save me (from yourself)

Придорожная кафешка пахнет бензином больше, чем надо, но похоже Бэкхёна это не сильно волнует. Откидываясь на спинку стула, шатен едва не растекается на нём. Где-то на краю сознания лениво появляется мысль, что подол пальто трётся о пыльный асфальт и явно пачкается, но после недолгого сна даже руку тяжело поднять. Вот за что он искренне ненавидит сон: спишь мало — плохо, спишь много — ещё хуже. Лучше уж не закрывать глаза и вовсе, чем мучиться потом от слабости и ноющей боли в голове. Остатки сна всё ещё давят на веки и мутят взгляд, и с этим невозможно бороться даже совместно с утренней прохладой. Анестезиолог зажмуривается и c особым усилием трёт глаза. Кажется, у него формируется глупейшая привычка спать в машине у Пак Чанёля. А ещё верить его до абсурда бессмысленным словам и воспринимать их за чистую монету. Замечательно. — Печёный батат и чачжанмён, — констатирует он, когда на стол опускается поднос с едой, а на стул напротив — Пак Чанёль собственной персоной, — и кофе. — И кофе, — Пак не удерживается от этого подтверждения, слегка усмехнувшись, — эспрессо. И воспринимает за одобрение, когда Бэкхён без вопросов пододвигает лапшу и палочки. Удивительно, что он первым делом не подтягивает к себе бумажный стаканчик, хотя, хирург подозревает, дело в том, что тот просто не большой фанат этой разновидности кофеина. Бён принимается за еду почти сразу же, невозмутимо и будто бы равнодушно. И Пак мог бы подумать, что он и вправду голодный. Но вот только, на деле, он понятия не имеет, что творится в гениальной голове анестезиолога. Ведь внимательные карие глаза то застывают, натыкаясь на содержимое чужой тарелки, то смещаются на лицо Чанёля и странно щурятся. Шатен хочет надеяться, что тому просто не нравится лицо хирурга или что-то вроде того, но он сильно сомневается в этой догадке. — Знаешь, комитет тебя разорвет, если будешь нарываться лишний раз, — медленно проговаривает брюнет, выбивая из груди другого мужчины вздох, — ты выглядишь так, словно что-то задумал, и мне совершенно это… — Стоп-стоп-стоп. Чанёль неодобрительно качает головой, а между бровей прокрадывается тень. — Ни слова больше о проблемах, Бэкхён. Наш выходной длится еще три часа. Мы отдыхаем. А знаешь, что такое отдыхать? Не думать о работе. Не думать о работе. Не думать. О. Работе. Почаще прокручивай это у себя в голове. Так что ты не должен делать? На губах Бёна расцветает очаровательная усмешка. — Дай-ка угадаю, — тянет он, наигранно задумываясь, — "не слушать тупого хирурга-переростка"? Идея супер, мне нравится. Чанёль вымученно стонет, и старается не думать, что Бэкхёну почти удалось его провести. Иногда брюнет просто невыносим в своем упрямстве. Хотя какое уж "иногда". В нём весь он. Однако этот их разговор в значительной степени уменьшает беспокойства Бэкхёна хотя бы на время – так кажется шатену. Тот, действительно, уже с большим интересом продолжает есть. И этот факт захватывает внимание хирурга больше еды перед собой. — Что? — недовольно произносит гений. — Нет, ничего. Удивляюсь, что ты умеешь нормально есть. Бэкхён уплетает черную лапшу за обе щеки. В прямом смысле этих слов. И без преувеличения. Заснять на видео и отправить доктору Киму было бы занятной идеей. Глава наверняка обрадуется, увидев эту картину. — А до этого я ел ненормально? — он приподнимает бровь. — Нет, я про то…что ты в курсе, что такое "голод". Умеешь наслаждаться едой. Ни разу за всё время не видел, чтобы ты ел с аппетитом. Обычно твой взгляд так и говорит: "О, нет, снова нужно есть? Только не это. Я же только два дня назад ел? Отстаньте, нелюди, я не могу столько есть". — Кретин, — он почти закатывает глаза. И отвечает на глупое наблюдение только спустя мгновения, — когда единственная цель приема пищи — это избежать голодных обмороков, мало желания в принципе есть. Это не значит, что я не люблю вкусную еду и не