Пора забыться полным счастья сном, Довольно нас терзало сладострастье… Покой везде. Ты слышишь: за окном Нам соловей пророчит счастье? Теперь одной любви полны сердца, Одной любви и неги сладкой. Всю ночь хочу я плакать без конца С тобой вдвоём, от всех украдкой. О, плачь, мой друг! Слеза туманит взор, И сумрак ночи движется туманно… Смотри в окно: уснул безмолвный бор, Качая ветвями таинственно и странно.
Хочу я плакать… Плач моей души Твоею страстью не прервётся… В безмолвной, сладостной, таинственной тиши Песнь соловьиная несётся… ©
Подойдя к шкафу, Сергей взял ту книгу, что выделялась из ровного ряда. Чёрный переплёт был чуть шершавым. Безруков не без наслаждения провёл указательным пальцем по витиеватой надписи. «Чёрное венчание». Было в этом словосочетании что-то невероятно таинственное, как прикосновение к чему-то прекрасному и столь же ужасному. Услышав шаги в коридоре, Сергей второпях вернул книгу на место так, чтобы она встала на полке ровно, и поспешил к двери, дабы идущий в гостиную Алексей ничего не заподозрил. — Я подогрел суп, — негромко сказал Меньшиков, как-то странно глядя на Серёжу. — Тогда идём есть, — кивнул тот, отворачиваясь и направляясь на кухню. Ели молча. Безруков старался не поднимать взгляд. Он боялся, что Алексей каким-то неведомым образом почует в нём фальшь, поймёт, что на самом деле Серёжа ничего не вспомнил, и отправит его в психушку. А ещё он чувствовал, что эта странная книга имеет какую-то особенную связь с Олегом, и может быть полезна. Аппетита абсолютно не было, поэтому Безрукову пришлось давиться супом. Алексей сидел напротив и тоже ел. Сергей напряжённо думал о найденной книге и словах этого человека. Ему удалось нарушить непоколебимую уверенность поэта в том, что всё было с ним на самом деле, что Олег существовал, а то, что происходило сейчас, являлось результатом опрометчивого применения какой-то магии. Когда с супом было покончено, и Безруков стал небрежно мыть посуду, плевав на то, что на ней остаются следы жира, Меньшиков вышел из кухни. Сперва было тихо, а потом до поэта донеслись ужасающие звуки. Это было рычание, перемешанное с шипением. Казалось, в коридоре притаилось жуткое чудище, которое только и ждало того, чтобы наброситься на Сергея. Тот чуть не выронил тарелку, успев удержать её влажными руками в самый последний момент. Отставив её на стол, Серёжа подошёл к дверному проёму и всмотрелся в полутьму, царящую в коридоре. Сердце бешено колотилось в груди. Безруков был готов упасть в обморок от страха, но его глазам не предстало ровным счётом ничего, кроме привычного интерьера, поглощённого хмурым полумраком. — Эй, кто там? — несмело произнёс Безруков. Рычание, смешанное с шипением, стало тише. Сергей покрылся мурашками, разбирая, что существо что-то быстро-быстро шепчет, словно произносит заклинание. Ужас стал сильнее и удушливее. — Алексей? Ты там? — полушёпотом спросил поэт и, преодолевая ужас, сделал несмелый шаг. Он понимал, что это опрометчиво, ведь чудовище могло наброситься на него, выскочив из тьмы, но стоять на месте не представлялось возможным. Закусив угол губ и нервно сжав руки в кулаки, Сергей пошёл по коридору вперёд. Жуткий звук стал громче, и вскоре поэт понял, что он доносится из ванной. Дверь в неё была приоткрыта, будто бы приглашая заглянуть внутрь. Безруков замер, слыша гулкий стук своего сердца, напоминающий звон колокола, доносящийся откуда-то с глубины океана: «Бум-бум-бум!». Набравшись смелости, Сергей заглянул в щель и оцепенел от увиденного: Алексей стоял у зеркала и издавал этот безобразный звук. Он шипел, рычал и что-то шептал одновременно. Его лицо было красным, словно закрашенным красной акварелью, глаза стали чёрными, белок исчез. Корча жуткие гримасы, Меньшиков смотрел на своё отражение, которое, повинуясь каким-то неправильным законам физики, двигалось не в унисон с Алексеем, а жило своей жизнью. Безруков закрыл рот