***
Свет ослепил Сергея. Он был бирюзовым, серебристым и коричневым; мерцал, точно огромная ёлочная гирлянда. Безруков ничего не видел и просто шёл вперёд, слыша пленительное: «За мной, вот так, дааа!». Играла музыка: весёлая, яркая, цирковая. Пахло карамельными конфетами и сахарной ватой. Раздался удар, и Сергей ощутил, как его легко толкнули в спину. Свет погас, музыка стихла. Открыв глаза, поэт увидел перед собой кресло, обитое золотистым и зелёным бархатом. На нём восседал мужчина в блестящем сине-золотистом костюме и таком же цилиндре. На коленях незнакомца лежал толстый рыжий кот. Тот самый, которого Серёжа видел во сне катающимся на коньках. Кот смерил Безрукова презрительным взглядом, зевнул и спрыгнул с колен. — Добро пожаловать, Серёжа. А ты вырос, — плавно, тягуче произнёс мужчина и улыбнулся. У него были золотые зубы. Все. Сие очень удивило Безрукова, который никогда не видел ничего подобного. — Кто вы такой? — вырвалось у поэта. — Арчибальд Весхес. Мы были знакомы, Серёжа. Когда-то давно… — с этими словами мужчина жестом указал на кресло, стоящее по другую сторону стола, который был завален магическими картами. Безруков не сел, а рухнул в кресло и напряжённо уставился на Весхеса. — Мы несколько раз встречались, когда ты был совсем ребёнком, но это было очень давно. Ты уже, наверное, забыл, — на пальцах Арчибальда блеснули перстни с драгоценными камнями, когда он протягивал руку и брал со стола длинную стеклянную колбу с круглой крышкой. Открутив её, он принялся приподнимать-опускать сосуд, тем самым заставляя жидкость, запрятанную в стекло, начать пузыриться. — Я действительно вас не помню, — с хрипотцой сказал Безруков. — Немудрено. Я хочу помочь тебе, как старому приятелю. Мне сообщили, что ты хочешь получить свободу и начать новую жизнь. Это правда? — Весхес склонил голову набок, рассматривая Сергея. У него была аккуратная седая борода, правильные, тонкие черты лица и разные глаза: один чёрный, второй ярко-жёлтый. — Правда. Вы можете мне помочь? — с надеждой отозвался Безруков. — Пожалуй, — кивнул Весхес. — Но тебе придётся заплатить. — Сколько? Арчибальд снисходительно улыбнулся: — Речь не о деньгах. Ты заплатишь тем, что тебе не нужно. Заплатишь красивым словом. Подробности узнаешь после того, как получишь то, чего так желаешь. Ну? Согласен? Сергею не нравилось, что с ним говорят загадками, но предложение подкупало, обещая манящую свободу. Больше никогда не видеть этого удушливого человека, проклятого мужа — счастье! И Серёжа не смог бы отказаться. И плевать на загадочную цену. — Согласен, — тихо ответил он. — Вот и славно, — рассмеялся Весхес и медленно вытащил из стеклянной баночки палочку с кольцом на конце. Поднеся её к лицу, мужчина осторожно подул. Из кольца полетели прекрасные разноцветные пузыри. Синие, розовые, сиреневые, фиолетовые, оранжевые… Они подлетали к Сергею и начинали кружить вокруг его головы, словно рой разноцветных бабочек. — Повтори, Серёжа: «Я плачу за свободу», — раздался властный голос Весхеса. — Я плачу за свободу, — повторил тот. В эту секунду кресло резко закрутилось, его подкинуло к потолку и выбросило на стеклянный пол, собранный из прозрачных блестящих квадратов. Вокруг было темно, а Сергея, судорожно сжимающего подлокотники кресла, освещал круг света, как в театре. Пузыри продолжали кружиться подле его головы. И вдруг из темноты выехала женщина на роликах. У этой незнакомки был лисий нос и не менее лисий рыжий хвост, который покачивался туда-сюда. Когда гражданка подъехала ближе, Безруков убедился, что это никакая не маска и не грим. Увиденное изумило его. Женщина была облачена в блестящее синее платье с юбкой-клёш. Ткань переливалась золотистыми искрами и блестела. В руках дама держала большую железную пиалу на ножке, в которой лежала чайная ложка. Подъехав к Сергею, женщина протянула ему вещь. Тот взял её, настороженно глядя в хитрые глаза. Мыльные пузыри, что летали вокруг головы Безрукова, ринулись в пиалу и, падая в неё, стали превращаться в шарики мороженого. — Съешь всё! Тогда твоё желание сбудется, — мелодично произнесла женщина-лиса, и стала отъезжать спиной вперёд, не улыбаясь, а скалясь. «Не делай этого!» — пискнул внутренний голос, но Сергей задавил его и, почерпнув ложкой побольше от сиреневого шарика, отправил холодную сладость в рот.***
