Когда выпал снег

Всё это сладостное безумие, завладевшее телом и разумом, отразилось в остром, даже болезненном возбуждении. Разрывая поцелуй, глотая холодный ноябрьский воздух, Олег чувствовал, что не дотерпит до дома. На периферии сознания мелькнула мысль, что где-то поблизости должна быть небольшая гостиница. Меньшиков взял руку Сергея, что лежала на его плече и поднёс её к лицу. С маниакальным наслаждением оглаживая сухую кожу на крепких костяшках пальцев любимого, он тяжело дышал, подрагивая от удовольствия. Не удержавшись, мужчина начал покрывать их страстными поцелуями. — Господи… Ну что ты делаешь? — выдохнул Безруков. Его голос подрагивал, губы слегка саднило от недавнего поцелуя, дышать было тяжело. Ничего не ответив, Меньшиков уткнулся носом в ладонь Сергея и на мгновение прикрыл глаза. Ощущения были настолько сильными, что Олега даже потряхивало от происходящего. Желание обладать Серёжей целиком, полностью и безраздельно, с каждой секундой становилось только сильнее. Сжав запястье мужа, Меньшиков решительно двинулся в сторону двухэтажного деревянного дома, маячившего впереди. — Нет, я не хочу, — выпалил Безруков, когда стало понятно, что Олег тащит его в гостиницу. — Отпусти! Я не хочу! — У тебя нет выбора, — хрипло ответил Меньшиков. — Как и у меня. Да, у него действительно не было выбора. Он не мог не любить Сергея, он знал, знал с того самого момента, когда впервые увидел его, что это та любовь, которая бывает лишь раз. О, как убийственно мы любим! Как много правды в этих нескольких словах. В них вся жизнь. Уютный, но простенький номер, свежее постельное бельё, искусственные цветы в пластмассовой светло-зелёной вазочке на столе, задёрнутые синие шторы с вульгарным ярко-красным принтом… Не лучшее место для того, чтобы заняться любовью, но Олегу было плевать. Будь его воля, он бы взял Сергея прямо там, на улице, у фонаря. — Лучше не противься, будет не так больно, — шептал Меньшиков, стягивая с супруга пиджак. Безруков помнил, чем закончились его недавние протесты. Настроение было таким сумрачным и странным, все мысли посвящены Гринёву и его смерти, что Сергей не смог как следует воспротивиться. В тот момент в нём проснулось тупое и горькое понимание, что Меньшиков всё равно возьмёт его. Чтобы это быстрее закончилось и принесло минимум боли, было необходимо позволить этому случиться. Хуже уже не будет. Хуже просто некуда. Когда с одеждой было покончено, Олег толкнул Серёжу на кровать. Тот упал на спину и отполз повыше, дабы положить голову на подушку. Меньшиков встал на колени между ног Сергея и пошире их развёл. Безруков вспыхнул, взгляд остановился на стоящем колом члене мужа. С мыслью, что это сейчас будет в нём, было невозможно свыкнуться. Каждый раз при виде этого органа в душе поэта зарождалась лёгкая паника. Меньшиков наклонился к Безрукову, желая накрыть его губы своими, но Сергей резко повернул голову направо. Ну уж нет — поцелуи это слишком, их сегодня было предостаточно. В тёмных глазах Олега мелькнуло безумие. Он рассматривал открывшуюся кожу шеи несколько долгих секунд, после чего плюнул на ладонь и принялся тереть влажными пальцами анус Серёжи. Тот тяжело задышал, мгновенно его сжимая. — Не хочешь целовать — получишь другое, — прошептал Олег и впился зубами в шею мужа, довольно сильно её кусая. Безруков ахнул, хотел было дёрнуть головой, но у него ничего не получилось. Тем временем в его анус проник один палец, а затем и второй. Меньшиков растягивал Сергея довольно грубо, сдерживая себя лишь отчасти, и с каким-то болезненным отчаянием посасывая кожу его шеи, не переставая кусать. Серёжа зажмурился и сжал в кулаках простынь, мысленно молясь, чтобы всё это скорее закончилось. Оторвавшись от шеи Безрукова, Олег с наслаждением рассмотрел красные следы от своих зубов. «Синяк будет», — с удовлетворением подумал он. Мужчина добавил третий палец, а затем четвёртый. Сергей вскрикнул и распахнул глаза, переводя на Меньшикова полубезумный взгляд. Тот ухмыльнулся и начал быстро и грубо двигать