ладонью, чтобы не заорать, и бросился прочь, в спальню. Ему ничего не оставалось, кроме как забраться под одеяло и замереть. Точнее, попытаться это сделать, поскольку поэта трясло от страха. Какое-то время в квартире было тихо, а потом раздались тяжёлые шаги, и в комнату кто-то вошёл. Сергей внутренне съёжился: «Алексей!». Он чувствовал, что тот стоит в дверном проёме и смотрит на кровать, а потом начинает медленно идти в её сторону. Каждый его шаг раздавался в голове поэта зловещим эхом. Каждый шаг — гвоздь в крышку гроба. Жутко. Мерзко. Почти невыносимо… Шаги становились всё громче и громче, пока не оборвались прямо возле кровати. Сергей с замиранием сердца чувствовал, как Алексей нависает над ним. Он подумал, что если увидит вблизи красное лицо Меньшикова, то точно рехнётся. И тогда уже психиатрическая лечебница станет ему по-настоящему необходима. В следующую секунду грубая рука сорвала с него одеяло. Безруков, содрогнувшись, во все глаза уставился на Алексея. Его лицо было очень бледным, но, в целом, человеческим. Таким, как всегда. — Что с тобой? — тихо спросил Меньшиков, глядя на Сергея немигающим взглядом. — Ничего, п-просто решил немного отдохнуть… — слабо ответил Безруков, тяжело дыша. — Прекрати обманывать. Я же вижу, что ты не в порядке. Давай вызовем врача, — Алексей говорил монотонно. Так, словно выговаривал зазубренный текст. — Н-нет, я правда в порядке. Правда, — стараясь унять дрожь, отозвался поэт. — Я вижу в твоих глазах страх. — Это просто усталость. Алексей несколько долгих секунд смотрел в светлые очи Безрукова, затем как-то странно покачал головой, впервые сморгнул, тем самым перестав походить на ожившего мертвеца. — Что ж, — сказал он туманно, — спи. Тебе нужно отдохнуть. А завтра я покажу тебе кое-что. «Господи, покажет… что?!», — в ужасе подумал Сергей. Натянуто улыбнувшись, он провёл дрожащей рукой по увлажнившемуся лбу и слабо кивнул. Меньшиков отвёл взгляд и отпустил одеяло. Серёжа с дико колотящимся сердцем наблюдал за тем, как «супруг» выходит из комнаты в полумглу коридора и тихо прикрывает за собой дверь. В её едва различимом скрипе было столько ужаса, что Сергей вздрогнул. Облизав пересохшие губы, он посмотрел в высокий потолок, и с новой силой ощутил отчаяние, смешанное со страхом. «Я должен найти ответ в этой книге. Чувствую, что должен. Иначе никак», — как можно твёрже сказал он себе. А потом снова и снова. И так до тех пор, пока не погрузился в тревожный сон.***
По щеке прокрался луч утреннего солнца. Безруков открыл глаза и, сонно щурясь, медленно сел. Воспоминания о произошедшем накануне словно проткнули его раскалённой шпагой. Вздрогнув, Сергей воровато повертел головой. Убедившись, что Алексея в комнате нет, он вышел в коридор, распрямляя на груди ткань рубашки. Меньшикова не оказалось и в квартире. «На службу уехал», — с облегчением подумал поэт, тут же вспоминая, что накануне тот хотел что-то ему показать. Но, стараясь не слишком зацикливаться на этих мыслях, которые приносили только страх, он прошёл в гостиную, к книжному шкафу, и подрагивающими от волнения пальцами достал из него «Чёрное венчание». Сергей сам не знал, что именно ищет, когда садился на диван и погружался в чтение, но он чувствовал, что находится на верном пути. Время шло, Серёжа шуршал страницами, взгляд хаотично скользил по строкам. И вдруг он зацепился за фразу, которая заставила воспоминания гореть ярче, чем рождественские гирлянды. Секс в склепе. Ритуал, который был выполнен ими после венчания. Узы, которые не так-то просто разорвать. Безруков сел ровнее и заводил пальцем по строкам, напряжённо читая, и узнавая всё, каждую букву. Теперь ему стало понятно, что то безумное соитие было не случайным. Это была магия, к которой прибегнул Меньшиков. «Соединяющая сила непоколебима. Ничто не сможет разрушить союз этих людей. Любые попытки разорвать данное влияние обречены на провал. После смерти