну, а теперь мучается от безысходности, которой он же Тсуне и обеспечил. Со временем ощущения после отупления обмороком начали возвращаться обратно и становиться все более насыщенными, боль пульсировала, раны ныли и терпеть было все сложнее. Даже размышлять о сложности ситуации было не так просто, потому что боль перекрикивала все мысли и переманивала все внимание на себя.
— Потрясающе, Реборн, спасибо, — Тсуна понимал, что злиться при нынешнем раскладе будет максимально по-детски. По сути, он сейчас на настоящей войне, и глупо обижаться на своего врага, чья цель (ровно как и твоя) — убийство. Благо, мальчик все еще жив. И это какое-то чудо. Или желание Реборна?
Нет, в таком положении невозможно думать. Больше всего на свете Тсуна хотел сейчас снова упасть в обморок, чтобы заново притупить все ощущения. Он действительно не знал, что делать, но и придумать не мог, все внимание уходило на то, что ему, черт возьми, очень больно. И он ничего не может с этим сделать. Хотя бы достать пули, которые, возможно, все еще внутри и могут усугубить ситуацию. Речь даже не идет об обработке ран. Тсуна опрометчиво не взял с собой ничего из аптечки, дабы быть максимально налегке. Он даже не рассчитывал на то, что столкнется с ее необходимостью. Он был неспособен даже примерно воспроизвести в голове возможный сценарий испытания, слишком это тяжело. Хотя даже если бы у него и были какие-то вещи с собой, он бы не смог ими воспользоваться. Не ногой же себя перебинтовывать. А руки обе в нерабочем состоянии.
В полнейшем замешательстве, захлебываясь болью, Тсуна просто сидел у дерева и ждал чего-то. Тупик?
Тут взгляд упал на браслеты. Под властью физической боли мальчик сначала и не обратил внимания на сменившийся цвет индикатора. Не желтый. Красный.
Глаза расширились, лицо скривилось в неестественной гримасе. Ошейники активны? Уже? Но почему? Так мало времени прошло, кажется, испытание еще можно считать «только начатым», а обещали ведь в начале не использовать эти чертовы «измерители старательности». Да и за что? Боль все еще мешала размышлять здраво и призывать воспоминания, мысли путались. Мальчик отчаянно искал ответ и пришел к выводу, что вина лежит на нем. А как же иначе? Эти «успехи» за которые похвалил Реборн, очень относительны, и их явно недостаточно для выполнения условий испытания. Мафии плевать, насколько наследник вырос по сравнению с последней тренировкой, им важны лишь течение и результат решающей битвы, которую они не увидели. А потому и решили ускорить процесс, активировав проклятый ошейник. Теперь при всем желании никто не сможет поддаваться.
«Уж без понятия, какой алгоритм высчитывания силы у них там работает, но теперь это точно конец. Принудительное шоу, бои гладиаторов, страдай, пока не убьешь или умрешь. Чертова мафия», — удивительно, но силы на злость нашлись. И злость в том числе на себя. В процессе борьбы с болью он хватался за отрывки воспоминаний о своем поведении, которое, по его мнению, и спровоцировало настолько быстрое введение ошейников в игру. Тсуна не мог в той схватке сражаться в полную силу, просто не мог. Его ограничивали раны, да и непринятие ситуации, наверное, тоже мешало. Ошейники по-любому бы активировали. Глупо было думать, что обойдется без них.
Лучше бы боль отняла еще и способность соображать и помешала вообще что-нибудь вспомнить и даже увидеть цвет индикатора. Ведь чувство вины только усугубило ситуацию, смешавшись с физической болью, приходилось теперь страдать еще и от ненависти к себе. И так было плохо, а теперь вообще хуже некуда. Черт.
Эта местность слишком открытая и выделяющаяся на фоне новой локации, Савада тут как открытая мишень. Нужно переместиться куда-нибудь и спрятаться, пока не найдется какое-нибудь решение. Может, неподалеку есть укромное местечко, типа норы или чего-то подобного, где можно страдать не так заметно. Но стоило мальчику лишь пошевелиться, спровоцировав движение рук и давление на пострадавшую ногу, как он тут же оставил эту затею: он не перенесет такой боли, и на пару метров не сможет переместиться.
— Ааааааа! — взревел Тсуна от невыносимости своего положения.
«Что. Мне. Делать?»