пальцами, согнув их. Серёжа содрогнулся всем телом и хотел было попытаться отстраниться, но Олег не дал этому свершиться, свободной рукой обхватив его шею и несильно придушив. С болезненным вожделением Меньшиков наблюдал за тем, как лицо любимого краснеет, а там, где находятся кончики пальцев мужчины, на шее надувается вена. — Противишься… Постоянно противишься… Если бы ты хоть раз, хоть один чёртов раз был таким, как в тот вечер, — страстно зашептал Олег, глядя на Сергея сквозь пелену и волосы, залезшие в глаза, — то не было бы боли. Чёрт, неужели тебе нравится, когда я делаю всё это? Безруков попытался хлебнуть ртом воздух, но рука сильнее сжалась на его шее, а пальцы продолжали грубо орудовать в дырке, причиняя боль. Сергей в отчаянии обхватил запястье Олега, и в эту секунду пальцы заменил член. Меньшиков перестал душить поэта так же быстро, как начал. Тот хрипел, задыхался, пытался вдохнуть как можно больше воздуха, будто бы его лёгкие были безграничны. Олег упёрся на кулаки выпрямленных рук, расставленных по обе стороны от головы содрогающегося Сергея, и начал медленно двигать бёдрами. Член входил в расширенное отверстие лишь наполовину, потрахивая дырку Безрукова неспешно, как бы предвкушая. Серёжа заскулил и закусил свой кулак. Меньшиков зажмурился — настолько хорошо ему было. По телу разливалось приятное тепло, а главное — он снова ощущал, что они одно целое. Трахать Сергея — это был единственный способ хотя бы на некоторое время забыть о том, что обожаемый человек ненавидит его. В эти жаркие минуты близости создавалась иллюзия, что они по-настоящему вместе, что Серёже нравится отдаваться и чувствовать его в себе. В голове Меньшикова возникали странные образы, наполненные тёмным эротизмом. Ему представлялось, что его член заполняет собой Безрукова целиком, полностью, пронзает, добираясь до гланд. Странные, доселе неведомые фантазии увеличивали и без того безумное возбуждение. Постепенно толчки стали сильнее и быстрее, а проникновение глубже. Звуки шлепков смешивались с рваными и хриплыми обрывками дыхания. Меньшиков зашипел сквозь сжатые зубы, резко сжимая одной рукой шею Безрукова, а второй начиная подрачивать его полутвёрдый член. Низ живота Сергея свело сладкой судорогой, толчки были настолько требовательными и сильными, что Серёжа перестал соображать и ощущать свою цельность, он чувствовал себя принадлежащим этому человеку, и это было противное чувство, а удушение зарождало в душе панику. Выстреливая сгустками спермы в анус Сергея, Олег отпустил член мужа и грубовато сжал в двух пальцах его сосок. Безруков захрипел от всего этого переизбытка ощущений и хотел было свести ноги, как Меньшиков ещё сильнее перекрыл ему доступ к кислороду. В эту секунду произошло нечто странное. Сергей, потеряв контроль над своим телом, забился в конвульсиях оргазма, ещё сильнее краснея и хрипя. Оргазм был такой сильный, что хотелось орать и кусаться. Он не мог знать, что виной этому «сумасшествию» была асфиксия, которая вызвала резкий гормональный всплеск и усилила ощущения от разрядки. В дырке Серёжи хлюпало, Меньшиков продолжал активно её трахать, зачарованно глядя в красное лицо мужа. Анус сжимался на члене, даря Олегу дополнительное удовольствие. Убрав руку с шеи любимого, чтобы тот окончательно не задохнулся, он выпрямил спину, дёрнул его бёдра вверх, продолжая быстро трахать. — Чёрт… чёрт… чёрт! — как безумный шептал брюнет, наблюдая за тем, как мечется Безруков, одурев от сильных ощущений. На его животе белели капли спермы, мышцы на всём теле отчаянно напрягались, на шее остались следы от пальцев… Олег быстро вышел из Серёжи и, глядя на пульсирующую, сильно расширенную и забитую спермой дырку, начал активно дрочить, прицелившись в неё. Хватило несколько грубых движений, чтобы остатки семени выплеснулись на анус Безрукова. Меньшиков сладострастно простонал и, огладив ладонями влажные бёдра и бока мужа, навалился на него. Олег балдел, вдыхая аромат любимого тела, ощущая безумное биение сердца Серёжи, его лёгкие конвульсии и слушая