‘ Анестезиолог: Бён Бэкхён Ассистирующий хирург: Чхве Минхо Медсестры: Ли Соён, Но Хэён ‘
Застревает на самом первом пункте в списке.‘ Главный оперирующий хирург: Пак Чанёль ‘
— Пак Чанёль, — читает одними губами и жмурится, пытаясь развидеть это. Было ли правильно позволять этому человеку проводить операцию Кима? Он ведь толком не знает его навыков, не читал его досье, лишь раз видел в действии в простенькой операции, и, самое важное, знает его истинное лицо. Кем он был. И каким остался, умело скрываясь за масками. Ответ на этот вопрос: определённо, нет. Это было настолько безрассудное решение, что даже не смешно. — Блять, — тихо тянет, чувствуя, как внутри шевелится та не по-детски взрослая обида, долгие годы живущая в нём. Через неё нереально переступить. Кажется, что если хотя бы на минуту забыть о ней, то она просто поглотит брюнета с головой, будет напоминать о себе каждый миг. И дикий страх за жизнь названного отца лишь подпитывает все чувства. Когда-то он поклялся не втягивать в работу личные разборки, но в этом случае он не может думать ни о чём другом. Бэкхён просто не понимает, как смог дать своё согласие так легко. Толком ничего не обдумав. Работать с этим человеком плечом-к-плечу? Просто немыслимо. Да, в последнее время у него появились сомнения насчёт своего отношения к Паку, однако он всё равно остаётся последним человеком, которого Хён бы подпустил к Сонхо. Если бы не срочность и введённые медикаменты, он бы не позволил этому имени появиться на этой бумаге. Никогда. И ни за что. С другой стороны, Чанёль уже столько раз извинился перед ним, что начинает создаваться впечатление, что ему и вправду жаль. На губах расцветает усмешка. Возможны ли такие метаморфозы? Ведь пятнадцать лет назад он был тем ещё ублюдком. … — Бэкки, тебе нравится огонь? — ядовитый голос разъедает всё внутри. Уничтожает. У «жертвы» нет сил терпеть. Парень просто молча сидит коленями на мокром кафеле и ждет, когда всё это закончится. Когда ёбанный старшеклассник наиграется и уйдёт восвояси. Когда он сможет встать, оттереть колени и пойти на уроки, где хотя бы несколько десятков минут никто не будет его трогать и приносить боль. С головы на плечи скатываются яичные желтки; вязкий белок стекает вниз по форменному пиджаку, кое-где подсыхая и оставляя белёсые противные пятна. Мама опять будет причитать, что он замарался на обеде. Даже зная правду, она продолжит улыбаться и поругивать сына за «неаккуратность», потому что никто из их семьи не хочет связываться с сыном такого известного человека, как «господин Пак». Отвратительное лицемерие. Откуда-то впереди доносится весёлый смешок, вынуждая вернуться из чертог своего разума в реальный мир. — Думаю, сейчас это и узнаем. Русоволосый поднимает голову, услышав подозрительно знакомый щелчок. Огонь. Перед глазами полыхает огонёк зажигалки, которую подносят всё ближе и ближе к бледному лицу. Против собственной воли парень дёргается, издавая сиплый, испуганный вдох, но рука проезжается по мокрому полу и, в итоге, он заваливается на спину. Страх окутывает сознание, и его бьёт крупная дрожь. В зрачках ужас невиданных масштабов: этот психопат бы поджёг его. Серьёзно бы поджёг! Красноголовый хулиган в голос смеётся, небрежно откидывая зажигалку куда-то в сторону, не пытаясь сдержать глубокий смех. Лишь распаляется от чужого ужаса и дрожи: ему нравится видеть, что его боятся. Где-то появляется мысль, что так просто одежда бы не загорелась, но животный страх заглушает весь здравый смысл. Бэкхён знает. Знает, что логика не работает, когда Чанёль хочет чего-то. Если он хочет контролировать кого-то или что-то — даже не задумывался, и просто прогибает под себя. Если у него есть желание причинить боль — он делает это. А если этого хочет и его шайка — всё становится куда хуже. Пак Чанёль не просто школьный хулиган из элиты. Он земное воплощение самого Дьявола для своих жертв. … Он распахивает глаза, жадно вдыхая воздух и чувствуя подкатывающую влагу к глазам. Щиплет. Как