Когда выпал снег

— Я хочу, чтобы ты вместе со мной провёл спиритический сеанс, — руки Сергея всё так же лежали на плечах Олега. — Звучит странно, но мне это нужно. — Спиритический сеанс? — усмехнулся Меньшиков. — Да, — серьёзно глядя в глаза мужчины, отозвался Безруков. Олег утонул в прохладном море светлого взгляда. Когда Серёжа касался его, Меньшиков был готов согласиться на очень многое. А уж спиритический сеанс и вовсе показался мелочью, хотя подобным мужчина никогда не занимался. — Ладно, — на выдохе произнёс он, зачарованно глядя в глаза любимого. — И что делать надо? — Я сделаю доску, возьму необходимый инвентарь, а ты сиди и жди, — ухмыльнулся Безруков, довольный производим эффектом. Отвернувшись, он вышел из комнаты. Олег присел на диван и откинулся на спинку. Серёжа, конечно, был странным человеком. Меньшиков заметил это ещё в первый день знакомства. Теперь, живя с ним под одной крышей, он лишний раз в этом убедился, и стало ясно, что странности Безрукова достаточно разнообразны и порой необъяснимы. Например, Олегу было не очень понятно, что случилось в комнате. Почему Серёжа выскочил из неё с таким лицом, словно увидел привидение? А теперь ещё хочет поиграть в спиритический сеанс… Олег вспомнил жаркий июньский день. Деревья бросали на землю светотень, окна были раскалены, солнце каталось по небосводу лимонной карамелькой. Это был тысяча девятьсот десятый год, Меньшикову было одиннадцать лет. Олег на всю жизнь запомнил запах вишнёвого пирога, который в тот день делала мать. Тогда у них гостил Казимир, и мальчишки с самого утра играли во дворе в мяч. Ближе к обеду женщина вышла из дома. На ней было синее платье с белым воротничком. Улыбнувшись, она взяла сына и племянника за руки, и повела их вверх по улице. — А как же мяч? — спросил тогда Казимир. — Никто его не заберёт, не волнуйся, — отозвалась женщина. Олегу было интересно, куда это ведёт их мать. Он ждал чего угодно, только не того, что произошло через несколько минут — она привела мальчиков в церковь. Запах ладана вызвал лёгкую тошноту, а скорбные взгляды святых зарождали в душе неприятное волнение.  — Мам, зачем мы здесь? — шёпотом спросил Олег. — Сегодня вас покрестят, — сказала женщина. И их покрестили. Меньшиков не понимал, зачем это надо. Ему было совсем немного лет, но он уже не испытывал теплоты по отношению к тому, чего нельзя увидеть, чьё существование нельзя доказать. Рациональный ум выталкивал и вытеснял религиозные учения, хотя мать и пыталась читать ему Библию, прививать слово Божье. Олег носил крестик вплоть до семнадцатого года. Он даже привык к нему, и прохлада серебра, касающаяся кожи, приносила успокоение. Во время Октябрьской революции Борис Леонидович проявлял активное участие в свержении Временного правительства. Узнав об этом, Олег снял крестик и больше никогда его не надевал. Впоследствии гордость за дядю и его заслуги в Гражданской войне начисто отбили у Меньшикова даже несерьёзное желание проникать в суть каких-то религий и мистических явлений. Стране нужны были хлеб и рабочие руки, а не попы с их сомнительной духовной пищей. — Всё готово. Голос Сергея вырвал Олега из объятий воспоминаний. Не меняя позы, тот приоткрыл глаза и принялся из-под полуопущенных ресниц наблюдать, как Безруков расстилает на полу листок ватмана с нарисованным спиритическим кругом и кладёт в центре маленькое фарфоровое блюдце. Погасив свет, Сергей сел на пол по-турецки. — И что мне делать? — ухмыльнулся Меньшиков. — Садись так же. Белизна снега за окном освещала комнату, и придавала ей несколько мистические очертания. Сергей боялся темноты и теперь ему стало немного не по себе. Он вспомнил то безобразное лицо, высовывающееся из