испытываю голода. Это значит, что вот моя работа — он поднимает ладонь параллельно столику, у себя над головой, — а вот, все остальные потребности, — он значительно снижает руку. — Я всё же думаю, что все остальные потребности у тебя поближе к ядру. Бэкхён озадаченно склоняет голову, привычно сдвигая брови к переносице. — "Ядру"? — Ага. Земли, — усмехается Чанёль, И чуть не получает затрещину под аккомпанемент своего сдавленного смеха. Вот только если Чанёлю и смешно, то Бэкхёну — совсем нет. Ему не нравится, сколько шагов навстречу за последние 24 часа сделал Чанёль. Насколько сильно он приблизился к нему. И то, что брюнет не может это контролировать, пугает ещё больше. Он буквально чувствует, что теперь Чанёль упирается ладонями в его неприступную крепость, возводившуюся десятилетиями. И по её стенам уже идут трещины. Ведь у Чанёля никогда не было привычки заходить через главный вход. Да и зачем, если можно просто разрушить преграду перед собой, верно? *** Когда он попадает в больницу и получает на руки несколько папок, Бэкхёну с трудом удается собраться. Ему хочется хотя бы один день (полдня, пожалуйста?) провести без интриг, драм, Пак Чанёля с его затеями и вопрошающего взгляда Чунмёна. Просто в тишине, спокойствии, недолгих операциях и паре стопках документов. Это всё, что он был готов вынести. Но, как уже давно известно, судьба никогда не была из тех, кто благоволил Бэкхёну. Будь то гениальный анестезиолог Бён Бэкхён, или же побитый до проступающих гематом школьник-Бэкхён. Она всегда была их тех, кто предпочитал закапывать все его надежды и желания под промерзшую почву. — Доктор Бён, — в кабинет негромко стучится интерн, слегка опасливо заглядывая внутрь, — вас можно? — Заходи, Хэчан, — кивает брюнет, отрываясь от экрана и затем глядя на него, — что-то срочное? Парень слегка ёжится под острым взглядом, но всё-таки открывает дверь несколько шире и делает один короткий шаг внутрь. — Не совсем, но можете взглянуть на пациента, которого нам поручили? – тон выдаёт одновременно и нежелание просить помощи, и странную поспешность. Поддаваясь первому порыву, не раздумывая ни секунды дольше, анестезиолог резко поднимается и поддевает пальцами халат со спинки кресла. Он хорошо помнит с кем именно интерн Хэчан должен работать, и по симптомам там не было ничего смертельного для пациента, по крайней мере в ближайшее время. Однако уже на пороге, поравнявшись с пареньком, он протягивает к нему руку. Секунда, и в неё ложится увесистая папка документов. Мужчина, 52 года. Первые симптомы появились пять месяцев назад, обратился в больницу только сейчас, потому что не смог продолжать дальше работу на стройке. Состояние: стабильное. Как и ожидалось, всё та же информация. И всё такая же пустая графа "клинический диагноз". Без согласования с ним она в любом случае не могла измениться, но отчего-то нерешенный вопрос режет глаза больше обычного. Скорее всего потому, что срок почти в полгода слишком длительный, и давно пора начинать лечение. — Жалобы? — произносит он, идя чуть позади от интерна, чтобы можно было убить трех зайцев одним выстрелом: сосредоточиться на данных, не врезаться ни в кого по пути и позволить интерну привести себя в нужную палату. — Одышка во время полного спокойствия, особенно сильно проявляется в форме удушья в положении лежа, вялость и слабость. В последний месяц периодические обмороки и отёк лодыжек. — Твои дальнейшие действия? Парень явно мнётся, нервно хватаясь за предплечье и пытаясь выдавить из себя хоть слово, но беспокойство оказывается сильнее. Ни единый звук не слетает с его губ, отчего специалист чувствует царапающее внутри раздражение. Серьезно, что ли? — Только не говори, что сразу побежал ко мне, — Бэкхён заметно мрачнеет, — может, назначил анализы, обследования? Хоть что-то же сделал? Брюнет думает лишь о том, что не может же быть этот малец таким бесполезным. Да, ещё