же. Мать его. Больно. Очень не вовремя, будто бы издеваясь, в голову залезло воспоминание о давно минувших днях. Брюнет помнит это так ясно, словно это происходило вчера. И самое страшное в этом, что утихомирить свой гнев и с новой силой вспыхнувшую ненависть практически не получается. Ощущает, будто с волос капает тот самый протухший белок, и на плечах висит не медицинский халат, а тёмно-синий пиджак с эмблемой сеульской школы. Как можно довериться чудовищу, которое плевало на всех, кто был ниже его по статусу, столько лет подряд? Которое было готово пойти на убийство, если бы его больше зауважали окружающие? Которое не видело ценности человеческой жизни. — Бэкхён? Дёргает плечом, застывает. Как же ты не вовремя, Пак. — Ты… Хирург не успевает договорить, потому что за воротник рубашки с силой тянут, на мгновения перекрывая путь воздуху. От неожиданности он даже отшатывается и не успевает ничего понять. А Бёну всё по боку, он уверенно шипит в чужое лицо: — Пак, не дай бог, ты убьёшь пациента, — сжимает воротник, дёргая ниже, — потеряешь его — и вылетишь отсюда без рекомендаций. Я тебя уверяю, даже деньги твоего папаши тебя не спасут. Взгляд хирурга медленно темнеет. Признак зарождающейся злости. А раньше бы он мгновенно взбесился из-за такого хамского отношения к своей персоне. Ой, что это, прогресс? — Успокойся. Брюнет знает, что сейчас чересчур вспыльчив. Знает, но… — Заткнись, — отчеканивает, — если бы я мог, я бы не подпустил такого как ты к операционной. ...но не может не выплеснуть, о боже, просто тонну эмоций на этого человека. Стоп. Эмоций? — На твоём месте, я бы тоже не подошёл и близко в таком состоянии к пациенту. Бэкхёна переклинивает. Осознание того, что блядский Пак прав, подкашивает, но здравый смысл всё равно забивается в угол, уступая огромному кому из чувств. Волнение, злость, даже страх — всё это выбешивает, скручивает в узел изнутри. Настроение скачет так, словно он и вправду лишился ума. — Как же ты меня раздражаешь, — анестезиолог не собирается уступать. Этот недоэльф должен знать, какой же он, чёрт подери, мудак. А тем временем терпение шатена также испаряется всё быстрее с каждым словом Бёна. Ещё немного, и он утратит это самообладание. — Хватит. Заглядывает в сщуренные глаза. И едва не отшатывается, забывая о вспышке злости, потому что это так странно. Он никогда не видел таких эмоций у Бэкхёна. Ни пятнадцать лет назад, ни когда бы то ни было ещё. Отчаяние не растворяется в самоуверенности гениального анестезиолога, оно поглощает её, разрастается с каждой секундой. Бэкхён здесь и сейчас не может контролировать себя. Он тоже умеет переживать так, что чувства захлёстывают с головой? — безумная, но правдивая мысль. Поверив в холодную маску брюнета, лёд в его глазах и якобы природную жестокость, Чанёль отказывался замечать главное: Бён тоже человек. Не робот. Человек. Пальцами он сжимает острое плечо, не давая возможности сбежать до конца разговора. Смешно, ведь Бэкхён и не собирается. — Тебе ведь не нужны мои извинения, да? — хирург игнорирует чужую попытку вырваться, — так просто слушай. Я не убью господина Кима, — голос становится тише; выдыхает слова, — если сомневаешься, следи за каждым моим движением. Да хоть на телефон снимай, хотя видео и так будет транслироваться. Я не посмею совершить ошибку, ясно? Потому что я прежде всего профессионал. А ты ведёшь сейчас себя, как ребёнок. И мне не нужен анестезиолог, которому будут мешать личные мотивы в проведении операции. Искру, мелькнувшую в чужих зрачках, он не может не заметить. — Ты ведь понимаешь, о чём я говорю? Как и то, что тонкая рука, поднятая, чтобы проехаться по крепкой челюсти, расслабляется, обессилено скользя по чужой светлой рубашке. Хён за доли секунды остыл. Обычно он сам себя анализирует, но сейчас, услышав, как выглядит со стороны, осознает, что ведёт себя чертовски глупо. Насколько бы сильно он ни недолюбливал Пака, это ни в коем случае не должно отражаться на его работе. А сейчас