стоны. Тот просто выпал из реальности на какое-то время и теперь медленно в неё возвращался. Мозг работал очень плохо, но до Безрукова дошло, что только что произошло. Ощутив прилив сильнейшего стыда, он закрыв рукой влажное и красное лицо. Олег приподнялся на одной руке, нежно поцеловал мужа в грудь и перевалился на другую сторону кровати. Он знал так же точно, как то, что после осени всегда наступает зима, что никогда не даст Безрукову уйти и не позволит ему достаться кому-то ещё. Он знал это со всей холодной рассудительностью, со всем свойственным ему рационализмом. Повернув голову к Сергею, мужчина убрал с глаз влажные чёрные волосы и принялся рассматривать след от укуса на его шее. Метка. И сколько их ещё будет…

***

Сёстры Неволины были непохожи. Катя носила две светло-русые, с соломенным отливом, косы, которые едва достигали плеч; у неё были зелёные глаза, тонкие губы и чуть заострённый кончик носа. Света была смуглой, голубоглазой, с каштановым каре и прямыми, кажущимися излишне правильными, будто расчерченными с помощью карандаша и линейки, чертами лица. Девочки с раннего детства отличались характерами, это замечали все родственники. Но когда им исполнилось шестнадцать, Ирина вдруг увидела своих дочерей под совершенно иным углом. Света, которая всегда была умницей и отличницей, выполняла все указания родителей и никогда с ними не спорила, написала донос на свою подругу Олесю. Ирина была потрясена, и вовсе не потому, что была уверена в том, что семья Уваровых не несёт угрозы советскому обществу, а потому что не ожидала, что её дочь пойдёт на такой шаг, ведь они с Олесей были не разлей вода. Свету пылко отблагодарили, её поставили в пример другим ученикам и лишний раз напомнили молодёжи о знаменитом Павлике Морозове. Ирина наблюдала за дочкой и понимала, что та становится «санитаром общества», остро реагируя на любую несправедливость и подлость. У Светы даже возникла цель — борьба с любой контрреволюцией. Но женщина не могла знать, что большинство одноклассников считали её обычной «стукачкой», которая была на высоком счету у всех учителей. Однажды, незадолго до ареста Николая, Ирина нашла в столе Светланы тетрадь и с ужасом узнала, что её дочь записывает свои наблюдения, касаемо многих знакомых. Она создавала свой личный компромат. Катя частенько поступала против воли родителей, выбегала из комнаты, хлопнув дверью. Она была более романтичной и непредсказуемой, нежели сестра, и, в отличие от той, могла свободно заплакать, если в жизни что-то не складывалось. Когда Николая арестовали, Катя три дня не вставала с кровати, горько плача. А потом она долго кричала, что это ошибка, что нужно пойти и объяснить всё тем людям, кто увезли мужчину. Светлана встретила эту напасть стойко, с мрачной отрешённостью наблюдая за происходящим и не сказав ни единого слова. Ирина чувствовала, что должна поговорить с дочерьми, сказать им что-то важное, но она не понимала, что именно. С тех пор, как мужа забрали, Неволина ощущала страшную растерянность, и каждый день она подходила к окну со смутной надеждой, что на той стороне двора появится Николай, что он вернётся, и весь пережитый кошмар покажется сном. …Женщина встала с кровати, сунула ноги в тапки и, не зажигая свет, прошла на кухню, чтобы сварить кофе. В последнее время бессонница стала её вечным спутником. Краем уха Ирина слышала в комнате девочек какой-то шорох, но решила не проверять — что удивительного в том, что отныне не спится не только ей? В это время Света сидела на корточках возле портфеля сестры и, стараясь действовать максимально тихо, щёлкнула застёжкой, тут же бросая взгляд на Катю. Та спала, отвернувшись к стене, и даже не шелохнулась. Ухмыльнувшись, Светлана принялась осторожно изучать содержимое портфеля. Тетради, учебники, карандаши и прочая ерунда… Девочка не успела разочароваться — вытащив очередную книгу и осторожно перелистывая страницы, она заметила выпадающий на пол листок. Снова взглянув на сестру, Света вернула учебник в портфель и аккуратно развернула