Ворон не подвёл. Рядом с рыбным магазином, закрытым до лучших времён, находилось что-то вроде сарая, который давно стоял без дела. Меньшиков отыскал в углу верёвки и связал пленника по рукам и ногам, а после усадил на перевёрнутый ящик. — Если хочешь жить — отвечаешь на мои вопросы. Всё понятно? — сурово спросил он, останавливаясь у стены напротив и заводя руки за спину. Тот лишь кивнул, всё ещё испуганно глядя на чекиста. — Твоё имя? — Пьер… — Фамилия? — Марсо. — Француз? — Да. — Как давно ты состоишь в этом сообществе? — прищурившись, пытливо спросил Олег. — Около двух лет, — пролепетал тот. — Кто стоит во главе? — Поплавский и Рекулов. — Сколько адептов в сообществе? — На сегодняшний день двадцать один человек. — Что связывает вас всех? Какими способностями вы обладаете? — Меньшиков всеми силами старался не дать себе мысленную установку «Убей», боясь, что может снова превратить человека в пепел. А ведь этот тип ему пока ещё нужен живым. — Большинство из нас просто любители. То есть, люди, погружённые в какую-нибудь науку. Например, алхимию. Но есть и те, кто кое-что могут… Например, Денис Рахмедов умеет обращаться с телекинезом, Глеб Ольховский может телепортироваться, а тот, кого вы… убили, — француз боязливо сглотнул, его кадык дёрнулся, — он заряжал ножи и кинжалы энергией, способной считывать мысли. Достаточно небольшого пореза, и человек всё выкладывает о себе. Он был уникален… Олег прикрыл глаза и жадно втянул носом воздух. Так-так, Ольховский? Нет, это никакое не совпадение. Теперь пазл начинал сходиться. — Ты в курсе, кого хотели убить на территории СССР ввиду грядущей операции по проведению обряда ликвидации Сталина? — спросил брюнет, открывая глаза и чувствуя холодное воодушевление. Его намеревались убить те, кто были как-то связаны с исчезновением на Мрачном озере. Если Ольховский здесь, стало быть, его загадочная пропажа перестаёт был загадочной. Поплавский явно не узнал его, значит, понятия не имел, кого именно хотели убрать в Москве. Но ведь дядя Боря сообщил, что Жёлудев, который совершил нападение, связан с этим клубом. Он родственник Алексея Александровича. — Я не могу сказать… — прошептал Пьер, чуть ли не плача. — Лучше убейте. — Ты так просто готов свою жизнь? За что? — ухмыльнулся Меньшиков. — За то, во что мы верим, — прошептал француз. — И во что вы верите? — Мы слишком долго готовились к этой операции! У нас появился волос тирана. Мы можем уничтожить его! — глаза Марсо блеснули почти что безумием. — Ты же видел, на что я способен. Я знаю, где и когда будет проводиться ваш дурацкий обряд. Я просто приду туда и положу всех. Так что, ты никак не повлияешь на их судьбу, — иронично произнёс Меньшиков. Он блефовал, ибо понятия не имел о своей силе, но Марсо и так был достаточно напуган. Оставалось поднажать. Пьер шмыгнул носом, обдумывая услышанное. Видимо, аргумент показался ему вполне весомым. Он заговорил. — Господину Рекулову было видение. Он сказал, что нашим планам помешает тот, кто наделён недюжинной тёмной силой. У нас есть агенты в СССР. Один из них сообщил в шифрограмме, что вышел на «того самого», и получил приказ Поплавского ликвидировать его. Тот отчитался, что ликвидировал, но вскоре его самого убили, — Марсо вдруг округлил глаза, взирая на чекиста. — Или не ликвидировал? Или это вы?.. — Кто поставил вам волос товарища Сталина? — помолчав, бесстрастно спросил Олег. — Этого я не знаю. Это знают только руководители. Они посвящали нас с Иштваном не во все дела и нюансы, далеко не во все. — Вы были самыми приближенными людьми вашего руководства? — Да. — Расскажи мне, что это за организация. Для чего она была создана? — Олег с трудом сдержал усмешку. Пьер сглотнул и посмотрел в угол, словно собираясь с