стены… Меньшиков сел напротив супруга. В этот момент в голове Сергея всплыло воспоминание, как совсем недавно эта ладонь была в нём. Целиком. И ощущения, которые подарило её нахождение, было просто невыносимо прекрасным. Такая чистая и яркая эйфория, по мнению Безрукова, не могла быть вызвана ни одним жизненным явлением. Сладкое безумие. Ужасное безумие. Переборов себя, Сергей приложил кончики пальцев к блюдцу. — Повторяй за мной. Меньшиков повторил. — Главное — не двигай блюдце сам. Это должен делать дух, — прошептал Серёжа. — Дух? Конечно, — закатив глаза, отозвался Олег. Безруков не обратил внимания на неприкрытый скептицизм Меньшикова и произнёс: — Призрак, ты здесь? Если ты присутствуешь в этой квартире, дай знать, подвинь блюдце к ответу «Да»… Воцарилась тишина. Не произошло ровным счётом ничего. — Призрак, услышь меня… Сергей уставился на блюдце в надежде, что то сдвинется с места, но этого не случилось. Расстроенно вздохнув, он убрал руку и ссутулился, пригорюнившись. — Ты считаешь, здесь живут призраки? — иронично спросил Олег. — Я не знаю, — прошептал Сергей. В какой-то момент ему захотелось рассказать Меньшикову о том, что он видел и слышал, но поэт тут же одёрнул себя. Никогда! Только не ему! — Это невозможно. — Потому что ты в них не веришь? — язвительно спросил Безруков и посмотрел в глаза Олега, которые в сумраке комнаты казались ещё темнее. — Потому что они обитают только в старых домах. А этот был недавно построен. Сергея словно током ударило. А ведь точно. Откуда призракам взяться в совершенно новеньком доме, где ещё никто и никогда не умирал? Как глупо… Почему он сам до этого не додумался? — Но ты прав, я не верю во всё это, — добавил Олег и улыбнулся. — Я не удивлён. — А я не удивлён, что ты веришь. В дверь тихонько постучали. — Что, Иван? — спросил брюнет, не сводя пристального взгляда с Сергея. — Ужин разогрет. — Хорошо, мы идём, — с этими словами Олег встал и многозначительно посмотрел на Серёжу. Тот лениво поднялся. За ужином Безрукова так и подмывало спросить, как обстоят дела с Антоном, не пострадал ли тот, но он так и не решился это сделать. Будить зверя в данный момент совершенно не хотелось: мысли были заняты чертовщиной, творящейся в квартире. Примерно через час, выходя из ванной комнаты и плетясь в сторону спальни, Сергей увидел на полу возле входной двери белый прямоугольник. Ему показалось, что это конверт. Подойдя ближе, Безруков убедился, что так и есть. Кто-то засунул под дверь запечатанный конверт без обратного адреса. На нём было написано только одно слово «Сергею». Поэт так взволновался, что быстро спрятал конверт в карман халата и поспешил в спальню. Он решил, что прочтёт послание завтра, когда муженёк отправится в свою волчью контору. Прокравшись в комнату, Серёжа присел на свою половину кровати и, сняв с плеча полотенце, начал задумчиво протирать им влажные волосы. Поэт выпорхнул из омута раздумий, ощутив на своей спине ладонь и услышав голос, полный желания. Такие интонации треклятого муженька Безруков уже хорошо выучил. — Серёжа… Я тебя хочу. — Ты только об этом и думаешь, да? — ворчливо спросил Сергей и отбросил полотенце на кресло. — Как ты угадал? — ухмыльнулся Меньшиков и, сжав второй рукой плечо поэта, дёрнул его на себя. Серёжа увернулся и улёгся на спину на своей половине. — Отстань, — сказал он, скрещивая руки на груди. — Ты мешаешь мне думать. — Ты похож на свежий пончик… — блеснув глазами, прошептал Олег и ловким движением руки развязал пояс его халата. — Это что ещё за намёки? — прищурился Безруков. — Мне это нравится, не переживай, — Меньшиков развёл в стороны ткань халата, оголяя грудь Сергея. От простых прикосновений возбуждение Олега стало ещё