бумагу. «Дорогая моя! Мечтаю о встрече, тихо схожу с ума. Я понимаю, что не могу злоупотреблять твоим свободным временем, но мне всегда тебя мало. Грустно, что нам приходится прятаться, словно мы совершаем какое-то преступление, но сейчас ничего изменить нельзя. Завтра, в четыре часа, в нашем пристанище. Надеюсь, ты придёшь. Уже скучаю, хоть мы и не виделись всего лишь сутки. Всегда твой, Л.». Света вернула записку в учебник и, убрав тот в портфель, закрыла замочек. Хваля себя за наблюдательность, девочка на цыпочках вернулась к кровати и легла под одеяло. Катя закрутила роман со взрослым, даже очень взрослым мужчиной, примерно две недели назад — Света своими глазами видела, как они слились в сладострастном поцелуе, сидя на лавочке в заброшенном и пустынном парке. Тогда она следила за сестрой, поскольку заметила, что та очень странно себя ведёт. Мужчине было лет сорок. Конечно, Светлана могла пойти к матери и всё ей рассказать, но что-то подсказывало девочке, что она может использовать эту информацию в своих интересах. В каких именно — время покажет. Встречались «голубки» довольно часто. Света не всегда преследовала их, но всегда знала, куда бежит её сестра под предлогом похода в библиотеку или музей. Больше всего Неволину интересовало, кто этот тип и зачем, с какой целью он прилип к глупой (по мнению Светланы) девчонке. Неужели просто так, по «большой и чистой»? Подобное романтическое предположение заставляло Неволину морщиться или закатывать глаза. Слежка дала не так много информации о Гражданине Икс — он работал в научном институте и жил рядом с ВДНХ, на втором этаже старинного дома с потрескавшимися стенами. «Распутная сестрёнка», — насмешливо подумала Света, посмотрев на Катю и закинув руки за голову. На губах блуждала совершенно счастливая улыбка. Что ж, завтра в семь часов она снова последует за влюблёнными и попытается узнать о «старике» что-нибудь ещё.

***

Олег проснулся рано. За окнами было темно и светло одновременно: рассвет ещё не забрезжил, а снег, лежащий на крышах и дорогах, рассеивал темноту. Мужчина приник губами к горячему затылку Серёжи. Тот спал крепко, как ребёнок, уткнувшись лицом в подушку. Меньшиковым овладела такая исступленная нежность, что захотелось разбудить мужа ласковыми и пылкими поцелуями, а потом до хрипа, до сорванного голоса говорить, как он его любит. Но всему этому было суждено остаться предрассветными фантазиями. Олег поглаживал Серёжу по волосам, ощущая, как болезненно сжимается сердце. Так продолжалось довольно долго, но Меньшикову показалось, что прошёл всего миг. Когда за окнами начало светать, мужчина тихо встал с кровати и пошёл в ванную. Он приехал на рабочее место в состоянии мутном и странном, которому не было никакого логического объяснения. Половина дня прошла в возне с документами, а после обеда мужчина поехал на выполнение своей первой операции. Припарковавшись так, чтобы видеть всех, кто будет выходить из подъезда, в котором проживали Неволины, он остался ждать. Катя и Света появились через полчаса. Олег открыл папку и сверился с фотографиями. «Да, они». Сёстры остановились у подъездной двери и принялись что-то пылко обсуждать. Так продолжалось около пятнадцати минут, а потом девочки скрылись в подъезде. Меньшиков, барабаня пальцами по рулю, остался сидеть в машине. Он ждал, время от времени проверяя, не появился ли кто-то из Неволиных. Олег осторожничал, пока не рискуя сваливаться им, как снег на голову. Главное — собрать побольше информации. Путь более долгий, зато надёжный. Спустя какое-то время из подъезда, поправляя бежевый берет на голове, торопливо вышла Катя. Воровато оглядевшись, она чуть ли не бегом добралась до арки, и скрылась в ней. Меньшиков завёл машину и, трогаясь с места, заметил, что следом за девчонкой выскочила её сестра. Он ехал за ними на безопасном расстоянии, думая, что Светлана догонит Екатерину, но этого не происходило. Более того, первая преследовала сестру, то и дело прячась за деревьями. И это всё отчего-то забавляло Меньшикова.

