История одной любви в условиях зомби-апокалипсиса.

— Твой парень уходил расстроенным. — Это не мой парень, пф…       Томас горько усмехнулся. Он видел по глазам парня с веснушками, что тому было ужасно больно. Ужасно больно от всей херни, что творит Алекс. Неужели тот так глубоко зарылся в свои мысли о вакцине, и о том, как оставить свой след, своё наследие, в этом бурном новом мире, что совсем не видит всех мучение любящего его человека?       И кто из них двоих теперь монстр?.. — Алекс, ты тупой, как деревяшка, — отхаркнув зелёной жидкостью сказал Томас. — Ну, или слепой, как пень. — Намекаешь на то, что я бревно? — Боже, спаси и упаси узнать это.       Алекс тоже улыбнулся. Ему нравилось проводить время с ним. Он был не такой, как Джон. Если последний всё время пытался оберегать его от различных опасностей, то Томас давал Алексу полную свободу, и показывал, что ему абсолютно всё равно.       Гамильтону было около десяти лет, когда его горячо любимая мамочка умерла. Он до сих пор помнит, как до последнего держал её холодную тощую руку. До последнего будет помнить тот ужасный запах рвоты, заполнившей всю кровать, запачкавшей всё бело-жёлтое постельное бельё. До самой смерти он будет видеть её светло-серые глаза, с мольбой смотрящими на него. Но чем он мог помочь?       За год, не больше, привлекательная женщина превратилась в это. Алекс всегда скрывал от матери, что он знает о её двойной жизни. Днём она работала в местном магазинчике за кассой, а вечером, уложив единственного сына спать, надевала ужасно вульгарные вещи, красилась, и уходила к клиентам. Она считала, что только так она сможет обеспечить сына.       А через некоторое время, её стало ужасно тошнить. Первое, что пришло в голову женщины — это беременность. Новый ребёнок никак не был нужен ей, потому что она не могла поставить на ноги первого. Но врач выписал строгий приговор — острый панкреатит.       Она могла бы вылечится и выжить. Пустяк же. Но не стала. — Алекс, малыш, ты не понимаешь. Это пустяк. Пройдёт само. — Но ма-а-м… Ты же… Ты же можешь умереть, — при этих словах, на глаза девятилетнего Алекса наворачивались слёзы. — Ладно, я тебе обещаю, что я куплю эти лекарства в следующем месяце.       Но следующего месяца не было. И после следующего.       А через шесть месяцев, она скончалась.       Куда надо были идти Алексу? Его усыновили. Ложно, так сказать. Он не хотел жить с приёмными родителями, и жил с ними только тогда, когда к ним приезжала проверка. А так, в свободное время, он жил на квартире, которую снимала его покойная мать. Десятилетний мальчик, живущий один? Работающий нелегально в магазине, где работала его мать, готовящий себе еду сам, платящий за счета… Конечно, через посредника, но всё же.       Поэтому, Алексу не была приятна забота. Он всегда заботился сам о себе. И сейчас, такая опека была ему противна. — Поговори с ним, — начал Томас, — Может, он тоже тебе понравится. — Я ему не нравлюсь. — Нравишься. По нему видно. Глаза не врут.       Алекс обернулся. Какого чёрта этот вечно холодный Томас, с камнем вместо сердца, начал толкать такие речи? Нахера ему защищать Джона, который предлагал пустить тому в голову очередь? Всё смешалось в голове Алекса, и он снова посмотрел на Тома. Тот смотрел с полным серьёзом. Его глаза смотрели ясно, в них не было и следа вируса.       Воспоминания на время очистили разум Томаса. Он вспомнил свою жизнь до всех этих ужасов. — Привет, зубрила. — Привет, низкоинтеллектуальный стереотипный задира из старшей школы.       Томас слегка склонил голову и уселся рядом с пареньком, читающим какую-то очень-при-очень толстую книгу. Тот слегка отодвинулся. Томас усмехнулся, и двинулся на встречу ему. — Я люблю одиночество, — буркнул зубрила. — А я люблю одиночек, — улыбнулся низкоинтеллектуальный стереотипный задира из старшей школы. — Джеймс Мэдисон, третий курс. — Томас Джефферсон, четвёртый курс.       Так и началась его история. Никто наверное так не защищал Джеймса, как Томас. Джейми, как ласково звал его Томми (так ласково звал его Джейми) был маленького роста, пухленький, вечно чихающий и сопливящий от многочисленный аллергий. У него была тёмная кожа, короткие кудрявые волосы, делавшие его похожим на барашка. На маленьком носике сидели кругленькие очки.       Как Томас любил запускать свои длинные пальцы в его волосы, пока их языки были сплетены в поцелуе.       Но где теперь Мэдисон?.. Что теперь с ним стало? Учитывая его физическую подготовку, он мёртв. «Почему я его оставил одного? Почему?!» — корил себя Томас. Но уже ничего нельзя было исправить.       Алекс внимательно следил за затуманенным взглядом Джефферсона. Он не знал, просто задумался он, или это стадия в превращение зомби. Но когда «глюк» Тома прошёл, и тот снова посмотрел на него, Алекс успокоился.       Он тихими, почти бесшумными шагами прошёлся к стене, к которой был прикован полу-зомби. Он уселся на колени, и посмотрел в его глаза. Он видел в них боль, боль, которая терзала и его. Мать, Элайза, друзья, которые не выжили… Всё это было так тяжело нести. Но имел ли он право жаловаться кому-то? Нет, конечно! Какого чёрта! Весь мир, все они пережили эту страшную катастрофу. И так с какого перепугу жизнь Алекса должна считаться тяжелее, чем жизнь других выживших?       Алекс снял со своей шеи верёвку. На ней висел маленький ключ. Он освободил все цепи с Джефферсона. Металл громко зазвенел, падая на холодный пол. Томас непонимающе смотрел на Гамильтона. — Ты свободен, — тихо проговорил Алекс, — Теперь ты не мой эксперимент. Теперь ты по настоящему свободен. — Уже нет.       Алекс не успел и понять его слов, как губы Томаса впились в его. Мгновение, он ошарашенно пялился на того. Но тут же влился в процесс.