одного из такой пары очень быстро вслед за ним уходит и вторая половинка — покойник перетягивает на тот свет за собой. Если случилось расстаться, то встретиться они могут на том же месте, где был произведён обряд». На этом месте Сергей забыл о том, что нужно дышать. Захлебнувшись воздухом, он слышал, как в его груди будто бы бьётся не сердце, а звонит тяжёлый колокол из чернёного серебра. И всё становилось на свои места. Чтобы воссоединиться, нужно встретиться там, в усыпальнице рядом со Спасским собором. Ощущая себя вором, который действует под покровом ночи, Безруков вышел из квартиры и, держа руку на кармане, в котором лежала книга, двинулся в сторону остановки. По пути ему попалось пустое такси, и проблема с транспортом была решена. Пусть до Спасского собора был не слишком близким. За это время поэт успел по несколько раз прокрутить в голове все возможные развития событий. Могло случиться так, что ему не удастся вернуть Меньшикова, зато получится пробудить какие-то иные тёмные силы. Сергей понятия не имел, что будет делать в таком случае. У него не было никакого плана. Он просто чувствовал, что сейчас поступает правильно, а дальше… дальше будет видно. Оказавшись на месте, Безруков испытал прилив сильного волнения. Он смотрел на блестящие в солнечном свете купола и чувствовал лёгкую боль, заполнившую его грудную клетку. «Всё правильно. Всё так и должно быть», — металось в голове. Сергей на миг прикрыл глаза и поглубже втянул воздух, хранивший в себе запах соснового бора и накалившейся земли. Где-то в отдалении весело щебетали птицы, ветер приподнимал тяжёлую зелёную листву и шуршал ею, словно перебирая в пальцах. Поэт добрёл до собора, купола которого в ярких лучах солнца были просто ослепляющими. Вспоминая день своего венчания, Безруков какое-то время рассматривал величественное строение, а потом направился в сторону усыпальницы. Стоило ему коснуться металлической ручки её двери, как по телу словно пошёл ток. Сергей стремительно, будто за ним гнались, вошёл внутрь, тут же оказываясь в полумраке и прохладе. В незыблемой тишине. — Ты здесь? — позвал поэт. Он надеялся, но в усыпальнице никого, кроме него, не было. — И что же? Как мне вернуть тебя? Как? — прошептал Серёжа, кладя ладони на каменную стену и прикрывая глаза. Он вспоминал каждую деталь того страстного соития, которое произошло здесь несколько месяцев назад в надежде, что это что-то значит. Он всей душой обращался к Меньшикову и со злостью призывал его. Но это была бессильная злость, граничащая с отчаянием. И неожиданно, будто услышав мольбы, в голове поэта возник уже знакомый голос. «Как же здесь холодно. Мой дом забыл меня. Но я вижу его в своих беспокойных и грустных снах. Он поглощён туманом. Он далеко, у разбитого поезда. Из окна моей спальни видно его ржавый заброшенный вагон. Я смотрю на него и думаю, что это, в сущности, вся моя жизнь. Всё моё внеземное существование. Освободи меня». — Дом… Поезд… Вагон… — прошептал Безруков, не открывая глаз. — Я должен отыскать его? Где он находится? Ответь… «Мой одинокий дом. С висельником у окна. Мой дом. Тут так холодно и страшно. Ночью скрипят половицы, ветер свистит в оконных рамах. Всеми забытый дом. Дом, выстроенный на трупах». Сергей почувствовал, как невидимая рука жёстко и сильно сжала его горло. Распахнув глаза и стараясь вдохнуть хотя бы немного воздуха, он отшатнулся к двери и поспешно вырвался на улицу. Только там поэт смог полноценно дышать. Тяжело и рвано дыша, он упёрся ладонями в колени, низко опустив голову. «Дом на трупах. Что это значит, чёрт возьми? Что?», — встревоженно думал Безруков. Он стоял в своей позе очень уставшего человека несколько минут, а потом выпрямился и побрёл прочь. Он шёл достаточно долго, вспоминая слова, что недавно звучали в голове, пытаясь их разгадать. Но разгадка не шла. Заметив впереди, на углу алкогольной лавки дородную продавщицу воды, он подошёл к