сильнее. Он даже на какую-то долю секунды возненавидел своё тело за такую податливость, когда дело касалось Серёженьки. — В этом-то и проблема, что тебе нравится! Лучше бы ты меня ненавидел, — с горечью произнёс Безруков. — Никогда не смогу тебя ненавидеть. Не надейся, — Олег развёл в стороны нижнюю часть халата и положил ладонь на член Сергея, скрытый тканью трусов. — Даже если я сделаю что-то ужасное? Вот прям ужасное-ужасное! — Да. Что бы ты ни сделал, моё отношение к тебе не изменится, но ты получишь суровый урок за то, что разозлил меня, и впоследствии пожалеешь. Так что... стоит ли рисковать? — начиная потирать плоть мужа, тихо произнёс Олег. — Учись думать о последствиях. Пригодится в жизни. Безрукову показалось, что раздался тихий шелест бумаги. Вздрогнув, он вскочил и быстро снял халат, испугавшись, что муженёк тоже это услышал и начнёт шариться по карманам. Тогда он обнаружит письмо… Положив халат в кресло, Серёжа недовольно заявил: — Если будешь приставать, я пойду спать в гостиную. — Кто тебя отпустит? — ухмыльнулся брюнет. — А кто запретит? — Я. Сергей был так поглощён мистическими явлениями, что ощущал некоторую выбитость из колеи в плане воинственности. В другой раз он ответил бы жёстче, а теперь приходилось отбиваться глупыми фразами. — Серёжа, не выёживайся… Так будет проще для нас обоих, — спокойно сказал Меньшиков и похлопал по кровати рядом с собой. — К тому же, глупо отрицать, что ты получаешь удовольствие. Причём колоссальное. — Заткнись… — дёрнувшись, пристыжено прошептал Серёжа. — Не злись, иди ко мне, — перестав улыбаться, сладострастно шепнул Меньшиков, в эти мгновения напоминая настоящего маньяка. — Не угомонишься никак? Хорошо, я пошёл на диван, — ответил Сергей и потянулся за подушкой. Олег перехватил его руку, дёрнул на себя и, несмотря на трепыхания парня, придавил его спиной к матрасу. Крепко сжимая запястья Безрукова, Меньшиков впился жадным поцелуем в его губы. Рассердившийся Серёжа укусил его губу. Олег дёрнул головой и со странной улыбкой шепнул: — Какой ты страстный… — Ну отпусти, пожалуйста, — дёрнув руками и ногами, простонал Сергей. — Ни в коем случае. Продолжая сжимать запястья Серёжи, Меньшиков втянул в рот его левый сосок, и принялся его посасывать. Безруков тут же покрылся мурашками и громко застонал. Отпустив одну руку партнёра, Олег нащупал пальцами второй сосок и начал осторожно потягивать его и пощипывать. Сергей раскраснелся и покрылся испариной. Мотая головой, он откровенно балдел от ощущений. Соски Безрукова сделались большими и очень твёрдыми. Не удержавшись, Меньшиков довольно чувствительно укусил тот, что ласкал языком. Сергей ахнул и сжал в кулак волосы на затылке мужа. — Помнишь, как я прижигал его? — прошептал Олег, выпуская сосок изо рта и рассматривая его. — Такое забудешь, — процедил Серёжа сквозь зубы, злясь на самого себя, что снова оказался под Меньшиковым. Олег судорожно выдохнул и, крепко сжав трусы поэта в кулаках, разорвал их. Тот ужаснулся и привстал на локтях, поражённо наблюдая за тем, как брюнет отбрасывает тряпицы. Сбросив с себя халат, он пошире развёл ноги Серёжи и согнул их в коленях. Безруков задержался взглядом на стоящем колом крупном члене, на розовой головке которого виднелась большая капля. А дальше произошло то, что выбило из головы поэта абсолютно все мысли. Меньшиков начал поглаживать языком его анус. Сергей прогнулся в груди и сильнее сжал волосы в кулаке. Олег опалял тёплым дыханием нежную кожу и активнее работал языком, откровенно вылизывая пульсирующее и расслабляющееся отверстие. Сергей накрыл свободной рукой сосок и принялся щипать его, жмурясь. На глазах образовалась влага. Поскуливая от ощущений, он слышал влажный