совсем зеленый, но, по правде говоря, показался ему вполне способным и не глупым в их первую встречу. В подобном он не мог ошибиться. — Всё не так, — отчаянно мотает тот головой, — ему сделали эхо-кг и КТ, снимки на десятой и последующих страницах. — И? Мне нужно каждое слово из тебя вытягивать? Бэкхён продолжает листать документы, прикусывая губу. Брюнету важно услышать вердикт именно от Хэчана, а не сказать самому. Его собственного опыта достаточно, чтобы понимать в чём, вероятно, проблема и без результатов обследований, но для этого потребовались годы учебы и точно такие же опросы от руководителя во времена интернатуры и даже ординатуры. Кроме того, перед интернами не стоит задача вылечить, нет. Анестезиолог просто хочет, чтобы они получили какой-никакой опыт в плане общения с пациентами, назначения необходимых обследований и постановки первичного диагноза. Ничего из ряда вон выходящего. Нужно лишь рассуждать и думать головой. А вместо этого интерн растрачивает себя на никому ненужную тревогу. Нервничает до безумия, трясётся, как осиновый лист на ветру, словно Бэкхён сожрёт его с потрохами за любую сказанную ошибку. Что полнейший бред. Он может быть чрезмерно требовательным, но при этом останется достаточно справедливым. Уж точно не станет вести себя, как дурак, и кричать на ещё даже не врача за ошибку, которая никак не коснулась здоровья пациента. — Простите, — не выдерживает парень и говорит тише положенного, когда они оказываются у палаты. Итого: за три минуты этой напряженной прогулки, ноль полезной информации. Бэкхён устало запускает руку в свои волосы и проходит в двери первым. Над стрессоустойчивостью ещё работать и работать. — Дьявол, Хэчан, извинения — это не то, что я… — раздосадовано начинает анестезиолог, но сам же и прерывает себя, когда натыкается взглядом на совершенно лишнего человека в этом пейзаже. Пустые кровати в палате должны были броситься в глаза первым делом, но этого не случилось. Ведь рядом с двумя оставшимися в этой группе интернами как ни в чем ни бывало оказался Пак Чанёль, да и ещё с его фирменной улыбкой «я друг всем вам». Той самой, что каждый раз неимоверно бесит анестезиолога. Это что, шутка какая-то? Было всего два желания: никаких проблем и никакого Чанёля. Так почему, в итоге, в одном месте и в одно время оказалось и то, и другое? Неужели нельзя было свершиться хотя бы одному из них? — Пак? В смысле, доктор Пак, — Бэкхён быстро проходит в кабинет, мысленно швыряясь молниями в хирурга, — что ты тут забыл и куда вы, черт возьми, дели пациента? Если кто-то из вас скажет, что потеряли, я за себя не ручаюсь. Чанёля слишком много в его жизни в последние дни. Возможно, даже недели, если не месяцы. Кажется, он стал осязаемым воплощением слова "слишком". Что бы он ни делал — слишком. Всё его существование — на сто процентов слишком. — Заметил, что ребята суетились, так что решил заглянуть, — поясняет он, кладя руку на плечо к одному из интернов, — а пациента отправили на анализы. Тяжело признавать, но Бэкхён привык к этому человеку достаточно, чтобы не раздражаться от одного лишь его вида. Однако сейчас, когда он явно не должен быть тут, недавние чувства возвращаются с новой силой. Нужно поговорить с Чунмёном насчет этого. Чанелю явно скучно на работе, раз он может не просто сбегать с ночной смены, так ещё средь бела дня вмешиваться куда не стоит. — Я же говорил, что ты бездельник. Но раз пришёл, стой и не отсвечивай, — анестезиолог отмахивается от шатена и опускается на пустующую кровать, раскладывая на ней сделанные раннее снимки сердца, — ну? какой предварительный диагноз можете поставить? Вопрос явно для интернов, но он чувствует облегчение, не услышав последующий голос Дамбо. С него станется. — Аортальная недостаточность, — произносит где-то рядом Хэчан, но брюнет не поднимает голову, — мы так думаем. — Где? Покажите, — Бэкхён указывает на разложенные