***

— Тьфу, — тихо произнёс Безруков, глядя на своё отражение. На шее красовался алый укус. Поэт потрогал его пальцем, сердясь на себя. Стоило вспомнить, что вчера вытворял с ним Олег, как к горлу подкатывал ком. И самое постыдное для Сергея было то, что он получил удовольствие. Кончил и тогда, и сейчас. Конечно, это была обычная физиология, но легче от этого не становилось. Пересилить себя и думать о чём-то другом у Серёжи не получалось. Поэтому, забросав в себя завтрак, он пошёл к Протасовой. Единственное, что могло его отвлечь — разговоры о Никите. Поэт шёл, сунув руки в карманы и глядя под ноги, как вдруг его кто-то окликнул. Не переставая идти, Безруков хмуро обернулся и увидел своего старого приятеля, писателя Владимира Гордона. — Серёня! — радостно воскликнул тот и бросился к Сергею. Лицо Серёжи прояснилось, он улыбнулся одной из самых милых своих улыбок. — Привет! Сколько лет! Приятели обнялись. — Ты куда-то уезжал? Давно тебя не видел, — заметил Безруков. — Да, жил в Минске, у родственников. Написал роман! — Здорово! О чём? — О любви, о жизни… Обо всём, в общем, — улыбчиво ответил Гордон. — Послушай, ты сейчас очень занят? — Неа. Свободен. А чего? — полюбопытничал Сергей. — Видишь ли, меня срочно вызвали в издательство, я очередь ждал месяц, никак не могу опоздать! — как бы в доказательство своих слов Владимир потряс увесистым коричневым свёртком. — И мне кровь из носу нужно отдать эти книги товарищу, а он будет тут проездом, поезд остановится на десять минут всего. Ты не мог бы передать ему?.. — А через сколько приезжает поезд? — Через тридцать минут, — глянув на наручные часы, ответил Гордон. — Я как раз нёсся в издательство, мечтая встретить хоть одного знакомого, и тут ты… — Давай свои книги, — ухмыльнулся Безруков, забирая свёрток. — Передам. Только как найти-то его? — Ой, спасибо! Ты человечище! — воскликнул Владимир. — Казанский вокзал, поезд «Новосибирск — Сочи», шестой вагон, звать его Евсеем Будко. Он будет в коричневом пальто. Лысый мужчина — не спутаешь. — Ну ладно. Тогда я пошёл. — Буду должен! — пылко произнёс Гордон и протянул Серёже руку. Тот пожал её и, простившись с приятелем, пошёл в сторону автобусной остановки. На вокзале было, как обычно, шумно. Пока Безруков шёл к месту назначения, к нему прицепился цыганёнок. Нахальный пацан норовил сунуть руку ему в карман и Сергей, отгоняя негодяя, перешёл на бег. Отвязаться от попрошайки удалось только на перроне: там тот нашёл себе других «жертв». Поезд уже стоял, он прибыл чуть раньше положенного времени. Безруков без труда нашёл шестой вагон и ещё издалека увидел лысого типа в коричневом пальто. — Евсей Будко? — спросил Серёжа, подходя к нему сзади. — Добрый день, — повернувшись, отозвался тот. — Да-да. А вы от Володи, как я понимаю?  — Да. Вам, — Сергей протянул мужчине свёрток. — Спасибо большое, — улыбнулся тот, принимая его. — Да не за что… — услышав гвалт, Безруков обернулся и увидел несколько десятков детей, которые толпились у восьмого, девятого и десятого выгонов, преграждая Сергею обратный путь. Среди них было пять взрослых. Отойдя от Евсея в сторону, поэт закурил и, еле сдержав вздох, начал протискиваться сквозь плотную толпу детей. — Так! Заходим! По одному, не спешим! — зычно отдавала приказы женщина со свистком. Безруков оказался в самой пучине детского нетерпения. Подростки ринулись в вагоны, увлекая его вместе с собой. Их