мыслями: — Господин Рекулов начал заниматься оккультизмом ещё в возрасте семнадцати лет. В девятнадцать от стал одним из лучших студентов профессора парапсихологии Лебединского. Там, в России, когда она ещё была имперской. До революции он занимался различными практиками, но это было скрытно, никакого афиширования, что-то вроде кружка по интересам. А в семнадцатом году, когда грянула революция, он уехал во Францию. Обосновавшись здесь, он сдружился с Поплавским, который тоже увлекался парапсихологией и оккультизмом. Алексей Александрович был одержим идеей собрать вокруг себя людей с особенными возможностями, чтобы постигать азы запретного. Сообщество крепко поддерживали некоторые белые эмигранты, да и большую часть адептов составляют именно они. Их главная цель — вернуть России статус империи, свернуть советскую власть и истребить коммунизм. — Звучит довольно наивно. — Но это так. Меньшиков потёр переносицу и, опустив руку, вперил тяжёлый взгляд в глаза Пьера, думая: «Умри». Но… ничего не произошло. «Что за чёрт?» «Господин, прррошу прррощения! Вы должны знать, что ваша сила пррревррращения в пепел доступна лишь в отношении тех, кто наделён особым даррром! Пррростые люди защищены особой силой прррироды!», — встрепенулся ворон, сидящий всё это время на старом шкафу. «Ха! Что ж, в этом есть логика. И что мне делать с этим капиталистом?», — подумал Меньшиков, мысленно ухмыляясь. «Убейте его, как человек человека!» — Гениально, — цинично произнёс Олег. Вытащив из внутреннего кармана пиджака револьвер, он навёл его на грудь Пьера. — Спасибо за информацию. В глазах француза вспыхнул ужас, губы дрогнули, и тишину сарая нарушила дробь трёх пуль. …Меньшиков возвращался домой с тяжёлым сердцем. И этому ощущению не было логического объяснения, ведь встреча с Поплавским прошла удачно, многое прояснилось. Но стоило мужчине приблизиться к двери в апартаменты, как он понял, что именно случилось. Понял, что за странная «изжога» давала ему о себе знать. Серёжа сбежал. И через несколько мгновений это ощущение подтвердилось. Вещи поэта были на месте и этот факт слегка насторожил Олега. Но он кожей чувствовал, что тот ушёл. Смылся. В душе Меньшикова начала бурлить, поднимаясь с мрачных недр, чёрная буря. Ревность, злость, ярость — все эти чувства были невыносимо острыми, разрывающими всё внутри, терзающими сердце, словно ножевые ранения. Олег видел его, этот чёртов кусок мяса, на котором проступали капли крови, превращаясь в порезы. Отсутствие Сергея причиняло не только моральную боль, но и физическую. Меньшиков рухнул в кресло и закрыл лицо подрагивающими руками. Боль выкручивала жилы, сдавливала дыхание, хотелось орать и рыдать. «Ну что ты со мной делаешь?! Где ты?! Куда ты ушёл? Я не смогу без тебя. Я не могу без тебя!», — кричало всё внутри. Капитан понимал, что нужно встать и поспешить на поиски, но вместо этого он сидел, будто прикованный к креслу, и не мог встать из-за раздирающей и лишающей ума, боли. Мужчине казалось, что если он встанет, то его сердце разорвётся. Оно кроваво бултыхалось в груди, отмеряя слоги: «Се-рё-жа». Без Сергея Меньшиков не мог и не хотел нормально дышать, есть, спать, просто существовать. Словно тот был не человеком, а кислородом. Он был жизненно необходим капитану. И теперь, когда этого кислорода не стало, всё существо заволокла боль, смешанная с ужасом и ревностью. «Господин, я знаю, где он был некоторррое время назад!» — донёсся до истерзанного сознания Олега голос. Он звучал будто сквозь толщу мутной осенней воды. «Где?», — мысленно спросил Меньшиков, распахивая глаза. Их белки полопались и покраснели, что выглядело жутко. Кое-где сосуды образовывали алые лужицы. «Идёмте за мной, господин!», — с этими словами ворон вылетел в приоткрытое окно. Меньшиков, хрипя, с большим трудом встал и добрёл до окна. Открыв его шире, он легко взобрался на подоконник и выпрыгнул на улицу с небывалой лёгкостью и пластичностью, словно ягуар. Ворон полетел вперёд, и Олег последовал за ним, раздувая ноздри, ощущая в горле клокочущее сердце. Хотелось остановиться и выблевать его. Хотелось разрезать свой шрам и достать этот чёртов кусок мяса, но Меньшиков продолжал идти. Если для того, чтобы вернуть Сергея, придётся сжечь этот город дотла, он сделает это, не задумываясь. Да что там город — планету.***