листы. Обучение в картинках для взрослых. Спецкурс от блестящего анестезиолога. Не такой уж плохой вариант для их уровня. Мужчина знает, что случай не самый простой, но и не собирается выкладывать все свои мысли и решения сразу. Раз не стоит вопрос жизни и смерти, тогда у него есть время чему-то научить этих детей. (На самом деле, не такие уж они и дети, и не такая уж большая разница в возрасте, но специалиста это явно не беспокоит). Когда Чанёль тянет свои длинные пальцы, чтобы невесомо обвести правильное место на результатах ультразвукового исследования, то получает звонкий хлопок по руке. Бэкхён даже не смотрит на него, но в этом действии читается усталое: идиот. Ну, конечно, просто постоять спокойно он же не может. — Здесь, — следующая к снимкам осторожно тянется девушка Йерим, должно быть опасаясь тоже получить, — на трехстворчатом аортальном клапане. — Степень? — Средняя….нет, всё-таки уже тяжелая, — отзывается последний из интернов, — пациент слишком долго не обращался в больницу. Отсюда и потеря сознания. — Я же говорил, что вы молодцы, — удовлетворенно произносит Чанёль, тем самым подбадривая молодежь, — они же хорошо справляются, правда, доктор Бён? О, боже, просто заткнись. — Если бы они хорошо справлялись, то не сказали бы мне, что главная проблема — это недостаточность АК, — хмурится Бэкхён. Они почти были у цели, перед их глазами был ответ, но они этого не заметили. — Вот тут, — Бэкхён ставит палец сначала на один снимок, а потом переводит на другой, — что видите? Сначала звучит тишина, а потом слышится тихий выдох внезапного осознания. И неразборчивый шёпот, который анестезиолог не планирует пытаться понять. — Громче, я не собираюсь принимать это за ответ. — Пограничное расширение восходящего отдела аорты, — вновь повторяет молодой человек. — Что тогда? — Это не просто недостаточность. Это приобретенный порок аортального клапана с выраженной недостаточностью и расширение восходящего отдела аорты, — завершает свои мысли Хэчан. И анестезиолог, наконец, одобрительно кивает, заметно расслабляясь. По крайней мере, с подсказками, но диагноз установлен. Что можно сказать? Не всё потерянно, у медицины все-таки есть будущее, если они будут думать чуть больше и копать глубже. Бэкхён поворачивается лицом к интернам, чтобы увидеть, как они усердно пишут что-то на листах и негромко переговариваются. И прилагает все усилия, чтобы не смотреть на довольное донельзя лицо Пака. — В таких случаях требуется операция Бенталла-де Боно, — подсказывает хирург, заглядывая в блокнот девушки. Когда он вообще сдружился с ними? Откуда у него столько времени заводить знакомства? Ну, правда, тот ещё лентяй. Бён собирается подниматься с кровати, чтобы покинуть палату, но в этот момент улыбающиеся темные глаза встречаются взглядом с янтарными. Заставляют замереть на миг. Гипнотизируют. — Если с датами получится, я бы взял этого пациента на себя. Доктор Бён, поможете мне? По-видимому, после этих слов ребята уже не нервничают так сильно и лишь неуверенно переглядываются. Понимание, что он молчит слишком долго, приходит исключительно именно из-за этих действий: казалось бы, ничего не случилось, но он просто застыл. Посмотрев на подобное со стороны, он бы сказал, что очень странно и пугающе. Бэкхён смаргивает это наваждение. Отлепляет язык от пересохшего нёба. Прочищает горло. И, ура, говорит. — В конце дня приду навестить пациента, до этого момента решим на какое число назначить операцию. А вы будьте готовы зайти ко мне в кабинет вечером. *** — Хорошая работа, — произносит Чанёль, едва успевая догнать анестезиолога по пути к его кабинету. Бён Бэкхён ушёл из палаты так быстро, что он и опомниться не успел. Даже рванув за ним практически сразу, подловил его достаточно поздно. Будто бы брюнет и не хотел давать ни единого шанса на этот разговор, но, к счастью Чанёля, всё же был застигнут врасплох. — Обычная, — пожимает