звук, который был вызван вылизыванием. Олег ввёл язык в дырочку и с наслаждением ощутил, как та судорожно сжимает его. Отстранившись, он собрал со своего члена выделения и начал растягивать вылизанный анус пылающего поэта сперва одним пальцем, затем двумя. Сергей стонал так громко и сладко, что Меньшикова не хватило надолго. Вытащив пальцы, он заменил ими член, начиная неспешно проникать в Безрукова. Всё же, заниматься сексом с любимым человеком — наивысшее наслаждение. Именно об этом думал Олег, заполняя отверстие Серёжи собой. Когда нет чувств, соитие теряет свою сокровенную и эмоциональную природу. Меньшикову никогда и ни с кем даже примерно не было так хорошо, как с Безруковым. И он знал, что не будет. Войдя в любимого целиком, Олег начал ритмично двигать бёдрами. Звуки шлепков и стоны Серёжи заполнили комнату. Он жмурился, слегка извиваясь, а Меньшиков нещадно теребил ему соски и быстро трахал его горячую дырочку. Волосы на лобке Олега тёрлись о кожу ягодиц, даря новые пикантные ощущения. Когда Сергей уже находился на грани оргазма, и его стоны переросли в полувскрики, Меньшиков резко вышел из него и похлопал мужа по ягодицам. Безруков тихо взвыл и уставился на Олега полубезумным взглядом. — Хочешь кончить, да? — улыбнулся Меньшиков, любуясь красным и влажным лицом Серёжи. — Скажи это… — Ты… ты… Олег потёр твёрдые соски мужа подушечками больших пальцев и тот быстро обхватил свой член, начиная отчаянно дрочить. Меньшиков ударил его по руке и отвёл её в сторону, после чего подул горячим дыханием на поджатые от возбуждения яички. Член обильно сочился смазкой. Сергей дрожал от закипающей злости и лютого желания кончить. Увидев страшный взгляд Серёжи, Олег улыбнулся и, бережно обняв поэта, перевернулся на спину. Безруков оказался сверху. — Тише, хороший мой… — прошептал он, сжимая свой член и начиная поглаживать его мокрой головкой анус Серёжи. Он хотел, чтобы перевозбуждённый Сергей оседлал его. Безруков оттопырил зад и рыкнул, поняв, что Меньшиков просто дразнит, не собираясь ему вставлять. — Ненавижу тебя, — прошипел Серёжа. Он было снова потянулся к своему изнывающему члену, но больно получил по ладони. Головка снова потёрлась об анус и Безруков, стиснув зубы, завёл назад руку, обхватил плоть Меньшикова и начал вводить её в свою дырку. Олег откинулся на подушку и принялся водить ладонями по груди и животу Сергея, сходя с ума от вида и ощущений. Тот факт, что любимый сам ввёл в себя его орган, увеличивал возбуждение и наслаждение. Серёжа упёрся ладонями в грудь мужчины и начал быстро двигаться на члене, облизывая губы. Желание разрядки полностью завладело его разумом и в эти секунды стало совершенно плевать на стыд. Олег шлёпал любимого по заднице, ответно двигая бёдрами и постанывая от удовольствия. Ощутив себя не человеком, а неким существом, которое существует только для того, чтобы принимать этот большой член, который, казалось, вот-вот распорет его пополам, Безруков начал бурно кончать, вскрикивая и разбрызгивая сперму. Меньшиков схватил бёдра супруга и сжал их, не давая Сергею свалиться с члена. Когда конвульсии того утихли, мужчина перевернулся вместе с поэтом на бок, вышел из него и, встав на колени, начал дрочить, прицелившись в лицо Серёжи. Густые сгустки спермы летели на щёки, губы и волосы Безрукова. Тот открыл глаза и поражённо смотрел на член, находящийся в нескольких сантиметрах от лица. Бурно, со стоном, кончив, Меньшиков потёр волосы Сергея, втирая в них своё семя, после чего рухнул рядом и положил ладонь на его живот. Хотелось болтать о любви и восхищаться Безруковым, поэтому пришлось приложить усилие, чтобы не сорваться. — Если бы ты был женщиной, — хрипло прошептал брюнет, — ты бы всегда ходил у меня беременным. Сергей густо покраснел, в очередной раз осознавая, что за ужас только что произошёл. И он снова скакал на члене… Какой кошмар. Хотелось закрыть лицо руками, так ведь оно было перепачкано спермой, как и волосы. Не находя в себе сил на поход в ванную, Безруков закрыл глаза. ...