было так много, что Сергею, чтобы выбраться, пришлось бы начать распихивать всех локтями. Сигарета выпала изо рта. Безруков осознал, что оказался в вагоне, уже когда рухнул на деревянное сидение у окна. В душе всколыхнулась надежда, но Сергей тут же придавил её: «Нет, вот увидят, что я без билета, и выгонят». Но во всей этой суете никто не обратил на Серёжу ни малейшего внимания. Когда в вагоне появился проводник, бойкая женщина со свистком сообщила, что они — молодёжная геологическая организация, отправляющаяся в какую-то запланированную поездку. Проводник проверил у неё документы и пошёл дальше. Оглядевшись, Безруков заметил, что среди детей попадались другие взрослые. Видимо, педагоги. Тут-то Сергей и понял, что вытянул счастливый билет. Москва оставалась позади, а Безруков испытал такой прилив счастья, что задрожали пальцы и дышать стало тяжело. Он сбежал! Его спасла случайность! Откуда-то из глубины сознания высунула нос тревожная мысль и пискнула: «Твой дядя теперь поплатится», но тут же слиняла обратно. Ничего не имело значения в эти секунды освобождения. «Дядюшка не пощадил меня, так почему я должен?» — подумал Сергей и приник виском к холодному стеклу, медленно расплываясь в улыбке. Кровь бурлила, в теле возникла неожиданная лёгкость. Хотелось смеяться и плакать. Безруков, улыбаясь, ощутил на своей щеке обжигающую слезу, но не стал её стирать.

***

Катя сиганула в подъезд, Света проследила за ней, выглядывая из-за угла. Какое-то время потоптавшись на месте, Неволина медленно пошла прочь, словно испытав разочарование. Меньшиков вышел из машины и вошёл в подъезд. Запах духов привёл его на второй этаж. Подозрения сковали горло мужчины ещё когда он увидел, куда именно зашла Неволина, но, когда тонкий шлейф дешёвых духов вывел его к двери Леонида Левицкого, всё стало очевидным. Девчонка пришла именно к нему. Олег поехал домой, обдумывая полученную информацию. В коридоре его встретил перепуганный Иван. — Сергей должен был вернуться два часа назад! — воскликнул он. Меньшиков ощутил, как внутри всё перевернулось. Его затошнило от мощи накативших переживаний. Не снимая пальто, он подошёл к комоду. Взгляд упал на зеркало, и Олег увидел свой страшный, тёмный, тяжёлый взгляд исподлобья. Пальцы тряслись так сильно, что набрать номер оказалось невозможно. — Подойди, — хрипло велел Меньшиков. Когда взволнованный старик набрал номер, и из трубки раздался голос младшего лейтенанта Гуськова, Олег дал ему указание проверить все вокзалы и больницы, а сам, пошатываясь, прошёл в спальню. Все вещи Серёжи были на своих местах. Можно было предположить, что тот просто где-то задержался или упал и сломал ногу, но чутьё подсказывало мужчине, что дело не в этом. Ослабив узел галстука, Меньшиков тяжело опустился на табурет и стал ждать звонка. Перезвонивший через полчаса Гуськов сообщил, что Сергей не покупал билет и не поступал ни в одну из больниц. Олег рванул по всем адресам, где мог быть Безруков, благо, новая работа позволила ему заранее составить этот список. Худшие опасения подтвердились, когда Меньшиков выходил из квартиры Шорохова, последнего человека, где тот мог быть. Он не помнил, как в вечернем сумраке вернулся домой и, не зажигая свет, сел на диван во вмиг ставшей неуютной гостиной. Закрыв лицо руками, Олег наклонился вниз, словно хотел коснуться ими коленей, и напряжённо замер в этой позе. Его выворачивало наизнанку.