анестезиолог плечами. А потом без всяких раздумий делает то, что Пак от него ожидает меньше всего. Целенаправленно и без сомнений заезжает локтем под дых. Резко, быстро и ощутимо. — Ай! А это ещё за что? — шатен трёт место удара и слегка оскорблённо смотрит на коллегу, — только не говори, что за ночь и утро. Потому что мне всё понравилось. Бэкхён едва ли не шипит на него за эти слова: а ещё более двусмысленной вещи этот балбес сказать не мог? Попробовал бы превзойти самого себя, вдруг бы получилось. — Ты мешаешь мне работать, — отчеканивает он, — и я даже не про остальные случаи говорю, а про сегодня. Ты что, в палате за них всё собирался рассказать? — Ребята, очевидно, боятся тебя, я лишь хотел немного успокоить их. Не излишне ли ты с ними строг? — Они же будущие врачи. И сами бы справились, если бы были внимательными и не тормозили. Было сложно, но не невозможно. Конечно, я с ними строг. А кто ещё будет, если такие, как ты, с ними в дружбу играют? В операционной тоже рядом будешь стоять и подсказывать, курица-наседка? — А вот и твоё альтер-эго — королева драмы, — с весёлой усмешкой проговаривает Чанёль, — по крайней мере, должен же хоть кто-то с ними быть приветливым. Бэкхён смотрит на этого придурка и думает, что если это его нынешнее лицо, то лучше бы он оставался расчётливой змеей. Больше пользы было бы, чем от шута. Или актёра погорелого театра, тут уж кому что больше нравится. — Делай это в моё отсутствие. И повторюсь: не мешай. Хотя бы пока я работаю. И Пак не прав, подмечая излишнюю суровость Бэкхёна. Ему явно не нужно уменьшать давление на интернов, ведь из всех врачей Хэчан пришёл к нему. Он мог попросить о помощи кого угодно из-за страха попасть под раздачу великого и ужасного, но он все-таки пришёл именно к нему. Это показатель того, что анестезиолог делает всё правильно. Пока они здесь, хорошо, если научатся чему-то от него. Бэкхён не считает, что это честь быть под его руководством, не верит в эти глупые прозвища вроде "гениальный анестезиолог" или "звезда Ёхан". У него было просто больше времени и, вероятно, больше желания для учебы. В голове внезапно возникает вопрос. — Кстати, зачем им было прибегать ко мне? Они почти правильно поставили диагноз и могли просто принести мне документы позже, где всё и выяснилось бы. Хирург понимающе усмехается, убирая ладонь от ребра. — Пациент срочно требовал диагноз и был крайне настойчив. Я зашёл, уже когда малец рванул к тебе. Так вот оно что. Поторопились и сразу растерялись. Пока один побежал за подтверждением своих догадок, остальные спроваживали пациента на анализы, чтобы не возмущался. Так они выиграли себе время разобраться со всем. Недурно. Отчасти по-детски, но такое решение не самое плохое: утихомирили возмущающегося пациента, временно потушили очаг возгорания и додумались, как выйти из положения. С больным в тяжелом состоянии такое не прокатило бы, но вот с подобным случаем — очень даже. Справляться с различными типами пациентов — тоже часть обучения. Для анестезиолога это, в своё время, было особенной головной болью. Да и сейчас, признаться, ситуация не сильно стала лучше. — Ты к себе? — зачем-то уточняет шатен. Бён ловит себя на мысли, что Пак вновь становится причиной того, что он закатывает глаза. — Только не становись хотя бы моей нянькой. — Ничего не обещаю, — весело отвечает Чанёль, поднимая руку в воздух и таким образом прощаясь с низким мужчиной, когда тот вырывается вперед, чтобы перехватить обеспокоенного и озадаченного главу отделения хирургии у своего же кабинета. Чанёль чувствует, как ноги напрягаются по струнке, и он едва ли не следует за брюнетом. Неотрывно смотрит на него, наблюдая за тем, как он морщится и его лицо искажает ярое недовольство. Негодование. Хищно следит за тем, как оба мужчины скрываются за дверью, о чём-то усердно споря. Он знает, что должен удивиться и заинтересоваться происходящим. Но