Безруков открыл глаза и понял, что лежит на деревянном полу. Синие стены с коричневыми панелями, окно, дверь, кровать — интерьер был совершенно незнаком. Сергей привстал на локтях и спросил: «Есть кто?». Вот только звук не вылетал из приоткрывающихся губ. «Что со мной? Неужели я потерял голос?» — мелькнула пугающая мысль. Сергей резко встал и подошёл к окну. За ним, чуть поодаль, расстилалось синее море. Распахнув окно, мужчина услышал его томный шёпот. Стало быть, он не лишился слуха, он не лишился обоняния… — Я не могу говорить, — произнёс он, и снова напрасно. — Нехорошо, Серёжа! Безруков резко обернулся и увидел Весхеса. Тот стоял на пороге, скрестив руки на груди. Драгоценные камни опасно блеснули в перстнях. — Я дал тебе обещанную свободу, а ты не хочешь расплатиться. — Как? — беззвучно спросил Сергей. — А ты ещё не понял? Я же сказал — тем, что тебе больше не понадобится. Красивым словом, — насмешливо ответил Арчибальд и вытянул вперёд правую руку. Медленно зашевелив пальцами, он продолжил: — Ты уже потерял дар речи. Если продолжишь прятать от меня свой литературный талант, то потеряешь зрение, а потом и слух. Ты обязан выполнить свою часть договора! Безруков ощутил, что рука Арчибальда будто проникает в его грудь и начинает там копошиться. Было очень больно. Поэт заорал, но звук так и не вырвался из его горла. Зажмурившись, он согнулся пополам, всеми силами прогоняя вторжение из своего нутра. «Отдать дар? Никогда! Господи, как же я сразу не догадался, чего они хотят!», — в ужасе и отчаянии думал Сергей, а боль становилась всё острое; скрючивала, рассекала. Туманные осенние московские дворики вдруг позвали его, потянулись к нему, как дети тянутся к родителю. Дальний гудок паровоза принёс с собой тревожную весть. Золотая листва раннего, нежного сентября зазвенела за окном и рассыпалась на землю, остывающую, готовую впитывать в себя дожди грядущей осени. И бессмертник, одинокий и потерявшийся, прижался к оконному стеклу. Было всё это на самом деле? Или просто показалось Сергею, находящемуся на грани между беспамятством и явью? Боль творит с человеческим мозгом невероятные вещи… — Ты думал, свобода ничего не стоит? Думал, я готов сделать тебе подарок? Нет, Серёжа, ты должен заплатить! Отдай мне свой дар, иначе ты не сможешь видеть и слышать! — звенел предостерегающий голос Весхеса. Безруков упал на пол, закрывая руками живот и грудь так, словно это могло помочь. — О, поймал одно стихотворение! — рука в груди Сергея сжалась и принялась что-то отдирать, бросая того в пот. — Тебе было пятнадцать, когда ты его написал… Какое чистое! Мне нужен весь твой дар, весь! Неужели скорее умрёшь, чем отдашь его? В голове поэта, словно парные облака, поплыли строки его давнего стихотворения: «Черёмуха душистая С весною расцвела И ветки золотистые, Что кудри, завила. Кругом роса медвяная Сползает по коре, Под нею зелень пряная Сияет в серебре. А рядом, у проталинки, В траве, между корней, Бежит, струится маленький Серебряный ручей. Черёмуха душистая Развесившись, стоит, А зелень золотистая На солнышке горит. Ручей волной гремучею Все ветки обдает И вкрадчиво под кручею Ей песенки поёт». От дикой боли Серёжа уже почти ничего не соображал, но одно он знал точно — нельзя давать ему читать свои стихи из своей головы, он заберёт его талант вместе с ними, вымученными строками. Рука Арчибальда сжимала и скручивала внутренности поэта. Одна тянулась к тому светлому сгустку, что полыхал, словно изумрудный цветок, другая к голове, чтобы забраться в мозги и вынуть писательский талант не только из души, но и из черепной коробки. Сергей сопротивлялся, стискивая зубы и краснея от раздирающей боли. После таких мучений не выживают, после таких мучений мечтают только о смерти.