Утро выдалось солнечным и морозным. Сергей проснулся в странном состоянии, словно сон, который он видел, не закончился, и поэт всё ещё находился в тех ощущениях и событиях, что ему приснились. Проблема была лишь в том, что после пробуждения Серёжа не мог вспомнить, что конкретно ему привиделось во сне. Когда сонный мозг напомнил поэту о сексуальных играх Меньшикова, Безруков вспыхнул и поспешил в душ. Сперма засохла и на лице, и в волосах, так что пришлось приложить усилие, чтобы отодрать её. Сергей вернулся в спальню через двадцать минут, взгляд остановился на халате, и в эту секунду Серёжа вспомнил о письме. В сладком и волнительном предвкушении он вытащил из кармана конверт и устроился в кресле. Белый лист хорошей бумаги. Идеальный каллиграфический почерк. Буквы небольшие, но ровные. «Здравствуйте, Сергей! Я понимаю, что вы сейчас очень удивлены. Дабы избежать дальнейшего недопонимания, хочу сразу сообщить, что мне ничего от вас не нужно, кроме дружбы по переписке. Я не безумный поклонник и не сумасшедший. Я просто крайне одинокий человек, который не раз видел вас и нашёл в себе наглость написать вам. Я живу в том же подъезде, что и вы. Возможно, вы видели меня, но вряд ли запомнили. Читал ли я ваши стихи? Да. Нравятся ли они мне? Скорее, да. Я не большой ценитель поэзии. Моя жизнь далека от мира литературы. Надеюсь, вы простите мне такой недостаток. Не хочу писать слишком много, поскольку не знаю, ответите ли вы на моё письмо. Если решитесь, то просто засуньте его в щель под своей дверью, я его заберу. Не волнуйтесь, что он попадёт в чужие руки — не попадёт. Если вы согласитесь на переписку, то я расскажу вам о себе то, что вас заинтересует. Но не всё. Простите, есть вещи, которые я, в силу некоторых причин, не смогу раскрыть. С нетерпением буду ждать ответа».

***

— Можно считать, первое дело прошло удачно, — улыбнулся Борис Леонидович, с теплотой глядя на племянника. — Спасибо. — Второе будет несколько сложнее, — генерал протянул капитану папку. Меньшиков принял её и открыл. — Левицкий дал признательные показания. Напризнавался лет так на десять в лагерях. — А Ирина и Екатерина? — Получили по семь и пять лет. Олег ничего не ответил, погружаясь в изучение материалов дела. — Здесь пригодятся твои знания французского, — заметил Борис Леонидович и сделал глоток сладкого чая из гранёного стакана. — Ты думаешь, он поверит, что я француз? — с сомнением взглянув на дядю, спросил Меньшиков. — Конечно. — Но я… — Ты недооцениваешь себя, Олежа. Кстати, я всё хотел спросить… Ты не в курсе, что с Казимиром? От упоминания этого имени в душе брюнета всколыхнулся гнев. — Нет. А что он? — Как-то странно себя ведёт… Нервно. — Ладно, пойду вникать в дело, — закрыв папку, Олег поспешно встал. Ему не хотелось сорваться и рассказать о том, что произошло между ним и Козей. — Я очень ценю твою работоспособность! Уже стоял в дверях Меньшиков вдруг обернулся и спросил: — А почему ты не взял к себе Казимира? Он ведь так хотел. — Потому что он — не ты, — ответил Борис Леонидович и едва заметно улыбнулся. Меньшиков вернулся в свой кабинет. На краю стола лежала стопка из трёх папок: «Мартынов», «Листовский», «Савушкин». Стоило подумать о последних двоих, как сердце начинала кусать дикая ревность. Убить бы их. Всех убить, чтобы никто даже не смотрел на его Серёженьку. Чтобы никто даже не дышал с ним одним воздухом…