оставшись без Бэкхёна подле себя, он ощущает лишь одно. Давящую пустоту. *** На самом деле Чанёль осознавал, что всё очень плохо ещё раньше. Но последние дни полностью убедили его: всё идёт по пизде. С ним что-то не так ровно настолько, чтобы он вновь занялся самобичеванием. Ему до безумия хочется заботиться о низком анестезиологе. И Чанёль совершенно не знает, что это. Но прекрасно понимает, что это не чувство вины — оно продолжает стрекотать и оглушать неподалеку. Не оно, но больше идей не появлялось. Поэтому это чувство про себя он назвал крайне тривиально: что-то не то. Крис бы наверняка сказал, что он полнейший тупица, если не может в его-то возрасте чётко сказать, что испытывает. Ведь все очевидные признаки налицо: Чанёль хочет страховать брюнета, убеждаться, что тот достаточно спал, ел, отдыхал, и он правда в безопасности. Он хочет говорить с ним и стоять рядом, когда понадобится, хочет вызывать больше смеха и мимолетных улыбок. Да он же даже сам поцеловал его. Потому что чувствовал, что ему это необходимо. Чёрт с ним, что он поцеловал Бён Бэкхёна. Он не может оторвать себя от парня. (Или все-таки наоборот? Он всё ещё не мог решить, что напрягало его сильнее и хуже того, напрягало ли вообще) Край глаза цепляет знакомую макушку. Но это оказывается лишь пациент, который при более ясном взгляде совсем на него не похож. Бэкхён язвительный, грубый и…вообще-то невероятный. "Уже влюбился?" Нет. Это, действительно, сложно назвать этим словом. — О, боже, да что такое, — бормочет он. Потому что это ни на секунду не похоже на то, что он испытывал к Соми. Было совсем по-другому. То была любовь. Светлая, ясная, учащая летать и видеть мир в другом свете. А это чувство... Он глубоко вдыхает, замирая. Похоже на зависимость. Глоток прохладной воды после долгих лет скитаний в бесконечной пустыне. Оазис. Истинное помешательство. — Что-то не так, доктор? — медсестра с легким беспокойством подходит к нему и склоняет голову, чтобы убедиться, что Паку не нужна медицинская помощь, и он хорошо себя чувствует. — Ох, нет, простите, — обаятельная улыбка озаряет его лицо, а пальцы с силой сжимают телефон в кармане халата. Это всё совсем несмешно. Она хочет ещё что-то сказать, но он вновь извиняется и поскорее направляется за чашкой кофе. Необходимо взбодриться и поработать сегодня, какой бы трудной и непосильной задачей для сегодняшнего состояния это ни казалось. Пора отвлечься. Об остальном он подумает вечером, чтобы не продолжать смущать людей своей задумчивостью. Всё вечером. Не сейчас. — повторяет он вновь и вновь. Чанёль уверенно останавливается перед нужным проемом и уже собирается открыть дверь в ординаторскую, но кто-то делает это за него с другой стороны, вынуждая сделать шаг назад. Когда он поднимает взгляд на выходящего, то тело странно напрягается. Он никогда не видел этого человека здесь. Слишком стар, чтобы быть новым интерном или ординатором, значит, или совсем чужой человек, или новый специалист, о котором шатен ещё не слышал. Острое лицо, уложенные тёмные волосы, спадающая на лоб чёлка и пронзительный взгляд кажутся смутно знакомыми, но, как показала ему встреча с Бэкхёном, у него отвратительная память на лица. Как ни старается, Пак не может вспомнить, где они виделись прежде. — Здравствуйте, — на автомате выдает он, — а вы…? Мужчина располагающе улыбается и неспешно протягивает руку для рукопожатия. — Доброго дня. Я новый анестезиолог-реаниматолог, с сегодняшнего дня приступаю к работе. Чанёль с некоторым ошеломлением ухватывается за неё, отдалённо думая, что Бэкхён не перестает удивлять. Успел взять кого-то в штат, учитывая то, что в последнее время в больнице было крайне неспокойно. — Меня зовут О Сехун. Но вряд ли эти представления вообще нужны, мы ведь работали вместе в "Гонсай", так? — доброжелательно добавляет он, — кардиохирург Пак Чанёль. Рука в чужой хватке мгновенно холоднеет.