он практически выбросил из головы грядущую операцию, хотя обычно держит всё в голове. Всё до единого. Он позабыл на мгновения, насколько важно в его работе оставаться непредвзятым и спокойным. Ему не следовало так легко поддаваться эмоциям. Не следовало забываться, теряться в этом потоке. Всё дошло до того, что Пак указал ему на собственную ошибку. Даже ебанный Пак повёл себя профессионально, в отличие от него самого. Как же это жалко. — Ким Сонхо дорог мне, — произносит, снимая рабочий халат, но тут же, опомнившись, добавляет, — забудь. Сделай всё, чтобы спасти пациента. — Мог бы и не говорить. Бэкхёну определенно не нравятся те изменения, которые происходят внутри него самого. Оказалось, что быть холодным и безэмоциональным, было куда проще. *** Когда не оперирующий хирург чувствует, что вот-вот вырубится из-за вдыхания ингаляционных лекарств, которые должны насильно погрузить его в сон, он показывает в пустоту большой палец вверх. И только в последние моменты показывается один из его сыновей, вызывая облегчённый вздох. По правде говоря, ему становится легче просто от вида этого человека. Хотелось бы увидеть и Чунмёна, но, кажется, он морально подготавливается к операции. Его можно понять. Гораздо проще полностью абстрагироваться от семейных уз, забыв о том, кого оперируешь. — Увидимся через несколько часов, — пытается усмехнуться Бэкхён, но губы предательски дрожат. Еле заметно, но достаточно, чтобы это заметил Ким. Взрослый мужчина проглатывает слова. «Надеюсь, увидимся» — не произносит вслух, потому что боится сделать хуже и этому мальчишке. Ким Сонхо закрывает глаза. И не знает, последний ли раз засыпает. Очень надеется, что нет. - Как только веки пациента перестают подрагивать, Бён тут же проверяет реакцию на какое-либо постороннее вмешательство, показатели на кардиомониторе и облегчённо выдыхает. Наркоз подействовал как надо: первая ступень пройдена успешно на все 100 процентов. Стоило бы в полной мере обрадоваться, ведь свою часть он выполнил, и больше от него ничего не зависит. Между бровями образовывается складочка. Верно. От него больше не зависит совсем ничего. И нет ничего хуже этого чувства беспомощности. Звуки чужих шагов звучат эхом в его голове. Или всё же есть. Ему придётся положиться на того самого человека. На человека, что когда-то убил в нём всё хорошее. К бессознательному мужчине подходит главный оперирующий хирург, позволяя медсестрам натянуть на свои огромные ладони перчатки. Затем он поправляет маску на лице, в процессе бросая взгляд на анестезиолога. Такой взгляд, от которого бегут мурашки по коже. До безумия уверенный, давящий. Я не совершу ошибку. На секунды Хён забывается и растягивает губы в усмешке. Не хотелось бы признавать, но почему-то именно после этого он решает серьёзно взглянуть на этого человека. Не как на старшеклассника, разрушающего его. А как на настоящего хирурга. Так, как он смотрел на операции Сонхо, Чунмёна и десяток других профессионалов. Ну же. Докажи мне, что чего-то стоишь, Дамбо. Он напряжённо наблюдает за тем, как скальпель в руках хирурга впивается в кожу, рассекая грудную клетку, как мгновенно выступает кровь. Бэкхён специально сосредотачивается на работе Пака, чтобы не чувствовать желания даже взглянуть на лицо пациента. Надо сказать, выходит очень даже неплохо. Лишь изредка бросает взгляд на показатели: постепенно они падают, но в разумных пределах. Для операции на сердце очень даже неплохо. Движения Чанёля не идеальны, но и далеко не плохи. Крови вытекает немного, а значит, что он провёл ножом «линию» практически там, где надо. Съехал на пару миллиметров, но не существенно. Хм. Интересно. Как только грудная полость оказывается открыта, Чанёль делает шаг в сторону, уступая своё место помощнику, которому что-то едва слышно шепчет, а тот нехотя кивает в ответ. — Подключаем сердце с АИК, — произносит Минхо, придвигая огромную машину поближе к себе. АИК. Аппарат искусственного кровообращения, который поможет поддерживать