ней и сказал: «С сиропом». Хотелось сладкого. Женщина улыбнулась Безрукову и любезно выполнила заказ. Сергей расплатился с ней, выпил воды, вернул стакан и небрежно вытер рот пальцами. Те сделались липкими. — Серёжа, — раздался голос Алексея. Поэт вздрогнул и обернулся. — Здравствуй, — чуть улыбнулся Меньшиков, глядя на поэта холодно и отстранённо. — А что ты здесь делаешь? — Я… гуляю. День какой тёплый! Лето в разгаре. Чего дома киснуть? — как можно беспечнее ответил поэт. — Ну да, ну да, — ухмыльнулся Алексей и мягко сжал локоть Безрукова. От этого прикосновения у того по спине поползли мурашки. — Помнишь, я обещал тебе кое-что показать? — Помню, — напряжённо ответил Сергей. — Тогда поехали, — с этими словами Меньшиков решительно повёл поэта дальше по улице. Безруков увидел чёрный автомобиль, томящийся в тени развесистой сирени, и сердце его ёкнуло. «Неужто опять на допросы?», — подумал он, ощущая, как леденеет душа. — А куда мы поедем? — взволнованно спросил. — Скоро всё узнаешь. Немного терпения, — улыбнулся Меньшиков. «Да чтоб тебя домовой покусал», — злобно подумал Сергей, сам не помня, откуда вообще знает такое проклятие. Алексей сел за руль, Безруков — рядом. Нервно теребя пальцы, поэт наблюдал за московскими улицами, опьянёнными летом. Те мелькали за окном, яркие и выразительные. Вот только тревога подступала к горлу и почти не давала дышать. Серёжа чувствовал, что Меньшиков задумал что-то недоброе. А доброе от него ждать вообще не стоило. От Алексея исходил какой-то инфернальный холод, который заставлял содрогаться от его близости даже в такую жару. «Дом на трупах. Дом на старом Нискапётовском кладбище!», — вдруг осенило Безрукова. Он вжался спиной в спинку сидения и прикрыл глаза, стараясь унять дрожь. «Конечно! Дядя Ваня рассказывал, что на окраине Москвы есть какие-то строения, которые возведены прямо на земле старого кладбища. Значит, мне нужно туда!». И внутренний голос вторил, что да, всё правильно. Он уже близок. Он почти разгадал эту загадку. Сергею захотелось выскочить из машины прямо на ходу и помчаться на северо-восток столицы, но он понимал, что это безумие. Тогда уже не удастся обвести Алексея вокруг пальца. Тогда уж его точно упекут в лечебницу. — Ну вот мы и на месте, — сказал Меньшиков. Машина остановилась. Открыв глаза, Серёжа увидел старый доходный дом, выложенный из бежевого камня. В узких окнах отражалось горячее солнце. Улочка была тихой, по земле ползла золотая светотень. Ни души. — Что это за место? — спросил Безруков. — Скоро узнаешь. Идём, — с этими словами Меньшиков вылез из автомобиля. Сергей последовал его примеру. Они прошли в дом, скрываясь в его полумраке и прохладе от знойного дня. Алексей остановился посреди тёмной комнаты. Шторы были задёрнуты, чёрная мебель казалась очень старой и оттого, должно быть, дорогой. — Ты хотел знать, для чего мы здесь? — спросил Меньшиков, не оборачиваясь. — Для того, чтобы заверить ритуал. Закончить превращение. — Ч-что? Какой ещё ритуал? У Сергея всё оборвалось внутри. — Моего превращения, конечно же. Занять место брата было не так уж и сложно, ведь он сам этого хотел. А вот удержаться… удержаться сложнее, — Алексей полностью развернулся к поэту, его тонкие губы дрогнули в полуулыбке. — И ты — главная моя проблема. — Я не понимаю… — выдавил из себя Серёжа. — Мой брат любил тебя. Его душа была заполнена этим чувством, а во мне её осколок. И немалый. Я не хочу ничего к тебе чувствовать. И не должен. — И что ты намерен делать? — Безруков ощутил острую головную боль, которая стремительно заполнила весь его череп. — Как что? Убить тебя, конечно же, — спокойно улыбнулся Алексей. — Ты рехнулся! Ты этого не сделаешь! — выпалил Сергей, делая шаг назад и пытаясь прикинуть, сколько времени ему понадобится, чтобы добежать до двери и вырваться на улицу. Чёртов узкий коридорчик портил прямую траекторию… — Что меня остановит? — ухмыльнулся