в теле жизнь, пока сердце будет «занято». Выглядит, как какой-то мощный компьютер, а на деле технология, способная спасти человека и дать прожить ему ещё капельку дольше. Так тело не погибнет. В две пары рук хирурги начинают с двух сторон устанавливать аппарат: что-то подсказывает Чанёль, предупреждая ассистента, где-то уже его помощник напоминает об осторожности. Всё-таки артерии легко повредить и очень тяжело исправить свою же ошибку. Одно неловкое движение — и кровотечения не избежать. Бэкхёну остаётся лишь молча смотреть за чужими махинациями, изредка взволнованно поджимая губы. Вдруг взгляд поднимается на большое окно, из-за которого наблюдают знакомые и незнакомые ему хирурги. Кто-то из них только и ждет, чтобы что-то пошло не так: так можно было бы увидеть профессионализм команды. Или же её полный провал. Правда в таком случае, им бы не удалось так спокойно и беззаботно сидеть на своих задницах. А кто-то волнуется настолько, что в забвении кусает собственные ногти на трясущихся руках. Как, например, делает глава хирургического отделения. Его Величество Ким Чунмён всё-таки явился. Поймав взор друга на себе, он как-то сжимается и опускает взгляд вниз. Конечно, ему стыдно. Стыдно до безумия, что сбежал и свалил всю ношу на Бёна, а теперь только и делает, что наблюдает из-за толстого стекла. Поздний гений не выдерживает и, оттянув маску, беззвучно проговаривает: «Соберись». И кто знает, кому это адресовано: Мёну или самому себе. К его удивлению, темноволосый читает по губам и виновато улыбается на это, хотя ему вовсе не до улыбок. Однако это единственное, что он может сейчас сделать для Бэкхёна. Улыбаться. Когда на небольшом экране появляются свежие показатели, ребята из бригады выдыхают. Установка также оказалась успешна. Потребовалось время, но по крайней мере, всё прошло без происшествий. Никаких внутренних кровотечений и повреждённых тканей. Выждав пару-тройку минут, пока аппарат заработает как следует, хирург в предсердиях начинает делать небольшие разрезы, которые, в итоге, образовывают нечто, напоминающее тот самый «лабиринт». Это настолько тонкая и кропотливая работа, что Бэкхёну и не верится, что её выполняет Пак. Грубые руки так аккуратно и выверено делают надрезы, что становится не по себе, но брюнет никак не может оторваться от этого зрелища. Ни на секунду оперирующий хирург не медлит, не стопорится. Просто выполняет свой долг, осторожно надавливая лезвием на предсердиях. Рука двигается под только ей известный ритм. Бэкхён позволяет себе отвлечься на показатели. Пожалуй, он уже увидел достаточно. Вот Пак Чанёль, тот самый красноголовый хулиган с огромными руками и внеземной любовью к издевательствам. Он обожал добивать человека, высасывал всё хорошее, что имелось в нём. И вот он же. Сосредоточено спасает жизнь, не делая попыток её отнять Всё это один человек. Немыслимо. Но реально. Безумие какое-то. Резко происходит какой-то скачок в цифрах, а потом обратно сходит до приемлемых для этой операции чисел. Анестезиолог поворачивает голову обратно к телу пациента, чтобы сообщить о показателях и видит Кровь. Когда на лице хирурга становится отчётливо виднеться алое пятно, Бэкхёну становится дурно. Все чувства усиливаются, зрение становится чётче, а слух улавливает чужие выдохи и еле слышные слова. Бёна передергивает. Такое бывает. — убеждает, — такое. бывает. Единственное, что он требует от себя — это сохранять ясный разум, не забываясь в волнении и этом скручивающем чувстве в животе. Не важно, что происходит. Не важно, кто лежит на хирургическом столе. Не важно. Потому что это просто очередной пациент, которого надо спасти. Который должен в результате открыть глаза, проснувшись частично здоровым человеком. Огромными усилиями он переводит взгляд на новый монитор и выдавливает: — Наблюдался скачок в показателях. Сейчас они нормализовались. Всё. Хорошо. Всё отлично, операция протекает спокойно. Подумаешь, кровь выплеснулась в таком количестве. Всего лишь. Случайность.