Меньшиков. Безруков подумал: «Была не была!». Резко развернувшись, он бросился прочь, по тому же пути, по которому вошёл в этот проклятый дом. Добравшись до двери, он схватился за ручку, повернул её, но та не поддалась. — Проклятие! — закричал он. — Можешь не суетиться. Тебе отсюда не уйти, Серёжа, — донёсся до него почти ласковый голос. — Лучше смирись. Ведь ты же хотел вернуть моего брата, верно? Сергей замер, слушая. — Если ты покинешь этот мир, то окажешься там, где сейчас Олег. И вы снова будете вместе. Там не так уж и плохо, как ты думаешь. Безруков медленно вернулся в комнату. Как часто он думал о смерти. Как часто молил о ней. Мечтал. Даже пытался умереть. А теперь у него появился шанс всё закончить. Оказаться в океане вечного покоя. И почему-то слова Алексея, хоть и внушали страх, не казались такими уж чудовищными… — После смерти одного из такой пары очень быстро вслед за ним уходит и вторая половинка — покойник перетягивает на тот свет за собой, — прошептал Меньшиков. — Помнишь? Сергея охватил озноб. Эти слова он недавно прочёл в той книге Олега. Что, если это действительно его судьба? Что, если они должны встретиться, но не здесь, а там? Безруков сам не понимал, почему слушает это существо и пропускает его слова в свою душу. — Не бойся. Это будет быстро и не больно. Ты просто уснёшь, — добавил Алексей и, медленно, подойдя к поэту, сжал его запястье прохладными пальцами, а после этого повёл к лестнице. — Уснёшь, как засыпал в детстве, слушая прекрасные сказки о далёких мирах. Серёжа безропотно шёл с ним. Они оказались на втором этаже, в большой чёрной комнате, в которой горели две свечи, а на табуретках стоял блестящий гроб из добротного коричневого дерева. — Нужно просто лечь в него. И ты встретишь всех, кого любил, через считанные минуты, — шепнул Алексей. — Лечь в гроб? — тоже прошептал поэт. — Да, — резко вытащив из кармана пиджака Сергея книгу Олега, Меньшиков сделал три шага в сторону. — Зачем ты забрал её? Отдай, — несколько заторможенно произнёс Безруков. — Она поможет мне в проведении ритуала, — улыбнулся тот. — Ложись. Что ж ты медлишь? Скоро ты встретишься с моим дорогим братом, со своими родителями, Никитой, дядей… И, заметь, никакой боли. Ты просто уснёшь. И увидишь чудесные неземные сны. Сергей, сглотнув, подошёл к гробу. Внутри тот был обит малиновым атласом. Рука сама потянулась к нему, гладкому и блестящему. Касаться его было так приятно, что внутренне напряжение поэта слегка уменьшилось. Сон на алых простынях… Дивный, долгий, дышащий весенней прохладой… Никакой боли, никакого отчаяния. Гармония смерти. Гармония вечности. Осталось сделать один шаг. Финальный. Алексей встал за спиной Сергей и зашептал, касаясь дыханием уха поэта: — Пролетает, брызнув в ночь огнями, Чёрный, тихий, как сова, мотор, Тихими, тяжелыми шагами В дом вступает Командор… Настежь дверь. Из непомерной стужи, Словно хриплый бой ночных часов — Бой часов: «Ты звал меня на ужин. Я пришёл. А ты готов?..» На вопрос жестокий нет ответа, Нет ответа — тишина. В пышной спальне страшно в час рассвета, Слуги спят, и ночь бледна. В час рассвета холодно и странно, В час рассвета — ночь мутна. Дева Света! Где ты, донна Анна? Анна! Анна! — Тишина. Только в грозном утреннем тумане Бьют часы в последний раз: Донна Анна в смертный час твой встанет. Анна встанет в смертный час. Безруков судорожно выдохнул, прикрыв глаза. — Я твой Командор, — шепнул Меньшиков. — И я пришёл. Час настал. Ложись же, ложись… Сергей почувствовал, что да, нужно. Это его единственный шанс. Это правильно. Это то, что было написано в книге. Почти не открывая глаз, он повернулся к гробу спиной и с нечеловеческой лёгкостью лёг в него на спину. Ему показалось, что он ощутил нежность малинового атласа даже сквозь ткань одежды. — Вот и хорошо, — слабо улыбнулся Алексей, становясь рядом, так и сжимая в правой руке книгу. — Скоро всё закончится. Потерпи, Серёжа.